3.
Она долго не могла заснуть, поэтому села в свое любимое кресло, взяла в руки вязание и углубилась в рукоделие. Первые 10 минут успокаивалась, перебирая нитку и тихо звеня спицами: лицевая-изнаночная, лицевая-изнаночная.
«Кстати, Игорь, отгадай, почему я продала дачу? – начала она внутренний диалог с покойным мужем. – Помнишь, все приезжали и хвалили мои розы? Они думали, что я обожаю их растить».
Нина усмехнулась вслух, и ее пальцы еще быстрее стали перебирать вязание.
«Нет, я не была фанаткой цветоводства, просто, нужно было чем-то заниматься на даче. Вот поэтому, Игорь, я ее и продала после твоей смерти. Это было твое увлечение, не моё», – Нина строго глянула на портрет мужа.
«А почему ты не спрашиваешь о моем походе в гости?» – спросила она его так, словно он мог действительно что-то у нее спросить, и продолжила свой монолог.
«Рассказываю: этот Семёныч оказался нормальным мужиком, правда, я так и не поняла, нужны мне все эти свидания и прочая канитель. Сначала думала, что нужны, а теперь вот даже не знаю», – ее внутренний голос надолго замолчал, как будто ожидал, что Игорь даст дельный совет или разрешение на личную жизнь.
Но никакого ответа, от покойного она не получила. Нина за пять лет так и не привыкла к тому, что теперь все решения ей нужно принимать самой, раньше, по большей части за нее решал Игорь. А теперь нужно было жить, не оглядываясь на мужа. Оказалось, что это очень сложно. Кстати, дачу она продала потому, что сын предложил. Он видел, как она тянет её, словно бурлак баржу: не хочется, а надо.
«Вот интересно, а любила ли я Игоря? Может быть, это было не то? Я не могла без него дышать вовсе не из-за красивого чувства, просто он был деревом, а я мхом, который вырос на его коре. Без него я пропала бы», – мысли продолжали ее донимать даже тогда, когда она легла в кровать.
После смерти мужа, Нина страдала бессонницей, ей было тяжело заснуть одной в двуспальной кровати. Поворочавшись еще час, она решила принять таблетку и спустя 40 минут провалилась в тяжелое забытье. Через 4 часа ей нужно было вставать на работу.
Примерно так тянулись ее дни: бессмысленные внутренние разговоры с покойным мужем, вязание, снотворные таблетки, ватный сон, работа. А потом все начиналось сначала.
Спустя несколько дней на смене, стоя за кассой, она увидела знакомое лицо. Стало даже неудобно, что она так пристально рассматривает мужчину, который держал в руках полбуханки хлеба и пачку масла.
– Здравствуйте, – сказал он, когда подошла его очередь.
– Добрый день, вам пакет нужен? – машинально спросила она.
– Нет, – ответил знакомый незнакомец. – Вы меня не узнаете?
– Ваше лицо я смутно помню, но где мы виделись – не знаю, – честно призналась она и пикнула упаковкой хлеба.
– Мы в парке как-то встретились, я с собакой гулял, – напомнил мужчина.
– Вы чего там разговариваете? Давайте очередь не задерживайте, – из-за его спины раздался неприятный женский голос.
– С вас 98 рублей, – бесстрастно, не обращая внимания на выкрики нетерпеливой покупательницы, отчеканила Нина.
– Приходите еще раз в парк, я там всегда гуляю между пятью и шестью вечера, – продолжил собачник и протянул ей 100 рублей.
– Ваши два рубля сдачи, – Нина подняла глаза, улыбнулась и слегка кивнула головой. Что это значило, было непонятно и ей самой: то ли она согласилась прийти в парк, то ли это простая вежливость с покупателем.
А он еще на пару секунд помедлил у кассы, и только потом отошел.
– Тоже мне, в вашем возрасте женихаться – только позориться, – желчно заметила следующая в очереди. – Как не стыдно-то.
Она нервно выкладывала на ленту свои незамысловатые покупки. Нина всегда смотрела на руки покупателей, до лица дело часто просто не доходило. По ним она научилась многое определять. Вот у этой дамы, например, руки были сухими с мелкими морщинками, видно, что она была лет на пять постарше Нины. На месте обручального кольца осталась едва заметная вмятина.
– Вам пакет нужен? – Нина из последних сил игнорировала хамство.
– Нужен.
– Большой или маленький?
– Что за вопросы!? Я не знаю какой, откуда я могу знать!
– Большой дороже на 3 рубля.
– Так вы мне еще и дорогущий пакет всунуть хотите? В вашем магазине кругом обман! Вечно обсчет идет на кассе! Как вам не стыдно! – покупательница сама себя накручивала.
– Женщина, прекратите, – не выдержала Нина. – Я тоже мужа потеряла, мне тоже тяжело.
На мгновение обе в упор посмотрели друг на друга.
– Давайте маленький, – мгновенно сникла покупательница, и уже совсем сдаваясь, тихо добавила:
– Мне еще пачку сигарет «Ява» золотая… Для сына, – зачем-то добавила она.
Нина молча потянулась к закрытой витрине, пикнула пачкой, а потом твердо ответила:
– Мне не стыдно. С вас 389 рублей.
«Интересно, я тоже веду себя так? Тоже пять лет свое горе на встречных-поперечных вымещаю?» – совершенно спокойно подумала Нина и вспомнила, что зачем-то перегнула палку с Семёнычем, который вызвался ее провожать.
«Вот ничего человек плохого не хотел, видно, что старался понравиться, а я разошлась: «мне не интересны ваши разговоры, не люблю стариковского брюзжания». Вот что это было? Вела себя точно так же, как эта тетка», – мысли летели своим чередом, а очередь своим.
За ними Нина так и не заметила, как прошла смена. Сегодня она заканчивала поздно, работала до закрытия магазина. Обычно, это выматывало, но сегодня вечером она не заметила усталости. С тайной улыбкой она почему-то вспоминала мужчину, который позвал ее в парк. Нина все пыталась вспомнить, как он выглядел, но держала в уме лишь, что он был невысокого роста, аккуратный и очень искренне улыбался. И на руки, конечно, она обратила внимание: мясистые ладони, коротко постриженные овальные ногти. Почему-то она решила, что такие пальцы бывают у хирургов. Собираясь спать и расправляя подушку, она еще раз попыталась представить внешность владельца собаки. Вспомнила ли она в этот момент про Игоря? Только закрывая глаза, она поняла, что не обратилась к нему со своей обычной болтовней и даже не поинтересовалась, что он думает о незнакомце из парка.
На следующий день был выходной. С утра позвонила Вера.
– Нинок, привет. Как дела? Уже завтракала? – жизнерадостно защебетала младшая сестра. – Я вот что звоню, у меня Семёныч спрашивает твой телефон, говорит, что растерялся в тот раз и забыл у тебя взять. Можно я дам?
– Привет, Верунь. Мы же не школьники друг от друга телефоны скрывать, дай, конечно, – спокойно ответила она.
– А что, будешь дальше с ним общаться? – не унималась Вера.
– В каком смысле?
– В том самом смысле, чего ты дурочкой прикидываешься.
– Может, я человеку по делу нужна.
– Ты от вопроса-то не уходи.
– Ну, я не знаю, – протянула Нина. Она действительно не понимала, зачем ей общаться «в том самом смысле» с Семёнычем. Ей не хотелось его обижать. «Опять эта дурацкая бесхарактерность!» – тут же разозлилась она на себя.
В глубине души ей было приятно думать, что она выберет день и обязательно пойдет в парк между пятью шестью вечера и встретит там мужчину с приятной улыбкой и с собакой на поводке.
Ну а пока у нее была куча других забот. Например, сегодня она собиралась заглянуть к сыну: после смерти Игоря ей было особенно приятно взглянуть на своего Андрея, он так напоминал мужа. А еще она скучала по внуку Димке: мальчишка ходил в 4 класс и еще не успел обрасти подростковыми колючками, поэтому был таким милым.
4.
Нина по привычке собрала сумку, куда сложила гостинцы.
«Курица, пачка сливочного масла и сметаны – это для взрослых, – перечисляла она про себя, – печенье, коробка сока и плитка шоколада – это для Димы».
Она задумчиво оглядела полку со своими запасами и положила в сумку еще и пачку чая.
«Ничего, в семье пригодиться, а мне одной много не нужно», – решила она.
Пакет с гостинцами получился довольно увесистым. Нине нравилось покупать на работе акционные товары, чтобы потом собрать продуктовый набор для семьи сына. Так повелось еще при жизни Игоря. Когда они приходили к Андрею, обычно молодежь отнекивалась, дескать, зачем вы себя утруждали. На что Игорь всегда резонно замечал: «Сейчас мы вам помогаем, наступит время, и вы нам поможете». К сожалению, отец не дождался ответных гостинцев от сына, слишком рано ушел.
«Ну и ладно, дотащу как-нибудь», – Нина подняла сумку в коридоре и примерилась к весу.
Андрей, его жена Лариса и их сын Димка жили в соседнем микрорайоне. Пешком минут 10 ходу, можно было и на автобусе остановку проехать. Нина подхватила сумку и пошла пешком.
Семейство Андрея уже ждало бабушку. С Ларисой у Нины сложились теплые отношения. Нельзя сказать, что они стали друг другу по-настоящему близкими людьми, но и взаимной антипатии не было.
– Мама! Ну зачем вы так нагружались! – Лариса начала приветствие с традиционного ритуала и всплеснула руками.
– Ну что ты, сначала мы вам поможем, потом вы нам, – Нина произнесла отцовскую фразу и передала тяжелый пакет невестке.
– Ого! Как вы его тащили! – хозяйка понесла сумку на кухню и уже оттуда отозвалась – Мама! Как вы угадали, как раз масло кончилось, спасибо вам!
– Да не за что, – Нина ответила ей из другой комнаты, где к ней кинулся обниматься Димка.
– Бабуля, а мне ты что принесла?
– Шоколадку, сок и печенье, – она потрепала его по белокурой голове.
Из спальни появился Андрей.
«Ну просто вылитый Игорь», – в очередной раз убедилась Нина.
– Привет, мам, – он дотронулся до ее плеча.
– Иди, обниму, – она порывисто притянула его к себе и по давней привычке поцеловала в висок.
– Смотри-ка, а ты начал седеть.
– Мам, давай не будем о наболевшем, – Андрей улыбнулся.
– А я ему говорю, что так даже лучше, а он все молодится, – в комнату зашла Лариса.
– Седина украшает мужчин, – засмеялась Нина.
Обычно потом они садились пить чай. Вот и сейчас Лариса опять скрылась на кухне, где звенела чашками. А у Нины зазвонил телефон.
– А, Сергей Семенович, – ответила она в трубку.
Андрей заинтересованно взглянул на мать.
– Да, сегодня у меня выходной, – продолжила она, находясь в самом благодушном расположении духа, потом помолчала, выслушивая собеседника, и ответила:
– Ну что вы, нет, не помешали. Я подумаю, спасибо за приглашение. Давайте вечером еще раз созвонимся.
Не успела Нина нажать «отбой», как сын нетерпеливо спросил:
– Кто этот Сергей Семенович?
– Знакомый один, у тети Веры с дядей Толей встретились, – против своей воли Нина покрылась легким румянцем.
– И чего он тебе звонит? Куда это он тебя зовет? – Андрей задавал вопросы без остановки так, словно вдруг стал подростком.
– Ты что, сынок? – не поняла такой реакции Нина.
– Да так, – Андрей насупился и глянул на Димку, который сидел на диване рядом с бабушкой и что-то смотрел в смартфоне.
– Опять ты в телефоне зависаешь, – строго обратился к нему отец. Как мне надоели твои игрушки!
– Ну, пап! – тянул мальчишка, не отрывая взгляда от экрана.
– Андрей, да оставь ты его в покое. Сейчас он сам уберет телефон, когда чай пить пойдем. Да ведь, Дима? – бабушка опять потрепала внука по голове.
Мальчик с благодарностью глянул на Нину, молча отложил телефон и побежал к матери на кухню.
Когда Нина и Андрей остались одни, сын тихо сказал:
– Папа умер всего пять лет назад, а тебе уже какие-то Сергеи Семеновичи названивают? – его просто распирало от обиды.
– Андрюша, ну зачем ты? – Нина совершенно растерялась, она не ожидала, что взрослый 40-летний мужчина будет так бурно реагировать на ее личную жизнь.
– Вот так и знай, мне это не нравится, – упрямо выпалил Андрей.
Нина автоматически потянулась к своей дамской сумке и с разочарованием отложила ее в сторону: она забыла дома спасительное вязание, которое выручало ее в самых щепетильных ситуациях.
– Хорошо, не расстраивайся, никаких Сергеев Семеновичей, – она погладила Андрея по спине.
Он, как в детстве, передернул лопатками, пытаясь сбросить руку матери. Нина встала и пошла на кухню к Ларисе.
Чаепитие на этот раз не задалось. Андрей продолжал дуться, как обиженный мальчик, Лариса, ничего не понимая, переводила взгляд с мужа на свекровь, Нина была в полной растерянности. Только Димка смешно уплетал королевскую ватрушку, которую мать испекла к приходу гостьи.
– Пойду я, дети, – Нина встала из-за стола.
– Куда торопишься, на свидание? – зло спросил Андрей.
– Дел полно. Тетя Вера просила ей помочь, например, – Нина привычно сглаживала острые углы, что-то на ходу придумывала, всеми силами пытаясь избежать конфликта.
«Вот опять! Размазня! – ругала она себя по дороге домой. – Я имею полное право на личную жизнь, и никто не должен мне указывать, даже сын».
Поведение Андрея раззадорило ее. Теперь ей хотелось общаться с Семёнычем, хотя до этого момента Нина еще сомневалась. А тут еще и приглашение незнакомца с собакой на прогулку в парке.
«Вот я ему покажу, как матери указывать, – Нина решила, что обязательно встретится и с Сергеем Семеновичем, и сходит в парк. – Все вы горазды за меня решать. Нет уж, обойдетесь!»
Она почему-то говорила во множественном числе, хотя спорила про себя только с Андреем.
Прямо на ходу Нина достала телефон и вызвала последнего абонента, то есть Сергея Семеновича.
– Сергей, здравствуйте, это опять я, – решительно заговорила она в трубку. – Вы знаете, оказалось, что вечером я совершенно свободна, никаких планов.
Они пошли гулять на реку. Вечерело, с воды дул легкий ветерок, Вере пришлось накинуть куртку. В летнем воздухе разносились визг ребят, купающихся у пирса, отдаленный шум моторной лодки, легкий стрекот кузнечиков. Хотелось дышать полной грудью, подставлять лицо заходящему солнцу и ни о чем не думать.
Но Нина так не умела – ни о чем не думать. Вот и сейчас она просто разрывалась надвое. С одной стороны пыталась сосредоточиться на свидании, было видно, как Семёныч пытается ее увлечь разговорами о реке и теплоходах, ей было даже жалко его. Он так сильно старался, что покрылся испариной. С другой стороны, Нина переживала из-за реакции сына.
«А может он прав? Зачем мне эти отношения?» – рассуждала она. Но тут же одергивала себя: «Это для Андрея я старая, он же мне сын. А на самом деле 60 лет – далеко не тот возраст, чтобы хоронить себя и жить только прошлым».
– Как считаешь, Сергей, – обратилась она к Семёнычу, с которым они решили перейти на «ты». – С какого возраста у человека начинается старость?
Он глянул вдаль, куда-то за горизонт водной глади.
– Мне вот 65 лет. Лет 30 назад я думал, что в таком возрасте не грех и помереть – жизнь прошла, чего там еще от нее ждать. Но сейчас все иначе, – Семёныч замолчал.
Он был простым механиком, а их красивым словам не учат.
– Хочешь мороженого? – спросил он и, не дожидаясь ответа, потянул ее к лотку под ярко-красным зонтиком.
– Мне шоколадный пломбир, – только и успела пискнуть Нина.
Они присели на скамейку, чтобы было удобнее есть.
– Вот простая вещь – мороженое, – Семёныч плотоядно куснул вафельный стаканчик вместе с десертом и зажмурился – стало холодно зубам. – Мне оно всегда нравилось, и в 10 лет, и в 40 и сейчас. Время ничего не изменило, я все тот же пацан, просто тело стало другим. Так что я не знаю, когда приходит старость. Внутри мне всегда одинаково – примерно 30 лет, я и в юности себя так ощущал, старше ровесников. А ты как?
– Не знаю, – честно призналась Нина. – Но старой себя точно не считаю.
– Тебе вообще бояться нечего. Ты замечательно выглядишь, – сделал комплимент Семёныч.
Это был подходящий момент, чтобы вывести отношения на новый уровень. Нине он начал нравится: вдумчивый, неглупый, расторопный. Так подумал и Семёныч, он придвинулся к ней поближе. Его руки были слегка липкими от мороженого, он не знал, что с ними делать, потому что намеревался приобнять Нину. Поэтому молниеносным движением обтер липкие ладони об штанины.
Весь романтический настрой Нины тут же пропал.
Она ничего не сказала, даже бровью не повела, но теперь смотрела на Семёныча с легким сожалением. Он тут же почувствовал свой промах и густо покраснел.
– Вот видишь, где уж я старик, даже руки об себя, как младенец, вытираю, – неловко отшутился неудавшийся джентльмен.
– Возьми, – Нина порылась в сумке и протянула ему белый отглаженный носовой платок.
Семёныч вытер руки. Помолчали. Красный шар солнца уже коснулся реки. Наступали сумерки. Мимо них промчались мальчишки на велосипедах. Они намотали свою нехитрую одёжку на рули и ехали в одних мокрых плавках.
– Пойдем-ка домой, – предложила Нина и встала со скамейки.
Вслед за ней поднялся и Семёныч.
– Нина, ты прости меня, если я что-то не так сделал. Но вот такой я простой человек. Может, мне воспитания и не хватает, но.., – он на секунду замолчал, – …но со мной не пропадешь.
Они неторопливо шли пешком.
– Скажи, а почему ты развелся с женой? – задала Нина вопрос, который занимал ее во время свидания. Сейчас, когда почти стемнело, ей было легче его задать.
– Тебе правду сказать? Если ничего не приукрашивать, то разлюбил, начал изменять, не с кем-то конкретным, а так, с кем придется. Потом мне надоела эта игра в кошки-мышки. Честно ей сказал, что больше не могу. Ну что, теперь не будешь со мной мороженое есть? – он усмехнулся.
– А долго вы вместе прожили? – она проигнорировала шутку.
– Семнадцать лет. Дочке тогда 16 было. Вот только ее мне жалко и было. Жена всякого бреда ей про меня наплела, так что дочка лет десять не общалась. Потом стала взрослой, может быть, что-то поняла в жизни, и когда я ей однажды позвонил, она не бросила трубку. Теперь общаемся, внуки ко мне хорошо относятся.
Нина молчала. Она не понимала, что значит, разлюбил, зато прекрасно представляла, почему дочь долгие годы не общалась с отцом – очень трудно простить предательство. Ведь Семёнычу кажется, что он изменял только жене, а по сути, он изменял семье, а значит, предал и дочку. Зарождающаяся симпатия куда-то испарилась. Теперь из неглупого и расторопного мужчины он вдруг превратился в циника.
Она поежилась, Семёныч засуетился и стянул с себя ветровку, чтобы накинуть на плечи Нине.
– Спасибо, не нужно, мне не холодно, – она помолчала, а потом спросила:
– Скажи, а зачем сейчас, после того, как ты столько лет был в разводе, вдруг начал искать серьезные отношения? Зачем они тебе?
Нина могла бы и сама ответить на этот вопрос. Все рассуждения о возрасте разбиваются о простую, как доска, правду: годы всё равно берут своё. Страшно оставаться совсем одному, когда жизнь стремительно катиться к закату.
Они продолжали медленно идти, Нина немного устала, ей хотелось опереться на что-нибудь, но взять под руку Семёныча не было никакого желания. Вместе с заходом солнца, улетучился и тот летний романтический флёр, который охватил ее, когда они ели мороженое.
– Я изменился, ты ничего такого не подумай, – Семёныч вздохнул и под его ногами хрустнул какой-то камешек. – Раньше мне казалось, что одному жить проще. Был у меня как-то случай. Лет 7 назад я попытался жить с одной женщиной, она переехала ко мне. И всё бы ничего, но каждое утро, когда я выходил на кухню, меня просто бесило, что моя чашка стоит не на месте. Я ее всегда оставляю на столе, мне так нравится, а утром, глядь, она в сушке, вместе с другой посудой. Говорю ей: «Не убирай мою чашку вечером со стола, пожалуйста». А она глазами хлопает и отвечает: «Так некрасиво же, порядка нет, вся посуда должна стоять вместе». Вот спрашивается, какого лешего, ты решаешь в моем же доме, что красиво, а что нет? Короче, не смог я с ней быть. Но сейчас всё по-другому. Я стал проще относиться к людям, к чужим заморочкам в том числе. Мне на эти чашки теперь наплевать, главное, чтобы в душе покой был, а без доброй женщины рядом это невозможно. Ну а ты почему решила искать пару? – Семёныч закончил свой монолог вопросом.
Нина задумалась, сейчас ей не хотелось изливать перед ним душу. Но привычная деликатность опять взяла верх:
– Устала, наверное, одна. У каждого своя семья – у сына, у сестры. После смерти мужа горе притупилось, теперь я уже могу осмотреться по сторонам, – послушно ответила Нина.
Они расстались у ее подъезда, когда город готовился ко сну. На прощание Семёныч взял Нину за руку и заглянул ей в глаза:
– Спокойной ночи,– сказал он и, придерживая ее за локоть, неловко сделал полшага вперед, будто пытался вместе с ней зайти в подъезд.
– Спокойной ночи, – она стояла неподвижно, поэтому он притормозил, тут же ослабил напор и отступил.
Нина скользнула за дверь и с облегчением выдохнула, ей уже надоели эти подростковые игры.
Дома она скинула туфли и мягко опустилась в кресло.
«Ну что скажешь, Игорь? – она сидела с прикрытыми глазами. – Так себе, типок, как считаешь?»
Она прислушивалась к своему телу: ноги гудели и налились свинцом, давно она так долго не ходила пешком. Нина положила их повыше, прямо на журнальный столик, чтобы сбросить лишнюю тяжесть. Ей казалось, что вместе с ней уходят и все переживания сегодняшнего длинного дня.
«А что сын? Ревнует он, как маленький, – она продолжала свой диалог с мужем. – Не собираюсь я ему потакать. Еще чего не хватало, чтобы он меня жизни учил. Пусть сначала доживет до моих лет».
В тишине квартиры было слышно, как у соседей плачет ребенок.
«Что мне прикажешь делать? Как дальше жить? Тебя нет, дома пустота, в душе пустота, кругом пустота. И не заткнуть ее никаким Семёнычем, который вытирает руки о штаны», – после этой тирады, обращенной к покойному мужу, Нина кряхтя спустила ноги со стола, нащупала ими в темноте тапочки и пошла спать. Настроение было паршивое.