Обрученная с Князем тьмы

Он готов был стоять здесь вечно, не сводя с нее глаз, любуясь тем, как она расчесывает волосы, но остальные участники ежевечернего ритуала не разделяли его желания.

Сперва пудель начал скулить и дергать поводок.

С пуделем он разобрался просто – пнул его ногой, вложив в этот удар все раздражение, всю свою неутолимую тоску.

Пес обиженно взвизгнул, отскочил к стене и затих, но поэзия мгновения была уже безнадежно испорчена.

Но хуже было другое – она закончила расчесывать волосы и ушла от окна.

Он вздохнул.

То главное, что придавало смысл его жизни, то, чем он жил с утра до вечера, закончилось – и нужно было возвращаться к тусклым будням, к унылым повседневным делам. Что там велела купить жена? Кажется, молоко?

Чего только он не отдал бы за то, чтобы обладать ею, этой женщиной с волосами медового цвета! Чего только не отдал бы! Он пошел бы ради нее на любое преступление…

Он нехотя отошел от окна, дернул за поводок.

Пудель обиженно тявкнул и поплелся следом, бросив на хозяина неприязненный взгляд. В этом взгляде читалось: если бы я только мог говорить, все рассказал бы хозяйке!

– Если бы! – передразнил его мужчина и для профилактики стегнул поводком.

Пудель взвизгнул – не столько от боли, сколько от несправедливости – и послушно засеменил за хозяином.

Они выбрались с чердака на лестницу.

Мужчина повесил на место замок и пошел прочь, мечтая о завтрашнем дне.

– Ты купил молока? – раздался из кухни голос жены, едва он вошел в квартиру.

– В магазине не было молока! – ответил он, с трудом скрывая раздражение.

Жена ничего не ответила.

Он разделся и пошел в ванную. Нужно было ложиться спать, чтобы встать утром, прожить серый, тусклый, унылый, бесконечный день, скрашиваемый только одной мыслью, только одним ожиданием: вечером он возьмет собаку и снова пойдет на тот захламленный чердак. Чтобы простоять несколько минут у окна, глядя, как ее золотые волосы текут сквозь гребень.

Господи, как же он хочет эту женщину! Душу бы продал за то, чтобы обладать ею!

Показалось ему или нет, что в лужице воды в раковине мелькнуло чье-то лицо? Скорее не лицо, а маска – злобная, нечеловеческая… Глупости, он совершенно рехнулся! Нужно взять себя в руки! У него такая ответственная работа…

На следующий день было воскресенье, и брат Бернар вместе со всеми своими людьми пришел на мессу. Пока епископ произносил проповедь, посвященную всемерному искоренению ереси и колдовства, инквизитор внимательно разглядывал прихожан, чтобы определить, кто из них недостаточно тверд в вере. Рядом с ним стоял секретарь епископа итальянец Луиджи, шепотом называя имена горожан, привлекших внимание брата Бернара.

– Это Бауэр, бакалейщик, – прошептал Луиджи, увидев, что инквизитор разглядывает лысого толстяка, задремавшего во время проповеди. – А рядом с ним – Михель Линц, аптекарь… позади аптекаря – булочник Дроссельмайер с женой… весьма благочестивый господин!

– А кто та дама в голубом платье? – спросил брат Бернар, внезапно ощутив головокружение, словно у самых его ног разверзлась бездонная пропасть.

– Это фрау Ситтов, жена богатого торговца… – услужливо сообщил итальянец. – Муж ее сейчас в дальнем плавании. Фрау Ситтов – усердная прихожанка, очень благочестивая, ежедневно ходит в церковь и много жертвует…

– Фрау Ситтов… – инквизитор повторил это имя, словно попробовал его на вкус. Оно показалось ему сладким, как майский мед. И волосы этой женщины были цвета светлого меда, и глаза – необыкновенного медового оттенка.

Брат Бернар вспомнил, как в молодости совершил паломничество к святому Иакову Кампостельскому. Там, в прохладной полутьме собора, он увидел чудесный лик золотоволосого ангела, который на всю жизнь запечатлелся в его сердце. И вот теперь в этом захолустном немецком городке он встретил женщину с лицом того ангела…

Инквизитор вцепился в плечо Луиджи, чтобы удержаться на ногах. Неисчислимы козни дьявола, тысячи путей находит он, чтобы поразить верных слуг Господа!

– Что с вами, досточтимый брат? – испуганно спросил итальянец.

– Ничего… – отозвался Бернар, справившись со своим голосом. – Здесь душно…

– Должно быть, вы слишком изнурили себя постом и молитвой, досточтимый брат!

Воскресным вечером бравые ландскнехты из свиты брата Бернара всей компанией закатились в кабачок «Под золотой лозой», сам же инквизитор, закрыв лицо капюшоном, обошел город со своей черной собакой. Черной тенью проскользнул он мимо собора, мимо таверны, мимо городской аптеки, заглядывал в окна, пытаясь угадать, за каким из них скрываются еретики.

Вдруг из темной подворотни выскользнула еще более темная тень, нерешительно приблизилась к инквизитору.

Черная собака зарычала, обнажила желтые клыки.

– Спокойно, Милорд, спокойно! – проговорил брат Бернар, схватив пса за ошейник. – Этот благочестивый человек хочет исполнить свой долг перед Церковью…

Незнакомец что-то зашептал на ухо инквизитору. Тот благожелательно улыбнулся, перекрестил доносчика и пошел дальше. И тут, проходя мимо городского колодца, он увидел стройную женщину со служанкой, которая спешила домой. Голова ее была покрыта темной шалью, скрывающей лицо, но инквизитор не сомневался, что это она, фрау Ситтов.

Он проследил за женой торговца до самого дома, посмотрел из-за угла, как служанка заперла дверь, вернулся в комнату, которую отвел ему епископ, скинул свой монашеский плащ и долго бичевал себя по голым плечам, по спине.

Однако бичевание не помогло: когда брат Бернар улегся на свою узкую кровать, перед его закрытыми глазами стояла женщина в синем платье, женщина с лицом ангела, женщина с глазами удивительного медового цвета…

* * *

В первый день к инквизитору подошел только один человек, во второй – трое, на четвертый день он едва успевал записывать показания доносчиков. Доносили на соседей и на лучших друзей, мужья доносили на жен, братья – на сестер, дети – на матерей.

Брат Бернар сидел в своей комнате, как паук в центре паутины, и записывал, записывал, записывал. Встречаясь за обедом с епископом, он светлел лицом и говорил:

– Вот так, Ваше Преосвященство! Вы считали, что ваша паства сплошь состоит из добрых христиан, из невинных агнцев, а они оказались волками в овечьей шкуре! Мы только начали расследование, а у нас уже десятки подозреваемых!

– Ну, право, я не знаю, можно ли верить всем этим доносам… – Епископ морщился. – Возможно, кто-то доносит не по христианскому долгу, а со зла, из мести или из корысти.

– На этот счет вы можете не сомневаться, Ваше Преосвященство! – Брат Бернар показывал епископу небольшую книжицу в потрепанном переплете. – У меня есть мое несравненное орудие, «Молот ведьм», блистательный труд двух моих досточтимых коллег, опытнейших братьев инквизиторов Шпренгера и Инститора. Здесь, в этой небольшой книге, подробно разъясняется и то, как следует вести допрос и следствие по делу о ведовстве, и то, как отличить чистосердечный донос от злонамеренного и лживого. Пользуясь этой книгой, я никогда не собьюсь с верного пути!

Епископу нечего было возразить, и он завершал обед в молчании. А брат Бернар спешил в свою келью, куда помощник одного за другим приводил доносчиков.

Брат Бернар внимательно выслушивал каждого, задавал каверзные вопросы, как советовали авторы «Молота ведьм», дабы выяснить, не вызван ли донос исключительно смертельной враждой доносчика и обвиняемого, основан ли он на собственных наблюдениях или лишь на смутных слухах. Впрочем, как говорили братья инквизиторы в своем бессмертном труде, нет дыма без огня, и упорный слух – достаточное основание для проведения расследования.

На этом этапе дознания брат Бернар еще не производил арестов, он лишь собирал материалы, чтобы затем одним махом захватить наиболее подозрительных горожан.

А потом, когда присутственные часы заканчивались, брат Бернар покидал дом епископа и со своей собакой черной тенью блуждал по городу, заглядывая в каждый закоулок, в каждую темную подворотню. Инквизитор говорил себе, что отыскивает еретиков, хочет выследить их тайные сборища, но в действительности ему хотелось еще раз увидеть женщину с медовыми глазами…

Прохожие шарахались от него, как от привидения, испуганно крестились и торопились скрыться в своих домах, запереть двери, отгородиться от черной тени, расползающейся по городу…

В своих блужданиях инквизитор раз за разом невольно возвращался к дому фрау Ситтов, но ставни его всегда были плотно закрыты, и ему не удавалось увидеть ту, которая внесла смятение в его сердце, так что приходилось ждать следующего воскресенья, чтобы встретить ее в церкви.

Вернувшись в свое одинокое жилище, брат Бернар долгие часы молился и бичевал свои израненные плечи, прося у Господа помощи в борьбе с еретиками и с собственным своим сердцем, охваченным преступной страстью…

Однажды во время своих ночных блужданий по городу инквизитор оказался перед жалкой лачугой, притулившейся к городской стене возле самых ворот. Из единственного окошка хижины выбивался тусклый, мерцающий свет.

Странное чувство охватило его. Брат Бернар толкнул дверь и вошел внутрь, согнувшись. Собака испуганно заскулила, но все же последовала за хозяином, прижимаясь к его ногам.

За дверью увидел он тесную и грязную каморку, освещенную тускло тлеющей лучиной и угасающим огнем в очаге, над которым булькало в закопченном котелке какое-то зловонное варево. Над котелком висели пучки трав и какие-то странные предметы, напоминающие то ли сморщенные мышиные тушки, то ли сохнущие лохмотья. Перед самым очагом сидела на корточках оборванная старуха с седыми космами, свисающими на глаза, и полуоткрытым ртом, посреди которого красовался единственный желтый зуб, как колокольня церкви посреди безлюдной пустоши.

Повернувшись к вошедшему, старуха уставилась на него неожиданно яркими глазами и проговорила:

– Ну, наконец-то ты пришел ко мне, красавчик! Давно я тебя ждала! Посиди со старухой, отведай моего угощения!

– Ты ждала меня? – удивленно переспросил инквизитор. – С какой стати? Да знаешь ли ты, кто я такой?

– Еще бы не знать! – Старуха мерзко захихикала. – Ты – стервятник, могильный червяк, служитель смерти! Мы с тобой одного поля ягоды, красавчик!

– Как ты смеешь говорить мне такое, старая ведьма! – возвысил голос брат Бернар. – Я – служитель матери нашей католической церкви, преданный слуга Его Святейшества папы, верный пес Господа, призванный искать и поражать ересь во всяких ее проявлениях…

– Вот-вот! – перебила его ведьма и снова захихикала. – Я же и говорю – стервятник, прислужник смерти! Но ты зря так кипятишься, красавчик, ведь я знаю, зачем ты ко мне пришел!

– Зачем? – переспросил инквизитор, теряя свою былую уверенность. – Я случайно увидел твою лачугу, случайно толкнул эту дверь, у меня и в мыслях не было…

– Бла-бла-бла! – протянула старуха. – Ты сам-то веришь своим словам, красавчик? Ты пришел ко мне, чтобы попросить у меня помощи! И не стыдись в этом признаться!

– О чем ты говоришь, старая ведьма? Чем ты можешь помочь мне? Ты – старая нищая ворона, случайно задержавшаяся на этом свете, я же – исполнитель воли Его Святейшества…

– Ну вот, опять заладил! – Старуха зевнула. – Тебе еще не надоело повторять одно и то же?

– Ты кощунствуешь, старуха! – инквизитор повысил голос и огляделся по сторонам. – И вообще, здесь явно пахнет ересью и колдовством! Не понимаю, как Его Преосвященство господин епископ до сих пор терпел твое присутствие в этом городе? Ну, ничего, я с этим быстро покончу! Завтра же я пришлю за тобой ландскнехтов!

– Ох, как я напугалась! – Старуха изобразила на лице притворный ужас и снова захихикала. – Не пора ли перейти к делу, красавчик? Ты ведь хотел попросить у меня ее…

– Ее? – переспросил брат Бернар, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – О чем ты…

– Взгляни-ка, красавчик, в это зеркало! – Старуха вытащила из своих лохмотьев круглое венецианское зеркало в серебряной оправе, на ручке из слоновой кости. Эта дорогая изящная вещь казалась вовсе не уместной в жалкой каморке старой ведьмы. Старуха протерла зеркало грязным рукавом и протянула инквизитору.

Брат Бернар не хотел брать зеркало – но послушно взял его, как будто его рукой водила какая-то чуждая сила, и против воли взглянул в сияющий овал.

И вместо собственного лица он увидел в зеркале женщину с глазами цвета светлого майского меда. Фрау Ситтов неспешно расчесывала свои чудесные медовые волосы, глядя прямо перед собой с выражением равнодушного покоя, глядя словно в самое сердце брата Бернара, в самую его душу.

– Славная бабенка! – проговорила ведьма. – Не смущайся, красавчик, старая Герда тебе поможет!

– Как ты смеешь, ведьма… – начал инквизитор, но старуха нетерпеливо отмахнулась от него, вырвала из его руки зеркало, спрятала снова в своих лохмотьях.

И брат Бернар внезапно упал на колени, протянул руки к нищей знахарке и взмолился:

– Дай мне еще посмотреть на нее!

– Довольно, красавчик! – строго ответила старуха. – Много ли от этого проку? Я же сказала, что помогу тебе! Бабенка и впрямь хороша! Она будет твоей, не сомневайся!

Она отвернулась от инквизитора, пошарила в груде лохмотьев возле очага и вытащила оттуда глиняный кувшинчик, запечатанный золотистым воском.

– Вот, красавчик, возьми это. Когда будешь один, намажешь себя всего, с головы до ног! Ничего не пропусти, красавчик, ни одного местечка! – старуха мерзко захихикала. – Только помни – когда будешь совсем, совсем один!

– С какой стати… – попробовал возразить брат Бернар, но старуха отмахнулась от него небрежным королевским жестом:

– Можешь не благодарить меня! Я же говорю – мы с тобой одного поля ягоды, красавчик, а между своими – какие счеты! Ну, разве что ты подаришь старухе монетку, одну монетку… – Старуха прищурилась, пристально взглянув на инквизитора, и повторила: – Только помни, когда будешь совсем один!.. И еще – он исполнит только одно твое желание, только одно, так что не ошибись, подумай хорошенько, прежде чем просить…

– Он? – в ужасе переспросил инквизитор. – Кто – он?

Но старуха ничего ему не ответила, и вдруг сильный порыв холодного ветра ворвался в ее лачугу, подхватил брата Бернара и вынес его на ночную улицу, как осенний листок или негодную тряпицу.

Инквизитор едва удержался на ногах, но та же неведомая сила гнала его вперед, прочь от ведьминого жилища. Он бежал, не в силах остановиться, бежал, натыкаясь на ночных гуляк и припозднившихся прохожих, пока не добежал до епископского дворца. Черный пес едва поспевал за хозяином.

На крыльце двое ландскнехтов играли в кости. Удивленно взглянув на брата Бернара, они посторонились, пропуская его в двери.

Оксану разбудил телефонный звонок. Она спросонья взглянула на будильник – без пяти девять. Ой, проспала!

Рядом безмятежно посапывал муж.

– Слушай, тебе на работу не надо? – Она не слишком вежливо пихнула его в плечо.

– А? – Он с трудом открыл глаза. – А будильник звонил?

Тут до нее дошло, что звонит не будильник, а телефон, и все же надо подойти.

– Да! – крикнула она. – Слушаю!

В ответ женский ледяной голос проговорил, что Карасевой О. Н. надлежит сегодня в двенадцать ноль-ноль явиться по адресу такому-то для дачи свидетельских показаний. Повестка доставлена, лежит в ее почтовом ящике.

– Быстро как успели!.. – только и сказала Оксана.

– А что ты думаешь? – муж стоял рядом. – Это же не шутка – такой случай. Да еще и Туманов погиб!

– Туманов? Ах да, конечно, Туманов… – рассеянно пробормотала Оксана и проскочила в ванную раньше мужа. За это он съел остатки пирога с капустой, ей ничего не оставил.

Он всегда так, как маленький…

Перед уходом она хватилась телефона, он по-прежнему был как мертвый. Оксана постояла, мучительно вспоминая пин-код. Все точно, она не могла перепутать. Тщательно нажимая кнопки, ввела цифры. Опять облом! Код неверный! Все, телефон заблокировался. Нет, все же он сломался. Нужно идти в сервис.

* * *

Прапорщик за деревянным барьером смотрел футбол по телевизору. Оторвавшись от экрана, недовольно взглянул на Оксану, спросил:

– К кому?

– К майору Супникову! – Оксана положила перед прапорщиком повестку. Он с сомнением на лице разгладил бумажку, внимательно прочел, поднял глаза.

– Не к Супникову, а к Ступникову! Это двадцать восьмой кабинет, второй этаж!

– Там неразборчиво… – пробормотала Оксана, но прапорщик на нее уже не смотрел – перед воротами назревала критическая ситуация.

Оксана поднялась на второй этаж, нашла нужную дверь, постучала. Из-за двери донесся какой-то нечленораздельный выкрик, который она решила считать приглашением.

Двадцать восьмой кабинет оказался маленькой захламленной комнатой, в которой имелись два заваленных бумагами письменных стола, несколько несгораемых шкафов, несколько хлипких стульев и табуреток, большое разлапистое растение в деревянной кадке и множество более мелких и незначительных предметов, включая самого хозяина кабинета.

За одним из письменных столов сидел долговязый мужчина лет сорока с красными оттопыренными ушами и непослушно торчащими во все стороны волосами цвета «перец с солью».

– Фамилия! – прогремел мужчина, пристально разглядывая Оксану.

– Моя? – переспросила она в растерянности.

– Нет, Пушкина! – Мужчина безуспешно пригладил волосы ладонью. – Конечно, ваша! Свою фамилию я пока что помню!

– Моя фамилия Карасева, – сообщила наконец Оксана. – Меня вызвали к майору Суп… извините, Ступникову. Это вы?

– Допустим! – Майор привстал, показал ей на свободный стул и что-то размашисто черкнул в раскрытом блокноте. – Присаживайтесь, гражданка Карасева! И расскажите мне подробно обо всем, что вы делали во время… происшествия.

– Я вообще-то все уже рассказала там, на месте… – протянула Оксана неуверенно.

– Там – это одно дело, а здесь – другое. Вы могли что-то вспомнить, как говорится, утро вечера мудренее. Короче, расскажите все еще раз! Происшествие, сами понимаете, трагическое, с человеческими жертвами, и мы должны во всем разобраться.

– Ну, значит, я пришла в свое купе, устроилась… познакомилась с соседкой…

Она вспомнила Валентину и почувствовала укол сострадания. Был человек – и нет его…

– Так, значит, познакомились, – напомнил ей майор о своем существовании. – Что дальше?

– А дальше… дальше я пошла в вагон-ресторан. У меня была там назначена встреча…

– Фамилия! – прервал ее майор.

– Чья? – испуганно переспросила Оксана.

– Ну, не моя же!

– Карасева… – Оксана захлопала глазами.

– Ну до чего же эти штатские бестолковые! – проговорил майор, обращаясь к полуоткрытому несгораемому шкафу. – Гражданка, вы мне свою фамилию уже назвали, и я ее в протоколе зафиксировал! Зачем вы мне ее повторно называете?

Оксана почувствовала нарастающее раздражение.

– Ну, вы же требуете, чтобы я вам все заново рассказывала, – ответила она, стараясь сдерживаться. – Может быть, у вас такой порядок – задавать все вопросы по нескольку раз?

– У нас такой порядок, чтобы на вопросы отвечать! – оборвал ее майор. – Я у вас спрашиваю фамилию того человека, с которым вы встречались в вагоне-ресторане…

– Дело в том, что я с ним так и не встретилась, – возразила Оксана. – Я его ждала, а он так и не пришел!

– Фамилия! – рявкнул майор и даже пристукнул кулаком по столу. – Фамилия того человека!

– Логинов, – мрачно ответила Оксана. – Андрей Логинов. Но он так и не пришел…

– Мухин! – Майор снова повернулся к полуоткрытому шкафу. – Что у нас по Логинову?

– Ничего, – пропыхтели из шкафа, и оттуда выдвинулся обтянутый серыми брюками круглый зад. – Совершенно ничего. Нет у нас никакого Логинова.

– Так что, гражданка Карасева, неудивительно, что вы не дождались его в вагоне-ресторане, – произнес майор язвительно. – Никакого Андрея Логинова в поезде не было.

– То есть как – не было? – возмутилась Оксана. – Он меня доставил на вокзал, проводил до купе и пошел к себе… он сам ехал в другом вагоне, и мы договорились встретиться через сорок минут в вагоне-ресторане, точнее, он сам на этом очень настаивал… он хотел со мной поговорить о каком-то своем проекте…

Из шкафа снова запыхтели, обладатель круглого зада поднялся и оказался невысоким краснощеким толстячком лет тридцати, с разбухшей папкой в руках.

– Не было среди пассажиров этого поезда никакого Логинова! – сообщил он важно и потряс папкой.

– Что вы такое говорите! – Оксана всем телом повернулась к нему, и стул под ней предательски хрустнул. – Вы наверняка ошибаетесь! Проверьте еще раз, он непременно должен быть! Ведь я его своими глазами видела, я с ним разговаривала…

– Извините, гражданка Карасева, – возразил ей толстяк. – Если я говорю, что в этом поезде не было Логинова – значит, не было. У меня есть личные данные всех пассажиров. Вот Логунов Андрей Михайлович был, а Логинова не было…

– Логунов? – ухватилась за его слова Оксана. – Ну, может быть, он действительно Логунов… может быть, я ошиблась, неправильно расслышала фамилию…

– Логунов Андрей Михайлович, одна тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения… – громко прочитал толстяк, вытащив из своей папки какой-то мятый листок. – Вы хотите сказать, что это именно он доставил вас на вокзал?

– Девятьсот двадцать… да ему почти сто лет! – воскликнула Оксана. – Это точно не тот, мой – молодой человек…

– А больше никого вам не могу предложить! – Мухин развел руками. – Больше никого подходящего в поезде не было.

– Да что вы такое говорите! – повторила Оксана. – Не может быть…

Она чувствовала, что полицейские ей не верят и каждое ее слово только усугубляет это недоверие, чувствовала себя как муха, попавшая в липкую паутину и каждым своим движением только сильнее затягивающая ее…

Оксана постаралась не волноваться, взять себя в руки, говорить спокойно и убедительно, как она привыкла говорить на совещаниях у руководства.

– Знаете, – начала она снова, – все это звучит очень странно… более чем странно. Но почему, собственно, вас так интересует этот Логинов или Логунов?

Майор Ступников, который до этого только слушал их препирательства с Мухиным, скептически наклонив голову набок и ритмично постукивая пальцами по крышке стола, внезапно оживился и, перегнувшись через стол, проговорил:

– Потому что только он мог бы подтвердить ваши слова.

– А что в моих словах нуждается в подтверждении? – удивилась Оксана. – Чему вы не верите? Я действительно была в вагоне-ресторане, это могут подтвердить и официанты, и другие пассажиры…

– Как раз в этом мы не сомневаемся, – заверил ее майор. – То, что вы были в ресторане, как говорится, медицинский факт. Но вот почему вы там были – это вопрос… и вот тут начинаются нестыковки. Вы говорите о каком-то Логинове, которого нет в списке пассажиров…

– Но я не понимаю… что, пойти в вагон-ресторан – это преступление? По-моему, он для того и существует!

– Не понимаете? – Толстяк подскочил к ней, потряс в воздухе папкой. – Да бросьте вы! Все вы понимаете! Вы отправились в вагон-ресторан, и почти сразу после этого в вашем вагоне происходит взрыв, начинается пожар и гибнут люди… если бы вы не ушли, вы бы тоже погибли!

И только теперь до Оксаны дошло, почему эти двое допрашивают ее с таким пристрастием.

Если бы парень, который привез ее на вокзал, не назначил ей встречу в вагоне-ресторане, она бы сразу легла спать и была бы во время пожара в своем купе, вместе с Валентиной… и наверняка погибла бы. Она поняла это сразу, в ту страшную ночь, – и подумала, что Логинов совершенно случайно спас ее.

Но в глазах полицейских это не выглядит простым везением, не выглядит игрой случая.

В их глазах это выглядит очень подозрительно.

Она очень своевременно ушла из своего вагона – не потому ли, что знала, что должно произойти?

Она ссылается на человека, который назначил ей встречу, – а этого человека нет в списке пассажиров!

Что это может значить? Либо он – вовсе не тот, за кого себя выдавал, вовсе не Андрей Логинов, либо… либо она его выдумала, чтобы отвести от себя подозрения.

И еще… еще это значит, что в поезде произошел вовсе не несчастный случай.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – спросила Оксана, затравленно озираясь.

– А вам есть в чем признаться? – ответил майор вопросом на вопрос. – Если вы хотите нам что-то сообщить – сейчас самый подходящий момент для этого!

– Мне нечего вам сказать! – Оксана резко отдернулась, стул под ней скрипнул и едва не сломался. Она вскочила и повторила, сжав кулаки: – Я ни в чем не виновата!

– А мы вас пока ни в чем и не обвиняем, – примирительным тоном проговорил майор. – Однако просим никуда не уезжать. У следствия к вам наверняка еще будут вопросы.

Оксана вышла в коридор и натолкнулась там на высокого старика, чье лицо было ей знакомо.

– Здравствуйте, – обрадовался он, – вот и свиделись.

– Андрей Михайлович? – через силу улыбнулась Оксана. – Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, голубушка, полегчало мне, – кивнул он, – а лежать не люблю, пустое это занятие. Вот, сюда вызвали как свидетеля. А вы что-то бледненькая, устали?

– Столько всего навалилось. – Оксана отвела глаза.

– Логунов! – это выскочил из кабинета майор Мухин. – Что ж это вы себя ждать заставляете? У нас лишнего времени нету!

– Дожил! – пробормотал Андрей Михайлович. – Иду уж…

* * *

После допроса Оксана чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной. Идти в таком состоянии на работу она не могла и поплелась домой. Черт с ними со всеми, обойдутся один раз без нее!

Подходя к дому, она встретила знакомого мужчину с черным пуделем. Он взглянул на нее как-то странно и быстро прошел мимо, чему Оксана откровенно обрадовалась – ей сейчас ни с кем не хотелось разговаривать, хотелось остаться одной.

Однако в пустой квартире ей стало еще хуже, в ушах у нее стоял грохот взрыва, гудение огня, перед глазами мелькали багровые отсветы ночного пожара.

Чтобы как-то отвлечься от этих мыслей, от этих тягостных воспоминаний, она включила телевизор.

Там как раз шли новости.

Хорошенькая ведущая, вытаращив круглые голубые глаза, вещала с чувством собственной значительности:

– Как нам сообщили в пресс-службе управления внутренних дел, новые данные появились в деле об аварии поезда Москва – Петербург. Как уже сообщалось, при этой аварии погиб вице-губернатор нашего города Арсений Туманов. Новые данные, вскрывшиеся в ходе расследования, указывают на то, что имела место не случайная авария, а заранее спланированная диверсия или террористический акт, целью которого и был вице-губернатор Туманов. В настоящее время следствие прорабатывает различные варианты, заказчиков и исполнителей теракта ищут в криминальных кругах, а также среди бизнесменов, чьи интересы мог затронуть Арсений Туманов. Мы обещаем держать наших зрителей в курсе расследования…

Ведущая перешла к прогнозу погоды, а Оксана тупо смотрела на экран, пытаясь переварить услышанное.

Она помнила, как по коридору вагона прошел важный, самоуверенный мужчина с охранником, Валентина сказала ей, что это вице-губернатор Туманов.

Значит, взрыв в поезде был устроен, чтобы избавиться от него… а она оказалась в неудачное время в неудачном месте. И то, как сегодня с ней разговаривали двое полицейских, вовсе не случайно.

Они хотят сделать из нее подозреваемую, а потом и обвиняемую… хотят свалить на нее эту диверсию!

Но, с другой стороны, в этом деле и правда много подозрительного.

Андрей Логинов… он назначил ей встречу в вагоне-ресторане, а сам не пришел. А теперь вот выясняется, что такого человека вообще не было среди пассажиров поезда!

Как это может быть?

Да очень просто. Ведь она не проверяла его документы, это ей и в голову не пришло – и с какой стати? Ведь он предложил подвезти ее на вокзал, сослался на Лидию Яковлеву из издательства…

И тут она вспомнила их разговор – и поняла, что ни на кого он не ссылался, это она назвала ему имя Лиды, а он только утвердительно кивнул в ответ… И поймал он ее уже на выходе из издательства, то есть можно предположить, что он просто поджидал ее уже за вертушкой. Охрана на него внимания не обратила – мало ли кто возле дверей отирается?

Теперь ясно, что и машина была не от издательства – не того полета птица Оксана Карасева, чтобы ее на машине возили…

Снова, как тогда, перед пожаром, в глазах у нее потемнело, и сердце гулко забилось где-то у горла. Оксана прижалась к спинке дивана и застыла.

В квартире стояла унылая тишина. Она набрала телефон мужа. Хоть бы пришел, воды подал, а то так и окочуриться можно. В ответ чужой голос сообщил, что телефон выключен.

Отчего-то этот простой факт возмутил Оксану до глубины души. Когда муж ей нужен, его нет! А ведь это случается так редко…

В самом деле, они как-то редко видятся. А когда встречаются, то почти совсем не разговаривают. Перекинутся общими, ничего не значащими фразами – и все.

Думать об этом было неприятно. Но Оксана отогнала эти мысли как глупые, пустые и несвоевременные. В самом деле: ее допрашивают в полиции, еще эта странная история с Логиновым, или как его там звать на самом деле…

А ведь она не сможет доказать, что он назначил ей встречу. Их вместе никто не видел. То есть проводница видела, когда они у вагона условливались, так она наверняка этого не вспомнит. Но зачем, зачем он все это сделал? Знал, что начнется пожар, и хотел ее спасти? Глупо, они никогда раньше не виделись, с чего он решил ее спасать?

И что же ей теперь делать?

Не ныть и не жалеть себя, тут же ответила она, а лучше заняться хозяйством, раз уж не пошла на работу. Квартира и правда в запустении, и стирки накопилось много.

Оксана мигом собрала все белье и полотенца и по инерции стала искать в прихожей свою дорожную сумку – мало ли что в ней завалялось… Но тут же вспомнила, что сумки нет, она сгорела в поезде. Хорошая была сумка, дорогая, почти новая… И пальто тоже сгорело. Жалко, всего один сезон его носила. Вот кстати еще забота – нужно же что-то купить на осень.

Ее тут же обожгло чувство стыда. Люди погибли, а она пальто жалеет! Вот Валентине уже ничего не надо…

Взгляд упал на серую «полярку», что висела на вешалке. Вот ее нужно отдать владельцу. Но сначала выстирать.

Прежде чем запихнуть куртку в стиральную машину, Оксана обшарила карманы и нашла в одном визитку. Кораблев Олег Вячеславович, и дальше два телефона – домашний и мобильный. И больше ничего – ни кто такой этот Кораблев, ни должности, ни названия фирмы. Надо думать, это и есть хозяин «полярки». Стало быть, его зовут Олег… Ну да, теперь Оксана вспомнила, когда сидели в Твери на вокзале, они познакомились. Этого звали Олегом, а старика, что кашлял, – Андреем Михайловичем.

Он нарочно положил в карман визитку, поняла она. Ишь какой деликатный! Навязываться не стал и провожать домой не стал, решил, что если она посчитает нужным, то сама позвонит. Оксана убрала визитку в сумочку и запустила стиральную машину.