Из-за образовавшейся финансовой бреши пришлось съехать со съемной квартиры. Он мог бы вернуться к родителям, но в двадцать восемь лет сидеть у них на шее Матвею казалось абсолютно неприличным. Так что пришлось набрать заказов и свалить на дачу. «Усадьба» ему досталась по наследству, дедушка и бабушка оставили дом с участком единственному внуку, который терпеть не мог возню с грядками, а помидоры любил только в салате.
Рабочее место Матвей решил устроить в гостиной. Здесь были диван, камин и, что особенно важно, несколько розеток. Через пару часов в камине пылал огонь, отстиранная от томатного сока одежда сушилась на чердаке, а продукты заняли свои места в буфете и холодильнике. Матвей открыл банку кильки, крупно нарезал сало, хлеб и луковицу, начистил целую миску картохи, сваренной в мундире. Банку маслин высыпал хрустальную розетку для варенья. Добавил на поднос вискарь, граненую рюмку, солонку с серой каменной солью и потащил всё к компу. Бутылку дорогого шотландского скотча он купил, чтобы отпраздновать с Таней начало совместной жизни, но отмечать оказалось нечего – невеста не простила просьбы нарушить должностную инструкцию.
После двух серий «Звездных войн» и плотного ужина захотелось спать. Он устроил себе постель и, убаюканный ветром за окном, стал медленно проваливаться в сон. Ощущения были как в детстве, когда взрослые засиживались допоздна, а Матвей засыпал на этом же диване. И как в детстве, сквозь почти сомкнутые веки, он снова увидел проявляющуюся в полированном торце шкафа маленькую дверь. Она светилась по контуру, словно была приоткрыта. «Надо же, дверь в волшебный мир, всё как раньше. Мама бы сейчас сказала, что я фантазёр, а на самом деле это отражается каминная задвижка. Стоп! Каминная задвижка светится?», – сон как рукой сняло. Матвей посмотрел на погасший камин, в котором не было даже крохотной искорки и уставился на шкаф. Да, в нем действительно отражалась дверка. Она была в стене напротив шкафа, деревянная, с коваными петлями, как в книжке кельтских сказок.
Богородский слез с дивана, на цыпочках подошел к дверце и толкнул её пальцем. Створка отворилась без малейшего скрипа, рука Матвея оказалась в норе и… он уменьшился. Ровно настолько, чтобы пройти в дверь высотой сантиметров пятнадцать.
Сердце ушло в пятки, он отдернул руку и сам не понял, как оказался на диване с плотно зажмуренными глазам. Судя по тому, что ноги уперлись в подлокотник, рост вернулся. «Это виски. И слишком плотный ужин. И стресс. Блин, да что за хрень происходит в моей жизни!», – продолжить мысль не получилось, отвлекло лязганье стекла. Он приоткрыл один глаз и увидел маленькую толстую женщину в средневековом костюме, хозяйничающую на столе. Поверх рыжих волос был нахлобучен кружевной чепец, а из-под холщовой юбки выглядывали деревянные сабо и носки в бело-красную полоску. Рукава кофты рыжая закатала, чтобы не испачкать о грязную посуду. Матвей несколько раз моргнул, но видение никуда не исчезло.
Ростом женщина была с годовалого ребенка, тяжелую бутылку держать ей было неудобно и горлышко постукивало о край бокала. Наполнив посуду, дама спрыгнула со стула. Рюмка осталась почти в центре, коротышка попыталась дотянуться, но длины рук не хватило и она пробубнила по-кельтски: «Вот собачий хвост! Я вам что, коза, сигать по табуретам?». Вскарабкаться на высокий венский стул было сложнее, чем с него соскочить. Дама тяжко вздохнула, подтянулась на руках и с размаху закинула ногу на сиденье. Деревянный башмак слетел с дамской ноги, описал над столом дугу, после чего грохнулся в противоположном углу. Карлица зажмурилась, прижавшись к стулу.