Шашлык из трех поросят

– Полный облом! – Жанна плюхнулась на диван и нервно закурила.

– Купить ничего уже не успеем, – сокрушалась Ирина. – Катька, да прекрати ты есть, до того ли сейчас!

– С утра маковой росинки во рту не было! – огрызнулась голодная Катька. – Голова кружится, еще в обморок на выставке упаду! А вы только нервируете!

Подруги усовестились и решили перебрать все Катины вещи, потому что больше ничего не оставалось.

Ревизия Катькиного гардероба привела их в привычный ужас. Вещей-то было полно, потому что Катя долгое время колесила по Европе и покупала там одежду на распродажах и в недорогих магазинчиках. В основном она руководствовалась одним принципом: чтобы было удобно. Посему кучей валялись у нее в шкафу длинные трикотажные свитера всевозможных расцветок, свободные хлопчатобумажные брюки, необъятные джинсовые сарафаны и замшевые жилетки с бахромой в стиле кантри.

– Все не то! – в отчаянии воскликнула Ирина, выныривая из шкафа. – Показывай платья!

– Знаю я ее платья, – ворчала Жанна, – балахон какой-нибудь напялит и говорит, что это платье. Да еще цвет норовит выбрать зелененький…

– Оливковый! – обиделась Катя. – Или вот, бежевое, тоже ничего…

– Повеситься! – хором прокомментировали подруги.

– А это что? – Ирина вытащила что-то полосатое, как брюшко у шмеля.

– Ой, – обрадовалась Катька, – а я его потеряла!

Она мигом нацепила полосатое платье и покрутилась перед подругами. Платье было прямое и довольно длинное, в поперечную черную и малиновую полоску, причем черные полоски были кожаные, а малиновые – из плотного трикотажа. Платье натягивалось на Катькиной круглой фигуре, так что несведущий человек, глядя издалека, мог подумать, что на даме надеты плотно штук двадцать шин от велосипеда.

– Это я в Падуе покупала на воскресном рынке! – щебетала Катя. – Дай, думаю, возьму, черное стройнит!

Подруги переглянулись: какая женщина в здравом уме может подумать, что ее будет стройнить платье в поперечную черную и малиновую полоску?

– Однако, как ни странно, – пробормотала Ирина, – только это платье подходит к Катиной новой прическе…

– Ты с ума сошла! – Жанна замахала руками.

– Слушай, что ты на меня давишь! – возмутилась Катерина. – Я же не на экономический форум иду и не в банк на работу устраиваться! Зачем мне на выставке деловой костюм!

– Делайте как знаете! – поморщилась Жанна. – Теперь уже все равно.

Она засобиралась на работу, Ирина тоже подхватилась, оставив Катю собираться самостоятельно. Условились встретиться на открытии.

Ирина и Жанна приехали в галерею за несколько минут до официального открытия вернисажа. Предъявив пригласительные билеты, они прошли в длинный зал, уже понемногу заполнявшийся публикой.

Ближе ко входу по стенам висели самых разных размеров вышивки. В основном это были репродукции известных картин, аккуратно исполненные в натуральную величину простым болгарским крестом. Поражала своими размерами тщательно вышитая копия картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», хорошо известной каждому нашему соотечественнику по замечательным конфетам «Мишка косолапый». Рядом с этим популярным шедевром красовалась репродукция картины Серова «Девочка с персиками».

– Со школьных времен ненавижу эту картину, – прошептала Жанна.

– Я тоже, – призналась Ирина вполголоса, – однако крестики очень аккуратные…

Пройдя немного дальше, они увидели целую серию выполненных гладью портретов каких-то благообразных бородатых мужчин в церковных облачениях. Среди них затесалось несколько изображений руководителей государства. Ирина обратила внимание на портрет бывшего президента Ельцина с теннисной ракеткой в руке, вышитый цветным ирисом.

Рядом с этими впечатляющими творениями скромно стояла невысокая старушка в коричневом платье с белым школьным воротничком, с круглыми румяными щечками, напоминающими печеные яблочки, и разговаривала с высоким, представительным священником.

– Объясни мне, – негромко обратилась Жанна к подруге, – то ли я чего-то не понимаю, то ли мы ошиблись и приехали не в ту галерею. Ведь Катька говорила, что здесь будет выставка современного искусства, а такие вышитые картины были в моде лет пятьдесят назад, если не больше. Помню, моя бабушка на досуге вышивала уменьшенную копию картины «Витязь на распутье». Она занималась этой вышивкой несколько лет, но ей и тогда не приходило в голову выставлять свое рукоделие в выставочном зале!

– Тсс! – Ирина прижала палец к губам. – Во-первых, православие – это очень актуально. А во-вторых, Катька мне все объяснила: эта старушка, автор вышивок, у нее, кстати, очень соответствующее имя – Евдокия Лукинична, так вот она в большой дружбе с отцом Онуфрием, настоятелем Коневецкого собора, и настоятель из церковных средств оплатил проведение выставки. Кажется, это с ним она сейчас разговаривает…

– А! – Жанна понимающе кивнула. – Спонсор! Ну, тогда все ясно!

Торопливо миновав произведения престарелой вышивальщицы, подруги невольно затормозили. Им показалось, что они попали в цех металлургического завода или по меньшей мере в авторемонтную мастерскую. Часть галереи, в которую они попали, была заставлена конструкциями, сваренными из стальных трубок, балок, заржавленных металлических полос и деталей от различных устройств и механизмов. Посреди этого царства металла стояла женщина лет тридцати в платье, изготовленном из блестящих алюминиевых пластин, в кожаном летном шлеме и тяжелых ботинках на десятисантиметровой платформе. Около этой дамы сгрудилась целая толпа журналистов, наперегонки щелкающих фотокамерами, протягивающих к ней микрофоны или торопливо строчащих что-то в блокнотах.

– Эта композиция, я называю ее «Последний из металлоидов», изображает мыслящего робота, выжившего после ядерной катастрофы. Это сочетание заржавленного, изъеденного коррозией металла и блестящих хромированных деталей говорит нам о противоречивых чувствах, наполняющих его душу при виде догорающих руин человеческой цивилизации… а эта цепь, которую мы видим в левой части композиции, символизирует глубокую, нерасторжимую связь последнего из металлоидов с вымершим человечеством…

– Хорошо излагает, – прошептала Жанна на ухо подруге, – а эта самая «нерасторжимая связь» в левой части мыслящего металлоида тебе ничего не напоминает?

– Ой! – восхитилась Ирина. – Это же цепочка от старого унитаза! Когда я была маленькой, бачки устанавливались наверху, под самым потолком, и сбоку свисала точно такая цепочка с фаянсовой бомбошкой, за которую нужно было дернуть, чтобы спустить воду!

– Точно! – подтвердила Жанна. – Интересно, где она эту цепочку раскопала? Их, наверное, уже лет сорок нигде не бывает!

Журналисты, плотным кольцом окружавшие «железную леди», ловили каждое ее слово и непрерывно фотографировали.

– Это и есть Антонина Сфинкс, – прошептала Ирина. – Великая и ужасная! А самое ужасное в ней то, что она сейчас с Катькиным бывшим мужем…

– Что – сейчас? – переспросила Жанна.

– Ну ты, Жанка, прямо как с луны свалилась! Совершенно не интересуешься жизнью богемы! Она живет с ним…

– Замужем за ним, что ли?

– Ну, не то чтобы совсем замужем, но практически да.

– Пойдем тогда скорее отсюда, нам тут нечего делать! – Жанна пригнулась, как опытный солдат под обстрелом, и проскользнула мимо Антонины и окружающих ее журналистов.

Следующая часть галереи была отведена под Катину экспозицию.

По стенам были развешаны яркие панно, после металлоконструкций Антонины Сфинкс показавшиеся подругам особенно привлекательными. Особенно красивым было одно, изображавшее двух всадников, мужчину и женщину, медленно едущих на арабских конях по ночному саду. Над головой прекрасных всадников сияли две лиловые звезды, свет которых наполнял всю картину.

Катя стояла под этим панно и грустно оглядывалась. Возле нее не было ни зрителей, ни журналистов. Ее разноцветная прическа, напоминающая веселый светофор, удивительно контрастировала с печальным выражением лица, и даже полосатое платье не спасало.

– Ой, девочки, хорошо, хоть вы пришли! – обрадовалась она при виде подруг. – А то я стою тут в гордом одиночестве, как стойкий оловянный солдатик…

– А теперь мы будем как три тополя на Плющихе, – ляпнула Жанна.

Ирина толкнула ее кулаком в бок и жизнерадостно защебетала:

– Не переживай, Катюша, еще просто мало людей пришло, выставка только открывается! Скоро набегут и зрители, и журналисты, яблоку негде будет упасть! А твои работы лучше всех, никакого сравнения! Так что тебе гарантированы самые блестящие отзывы!

– Не утешай меня, – вздохнула Катерина. – Я же вижу, какая толпа возле Тонькиных железяк… скажи честно – тебе-то самой мои панно нравятся?

– Очень! – искренне воскликнула Ирина. – Они такие жизнерадостные, такие яркие! У меня как-то сразу легче стало на душе! Особенно мне вот это нравится. – И она показала на всадников.

– Правда? – Катя зарделась. – Это самое последнее, я его буквально накануне выставки закончила… оно мне и самой больше всех нравится! Правда, последняя работа всегда кажется самой лучшей…

– Ну и хорошо! – с напускной жизнерадостностью воскликнула Ирина. – Самое главное, чтобы тебе самой нравилось! Мнение равнодушной толпы ровным счетом ничего не значит. Художник – сам высший судья своим творениям. Не помню, кто это сказал…

– Наверняка какой-нибудь неудачник, которого обошли ежегодной премией… – проворчала Катя. – Хорошо тебе говорить, твои книжки расходятся большими тиражами, и пресса тебя замечает, а ко мне хоть бы один журналист подошел… а вон, посмотри, вокруг Антонины журналисты так и вьются… что они находят в ее ломаных мясорубках?

– Подержанных газонокосилках! – подхватила Ирина.

– Вышедших из строя унитазах! – внесла свою лепту Жанна.

– А все-таки около нее толпа… – вздохнула Катя. – Девочки, а что она все время на меня шипит, как беременная кобра, прямо ядом плюется?

– Ну, Катя, я просто поражаюсь твоей наивности, неужели ты не понимаешь? – фыркнула Жанна. – Ведь твой бывший теперь с ней…

– Ну и что? Вот если бы наоборот – тогда еще можно понять… и вообще, мы с Шуриком очень мирно расстались… совершенно без скандала, как интеллигентные люди…

– Ты так считаешь? – возмутилась Жанна. – Ты уже забыла, что он тебя загнал в глухую, дремучую коммуналку! Твой Шурик – самый настоящий козел и первостатейный жлоб!

– Да ладно, я на него зла не держу! Тем более теперь я замужем, у меня все хорошо! У меня есть Валик…

Жанна хотела сказать, что муж, годами кочующий по африканским саваннам с дикими племенами, вряд ли то, о чем мечтает каждая нормальная женщина, но Ирина заблаговременно прочла ее мысль и ткнула локтем в бок. Жанна охнула и покосилась на подругу, буркнув недовольно что-то насчет некоторых тетех, святость которых граничит с глупостью.

– А кто это там приехал? – оживленно проговорила Ирина, чтобы перевести разговор на менее опасную тему.

Возле входа в галерею действительно наметилось явное оживление. К дверям с озабоченным видом пробежал администратор, откуда-то появились крепкие ребята с профессионально непроницаемыми лицами, журналисты покинули Антонину Сфинкс и потянулись ко входу.

Двери широко распахнулись, и в зале в окружении небольшой свиты появился высокий черный человек.

– Это атташе по культуре Кот-де-Леона, – прошептала Ирина, – в газетах писали, что он собирается посетить эту выставку.

– Какой кот? – удивленно переспросила Катя.

– Тундра! Это страна такая в Африке – Кот-де-Леон! Уж тебе стыдно не знать, у тебя же муж – главный специалист по Африке…

– Действительно… – Катя расстроилась. – А ведь у меня самой в школе была пятерка по географии, но что-то я такой страны не помню… А этот атташе очень прилично выглядит и одет в смокинг, а не в национальный костюм из шкур и перьев…

Атташе неторопливо прошел мимо ностальгических вышивок, ненадолго задержался возле металлоконструкций Антонины Сфинкс и наконец подошел к Катерининой экспозиции. Вслед за ним двигалась небольшая группа его сотрудников, чуть сзади держались журналисты. Но атташе, конечно, очень выделялся среди своего окружения и вообще среди всех посетителей выставки. Он выделялся среди них, как породистый арабский скакун среди заморенных кляч, как борзая среди стаи дворняжек.

Он был высок и строен, как пальма. Он был черен, как безлунная африканская ночь. Отлично сшитый смокинг облегал его как вторая кожа. Зубы атташе сверкали, как тридцать две превосходные жемчужины. Белки его глаз отливали предрассветной голубизной.

Неожиданно атташе замер перед панно с двумя всадниками в благоухающем ночном саду и возбужденно заговорил на незнакомом гортанном языке. В его монологе постоянно повторялись два слова: унга вароси. Может быть, они звучали не совсем так, но ничего более похожего европейский слух трех подруг не мог изобразить.

Заметив явный интерес высокого гостя, журналисты тоже оживились. Они принялись торопливо снимать Катины работы, а заодно и саму художницу. Рослый телевизионщик в потертом джинсовом костюме забегал вокруг Катерины с огромной камерой. Ирина скосила глаза на Антонину Сфинкс и увидела, что «железная леди» перекосилась, как будто по ошибке проглотила целый лимон.

Переводчик, сопровождавший атташе, кругленький лысый толстячок с нездоровым желтоватым лицом, прилепил на физиономию неподвижную дежурную улыбку и заговорил, обращаясь почему-то к Ирине:

– Господин атташе выражает вам свое искреннее восхищение. Ваши замечательные произведения поразили его своей поэтичностью и художественной глубиной…

– Это не мои произведения. – Ирина вытолкнула вперед раскрасневшуюся от смущения, ожесточенно сопротивлявшуюся Катерину. – Вот автор этих панно, художница Екатерина Дронова.

Журналисты с новой силой защелкали камерами и заскрипели перьями. Переводчик, нисколько не смутившись, повернулся к Кате и продолжил с той же приклеенной улыбкой:

– Особенно господину атташе понравилась вот эта работа, на которой изображены два всадника…

– Унга вароси! – взволнованно перебил атташе переводчика и добавил что-то вроде «детуаль».

– Это по-французски, – шепнула Катя, – означает «блуждающие звезды».

– Уж как-нибудь мы и сами поняли, хоть французского не знаем, – сердито сказала Жанна.

– А как он догадался, что композиция называется именно так? – удивилась Катерина.

– А ты спроси, – ехидно посоветовала Жанна.

Катя послушно заговорила с атташе по-французски. Он сверкнул белозубой улыбкой, и они с Катей углубились в живейшую беседу.

– Интересно, зачем ему переводчик с африканского, если он так хорошо говорит по-французски? – прошептала Ирина на ухо Жанне.

– Положено по статусу! – ответила подруга и добавила: – Ну, Катьке повезло! Такой пиар! Во все газеты попадет!

– Это мое последнее произведение, – еле слышно от смущения ответила Катя, обращаясь к белозубому атташе и журналистам, – я закончила его буквально накануне открытия выставки…

Атташе снова заговорил по-своему, и переводчик поспешно перевел:

– Господин атташе интересуется, когда госпожа Дронова побывала в его стране, Кот-де-Леоне.

– Никогда, – честно призналась Катерина, – я в Африке ни разу не была. Хотя очень хочу…

Атташе понял ее без перевода. Он пожал плечами и изобразил на лице глубокое неодобрение. Должно быть, в его глазах человек, не побывавший в его родной стране и вообще в Африке, не достоин его высокого внимания. Во всяком случае, он еще раз внимательно посмотрел на панно, развернулся и пошел к выходу, на ходу выговаривая что-то переводчику. Переводчик почтительно возражал. Вместо того чтобы наказать непокорного переводчика тут же, на месте, атташе вдруг повернулся и тем же решительным шагом устремился назад. Поравнявшись с Катей, он оттолкнул джинсового телевизионщика и разразился длинной французской фразой. Катерина взглянула на него в полном изумлении, зарделась и стала неуверенно возражать. Атташе настаивал, глаза его сверкали.

– Что он говорит? – Жанна ткнула подоспевшего переводчика в бок.

Тот поглядел выразительно, и до Жанны сразу дошло, что перед ней хоть и переводчик, но служит он только своему атташе, а к ней в толмачи не нанимался. Катя наконец кивнула, но как-то замедленно. Атташе еще раз сверкнул белозубой улыбкой и окончательно удалился.

Часть журналистов устремилась за ним, остальные плотным кольцом окружили Катерину и буквально засыпали ее вопросами. Катя расцвела. Она отвечала невпопад, но это никого не смущало. Блестели вспышки фотоаппаратов, щелкали диктофоны, оператор снимал. Ирина с Жанной держались в сторонке.

Поблизости раздавалось злобное шипение. Это брошенная журналистами Антонина Сфинкс плевалась ядом на свои собственные художественные металлоконструкции. Их разъедало, как будто на металл попала неразбавленная соляная кислота.

Престарелая вышивальщица все так же стояла перед портретами известных политиков и церковных деятелей, вышитых трудолюбивым болгарским крестом. Благообразный священник куда-то испарился. Ирине надоело, что ее все время толкают журналисты, а телевизионщики наступают на ноги, она тихонько отошла, с опаской миновала металлические конструкции и остановилась возле рукодельной бабули. Они поговорили немного о технике вышивания, старушка оживилась и сообщила Ирине множество полезных сведений о вышивании гладью и узелками, а также как делать мережку, ришелье и аппликацию. Ирина похвалила работы, бабушка зарделась от удовольствия и подарила Ирине собственноручно выполненную подушечку для иголок.

Телевизионщики смотали наконец свои провода и отбыли восвояси, сказав, что сюжет будет в сегодняшних вечерних новостях. Журналисты прекратили строчить в своих блокнотах и тоже потянулись к выходу. Немногочисленные посетители осматривали Катины панно весьма благосклонно. Ирина направилась к Кате, раздумывая на ходу, как бы улизнуть пораньше и чтобы Катерина не обиделась. У нее еще масса дел, а Катька, конечно, настроилась на праздничный ужин с шампанским. Если испортить ей праздник, она никогда не простит. Ирина вздохнула и шагнула ближе. Возле металлических опусов Антонины Сфинкс стояла компания – какой-то толстый мужчина в черной рубашке, с длинными рыжеватыми волосами обнимал двух визгливо хохочущих девиц. Подойдя ближе, Ирина поняла, что девицы далеко не первой молодости, да еще и выпивши. Антонина, искусственно оживленная, фальшиво смеялась и делала вид, что все прекрасно. Там еще ошивался с ними какой-то тип, худой и незаметный. Ирина прошла бы мимо, но вдруг что-то показалось ей знакомым в повороте головы и движениях. У этого типа была странная прическа – довольно коротко стриженный, от неравномерной седины волосы казались пегими, и только спереди был совершенно белый клок. В целом голова напоминала меховые кроличьи шапки, которые носили в советские времена обычные люди – то есть те, у которых не было никакого знакомства в сфере торговли, чтобы достать приличный головной убор. Мех назывался «кролик серо-заячий», и от нужды такого кролика носило едва ли не девяносто процентов всего мужского населения.

Мужчина поднял свою серо-заячью голову, и Ирина узнала в нем Катиного первого мужа Александра Коврова. Ну естественно, где ж ему быть, когда его Антонина тусуется тут со своими железяками. Вид у Шурика был не слишком довольный – видно, прекрасно представлял, какую сцену устроит ему Антонина дома из-за того, что у Кати неожиданно получился такой успех.

Ирина, конечно, была с ним в свое время знакома, но не слишком близко. Они дружили с Катей давно, и муж у Катьки тогда был, но как-то быстро весь вышел. Тем не менее сейчас Шурик при виде ее весьма оживился.

– Привет! – сказал он и шагнул к Ирине, бросив свою Антонину. – Рад тебя видеть! Отлично выглядишь, слышал про твои успехи!

Ирина не успела удивиться и сказать в ответ дежурную любезность, потому что Антонина Сфинкс дернула Шурика за рукав. Ирина поскорее ретировалась, чувствуя, что спину жжет ненавидящий взгляд.

Возле Кати появился новый персонаж – совершенно лысый мужчина с бегающими глазками.

– Это еще кто? – шепотом спросила Ирина недовольную Жанну.

– Черт его знает, – ответила та, – представился неразборчиво, вроде журналист, только непонятно от какой газеты. Не то «Невский вестник», не то «Петербургский курьер», не то вообще «Ленинградский почтальон». И вообще он какой-то скользкий и подозрительный.

Непонятный тип между тем взял Катину руку и прижал ее к сердцу, всячески выражая свою признательность.

– Удивительно! – вещал он. – Восхитительно! Просто божественно! Вы покорили мое сердце!

– Да? – удивилась Катерина и отняла наконец свою руку.

– То есть не вы, а ваши работы! – опомнился лысый тип. – Отчего же раньше я их не видел?! Я очень много потерял! Я должен немедленно сделать о вас большой репортаж! На целую полосу, и непременно с цветными фотографиями! Мы должны встретиться в неформальной обстановке!

– Конечно-конечно, – растерянно лепетала Катя, – непременно…

– Я должен обязательно поглядеть ваши работы, ведь, как я понимаю, здесь представлены далеко не все?

– Ну разумеется! – расцвела Катерина. – У меня очень много работ! Конечно, одна выставка не дает полного представления…

– Я должен их посмотреть!

– Подозрительный какой-то тип, – прошептала Ирина на ухо Жанне. – Что он к Катьке прицепился? Домой напрашивается, а она уж и рада… Как-то он мне не нравится…

– Мне тоже, – кивнула Жанна и вмешалась. – Минуточку! – Она сумела вклиниться между Катей и лысым. – Мы не расслышали, из какой вы газеты.

– Разве я не сказал? «Петербургский радиослушатель». Очень популярная газета! Огромный тираж!

– Вот как? – Жанна переглянулась с Ириной. – А мне послышалось… впрочем, наверное, я ошиблась. Визиточку не подарите?

– Ох! – Лысый хлопнул себя по лбу. – Визитки, к сожалению, кончились. Раздавал, понимаете, направо и налево… вроде и взял много, а ни одной не осталось. Так когда я смогу вас увидеть?

И Катерина, невзирая на Жаннины знаки, продиктовала лысому свой домашний телефон.

С трудом отвязавшись от странного типа, Катя перевела дух и подошла к подругам.

– Девочки, ну как вам это все? Не надоело?

– Как тебе сказать, чтобы не обидеть… – протянула Ирина.

– Зачем ты дала свой телефон этому подозрительному типу? – процедила Жанна. – Он мне очень не понравился!

– Да ладно тебе! – Катя отмахнулась. – Самый обыкновенный журналист… и вообще, девочки, я что-то устала…

И тут, к счастью, торжественное открытие выставки закончилось.

– Ну что, куда пойдем шампанское пить? – спросила Жанна, выходя.

– Понимаете, девочки… – Катерина отвела глаза и покраснела, – я не могу. Меня… меня пригласили в ресторан.

– Как это? – вскинулась Ирина. – И кто тебя пригласил?

– И самое главное – когда он успел? – вторила ей Жанна. – Вроде ты все время на глазах была.

– Это… это тот самый атташе из Кот-де… ну, в общем, вы его видели… – Катерина выглядела совершенно несчастной. – Я не могла ему отказать! Он был так настойчив!

– Это почему же? – зловеще спросила Жанна. – Чем тебя покорил этот орангутанг, только что с пальмы слезший?

– Неправда! – азартно возмутилась Катя. – Вовсе он ни с какой пальмы не слез! Он, между прочим, в Сорбонне целых пять лет учился! А то, что ты говоришь, – это расизм, вот!

– Да я вовсе не в том смысле! – пошла на попятную Жанна.

– Девочки, не ссорьтесь, – Ирина встала между подругами, – люди же смотрят… Жанка, оставь ее в покое, пускай едет куда хочет, в конце концов, она уже большая девочка! Ведь не съест же он ее, на самом-то деле!

– Ты в этом уверена? – протянула Жанна. – Как раз это у него на родине, по-моему, в порядке вещей!

– Думаю, в Сорбонне его от этого отучили!

Тут вывернулся откуда-то Катькин бывший серо-заячий Шурик.

– Катерина! – закричал он и радостно раскрыл объятия. – Как же я не успел тебя поздравить! Головокружительный успех! Рад за тебя, рад!

– Шурик! – расцвела непосредственная Катька и тут же полезла целоваться. – Я тоже очень рада тебя видеть, дорогой мой!

Только Ирина обрадовалась, что в обозримом пространстве нет Антонины Сфинкс, как та возникла из двери, как привидение в шотландском замке, и поглядела Катерине в спину с такой ненавистью, что Ирина невольно поежилась от дурного предчувствия.

Шурик с Катькой обнимались и начали уже вспоминать молодые годы, как вдруг подъехал черный лимузин, и шофер в форме с галунами предупредительно открыл дверцу. Катька вырвалась из объятий бывшего мужа, сделала подругам ручкой и уселась в машину.

– Делай после этого людям добро! – ворчала Жанна. – Возились с ней, а она даже отметить с нами не захотела…

Скрежет зубов Антонины Сфинкс был слышен на весь район.

Худощавый мужчина с бегающими глазами подошел к стоящей около тротуара темно-красной машине. Он остановился возле нее с таким подозрительным видом, что пенсионер Сироткин, выгуливавший неподалеку таксу Дусю, предположил, что неизвестный собирается снять с машины зеркала и дворники. Поэтому, чтобы не нарваться на неприятности, пенсионер развернулся и поспешил в обратную сторону. Дуся очень удивилась: обычно они доходили до круглосуточного магазина и только тогда поворачивали к дому. Сегодняшняя прогулка ее вообще разочаровала: они не встретили ни одной знакомой собаки, и даже не подвернулась кошка, за которой можно было бы погнаться.

Однако события развивались по другому сценарию. Дверца красной машины распахнулась, и подозрительный мужчина сел на переднее сиденье рядом с женщиной в черных очках.

– Деньги, – требовательно проговорил он, протянув руку.

Женщина вложила в руку конверт и прошептала:

– Здесь половина, вторую половину получите после завершения дела… после благополучного завершения. Я надеюсь, вы справитесь?

– Не боись! – Мужчина ухмыльнулся. – С настоящим профессионалом дело имеешь! Не лох какой-нибудь! Мне это провернуть – все равно что у ребенка конфетку отобрать! Это вообще плевое дело…

– Почему же тогда такие большие деньги берете? – едва слышно прошелестела женщина.

– Потому и беру, что настоящий профессионал! Мои услуги дорого стоят! Понятно? А ты чего шепчешь-то? Простудилась, что ли? Ноги промочила или пива холодного выпила?

– Какого пива! – Женщина поморщилась. – Нужно соблюдать конспирацию! Вдруг нас кто-то услышит?

– Да кто здесь услышит-то? – Мужчина презрительно хмыкнул и откинулся на спинку сиденья. – Не дрейфь! С настоящим профессионалом работаешь! Не лох какой-нибудь…

– Я надеюсь. – Женщина заговорила немного громче. – Вы все помните? Не нужно повторять инструкцию?

– Обижаешь!

– Не забудьте отключить сигнализацию… сторож всегда спит, да и когда не спит, ни черта не слышит, он глухой старый пень… так что с этой стороны никаких неприятностей можно не бояться…

– Да говорят тебе – я настоящий профессионал! Не лох какой-нибудь! Даже если там будет взвод спецназа, меня это не остановит!

– Откуда там спецназ? – Женщина испуганно отшатнулась от своего собеседника. – Это же не банк!

– Да это я так, для примера… – Мужчина снова хмыкнул. – Ну чего ты такая нервная? Сказали же тебе – все будет в лучшем виде! С профессионалом работаешь, не с лохом каким-нибудь!

– Я надеюсь… – повторила женщина, при этом в голосе ее прозвучало некоторое сомнение. – Вот план… – Она протянула своему соседу сложенный вчетверо листок папиросной бумаги и добавила: – Объект обозначен на плане красным крестом. Я надеюсь, вы ничего не перепутаете!

– Само собой! – Мужчина, даже не взглянув, спрятал листок в карман. – С профессионалом работаешь!

– Да-да, не с лохом каким-нибудь, – продолжила женщина, досадливо поморщившись, – только вы на всякий случай план изучите…

– А как же!

– И еще. – Женщина повернулась к соседу. – Аккуратнее там, чтобы милиция потом никаких следов не нашла. Мне это не нужно, да и вам тоже.

– Само собой. – Мужчина зевнул, прикрыв рот ладонью, и выбрался из машины, напоследок проговорив: – С профессионалом дело имеешь, не с лохом каким-нибудь!

– Смотри у меня! Остаешься здесь за старшего! И чтобы никакого самоуправства, а то ответишь по всей строгости закона! – Пенсионер Сироткин погрозил таксе Дусе пальцем и вышел из квартиры.

Дуся внимательно выслушала хозяйские наставления, склонив голову набок и свесив левое ухо до самого пола. Как только дверь за хозяином закрылась, она немедленно отправилась в угол прихожей, где неосторожный Сироткин оставил новые домашние тапочки, которые подарила ему племянница на Пасху. Тапочки очень интересовали Дусю. Она собиралась как следует их погрызть, поэтому дожидалась ухода хозяина с большим нетерпением. Хозяин уходил каждый вечер на работу. Пенсионер Сироткин работал ночным сторожем в известной художественной галерее «Арт Нуво».

Расположившись в своей каморке, Сироткин заварил чаю, смастерил себе аппетитный бутерброд с розовой вареной колбасой и приступил к исполнению служебных обязанностей. Его служебные обязанности заключались в том, чтобы не спать. Сироткин разгадал кроссворд в газете «Сплетни», потом прочитал в этой же газете волнующий репортаж о скандале, который устроила в ресторане известная эстрадная певица, и короткое сообщение о разводе телевизионного ведущего. Затем он открыл книгу «Как сделать карьеру и преуспеть на службе». Пенсионера Сироткина очень волновали вопросы карьерного роста.

На обложке книги было обещано, что книга написана живым, увлекательным языком, однако уже на второй странице Сироткин начал неудержимо зевать. На третьей странице он стал клевать носом и наконец выронил книгу. Ему приснилось, что хозяева галереи заметили редкостное усердие пенсионера и назначили его директором, при этом значительно увеличили жалованье.

– Мы всегда знали, что на вас можно положиться, Алексеич! – проговорил во сне хозяин.

Сироткин не успел удивиться тому, что хозяин так непривычно к нему обращается, и проснулся.

В каморке было совсем светло, рядом с ним стояла уборщица Марья Михайловна и озабоченно повторяла:

– Алексеич! Да проснись же ты наконец! Не ровен час придет кто-нибудь из начальства, а ты дрыхнешь!

– Кто дрыхнет? – обиделся Сироткин. – Я на посту! Я как штык! Я всегда при исполнении!

– Ага, при исполнении! – передразнила бравого пенсионера вредная Марья Михайловна. – У тебя всю галерею раскрадут, а ты и не заметишь!

– Ну да, раскрадут, – отмахнулся Сироткин. – Кому вся эта дрянь нужна?

– Нужна не нужна, а на работе должен быть порядок! – неодобрительно заявила Марья Михайловна.

Насчет порядка Сироткин с ней был целиком и полностью согласен, о чем тут же и заявил:

– У меня, Марья Михайловна, обязательно порядок, прямо как, к примеру, в танковых войсках!

– Ага, порядок! – продолжала ворчать уборщица. – А дверь, между прочим, на одну собачку захлопнута!

– Как – на собачку? – растерялся Сироткин. – На какую собачку?