Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс (сборник)

Последнее время Сергей находился в странном состоянии. Недоумения. И стал опасаться, что дальше будет хуже. Прошло две недели со дня смерти жены. Казалось, пора бы вернуться к нормальной жизни и построить ее так, как ему всегда хотелось. Но чего-то Сабурову не хватало. Он почти жалел, что Сабины больше нет. Исчез источник постоянного раздражения. Колокол, который не унимался даже по ночам, вдруг перестал звонить. И – тишина. Сначала прислушиваешься с надеждой: повезло? неужели больше никогда? Потом с недоумением: неужели же больше никогда? А потом с отчаянием: что, совсем никогда?!

А девушка в инвалидном кресле словно понимает его состояние. Сабуров подозревал, что Жанна тайком читает дневники Сабины. И пожаловался Ларе. Та удивилась:

– Что, там есть какие-то тексты песен? Ноты?

– Вряд ли. Там ее дневники.

– Она же никогда не писала прозу, – напомнила Лара.

– Ну, это раньше. Она о многом умалчивала. – И задумчиво добавил: – В юности ее кидало из одной крайности в другую. Маруся то хотела ехать ликвидировать последствия очередного природного катаклизма: наводнения, землетрясения, пожара. Словом, туда, где кипела жизнь. То говорила, что уедет в деревню, к родителям, и будет доить коров на ферме. Тишина, вдохновение. И проза. Позже она попробовала писать воспоминания. В кладовой ее черновики.

– А там ничего такого нет? – осторожно намекнула Лара.

– О нас с тобой? Или о ее великой любви? Единственной и неповторимой?

– Так ты знаешь?

– Я к этому никогда всерьез не относился. Если бы Сабина не пережила несчастную любовь, она бы ее просто придумала. Скорее всего, так оно и было.

– Но он хорош, – задумчиво протянула Лара. – Интересный мужчина. И настойчивый. Они встречались, ты знаешь?

– Разумеется.

– Мы с тобой всегда избегали этой темы: ее романов. Мне не хотелось делать тебе больно.

– Я прекрасно знаю, что она мне изменяла. И знаю, с кем. Поименно. Только не думай, что я ревновал. Напротив, испытывал облегчение оттого, что мы в расчете. Конечно, мою маленькую измену не сравнить с ее бурными похождениями, но все же. Большие люди и во все тяжкие пускаются по-крупному. А мы, серость, по мелочи. У нас не грехи – грешки, которые и отмаливать-то стыдно. Кому Бог не подал, с того и не спросится, – усмехнулся он.

И ему вдруг показалось, что Лара обиделась. На то, что он сказал «мы, серость», объединив себя и ее. А разве не так? После паузы Лара спросила с некоторым напряжением:

– Кстати, ты не знаешь, почему тогда, в юности, они разбежались? Почему не поженились?

– Знаю. Он никогда ее не любил. Ведь главная ценность Сабины Сабуровой состоит в том, что она – Сабина Сабурова. Но таковой моя жена стала не сразу. Годам к тридцати. Вот тогда он и объявился вновь.

– Значит, неразделенная любовь.

– Именно поэтому Сабина и выбрала его своим героем. Неужели не понятно? Есть люди, просто-таки созданные для несчастной любви. Хлебом их не корми, дай пострадать… Слушай, давай оставим эту тему? У нас есть более насущные проблемы, чем романы моей покойной жены. Что с Жанной? Как она? Не пора ли пригласить врача и отправить ее в больницу?

– Надоела уже? – усмехнулась Лара.

– Она все время сидит там, в гостиной. Она так странно на меня смотрит.

– Тебе тоже не нравится ее взгляд?

– Я чувствую себя как на скамье подсудимых. Во взгляде ее молчаливый укор: «Обвиняемый, встаньте!» Затем: «Вот видите, вы это можете сделать! Встать! А я нет! Хотя я-то, в отличие от вас, ни в чем не виновата! Так за что?!» Ужас какой-то!

– Теперь понял? Успокойся, я уже нашла врача. Он приедет завтра. У нас есть шанс, Сережа.

– Что ее можно вылечить? – откровенно обрадовался Сабуров.

– Это один из лучших специалистов в своей области. Хотя и молод. Но – божий дар, интуиция. Эту особу как можно скорее надо отправить в больницу, чтобы глаза не мозолила. Я боюсь заходить к тебе в комнату. Она все время смотрит. Ужасный взгляд! И такой тяжелый! Какой ужас, этот дом! Сабина словно решила над нами поиздеваться! Она мне вчера приснилась. Сережа… Это был кошмар… Поцелуй меня, мне страшно…

Сабуров потянулся губами к ее щеке. И тут ему почудился скрип инвалидного кресла, хотя они находились в Лариной комнате на втором этаже.

– Ты ничего не слышишь? – вздрогнул он и отстранился.

– Даже если не слышу… – раздраженно сказала Лара. – У меня в ушах постоянно этот скрип! Она, слава богу, не может подняться на второй этаж. Но это невыносимо! Послушай… Может быть, ты на мне женишься?

– Я?! Женюсь?!

– А что тут такого? Ты говоришь об этом с таким ужасом, что… Мы любовники вот уже год. Я живу в этом доме. Теперь, когда нет Сабины, пойдут толки.

– А кому мы нужны без Сабины, чтобы о нас говорили? Всего две недели прошло, а телефон молчит. Где наши так называемые друзья? Где пресса? Телевидение?

– Возможно, что в скором времени все изменится, – загадочно сказала Лара. – У меня есть план. Я не случайно начала этот разговор. Сережа…

– Хорошо, я подумаю, – оборвал ее он. – Но об этом после. Скоро начнется учебный год, надо купить все необходимое. Из-за случившейся трагедии мы с этим затянули. Надо бы поспешить.

– Я займусь этим сегодня же, – с откровенным разочарованием пообещала Лара.

…Ложась вечером в постель, он вспомнил этот разговор. Итак… Лара сделала ему предложение, но застала его врасплох. Признаться, он не думал об этом. То есть думал, что надо было сделать это пятнадцать лет назад. Но сейчас? Если разобраться, женитьба на Ларе была бы самым разумным шагом при данных обстоятельствах. Ради детей, которыми последнее время занималась только она. Ради собственного спокойствия.

Но где он, покой? Сабина не умерла, нет. Оказывается, ему невозможно отныне жить в покое. Ему нужен постоянный источник раздражения. Вот в этом его собственная необыкновенность: быть громоотводом, который отводит от людей опасность и дает им возможность наслаждаться ярким зрелищем, грозой. Он единственный способен выдержать ее убийственную силу.

А без грозы какой в нем смысл?

Открытия большие и маленькие

Врач наконец приехал. Спустя две недели после того, как она поселилась в огромном, прекрасном доме. Настолько прекрасном, что дух захватывало! Как же они, живущие в нем люди, не понимают своего счастья! Морщатся, раздражаются, а порой ссорятся. Глупцы!

И вот еще один мужчина, который отныне будет играть в ее жизни роль значительную, если не определяющую. Жанна вновь удивилась тому, как люди не соответствуют возложенной на них миссии. Например, муж талантливой, необыкновенной женщины – отчаянно скучный и приземленный человек. Не любящий и не понимающий ее гениальных песен. Ее лучшая подруга – законченная эгоистка, которая во всем ищет выгоду и тоже не понимает всей значимости такого явления, как Сабина Сабурова. Дети певицы – самые обычные, сильно избалованные, лишенные каких-то особых, выдающихся талантов. Почему так?

И вот – врач. Сказали, что очень известный и большой специалист в своей области. Жанна представляла, что в гостиной появится старенький, седой профессор, похожий на доброго волшебника из детских сказок. А тот оказался, во-первых, молодым мужчиной на вид лет тридцати с небольшим, а во-вторых, похожим на кого угодно, только не на врача. Вот он был очень красив. Даже красивее, чем тот парень на старой фотографии, которого любила Сабина. Каштановые волосы, синие глаза, ресницы длинные и пушистые. Ну, зачем это врачу? И как можно откровенно отвечать на его вопросы, если думаешь в это время только о том, чтобы ему понравиться? Совсем не как врачу. Жанна так растерялась, что даже не расслышала его имя. А переспросить постеснялась.

Во время первого осмотра она была зажата. Все время думала о том, что в него, в этого красавца, вне всякого сомнения, влюбляются все пациентки и только ради такой любви, ради того, чтобы ему угодить, встают на ноги. А как иначе? Но сама она так ничтожна, так юна и некрасива, а главное, неопытна в делах любовных, что не посмела бы влюбиться в этого знаменитого врача. И не влюбилась. От страха, что это безнадежно. Ну, встанет она на ноги, а толку-то? Хотя это тоже подвиг. Но у здоровых женщин огромная фора. Им такого подвига совершать не надо. Нет, все безнадежно.

Вот Сабина, та не боялась. Добивалась своего, шла к цели без оглядки. Стала звездой, чтобы тот парень постоянно о ней помнил, чтобы видел на экране, на обложках журналов, изо всех киосков слышал ее замечательный голос. Какую же надо иметь силу! У нее, Жанны, этой силы нет. Нет и таланта Сабины, и какого-нибудь иного тоже, от которого можно было бы оттолкнуться. Красавца-врача она прежде всего боялась. Но больше боялась ему не угодить.

А вот врач осмотром остался доволен. Жанна, которую отправили в свою комнату, подслушивала. Очень уж хотелось услышать его приговор.

Оставшись наедине с Ларой и Сабуровым, знаменитый врач с оптимизмом сказал:

– Девочку всю жизнь неправильно лечили. Главная проблема у нее в голове, не в ногах. Отсутствие воображения. Она привыкла верить в то, что ей говорят врачи. «Ты не можешь ходить». – «Ну, не могу, так не могу. И не буду». Но… Хорошая девочка, цепкая. С характером, это чувствуется. Бороться ей придется много, но она из тех упрямцев, которые ни за что не отступают. Знаете, она мне нравится.

– Вы врач, – насмешливо сказала Лара. – Вам симпатичны те, кто сам лезет на неприступные стены. Их достаточно только подсадить. А как быть тем, кто за этими стенами живет? В крепости, которую считают неприступной? Думаете, легко спастись от подобной напористости?

– Лара, перестань, – одернул ее Сабуров. И поспешно сказал врачу: – Мы очень рады, что Жанне можно помочь. Вы ее заберете? Я готов оплатить курс лечения и последующий период реабилитации. Лечите как следует.

– И как можно дольше, – не удержалась Лара.

Врач рассмеялся:

– Девочку я, конечно, заберу. Ей необходима операция, и, возможно, не одна. Но ходить на костылях она будет по вашему дому. Похоже, у нее именно здесь появляются силы. Я чувствую, что она будет цепляться за вас. Не за кого-нибудь. Либо с любовью, либо с ненавистью.

– Вы случайно не психотерапевт по совместительству? – съязвила Лара.

– И этим мне придется заняться, – серьезно ответил врач. – Надо знать, что пообещать человеку, чтобы разбудить в нем скрытые силы. Большинство людей стремится выздороветь без всякой цели. Просто чтобы выздороветь. Быть как все. Этого мало. Надо, чтоб человек знал, зачем ему надо ходить, какой в этом смысл. Как ни странно это звучит, болезнь – та стена, за которой можно спрятаться от жизни. С меня, мол, нет спроса, потому что я этого не могу из-за болезни. Не могу работать, потому что болен. Не могу быть любимым, потому что болен. И так далее. И вдруг стена рухнула. Человека надо подготовить. Чтобы, лишившись перед всеми остальными преимущества быть оправданным в любом случае, которое дает болезнь, он вошел бы в мир здоровых людей и там не потерялся. Ведь потом уже ничего не спишут на болезнь. Надо понять, чего она хочет от жизни, ваша Жанна. Так что вы собирайте ее. Поедем в клинику.

Услышанное Жанне понравилось и не понравилось. Понравилось, что вылечиться можно. Есть шанс. Не понравилось, что болезнь – преимущество. Какое же это преимущество? Это горе! Потеряться в жизни! Еще чего! Уж ты только на ноги меня поставь, а там я им всем покажу!

Переезд в больницу она восприняла спокойно. Надо так надо. Ноги сами собой не пойдут. Необходимо какое-то вмешательство извне. Одной силы воли тут мало. Проблема в голове? Прекрасно! Но сначала надо сделать операцию. А уж потом задействовать внутренние ресурсы. Она прекрасно знала, как это делается: все концентрируется в ногах, вся сила, все желания. Напрягаешься чудовищно и представляешь себе, что ты встаешь, потом делаешь шаг, другой, третий. Сколько раз она уже это проделывала! Сколько раз делала мысленно первые шаги! Нет, ничего он не знает, знаменитый красавец врач. Пусть режут. Пусть будет больно. Она давно готова.

Сославшись на неотложные дела, Лара отказалась сопровождать Жанну в больницу. Мол, на носу первое сентября, а дети не готовы. Не пустила с ней и Сабурова.

– Разве там нет санитаров? Сиделок? За такие деньги возле нее безотлучно должен находиться медицинский персонал! А ты мне нужен здесь. В конце концов, это твои дети, – высказалась Лара. Жанна посмотрела на нее с ненавистью. А что скажет Сабуров?

– Я сам все устрою, – улыбнулось медицинское светило. Поведение Лары его не удивило. Казалось, красавец другого и не ожидал.

– Я помогу погрузить кресло в багажник, – засуетился Сабуров.

– Оставьте. Оно же скоро развалится! У нас современное медицинское оборудование, а потом оно девочке не понадобится. Я в этом уверен, – твердо добавил врач.

– Отлично! – высказалась Лара. – Если не возражаете, я не пойду вас провожать. У меня много дел.

Провожали ее Сабуров, Александра Антоновна и дети. Эля смотрела с любопытством, на лице Сережи-младшего читалось сочувствие. Жанна догадывалась, что мальчик относится к Ларе прохладно. И видимо, в курсе, как та, в свою очередь, относится к гостье. Это повод для объединения. Но – потом.

В машину ее усаживал Сабуров. Александра Антоновна суетилась подле.

– Я сюда еще вернусь, – грозно сказала Жанна перед тем, как захлопнулась дверца.

– Ну, если у меня нет выбора…

Он не договорил. Махнул рукой, поезжайте, мол, и машина тронулась.

Тайком от всех Жанна прихватила со стеллажа с бумагами Сабины несколько листков почитать в больнице. Ведь здесь, в этих дневниках, описана жизнь реального человека, который добился многого: славы, денег, любви. А романы – это вымысел. Книжная героиня влюбилась бы непременно в этого красавца врача, и вышла бы у них романтическая история со счастливым концом. Но дело в том, что таких, как Жанна, у этого врача вагон и маленькая тележка. Со всеми он одинаково ласков, ведь они больные, но жена у него наверняка мегера и никогда не была его пациенткой. И больницу ненавидит. Поэтому он живет работой и на работе, пугается молоденьких девиц, сгорающих от любви к нему, и ежечасно отвечает на телефонные звонки своей половины: «Да, дорогая, здесь, задержусь на операции, приеду поздно, конечно, звони, можешь приехать и проверить».

Фу-ты, да с чего ей это в голову пришло? Оттого, что на одном из пальцев его удлиненной, пронизанной нервами кисти надето обручальное кольцо? А вдруг он счастлив в браке? И все у него хорошо.

– Как вас зовут? – спросила Жанна.

– Олег Николаевич.

– Очень приятно. Вы не думайте, я другого люблю.

– Что-о?

– Я не собираюсь на вас пялиться. Так, чуть-чуть. А любить не буду никогда. Он лучше.

Врач смущенно кашлянул, и, конечно, подумал на Сабурова. Ну и пусть. Потом заметил:

– А вы весьма откровенная девушка.

– Просто понимаю, как вас все достали. Вы красивый очень.

– Что ж, спасибо. – Неужели он застеснялся?

– Не врите только, что этого не знаете. Я вранья не люблю. В зеркало-то каждый день смотрите.

– Да, признаться, смотрю. Но думаю в этот момент о другом.

– Почему? Вас бы в кино взяли. У вас глаза красивые. И… все красивое.

Олег Николаевич сказал, словно пожаловался:

– Вообще-то я мечтал стать киноартистом. Глупая такая детская мечта. Знаете, меня ведь в школе девчонкой дразнили. «Ути-пути, какой хорошенький…» Все говорили, что мне место в театральном училище, да и я так думал. А потом прошло. Поступил в Первый медицинский, понял, что хочу стать хирургом гораздо больше, чем киноартистом. Я люблю свою работу. Ты понимаешь?

– Много людей вылечили?

– Ну, конечно, не столько, сколько хотелось бы. Но я стараюсь.

– Со мной у вас проблем не будет, не переживайте.

– Да я уже понял. Сколько тебе лет? Ах да, помню. Девятнадцать. Почти двадцать. Ну, в двадцать-то ты уже пойдешь. Знаешь, раз ты сразу решила, что любви у нас с тобой не будет, давай дружить?

– Давайте, – охотно согласилась Жанна. – Если хотите, можете сказать своей жене, что я влюблена в Сергея Сабурова и ради него хочу вылечиться и научиться ходить.

– С чего ты взяла, что моей жене это интересно?

– Не знаю.

– Ты действительно любишь Сабурова?

Она молча кивнула. И дала понять, что не собирается вдаваться в подробности. Он же был слишком деликатен, чтобы продолжать развивать эту тему. Хотя тому, что можно любить Сабурова, ничуть не удивился. А надо бы. Уж кто-кто, а Сабуров точно не герой романа. Даже если бы место в ее сердце не было занято другим.

О! Она встанет на ноги и обязательно его найдет! Парня со старой фотографии. Кто вдохновлял Сабину все эти годы. Кто действительно достоин. Она и не заметила, как размечталась. А красавец врач молчал, думая о чем-то своем. Быть может, он ближе к семье великой певицы, чем ей, Жанне, казалось. Но тщательно это скрывает…

Вотчина Олега Николаевича находилась за городом, в сосновом бору. Клиника Жанне не понравилась. Она сразу поняла, что здесь лечат людей богатых, и почувствовала себя чужой. Человеком из другого мира. Те, кто лежал здесь, привыкли денег не считать и получать все самое лучшее. В каждой палате цветной телевизор, холодильник, на стенах кашпо с искусственными цветами, которые не отличить от настоящих. Мебель дорогая, и сами палаты похожи на гостиничные номера: в каждой санузел, где находятся раковина, унитаз и душевая кабина, небольшая прихожая со шкафом для верхней одежды, ведь посетителей пускают беспрепятственно в любое время суток. Она видела такое по телевизору в одном из новомодных сериалов. Только то был санаторий, а не платная клиника.

Сходство с сериалом усилилось, когда она встретила в коридоре человека со знакомым лицом. Известный политик, на которого в начале лета совершили покушение. Его кресло вез огромный парень с квадратными плечами и бульдожьей челюстью, двое других шли рядом. Ощущение, что она в телевизионном сериале, возникло вновь. Вот, оказывается, какие люди здесь лечатся! С биографией! И какой! А она всю жизнь провела в инвалидном кресле, ничего выдающегося не совершила и новую жизнь начала с грязного шантажа. И сознание собственного ничтожества окатило ее, словно ледяной душ.

Жанна сразу же замкнулась в себе. И испугалась: а вдруг у нее будет соседка? Жена или дочь известного человека либо сама знаменитость. Только потом она поняла, что вторая кровать – для того, кто находится при больном неотлучно. Близкие богатых пациентов свято оберегают семейные тайны. А больные люди от скуки становятся болтливыми. Так зачем рисковать?

Лара и Сабуров тоже подстраховались. В палату к Жанне никого больше не положили, и она осталась одна, с листками, украденными из архива Сабины Сабуровой. Пока ее готовили к операции, делать Жанне было нечего. Лежи, отдыхай, копи силы. Пустые, ничем не заполненные дни. Медсестры чересчур предупредительны, в вену, из которой берут кровь, попадают сразу, обследование безболезненное, кормят, как на убой. Санаторий, да и только! Но – скучно. А искать общения она боялась. Чем выше забрался человек, тем больше пустота вокруг него. Санитарная зона. Неужели же известный политик снизойдет до нее? Или дочь знаменитой актрисы, лежащая в соседней палате? О случившейся автокатастрофе она наслышана, медсестры не всегда могут удержаться от сплетен. Все об этом знают, а о ней, Жанне, знает кто-нибудь? Увы!

А ведь в ее руках записи самой Сабины Сабуровой! Что сказали бы они все, если бы знали об этом? Жанна прятала свою ценность под матрасом, едва заслышав шаги у дверей палаты. Она – хранительница сокровища. Тайком разбирает непонятный почерк, причащаясь святых даров.

…И в один из дней она наткнулась на отрывок, посвященный Ларе.

Лару она боялась. Ненавидела, да, но сильнее ненависти оказался страх. Сабуров был у Лары под каблуком, пока Жанне удавалось играть на его слабостях, но на тех же слабостях играла и Лара. А она владела инструментом гораздо искуснее. И Лара красива. Не так, как Сабина, но достаточно, чтобы нравиться мужчинам. Зеленоглазая блондинка с хорошей кожей и подтянутой фигурой. Понятно, на что он польстился! О, если бы она стала уродливой, такой же, как ее душа!

Жанна надеялась, что Сабина знает о муже правду. О его измене. О предательстве Лары. Но нет. Это оказалось другое, непонятное.

«…Я помню, как однажды к нам в поселок пришла бездомная собака. Породистая, когда-то ухоженная, но теперь вся в репьях, грязная, болезненно худая и с перебитой задней лапой. Она скалила зубы с готовностью наброситься по приказу, лаяла так зло, как ждут от хорошего сторожа. Собаку сразу же стали отовсюду гнать. Мол, свои есть. И породистые, и не менее злые. А собака ходила от двора ко двору, питаясь объедками, и упорно искала хозяина. Во мне она почувствовала слабость. Почувствовала, что мне ее жалко и стыдно за всех тех, кто ее гонит. И она стала ходить за мной по пятам. Просто ходить. За водой, в лес, на пруд. Виляла хвостом, заглядывала в глаза. Ну что прикажете с ней делать?..

…Окончив институт, Лара, как ей тогда казалось, удачно вышла замуж. За человека старше ее в два раза, но при машине, квартире, даче и при деньгах. Я тоже вышла замуж. За Сергея. То было другое. Не скажу, что безумно любила его, но выгоды не искала. Я просто схватилась за спасательный круг. Уступила, потому что чувствовала, как он меня любит. У нас с Сергеем не имелось ни жилья, ни перспектив. Свободный диплом и у меня и у него и полная свобода выбора при полном его отсутствии. И куда податься? Назад, к родителям, или на съемную квартиру. К тому же я забеременела. А Лара никогда не совершала необдуманных поступков. Она только что сделала аборт.

Лара заставила своего любовника развестись. После грандиозного скандала и раздела имущества по суду бывшая жена вместе с ребенком переехала к родителям. Лара вышла замуж и получила жилье и постоянную прописку в Москве. Мы с Сергеем переехали на съемную квартиру. Жить было трудно, но Лара ни разу не предложила мне помощь. Мы изредка перезванивались, но ни разу не встречались. Прошли годы. В стране все изменилось, и преимущества Лариного брака растаяли как дым. Сама она никогда не работала, жила на деньги мужа, а тот вдруг сделался никому не нужен. Пришли другие, молодые и талантливые.

И тут грянул гром. Кооперативная квартира строилась в первом браке, и после раздела имущества бывшая жена по закону имела право на большую часть жилплощади. Сама она прав на жилье ни разу не предъявила, и Лара давно уже и думать об этом забыла. Но сын ее мужа вырос, женился, обзавелся собственным ребенком, и жить вместе с бабушкой, дедом, матерью и теткиной семьей в трехкомнатной квартире стало тесновато. Вспомнили о доле в двухкомнатной кооперативной. Потребовали размена или выплаты пая.

Таких денег у Лары не было. При размене же им с мужем доставалась меньшая часть, то есть комната в коммуналке. Лара запаниковала. В ожидании размена молодая семья переехала к ним.

И в Ларином двухкомнатном райке образовалось настоящее адово пекло. Муж запил, адвокат счел дело безнадежным. Перспективы Лары были ужасны. Вот тогда она и вспомнила про меня, а я про ту бездомную собаку. Мы к тому времени жили в трехкомнатной, но уже подумывали о переезде в коттедж. Лара нюхом почуяла удачу.

Я не смогла отказать ей от дома. Мы же раньше считались близкими подругами! Неужели в моем огромном новом доме не найдется места для несчастной женщины?

Лара вела себя точно так же, как то бедное бездомное животное. Просто ходила за мной по пятам, словно принюхиваясь, и бросалась на всех, кто меня хаял, всячески давая понять, что она самая преданная, самая понимающая. Готовая порвать любого, кто посмеет мне помешать. Она теперь всегда находилась рядом.

Когда пришла настоящая слава, оглушительный успех, мне уже неловко было ее гнать. Тем более потом, когда мои гонорары взлетели до небес и денег стало слишком много. Неприлично много. Когда меня начали атаковать журналисты, перед каждым интервью я безумно нервничала. А Лара без конца повторяла: «Не бойся, все будет хорошо…» Как заведенная. И по-прежнему с беззаветной преданностью кидалась на моих врагов…

…А ту собаку кто-то из жителей поселка потом пристрелил…»

Вот и все. Ни слова о романе между мужем и Ларой. Неужели же не знала? Или не хотела знать? А ведь ее обманывали в собственном доме! Собака-Лара умела не только лаять, норовила стянуть чужое. Чужого мужа, чужую славу. Но, быть может, Сабине было все равно? Она любила другого. Но почему тогда жила с Сабуровым? Почему не подала на развод? Жанна терялась в догадках. Ведь все так просто! Жить надо с тем, кого любишь, предавших друзей и мужей выгонять немедленно. Непонятно…

Пока она понимала только, что надо как можно быстрее встать на ноги. Олег Николаевич осматривал ее ежедневно, и, заметив разложенные на столе рентгеновские снимки, она каждый раз спрашивала:

– Ну, как?

– Лучше, чем я думал. Ты переросла свою болезнь. Это случается. Но операция необходима.

– И когда? – с нетерпением спрашивала она.

– Скоро.

…Прошла неделя. Сабуров звонил, интересовался, как идут дела, Лара ни разу. Никто из них так и не приехал. Зато внимания, которое уделял ей Олег Николаевич, хватало с лихвой. Жанна уже поняла, что в клинике он не главный, она принадлежит не ему, но ни к кому не относятся с таким уважением и с такой любовью. Все медсестры поголовно в него влюблены, что уж говорить о пациентках! Олег Николаевич был кандидатом медицинских наук, практикующим хирургом. То есть материал для докторской нарабатывал в операционной, где его замечательные нервные пальцы работали без устали. Его невозможно было застать в кабинете, он ходил по палатам, осматривал больных, лично присутствовал при перевязках. Казалось, ничто не может пройти мимо его бдительного ока. Потому и успех оказался таким впечатляющим, и деньги в клинику текли рекой. Был ли он богатым человеком? Жанна на это надеялась, хотя и не видела, куда бы он мог тратить деньги. Работа стала для этого человека всем. Хорошо, что он так и не пошел в киноартисты!

Наконец настал день операции. Рано утром медсестра принесла стаканчик с горькой жидкостью темного цвета и сказала:

– Ну, вот и дождалась! Анализы в порядке, сердечко у тебя хорошее. Олег Николаевич готовится. Скоро придут за тобой. Ты не бойся.

– Я и не боюсь, – удивилась Жанна. Олегу Николаевичу она верила, как Богу. Как же можно в таком случае любить его обычной, человеческой любовью? Никто этого не понимает. А жаль. Больше всего его самого.

Она думала о нем, о его замечательных руках по пути в операционную. Ее везли на каталке, прикрыв до подбородка белоснежной простыней. В операционной оказалось прохладно. Свет шел откуда-то сбоку, в центре же сгустилась темнота. Жанна начала мерзнуть. На стол, над которым нависла круглая многоглазая лампа, смотрела без страха. Присутствующие в операционной люди были деловиты без суеты и малейшего волнения. Наконец появился Олег Николаевич с лицом, закрытым маской. Жанна попыталась улыбнуться ему, но он не ответил. Глаза остались холодными, спокойными. Она поняла, что время улыбок прошло, готовится что-то серьезное. И тут вспыхнула лампа. Теперь все сосредоточилось в центре, где находился операционный стол.

Уже лежа на столе, она мелко-мелко дрожала. Не от страха, а от холода. Врач-анестезиолог поглаживала ее руку в месте локтевого сгиба, искала вену.

– Рукой поработай, – услышала Жанна.

И изо всех сил стала сжимать и разжимать кулак, пока самой не сделалось жарко. Укола Жанна почти не почувствовала. Но сон пришел не сразу.

– Считай, – сказала ей анестезиолог.

– Один, два, три, четыре, пять…

Снов не было. Был провал в темную пещеру. Она падала, падала долго, пока ноги не коснулись дна. Потом в темноте появились мерцающие огоньки. А вдалеке яркий свет, он постепенно усиливался и приближался. Пещера стала заполняться людьми. Она изо всех сил пыталась понять, кто это? Что за люди? Возможно, тот человек с хмурым лицом, одетый в оранжевый жилет рабочего-путейца, – ее отец. А та старушка в вязанке и телогрейке – бабушка. Ее давно нет в живых. И отца нет тоже. Уже много лет. И вот они пришли, стоят, смотрят. Молчат. Ждут. Но чего? Ей захотелось с ними поговорить, спросить, в чем дело? На мгновение сердце пронзила острая боль, но она не успела даже испугаться. И почувствовала, что свет становится ярче, а тело, которое он обволакивает, удивительно легким. Это оказалось не страшно, наоборот, приятно. Она вдруг почувствовала свободу. Господи! Как же это прекрасно!..

– Ну, давай, девочка, давай! Возвращайся!

Кто это? Кто встал вдруг между ней и светом? И зачем делать так больно? Не надо возвращаться… не хочу…

– …остановка сердца… непонятно… Олег Николаевич, что это?

– Перенапряжение… четыре часа операция шла… она умница… справится…

Не хочу! Но как же так? Значит, не все? Зачем ей надо вернуться?

– Давай, давай. Рано тебе еще. Не любила, не жила. Ну, умница! Почти справилась! Кислород ей подавать не прекращайте. Пусть отдышится. Жанна, все уже! Слышишь? Все!

Это еще не все. Это только начало. Потому что больно. Очень больно. И эта боль надолго. Ее вновь везли по коридору, потом бережно переложили на кровать. Но, как ни старались, от боли она вновь потеряла сознание. Словно со стороны видела, как медсестра набирает лекарство в одноразовый шприц. И вновь провалилась в забытье. Так продолжалось несколько дней. Ее то и дело бросало в жар, и сон приходил душный, влажный.

Теперь уже забытье ничем не напоминало пребывание в темной пещере. Впереди – ни долгожданного покоя, ни света, только новая боль, которая неизбежно сопутствует жизни. Вскоре жар прекратился, но стало очень холодно. Она барахталась в ледяной воде, где-то у самой поверхности, куда пробивался солнечный свет, и время от времени ей приходилось выныривать, чтобы глотнуть свежего воздуха. Иногда волны ласково качали ее, порою бросали из стороны в сторону, накатывали так, что она захлебывалась соленой водой. Кажется, это были слезы. Так она плавала еще несколько дней, пока очередной волной ее не выбросило на берег. Пришлось открыть глаза.

Рука болела в месте локтевого сгиба. Из вены торчала игла. Жанна подняла глаза. Капельница. Понятно: кормят ее. Сколько же еще так будет продолжаться?

– Доброе утро, – улыбнулась находившаяся в палате медсестра. – Очнулись? Замечательно! Хорошая новость! То-то радости будет! Вашим здоровьем интересуются каждый день.

– Кто? – с трудом выговорила она.

– Мужчина, который представляется как Сергей Сабуров. – И женщина в белом халате взглянула на нее с откровенным интересом. Имени Сабины не прозвучало, но… Но персонал клиники давно уже приучили не задавать бестактных вопросов, Жанна же от комментариев воздержалась. Еле заметно вздохнув, медсестра добавила: – И еще ваша мама звонила.