Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи

– Твоя дочь? – неожиданно раздался голос за спиной.

Тереза вздрогнула. Кого в такую пору можно встретить в Риаведи? Да еще за границей поселка. Как говорил Маэдо – преступники либо безумцы. А пуще того удивило, что голос женский. Слегка дребезжащий, но точно не голос мужчины.

Она обернулась, разогнувшись и отставив лопату. В метре от нее стояла высокая старуха в длиннополой куртке и резиновых сапогах. Первая старуха, увиденная Терезой в Тикви. Правду сказать, женщины вообще редко встречались на тиквийских улицах, но старых женщин словно бы и не было. До сих пор она как-то об этом не задумывалась. Ее собственная старость далеко, в жизни же полно проблем здесь и сейчас. Старуха рассматривала Элеонору, лежащую чуть поодаль на расстеленной перевязи.

– Да, это моя дочь. – Тереза распрямила спину.

– Она похожа на ниаеннку, – промолвила старуха. – А ты – нет.

Она, должно быть, хорошо разбиралась в вопросе. Потому что, судя по внешности, была типичной ниаеннкой. Изящный стан, утративший с возрастом гибкость, но сохранивший стройность; серебристые волосы, забранные в узел на затылке; синие глаза с характерным разрезом. Словно Элеонорина бабка пришла на похороны.

– Почему она умерла?

Тереза отвела взгляд.

– Так было надо.

Бабка окинула ее оценивающим взглядом.

– Ты, судя по всему, Ильтен. Мне говорили о тебе. А еще говорили о призраке девушки, который бродил здесь несколько весен, а на исходе лета вдруг исчез и больше не появлялся. Ты это сделала, да?

Она согласно наклонила голову. А бабка вдруг шагнула вперед и обняла ее.

– Спасибо тебе, девочка. Ты даже не представляешь себе, как это было важно. На этой планете вообще мало кто понимает… – Она слегка отстранилась и смахнула слезы с морщинистой щеки. – Давай помогу тебе копать. Я Алисанта.

– Э… – Алисанте легко удалось забрать лопату из ее ослабевших рук. – А фамилия как? – Проклятый этикет все-таки отпечатался в подкорке.

– Да уже никак.

Ниаеннка, даром что старуха, с лопатой управлялась ловко. Пока Тереза прощалась с дочерью, она закончила работу. Взявшись за края перевязи, они опустили вниз маленькое тельце. Тереза принялась было закапывать, но Алисанта отобрала у нее лопату.

– Отдыхай, Ильтен. Девочке и декады нет, куда тебе геройствовать.

– Вообще-то я Тереза. – Странно выглядит это обращение на «ты», но по фамилии. – А почему у тебя фамилии нет?

– Потому что я больше не замужем.

Тереза заинтересовалась.

– Разве тут такое возможно?

Бабка, разогнувшись, смахнула с лица выбившуюся из узла серебристую прядь.

– Посуди сама, Тереза. Кому нужна старуха? Я свой долг этой стране отдала. Четыре мужа, двенадцать сыновей. Плюс еще один, что дома остался. С последним мужем детей уже не было, климакс прошел, но жили счастливо. Потом у Парена начались проблемы со здоровьем, но комиссия решила оставить ему жену. Потому что никакого смысла в новом замужестве, и женихов подходящих для бабки нет. Я его пережила. Теперь сама по себе, пенсию получаю – небольшую, но много ли мне надо? Вот, решила ближе к природе поселиться.

Ну надо же! Выходит, женщинам, вышедшим из возраста, здесь платят пенсию? Тереза не ожидала такого благородного жеста от местных властей. Хотя, если вдуматься, а как еще? В самом деле, не выдавать же бабушку замуж. А что до расходов, так не обеднеет государство, обеспечивая женщину, родившую для него аж дюжину детей.

– Здесь много пожилых мужчин, есть к кому пожить напроситься. – Алисанта подровняла холмик и, воткнув лопату в землю, придирчиво осмотрела творение своих рук.

– А что в своей квартире не живешь? – спросила Тереза.

– Своей? – Бабка усмехнулась. – Ты в Тикви недавно, верно? У женщин тут собственности не бывает. Странно, что тебе диспетчер не объяснил.

– Он объяснял, – буркнула Тереза. – А я не слушала.

– Та квартира, что Парену принадлежала, ушла государству. Я, конечно, кое-что с собой собрала. Драгоценности, памятные вещи, одежду свою – сколько в сумки влезло. Но всего не унесешь.

Вот оно как. Не все столь радужно, как чуть не показалось.

– Получается, тебя выставили на улицу?

– Ну, почему на улицу? – Алисанта воспринимала ситуацию философски. – Я могла бы поселиться у любого из детей. Только, – она подмигнула, – надоели они мне. Я их люблю, но не вечно же им сопли утирать. Пусть живут самостоятельно. Есть масса других возможностей. Устроиться, например, при больнице – там дают комнату, если помогаешь выхаживать пациентов. Но это не по мне, я свое отнянчила. Для меня самое лучшее – найти мужика, такого же, как я. Без лишних претензий и требований, было бы где голову приклонить и с кем словом перемолвиться. Желающих с избытком, между прочим: у многих никогда жены не было, хоть на старости лет с живой женщиной пообщаться. Предложений полно, это я капризничаю. Поживу с одним, не понравится – уйду к другому. Даже в молодости такой ветреной не была! – она хмыкнула.

– И с кем ты сейчас? – полюбопытствовала Тереза.

– С этой осени в десятом доме обретаюсь, с Агиро. Ты его знаешь как господина Калле. Хороший дед, аккуратный, и собеседник интересный. Жаль, помрет скоро. А может, останусь тут. К кому-нибудь другому пристроюсь. Или пустующий домик займу – есть такие хозяева, что всего пару раз в год наезжают.

Тереза пригласила старуху к себе – помянуть Элеонору, ну и вообще. Ильтен успел отлежаться, вышел к ним в гостиную – на щеки вернулась краска, и он перестал напоминать привидение, – открыл вино, налил.

– Это Алисанта, – представила ее Тереза.

Ильтен посмотрел на жену укоризненно:

– А фамилия?

– Стара я уже для фамилий, господин Ильтен. – Сняв длинную куртку, она оказалась в плотном зеленом платье без всяких вычурностей, любимых тиквийцами: кружевных вставок, блестящих бусин, переливающийся парчи… Чисто функциональный костюм.

– Ты его знаешь? – Тереза подняла бровь.

– Разумеется, нет. А должна?

– Рино был диспетчером Брачной Компании.

Бабка засмеялась.

– Последний раз я выходила замуж, когда он еще не родился. Трех диспетчеров повидала, между прочим, один другого краше и обходительнее. Небось, померли уж все. Извините, господин Ильтен, что так говорю. А с вами все ясно: раз она Ильтен, то и вы тоже.

Любопытно, что бы она сказала, если бы вместо Ильтена с Терезой поехал Маэдо?

Сидели они недолго. Алисанта чувствовала, что хозяевам не до гостей, не то настроение. Однако на настроение она как раз повлияла. Просто своим появлением отвлекла немного от горя, Тереза заинтересовалась новой знакомой, не слишком похожей на тот образ женщины, который сложился у нее по рассказам Ильтена и отношению окружающих.

– Рино, почему ты никогда не говорил о том, что происходит с женщинами в старости? – спросила она, когда Алисанта ушла.

Он развел руками.

– Ну откуда мне знать, что с ними случается в старости? Я был специалистом по невестам, если помнишь. По женщинам, которых можно выдать замуж. Бабушки до меня не доходили.

– А ты, кроме работы, ничем не интересуешься? – окрысилась Тереза. – В вакууме живешь?

– Послушай, Тереза, много ты у нас старух видела? Какой повод интересоваться тем, чего как бы и нет? Они, небось, по улицам не шастают, как заведенные, живут тихонько при детях или внуках. Или со столь же пожилыми мужиками, просто чтобы не в одиночку. Наверняка у многих со здоровьем беда, вообще носа из квартиры не кажут.

– Ладно, посторонних старух ты не замечаешь и не хочешь замечать. А твоя мать? Что с ней?

Он беспомощно пожал плечами.

– Я не знаю.

– Что значит «не знаю»? – взорвалась Тереза. – Как это можно не знать?

– Тереза, ну о чем ты? – проговорил он печально. – Я был еще маленьким, когда ее забрали. У отца не хватило средств… Я плакал тогда, не понимал, почему так. Сейчас я ее почти не помню. Если даже увижу – не уверен, что узнаю.

– Вот дерьмо! – припечатала Тереза. Не Ильтена, впрочем – его только пожалеть остается, – а систему в целом.

– Неизвестно даже, жива ли она, – добавил Ильтен. – Она не была юной девушкой – сам не помню, отец так говорил. Одно имя осталось – Вера.

Тереза моргнула от неожиданности. Имя показалось почти родным. Земным. Конечно, лишь совпадение: мало ли двусложных имен красиво звучат на разных языках? О Земле в Тикви не слышали.

– Родится у нас дочь – назовем Верой, – решила Тереза.

Ильтен издал нервный смешок.

– Еще одна дочь? Абсолютно невероятно.

– Что ты понимаешь в теории вероятности? – махнула рукой Тереза. – К чему здесь это твое «еще одна»? У меня может быть хоть тридцать пять дочерей. – Ну, это она погорячилась, естественно, ее и тринадцать сыновей Алисанты слегка ошарашили. – Вопрос в том, сколько их у тебя. Пол ребенка определяет мужчина.

Ильтен скорчил гримасу. Вот так откровение! Будь иначе, в Тикви давно уже было бы полно девочек.

– Элеонора – не твоя дочка, она не может считаться. И даже, строго говоря, не Эрвина. Она родилась девочкой только потому, что была ей в прошлой жизни. Шансы все те же. Небольшие, но…

Тереза опять вспомнила о тринадцати сыновьях Алисанты и передернулась: нет, мать-героиня – абсолютно не ее амплуа. Пытаться раз за разом родить девочку глупо, ее терпение лопнет на втором-третьем ребенке. Однако ведь может и повезти?

На следующий день Тереза отвела Ильтена к могиле. Капал холодный дождь, словно темно-серое небо плакало. Было неуютно.

– Вот зачем сама копала? – упрекнул ее Ильтен. – Надо было позвать меня.

– Я не сама, – возразила она. – Почти все сделала Алисанта.

– Алисанте бы тоже лопатой не махать, – проворчал он. – Все-таки возраст…

На самом деле Ильтен ощутил облегчение, узнав, что обошлись без него. Очень уж плохо он вчера себя чувствовал.

Они постояли еще немного у холмика под дождем, завернувшись в плащи. Потом пошли обратно, хлюпая по лужам. В дом, пить чай и грустить…

Тереза вдруг поняла, что не выдержит больше этого минора. Вчера пришла Алисанта, и он стал не таким невыносимым. Так, может…

– Рино, а пойдем в гости к Алисанте, – предложила она.

– К господину Калле, – вяло поправил он.

– Да какая разница?

– И приходить в гости без приглашения неприлично, – напомнил он.

– Ну, как хочешь. А мне плевать. – Она тряхнула головой, и капли полетели с капюшона в стороны. – Пойду, развеюсь.

Ильтен, поразмыслив, передумал возражать. Вряд ли старик Калле будет пенять Терезе за вторжение, он ее привечает. Да и Алисанта эта – явно одного поля ягода с Терезой.

Забор дома номер 10 давно не подновляли. Тереза толкнула скрипучую деревянную калитку, висящую в петлях на мокрых столбиках, прошла по влажной тропинке, подсыпанной толченым кирпичом, через заросший двор и постучала в дверь. Раздалось шарканье, и дверь отворилась. Дед Калле в толстом свитере и мохнатых тапочках щурился, силясь разглядеть гостью.

– Ты кто? – спросил он дребезжащим голоском. – Смерть?

У Калле, похоже, со зрением стало совсем плохо, распознал лишь темный силуэт в плаще с капюшоном. И кого он еще мог ждать? Только ее. Он ведь не звал гостей. Правильно сказал Ильтен, нехорошо являться без приглашения.

– Это я, Ильтен, – смущенно произнесла Тереза.

Дед засмущался еще сильнее.

– Ох… Проходите, госпожа Ильтен.

Алисанта ставила какую-то кастрюлю на застеленный белой скатертью стол. Обернулась, улыбнулась:

– Садись, Тереза. Агиро говорил, ты вкусно готовишь. К сожалению, я – не очень. Не мое это. Но авось не отравишься.

В доме было тепло, гораздо теплее, чем у Ильтенов. Кровь плохо греет стариков, приходится согреваться извне. Вообще-то Тереза предпочитала умеренную прохладу, но в состоянии морального и физического истощения тепло было приятно. Повесив мокрый плащ обтекать в прихожей, Тереза села к столу и запустила ложку в крупяное варево. Самокритика Алисанты имела под собой основания: блюдо могло бы быть чуть менее соленым и более рассыпчатым. Но в своем военном прошлом Терезе приходилось питаться и похуже. Эта каша была по крайней мере свежей и горячей. И к ней прилагался горячий компот.

– Так уж вышло, – философски произнесла старуха, накладывая кашу деду Калле. – В молодости готовить не училась, были другие интересы, а тут, в Тикви, и учиться незачем: кругом РЦП. Кроме таких вот забытых цивилизацией мест – никогда бы не подумала, что полюблю их, прежде меня раздражала дикость и неустроенность.

– А мне такие места всегда были по душе, – заметила Тереза.

Бабка засмеялась.

– Агиро говорит, ты странная. Любишь охоту и рыбалку, готовишь на углях, ходишь в лес за грибами. Не страшно? И суешь всюду нос. Это не плохо, нет. Просто удивительно. Здешние женщины обычно не охотой интересуются, а нарядами и детскими какашками.

– Непохоже, чтобы тебя волновали наряды, – парировала Тереза, выразительно глядя на простое зеленое платье хозяйки. – Уж не знаю насчет какашек.

– Как ты сюда попала? – спросила Алисанта.

– Случайно, – буркнула Тереза.

Ту схватку с поставщиками, стоившую жизни одному из них и трем сопровождавшим Терезу бойцам, а ей – пяти ран и свободы, она до сих пор воспринимала как поражение в ее личной войне с Союзом Тикви.

– Меня не спрашивали, хочу ли я сюда. Убили солдат, что были со мной, помешали мне выполнить задание. Тяжело ранили… Ну, я им тоже наваляла порядочно. Но они все-таки привезли меня на Т1.

– Ты сражалась на войне?

– Не то чтобы сражалась… Я связист вообще-то. И по лесам помоталась, и по болотам. И такую кашку, – она доела последнюю ложку и отставила тарелку, – мы за деликатес считали. Потому что зачастую не было ни времени, ни сил что-то готовить. Даже если имелись огонь и припасы – что тоже не всегда.

Ниаеннка кивнула.

– Не бывала на войне, но могу себе представить.

Тереза могла бы с этим поспорить. Кто не бывал на войне, тому не объяснишь, как оно. Либо у слушателя создается превратное романтическое представление, либо он решительно отказывается понимать, почему кто-то выбирает войну своей профессией.

– Зато теперь я лучше понимаю, почему ты не испугалась неприкаянной души. Здешние, увидев привидение издалека, описались бы, а ближе ни в жисть не подошли, – презрительно отозвалась Алисанта. – Агиро рассказывал, о доме из-за этого дурная слава шла, все старались обходить за лонг. И когда хозяин помер, никто не хотел его купить.

Она сняла с плитки еще одну кастрюлю.

– Горячее вино с пряностями. Будешь?

Я же кормлю грудью, хотела было возразить Тереза, но осеклась. Некого больше кормить. И надо что-то делать с прибывающим молоком, пока железы не воспалились.

– Буду.

Бабка налила ей, себе и тихому молчаливому Калле.

– Почему ты решила помочь призраку, Тереза?

– Ну… – Она отпила вино; кашка и компот были так себе, но глинтвейн у Алисанты получился отменный: сразу виден большой опыт и вложенная душа. – Мне было ясно, что Элеонора страдает. Ее замучили тут, в подвале моего дома.

– Как ты догадалась? Она ведь не могла тебе рассказать.

– Здесь орудовал маньяк. В зимнюю пору, когда в поселке никого нет, ему притаскивали женщин. Он их пытал и насиловал, и в конце концов убивал каким-нибудь нехорошим способом. – Тереза сглотнула. Ее собственная жизнь висела на волоске, когда маньяк затащил ее, связанную, в подвал. Как ей удалось не поддаться панике? Должно быть, удар по голове отключил эмоции. – Примерно год назад я избила его и зарезала его собственным ножом, которым он собирался разделать меня.

Как-то быстро кончилось вино в кружке. Алисанта, не дожидаясь просьбы, налила еще.

– Я знала, что Элеоноре плохо, но не понимала, как нужно поступить, чтобы избавить ее от страданий. А потом Рино обмолвился, что есть ритуал. Когда-то он пытался его провести для одной девушки, но не удалось, а вот у безопасников получилось. И я спросила у Эрвина…

– А это еще кто? – наморщила лоб старуха.

– Один мужчина. – Она не стала вдаваться в подробности, но уже невольно сказала главное, назвав его по имени. – Офицер службы охраны безопасности. Он разузнал по своим каналам и добыл полное описание ритуала. И согласился… провести его вместе со мной.

– Вот как. – Алисанта понимающе наклонила голову. – Представь меня ему, если доведется увидеться. Хочу поблагодарить. Для нас нет участи страшнее, чем остаться неприкаянным призраком, не имея шанса на новый цикл бытия. Разве что… Хуже только быть принесенной в жертву и лишиться души навсегда.

Ниаеннка подняла глаза от кружки.

– Говоришь, тебя занесло сюда случайно. А я приехала сама, купив билет на рейсовый корабль. Уже в зрелом возрасте, и это было обдуманным решением. В молодости я сделала неплохую карьеру, стала главой области, а потом допустила ошибку. Большой и нехороший прокол, но, клянусь небом, в нем не было моего умысла. Только виновата ли, нет ли – наказание неотвратимо и сурово. Меня должны были принести в жертву в Священной Роще областного центра. Ради успеха нового главы и в назидание неудачникам. Мне оставались считанные дни. Но я не хотела терять душу. Если бы это действительно нужно было для страны – другое дело. Полжизни я служила государству верой и правдой. Но принять полное небытие и забвение ради чужого благоденствия, просто потому, что ошиблась? Да гори это государство огнем! Я спешно стала рассылать в разные места просьбы о политическом убежище, одновременно разводясь с мужем, чтобы его не принесли в жертву вместо супруги в случае моего побега. И с каждым ответом мое отчаяние возрастало. Ни одна страна не решалась гарантировать, что откажет властям Ниаенне, если те потребуют моей выдачи. Тогда я купила билет на Т1. Уезжая, я боялась одного – что сын осудит меня. Скажет, мол, бросаю его, бросаю отца… Но он все понял, хоть и был еще мальчишкой. Обнял меня на прощание и сказал: мамочка, главное, чтобы ты была жива и счастлива. Или даже просто жива, надеясь на лучшее в следующей жизни. А за нас не беспокойся.

Она смахнула слезу и наконец улыбнулась, словно обозначая, что трагическая часть рассказа закончилась.

– Прямо в космопорту Т1 я написала заявление на гражданство Союза Тикви. Потом, когда я уже жила у диспетчера и ждала своего нового мужа, мне сообщили, что представители Ниаенне потребовали меня депортировать. Официальный ответ гласил, что гражданки Тикви не покидают территорию страны. А неофициальная приписка – что попытка похитить гражданку Тикви может явиться поводом к войне. Что делать, моя прежняя родина утерлась, и меня это абсолютно не коробит. Сколько сил я ей отдала, сколько нервов, а она со мной вон как… Пришла пора забыть о ней и начать выплачивать долг стране, которая меня защитила. Это было нетрудно. Я больше не выкладывалась на службе, не переживала за дело и за чужих людей. Я стала жить для себя, для мужей и детей. В этом есть своя прелесть. Мы никогда не были так близки с моим первым мужем, как с любым из здешних – мне банально не хватало на него времени.

– И ты их любила? – недоверчиво спросила Тереза. – Этих мужей, которых подбирала тебе программа? Вот прямо всех?

– Разумеется. Я их уважала, старалась сделать счастливыми, заботилась о них. Все они были хорошими людьми, ни в чем мне не отказывали.

– Разве это любовь? – Тереза дернула плечом.

– Тереза, я уж не девочкой была, когда сюда приехала. Первые влюбленности, больше похожие на вирусные заболевания, вместе с гормональными бурями остались далеко позади. Доживешь до моего возраста – поймешь.

– А сколько тебе? – полюбопытствовала Тереза, нерешительно оглянувшись на деда Калле: а вдруг Алисанта не хочет при нем говорить об этом?

– Сто пятьдесят четыре, – безмятежно ответила старуха.

– Блин, – только и выдавила Тереза. – Смеешься? Я не доживу.

– Скорее всего, нет, – согласилась Алисанта. – Мы, ниаеннцы, живем долго. И умираем внезапно, когда приходит пора. – Она примолкла, задумавшись; встрепенулась, вновь посмотрела на Терезу. – Но ты, конечно, повзрослеешь раньше. Как только вырастет твой первый ребенок.

Тереза нахохлилась.

– Мой первый ребенок уже никогда не вырастет.

Бабка перегнулась через стол и сочувственно погладила Терезу по волосам костлявой, но не по-старчески уверенной рукой:

– Не печалься, девочка. Не думай об Элеоноре как о своей. Это просто пострадавшая женщина, которую ты спасла. С ней теперь все будет хорошо. Надо радоваться за нее, а не терзать себя депрессивными мыслями. Иди к своему мужу, и делайте с ним собственного ребенка, пока не получится.

Ильтены провели на даче еще несколько дней. Заходила Алисанта, а в те дни, когда нет, они, в свою очередь, приходили в гости в дом номер 10.

Тереза много думала над судьбой ниаеннки. Быть у власти, пусть и не на самом верху, иметь все – и потерять в один момент из-за дурацкой ошибки… И не опустить руки после этого, увернуться от, казалось бы, неминуемой гибели и найти в себе силы начать новую жизнь. Необычную жизнь для карьеристки и руководительницы – семья, дети… А она, Тереза, смогла бы вот так все бросить? Оставить мужа, ребенка и родину? С другой стороны, альтернатива внушала оторопь. Тереза с детства читала в книгах о жертвоприношениях, но как-то не принимала всерьез. Какая в глобальном масштабе разница, как умереть? Смерть есть смерть. Естественно, мучительная хуже легкой, но конец один. А судя по словам Алисанты, не все так просто. Душа, принесенная в жертву, не уйдет на перерождение, она будет бесповоротно уничтожена. Знать бы, у всех так или только у ниаеннцев? Земляне ведь не превращаются в призраков, если неправильно умирают. Или превращаются? Похоже, были такие случаи! Может, не так часто, как это происходит у ниаеннцев, может, при особых условиях… Но свидетельства есть, и вряд ли все они – выдумка. А тогда, выходит, и жертвоприношения на Земле имели смысл – не в том значении, что так и надо было поступать, а что это не обычная смерть, это настоящее разрушение души и перенаправление ее энергии в чью-то пользу. Аж жуть берет! Это как же надо было Алисанте проштрафиться, чтобы ей назначили столь ужасное наказание? Сомнительно, что такие последствия имела взятка, даже в особо крупном размере, или жалобы обитателей области на несовершенство транспортной инфраструктуры.

Пару дней Тереза помучилась, в конце концов не выдержала и все-таки задала вопрос. Бабку он не удивил: видимо, все, кто узнавал, от чего она бежала, хотели выяснить, чем же она этакое заслужила. Прежде чем ответить, Алисанта налила себе коньяк, выпила и только потом проговорила:

– В моей области обнаружили месторождение газа. Представили проект разработки, он прошел экспертизу, и я дала разрешение начать бурение. Наверное, не стоило торопиться. Показать другим экспертам, выслушать разные мнения… Но такие перспективы… Ниаенне не слишком богата углеводородами, чтобы пренебрегать еще одним их источником. Заработали буровые установки… Так и осталось неизвестным, что же в точности случилось. Основная версия гласила, что интенсивное механическое воздействие спровоцировало сейсмическую активность, недра взломало множественными трещинами, газ смешался с воздухом, и все это сдетонировало. Отголоски зафиксировали даже на противоположной стороне планеты. Побережье разнесло в клочья, по остаткам трижды прошла волна цунами. Полмиллиона погибших.

– Ничего себе! – У Ильтена отвалилась челюсть.

– Это ужасно, – признала Тереза, – но ты-то здесь при чем, Алисанта? Ты же не знала, что так будет.

– Знала, не знала… На бумагах моя подпись. И поди что-нибудь докажи. «Должна была предвидеть!» – передразнила она. – После такой катастрофы руководству просто необходима была жертва, чтобы поднять народный дух. И искать кандидатуру не надо, все очевидно.

– Полмиллиона погибло, – повторила Тереза. – Это сколько же призраков у вас там болталось?

– Нисколько. – Алисанта покачала головой. – Они приняли смерть от стихии, не от человека. Им не за что было цепляться, некого обвинять. Обвинили меня другие и уже после.

Значит, самой по себе страшной смерти недостаточно, чтобы появилось привидение. Она должна прийти от руки человека. А как же та девушка, о которой говорил Ильтен, несостоявшаяся невеста? Она погибла в результате аварии. Или дело в том, что второй участник ДТП намеренно протаранил автомобиль, в котором она находилась?

– Алисанта, а что происходит с погибшими на войне? Неужели они все становятся призраками? Это сколько же ритуалов надо провести на местах сражений…

– Не все, – возразила старуха. – Кто-то умирает легко, кто-то – с сознанием того, что исполнил свой долг и погиб не зря, у их душ нет причин для обиды. Но призраки возникают, конечно. В старые времена, когда разные кланы Ниаенне воевали друг против друга, бытовал обычай на следующую ночь после битвы притаскивать на поле местных девушек. И случалось, что рожали не только двойняшек, но и по три-четыре ребенка одновременно.

Тереза представила себя на месте матери, потерявшей не одного, а разом четырех детей, и поежилась. Алисанта подлила ей горячего, а заодно и Ильтену, тоже находящемуся под впечатлением.

– Ты знаешь что-нибудь о своем первом муже и сыне? – спросила Тереза. – Ты могла с ними связаться?

– Могла, но не хотела. – Она отрицательно мотнула головой. – Мой первый здешний муж готов был оплатить пси-связь, но я не стала писать ни Аниэлю, ни Дариону. Зачем растравлять рану? Прошлое нужно было перечеркнуть и забыть – как мне, так и им. Я решилась что-то разузнать лишь через дюжину лет, когда рана уже затянулась. И связалась не с ними, а с дальним родственником. Тот сообщил, что мой муж повторно женился, а сын стал моряком. Вот и все… К тому моменту у меня было еще два Дариона – я так старших сыновей от каждого брака называла. А теперь их четыре, только фамилии разные.

– Тут говорят, что, как назвать ребенка, решает муж. – Тереза покосилась на Ильтена, в своей время все мозги ей проевшего, пытаясь обучить правилам семейной жизни.

– Мало ли кто что говорит. – Ниаеннка невозмутимо отпила глинтвейн. – Почитай еще, что на заборах пишут. Столько интригующего, а пощупаешь – доска. Кто из вас решил, что эта девочка – Элеонора? То-то же.

Тереза плевать хотела на многие традиции. И, кажется, Алисанта вела себя так же. В самом деле, трудно ожидать от женщины, проведшей полжизни на руководящей должности, что она будет смотреть мужу в рот и полагаться исключительно на его решения. Но если есть две такие женщины, вольно трактующие правила, наверняка найдется и третья, и больше… Не так уж незыблемы тиквийские порядки.

Тереза не сразу решилась зайти в подвал. Даже странно: воспоминания о пыточном стенде маньяка и его ножах почти не тревожили ее, а память о свершении ритуала отзывалась холодком где-то в подреберье. Было страшновато вновь прийти на это место. Но Тереза не привыкла сидеть и бояться. Это ее подвал, ей и дальше им пользоваться, а значит, надо совладать с иррациональными страхами. Она позвала с собой Ильтена, чтобы не быть одной, и спустилась вниз.

Ничего мистического там не ощущалось. И стоило так трепетать? Только красная скатерть, которую забыли вернуть господину Генину, все еще лежала на полу с утратившими силу символами по краям: воздушный шарик сдулся, вода испарилась, свеча погасла, остатки воска застыли небольшой лужицей… булыжник, и тот растрескался. Тереза смущенно свернула скатерть: ей показалось, что Ильтен смотрит на эту тряпку как-то задумчиво. Возможно, пытается представить, что на ней происходило. А это сейчас совсем ни к чему.

Бросив взгляд в угол, Тереза вспомнила о странном поведении призрака в ту ночь. Элеонору прямо-таки тянуло туда, она всячески старалась привлечь внимание Терезы к этому месту, ничем вроде не выделявшемуся. Почему это было для нее важно?

Сейчас там стояла лодка. Поколебавшись, Тереза указала на нее подбородком:

– Давай-ка оттащим, Рино. Хочу посмотреть внимательнее, что под ней. – И взялась за корму.

– Не трогай! – всполошился Ильтен. – Я сам. Тяжело ведь!

Волочь лодку в одиночку по залитому бетоном полу было трудно, это не трава и не мокрая земля. Дыхание сбилось, сердце опять заныло. А он-то надеялся, что это только от нервов.

Тереза присела, вглядываясь в пол и водя по нему рукой. Свежий слой бетона был тонким, чисто чтобы скрыть несмываемые кровавые следы. И под ним явно проглядывали прямые линии. Видно, бетон слегка просел, пока застывал. Что там такое?

– Надо ломать, – резюмировала она.

Ильтен всплеснул руками.

– Да ты что! Только-только ремонт сделали. – Посмотрев на Терезу, понял: аргумент не сработает. – Ну подумай сама, как ты это сломаешь? Инструмента нет, рабочих сюда зимой не зазвать…

– Почему не зазвать? – удивилась Тереза. – Сейчас поднимемся и позвоним Винку или Камма.

– Господину Винку, Тереза, – поправил Ильтен привычно. – И господину Камма. И, думается мне, они, как люди разумные, не бросят ту работу, которой сейчас занимаются, и не ринутся в эту глушь непонятно ради чего.

– Как это – ради чего? – возмутилась Тереза. – Ради денег! Ради моего доброго отношения, в конце концов! Спорим, что кто-нибудь из них приедет?

– Спорим! – согласился Ильтен. – Если проиграешь, не будешь мне перечить три декады.

– Ах, так? А если проиграешь ты?

– Тогда я не буду тебе перечить три декады.

– Ты и так лучше мне не перечь! – пробурчала Тереза.

Ильтен проиграл. Недооценил, какое влияние Тереза способна оказать на окружающих. Не в ближайший день, но в ночь перед выходными всех немногих нынешних обитателей поселка – Ильтенов и несчастных Алисанту с дедом Калле – разбудил истошный гудок. Это сигналил Винк, машина которого засела в луже по самые двери. Винк пустился в путь сразу, как только закончил свою работу, но не рассчитал, что по Риаведи в эту пору невозможно передвигаться иначе как на тракторе. Тонущую легковушку вытолкали совместными усилиями всех заинтересованных лиц и неравнодушной Алисанты. Пришлось оставить машину на краю поселка и тащить ящики Винка пешком.

Ложиться спать уже не было смысла. Выпили чаю, Винк покурил, и отправились в подвал, груженые инструментом. Алисанта увязалась следом. Тереза ткнула в едва заметные неровности на бетоне. Винк огляделся в поисках розетки, воткнул свой агрегат, спросил с сомнением:

– А ничего, что ночь еще? Соседей не потревожим?

Ответом был истерический смех. Все, кроме разве что деда Калле, страдающего от ревматизма, уже находились здесь.

Через некоторое время верхний слой бетона был содран, и под ним обнаружился люк примерно в половину квадратного метра. Локоть на два, как сказали бы здесь. Серая шершавая крышка схожего с бетоном цвета. Только этим и можно было объяснить, что при заливке ее не заметили. Тереза уже прошлась насчет отделочника, который этим занимался: дескать, глаза на заднице и мозги примерно там же. Смотрел бы внимательно на то, что делает, а не мечтательно пялился на хозяйку – глядишь, узнали бы про люк раньше, и не пришлось бы ничего ломать.