Блуждание. Сага «Исповедь». Книга шестая

ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 9

– Человеку для счастья нужен только Бог. У Него есть всё, всё, в чём нуждается человек. Каждый новый день мы, открывая глаза, должны знать – есть ещё один шанс всё исправить. Борьба с самим собой сложна, если нет Бога. С Ним – всё просто. Отпускаю грехи твои. Иди, и больше не греши!

Жюзьен поднялась с колен и, перекрестившись, поцеловала предложенную ей столу*.

Священник вышел из исповедальни.

– Он ничего не просил передать? – Жюзьен взглянула с надеждой.

– Кто он? – будто не понимая, спросил клирик.

– Мой большой покровитель, – Жюзьен покраснела.

– А, Ты об этом… – испытующий взгляд. – Нет.

Она кивнула головой и собралась уходить.

– Сказал только, что я буду его глазами, чтобы видеть, ушами, чтобы слышать, и почтовым голубем, чтобы сообщить в случае надобности…

Жюзьен оглянулась. Её улыбка была красноречивее многих слов. Она поклонилась ему и ушла. Грэг смотрел вслед уходящей и не мог оторваться. «Теперь я понимаю, почему епископ так заботится о ней, – подумал он, – а ещё о том, чтобы сохранить эту тайну. Что ж, Ваше преосвященство, Вы выбрали правильного человека. Я Вам ещё пригожусь.»

По дороге домой Жюзьен зашла в мясную лавку и взяла хорошую вырезку. Сегодня у них с Реми не будет постного обеда. Настроение было приподнятое, и хотелось, как в детстве, кружиться от радости. Она – любима, о ней заботятся! Одно понимание этого наполняло Жюзьен тихим счастьем. Вспомнились руки Бернарда, как нежно они прикасались к ней. Провела пальцами по лицу, чуть касаясь кожи, этого ей не забыть никогда. Улыбка не сходила с губ, и на щеках появились ямочки.

Она вбежала в дом и сразу же приступила к приготовлению обеда. Пела, пока мыла руки, пела, пока чистила картошку и жарила мясо… Весь мир казался ей таким добрым и прекрасным по одной простой причине, что где-то живёт человек, который думает о ней.

В это время Епископ заканчивал службу. Отпевали одного богача, который с трудом помещался во гробе. Шестеро крепких ребят еле справлялись, чтобы его нести. «Воистину, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко…» – подумал Бернард, провожая взглядом процессию. Сегодня он испытывал особенную наполненность благодатью. Будто в сердце появилось маленькое солнышко и греет его изнутри, ласкает золотыми лучами. «Жюзьен!» – вспомнил он дорогое имя и незаметно улыбнулся самому себе.

Щедрое пожертвование Церкви вдовой усопшего тоже приподняло настроение.

– Я буду молиться о его душе, обещаю Вам. Бог милостив, ему зачтутся все добрые дела и поступки, ведь все знают, каким большим благотворителем был Ваш муж…

Вдова поцеловала епископский перстень и залюбовалась всё ещё красивым Его Святейшеством. Она бы с радостью забыла о горе, помани он её хотя бы пальцем. Тем более, что оставшееся ей в наследство огромное состояние только придавало особую торжественность всему происходящему. Молодая женщина отмучилась своё с неприятным ей человеком и теперь вздохнула с облегчением.

– Если бы Вы навестили меня, монсеньор, я была бы безмерно рада и благодарна Вам.

Он сразу же уловил похотливые нотки в её голосе и искорки в блестящих глазах. Было понятно, о каком вознаграждении идёт речь.

– Увы, дорогая моя, в ближайшее время этого никак не получится, очень много скопилось неотложных дел. Но Вы останетесь в моих молитвах, и я верю, Господь поможет Вам пережить это горе, – он чуть наклонил голову, прощаясь, и без промедления ушёл.

Снимая облачение, Бернард думал о том, какая огромная разница в ощущениях: лучистое солнце в груди или прелюбодеяние. Любовь не казалась грехом. Как может быть плохим то, что идёт от сердца?

«Она чужая жена!» – упрекнула беспристрастная совесть.

«Я люблю её. Это преображает всё. Всё покрывает. Высокое чувство делает нас крылатыми и уносит к вершинам духа. Любовь – вот, всё, что нужно человеку, чтобы ощущать полноту бытия… Моя Жюзьен далеко, но я знаю, что она существует! И нет ничего дороже этого в жизни.»

* стола – элемент литургического облачения католического клирика. Шелковая лента 5—10 см в ширину и около 2 метров в длину с нашитыми на концах и в середине крестами, то же что епитрахиль в православной церкви.

ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 10

– Откуда такое пиршество? – Реми не поверил своим глазам, в пустом желудке заурчало, но он посмотрел на себя и решил вначале искупаться.

– Я ходила в аптеку, немного помогла. Ренне милостиво предложил мне работать у него каждый день, это аванс.

– Ты согласилась?

– Прости, что не посоветовалась с тобою, но мы сейчас нуждаемся…

– Я собирался на заработки уже на будущей неделе.

– Реми, сколько можно убиваться на каторжной работе и постоянно жить в разлуке? Мне обещали достойную оплату. Не лучше ли тебе заняться домом, привести хозяйство в порядок. Дариен уже подрос и теперь с ним нет больших хлопот, он может быть с тобою рядом, ты его всему обучишь. Мальчику нужен отец.

В его глазах сверкнула обида. Реми снял рубашку, промокшую от пота, ведь он весь день чистил опустевший хлев.

– Отец, говоришь? По-твоему, я не достаточно хорошо справляюсь? Или это не мой сын?

У Жюзьен опустились руки. Если она когда-то и могла открыть ему правду, то явно не в этот момент, когда мужа и так переполняет ревность.

– Я совсем не это имела в виду! Мальчику лучше больше общаться с мужчиной, чтобы вырасти полноценным. У материнской юбки не научишься мужским премудростям.

– Со временем я бы стал брать его с собой, как мой отец, и всему бы обучил. Сейчас он слишком мал. – Реми, обнажившись, залез в бочку.

Жюзьен взяла в руки кувшин, почерпнула из чана тёплую воду и полила мужу на голову, он, фыркая от удовольствия, умылся.

«Господи, умягчи его сердце! Позволь мне помочь ему и себе. Упрямство у нас в крови… Но Ты можешь всё!»

Реми намылил тело, за эти годы он стал ещё более мужественным, мускулистым. Крепкий литой торс ещё не заматерел, но уже был не мальчишеским, а вполне зрелым.

Жюзьен невольно им залюбовалась и провела ладонью по пенной спине.

– Опять колдуешь?

– О чём ты?

– От одного прикосновения обожгла… – он поднялся из воды возбуждённый и хотел притянуть её к себе, но в этот момент вернулся Дариен, он играл весь день у соседских мальчишек. Реми опустился обратно в воду и продолжил своё купание.

– Не запрещай мне, прошу тебя! Нам давно пора что-то менять. Нельзя катиться как шар по накатанной родителями дороге. Я мечтаю дать Дариену образование, чтобы у него было будущее.

– У нас его, по-твоему, нет?

– Не такой трудной доли я ему желаю.

– Что ж ты не осталась у того, кто мог дать тебе другую?

Реми выскочил из бочки и, схватив полотенце, начал вытираться.

Настроение было окончательно испорчено, Жюзьен больше не хотелось с ним говорить.

«Эти упрёки никогда не закончатся, а разве можно так жить?»

«Других мужья избивают за измены, твой же только упрекнул. Терпи, заслужила.»

«Мне тебя сейчас совсем не хочется слушать!» – мысленно ответила Жюзьен своему внутреннему голосу, и вышла из дома поплакать. Как всегда туда, где когда-то схоронили бурёнку.

«Я устала быть виноватой! Только с Бернардом я забывала, кто я!.. С ним я могла быть слабой и беззащитной и знала, что он не даст меня в обиду,» – горькие слёзы снова капали на бугорок, где до сих пор не росла даже трава.

«Потерпи, родная, всё перемелется, мука будет. Жизнь такая сложная, что сразу и не поймёшь, как правильно поступить. Не убивайся. Дай себе время. Терпения даны нам для укрепления. Самый лёгкий путь – уйти во грех, но выйти из него очень непросто.»

«Я ведь только хотела помочь ему! Ты же знаешь, я его люблю…»

«Избавишься от эгоизма – легче будет переносить боль».

– Прости меня, я не хотел!.. Вырвалось. – Реми стоял позади неё, опустив голову.

Жюзьен оглянулась, стирая кулаком с лица последнюю слезинку.

– Теперь ты всю жизнь будешь меня попрекать?!

Реми покачал головой, что мол, нет.

– Так я могу пойти на работу? – уже мягче спросила жена.

– Пусть будет так.

ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 11

– Скажи, он тебя не обижал? – ни с того ни с сего спросил Реми, когда они легли в постель.

– Нет… Зачем ты мучаешь себя?

– Может быть, если я пойму, как и почему это произошло, то смогу простить… Боль не отпускает меня, оттого я и терзаю нас обоих. Расскажи мне обо всём, что случилось, прошу!

– Я ушла из дома, чтобы спасти Дариена. Два месяца мы скитались от одного святого места до другого и почтили семь святых: Самсона, Патерна, Корантина, Павела, Тюгдуаля, Бриега и Мало. У всех у них я искала защиты и покровительства для нашего мальчика! Мы нуждались и просили подаяния, добрые люди иногда принимали нас на ночлег, а иногда приходилось ночевать и под открытым небом. В церквях принимали и кормили, но, чуть оправившись, мы с сыном вновь отправлялись в путь. Когда малыш уставал, я несла его на руках или на спине целыми днями. Ты же знаешь, я не взяла из дома ни су. Наша одежда обветшала и ботинки стёрлись…

– Ты всё ещё продолжаешь настаивать, что ему угрожал какой-то колдун?

– Не веришь мне, спроси повитуху, кто навещал меня в день родов, пока ты ездил за врачом?! И аптекарь подтвердит.

– Я спрашивал. Никто не знает, о чём вы говорили и что произошло, когда ты рожала…

– Значит, остаётся только поверить мне на слово!

– Так чем же он грозил?

Жюзьен рассказала всё, как было.

Реми и верил, и не верил ей.

– Хорошо, тогда как ты попала в руки того богача?

– Не богач он, а епископ.

Реми даже сел, у него перехватило дыхание.

– Ты… с епископом?!

– Он принял нас, устроил на ночлег, велел дать новую одежду. А на следующий день принял мою исповедь.

– С чего вдруг такие милости?

– Он помнит меня ещё ребёнком, когда приезжал в наш город и посетил приют будучи ещё секретарём Его Святейшества.

Реми молча переваривал всё услышанное, только глаза впотьмах блестели взволнованно.

– Пока я исповедовалась, Дариен исчез, – продолжила Жюзьен, – камердинер, что смотрел за ним, лежал на полу мёртвый. Сына нигде не было. Бернард бросил всё, чтобы помочь мне его разыскать. Он поверил мне, хотя история про колдуна казалась ему фантазией.

– Ты зовёшь ЕГО Бернардом?! – Реми вытаращил глаза.

– Монсеньор, Его Святейшество, какая разница! Это один и тот же человек!

Реми пребывал в прострации. Он представить себе не мог ничего подобного. Где они – простые деревенские люди, а где епископ всей Бретани?! Однако же, он видел этого человека собственными глазами!

– Хорошо, вы искали ребёнка, и в тот день приехали сюда…

– Да. И то, что мы увидели, было ужасно! – Жюзьен даже отодвинулась от него при этих словах.

– Ну, допустим, вы подружились, – он с трудом выговорил последнее слово, – и епископ вместе с тобой разыскивал Дариена, что было потом?..

История битвы с колдуном и прозрения Дариена вообще не укладывалась в его голове, да и какой нормальный человек в это может поверить, даже если живёт рядом с ведьмой уже много лет? Она при нём на метле не летала и чудес не показывала. А что люди болтают, так на то они и люди, одно у них развлечение – языком молоть, да небылицы рассказывать.

– А дальше?

– Дальше я попросила Берн… прости, монсеньора, – поправилась она, – найти моих братьев. Ведь у него есть авторитет и связи. И мы несколько дней занимались их поисками.

– Нашли?

– Нашли. С ними всё хорошо, они уже совсем взрослые парни. Их удочерила одна очень хорошая женщина, аристократка, – «неужели я это сказала о НЕЙ?!» – мои братья получили образование и собираются поступать в университет. Конег увлекается литературой и хочет стать учителем, а Бастиан – архитектурой и мечтает проектировать мосты…

Реми притих, он и слов-то таких не слышал. Всю жизнь, кроме земли, и не видел ничего, пахал и сеял, собирал урожай, выгребал навоз, помогал строить в деревнях дома, всё как все, к кому он привык с детства. Та жизнь, о которой сейчас рассказывала ему жена, была чем-то далёким и неизвестным, другой заоблачный мир. Он тяжело вздохнул, представляя свою ненаглядную в этой совсем незнакомой ему обстановке. Когда-то она пришла в их дом, не похожая на других, чужая, и говорила как-то странно, будто маленькая леди, умела читать… Со временем и Реми понял, как складывать эти закорючки, называемые буквами, в своей голове. Читал и писал он лучше, чем брат, возможно, только потому, что хотел всё свободное время проводить рядом с Жюзьен, слушать её и тайком дотрагиваться до тонких пальчиков, когда она терпеливо объясняла ему что-то. Теперь она вновь полна желания вернуться к той, другой жизни, и разве можно её за это винить? Ведь, положив руку на сердце, он всегда знал, что Жюзьен и деревня несовместимые понятия. Уйдёт и Дариена заберёт, если он будет вести себя и дальше, как ревнивый идиот. Но как же не ревновать её?!

– Как это произошло?

– Больше я тебе ничего не скажу, не своди меня с ума! – она хотела уйти, но Реми крепко схватил её за руки и прижал своим телом к постели.

– Ты сделала это из благодарности? Ответь, я должен знать!

– Меня не принуждали, если ты об этом. Пришло чувство, которому я не смогла противостоять.

– Он тебе в отцы годится! Он – священник!

– Может быть, теперь ты мне расскажешь о той, что грела тебе здесь постель? – огрызнулась Жюзьен и даже чуть его не укусила, когда Реми попытался поцелуем закрыть её уста. Она запустила в него ногти, и Реми вскрикнул от неожиданности. – Правда за правду, кто эта дрянь?!

– Так, приблудная потаскушка, за бутылку, где пригреют, там и спит…

– Врёшь! Ты бы на такую, даже смертельно пьяный, не позарился. Кто она?! – Жюзьен взвилась и одолела над ним верх, повалив в этот раз его на лопатки.

– Она – никто. Совсем никто. Не будем об этом.

– Почему ты её защищаешь, Реми? Боишься, что могу навредить? Значит, эта змеюка из местных, и мне знакома?! Если бы я тогда не увидела тебя с ней, не было бы ничего.

– Так ты назло мне значит, отомстила?!

– Ты не знаешь, как мстят! – ярость завладела Жюзьен и бесовщина проснулась, ей до безобразия захотелось причинить ему боль, такую, чтобы он корчился и умирал.

– Что ты делаешь? Опомнись! – тело Реми задергалось судорогами. Жюзьен, вовремя собрав всю силу воли, остановила чёрный поток.

– Не зли меня! Ты даже не представляешь, на что я способна!

Он только стонал и извивался, словно его проткнули одновременно множеством ножей.

– Кто она?!

– Кристель.

Словно гром среди ясного неба. Жюзьен опешила от этого имени.

– Мы долго пили вместе, разделяя общее горе… Прости, я ничего не соображал.

Жюзьен накинула плащ, обула на босы ноги сабо* и вышла из дома в холодную мглу. На безоблачном небе сияли далёкие звёзды, она увидела Кассиопею, пять ярких звёздочек сложились в знакомую букву «w», слёзы медленно потекли по щекам. Если бы она могла, если бы только могла…

*сабо – деревянные башмаки, которые бедняки использовали для работы по хозяйству и не только.

ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 12

«Ах, был бы ты сейчас рядом, Бернард! Мы б уехали отсюда навсегда!.. Зачем? Зачем я пришла в это Богом забытое место, зачем выбрала этот дом?!» – слёзы всё текли, а она куда-то шла, даже не отдавая себе отчёта. Ноги замёрзли в деревянных башмаках, к голому телу тоже пробрался холод, ведь под плащом была только тонкая ночная рубаха. Она остановилась, задумчиво огляделась вокруг, и оказалось, что стоит перед домом, который строили для Адриана, теперь в нём восседает на троне Кристель. То, что когда-то сделала с ней Жюзьен, открыло в этой женщине бешенство плоти, и ударило теперь по создательнице, в самое больное место.

Жюзьен стояла перед её окнами с распущенными волосами, которые поднимались во все стороны от порывов ветра словно змеи, её глаза пылали огнём. Если бы кто-то увидел её такой, то сразу бы всё понял. Кровь закипала, и единственная мысль: уничтожить проклятую предательницу, покусившуюся на её мужа, заглушала голос отца Эдуарда, взывающий: «Жюзьен, остановись!»

Она не могла думать и не могла противиться, мощный поток чёрной силы наполнял её, готовый в любой момент ударить и спалить всех живьём.

Реми бежал за ней, он знал, куда она пойдёт, его сердце бешено стучало в груди. Когда он увидел жену, она уже подняла кверху руки, в её глазах пылал чудовищный огонь, губы что-то еле слышно произносили, чужим грубым голосом.

Реми понял, если попадётся под руки ей сейчас, предыдущая боль покажется ему пустяковой. Она просто сотрёт его в порошок и завтра утром раздаст в аптеке.

Всё, что пришло на ум, – это взять бочку, стоящую под ливнёвкой и окатить её водой. И как только ему удалось поднять такую тяжесть? Словно кто-то невидимый помогал в эту минуту. Водяной удар чуть не свалил Жюзьен с ног, и она хватанула воды ртом, после чего сильно закашлялась. Вся промокшая на ледяном ветру, она очнулась. Реми схватил её на руки и, насколько хватало сил, бросился бегом к дому. Там скинул с жены плащ и, сорвал мокрую рубашку, закрутил в одеяло и положил на кровать, прижал собой, да так, чтобы у неё и мысли не было вырваться. Он понимал, что может сдержать её человеческие силы, но, если бы она захотела и включила другие – даже железные цепи не удержали бы её.

Теперь он верил от первого до последнего слова в то, о чём говорила накануне Жюзьен: и в колдуна, и в сражение с ним… Он видел её в действии и осознал, что нет дыма без огня. Его супруга – настоящая ведьма. Но вот что странно, любить её меньше от этого он не стал. И остановил не ради Кристель, а ради неё самой, ведь, вопреки всему, Жюзьен имеет чувствительное и нежное сердце.

И вновь она лежит не живая, не мёртвая. Этот ступор ему уже знаком, из него Жюзьен выведет только бурный поток слёз, пробуждающий к жизни. Настало время ему каяться во всех своих грехах, ведь то, что произошло сегодня – случилось по его вине.

– Прости меня, прости, ради Бога! У меня и мысли такой никогда не было, изменять тебе.

Жюзьен дёрнулась всем телом.

– Послушай, только послушай! Никого на свете нет для меня дороже тебя. Ты – вся моя жизнь! А то, что случилось – затмение. Я был не в себе, считал, что ты меня бросила, об этом все говорили. Мы получили извещение о смерти брата и не успели его оплакать, как умер от горя отец… Во мне что-то надорвалось, и я начал гасить эту адскую боль спиртным. Не знаю, сколько пил, хотел упиться до смерти, и как эта женщина оказалась со мной в постели, тоже не помню. Она – больной человек. Её можно только пожалеть. Брат не выдержал, потому и сбежал в армию.

Жюзьен пыталась освободить руки и ударить его, её мокрое лицо билось из стороны в сторону и, если бы он крепко не зажал ладонью ей рот, она бы кричала.

К счастью, у Дариена всегда был крепкий сон, иначе бы ребёнок испугался.

Реми продолжал говорить, покрывая поцелуями солёные веки жены:

– Прости меня! Прости её, эта женщина больна, она не владеет собой. Меня рвало после этого несколько дней. Я был сам себе противен. Но ты же не такая! Ты – добрая! Ты умеешь прощать, умеешь любить, я знаю, какая ты, Жюзьен!

Она продолжала биться, но уже слабее и отбросила попытки укусить его ладонь.

– Ты любишь меня, иначе бы не вернулась. И я люблю тебя, больше жизни люблю! Если хочешь, убей меня и возвращайся к нему. Я всё приму!..

Жюзьен затихла. Реми убрал ладонь, освободив ей рот. Уже наступал рассвет. Он увидел лицо жены, покрытое красными пятнами, опухшее от слёз, но всё такое же родное и бесконечно любимое. В изнеможении лег рядом с нею. Его не покидало чувство, что всё это время кто-то помогал ему сдерживать Жюзьен, а теперь оставил, и у самого Реми не было сил даже пошевелиться.

– Спасибо тебе!

Реми от неожиданности вздрогнул.

– Благодарю, что не позволил мне сделать то, о чём бы я сейчас горько сожалела…

ЧАСТЬ 4. ГЛАВА 1

– Ты только что признался мне в любви… Впервые за столько лет! Как же долго я ждала!..

Реми улыбнулся.

– Я берёг эти слова для особого случая. Ты знала, что я люблю тебя с того самого дня, когда впервые увидел, ещё маленькую, но уже такую самостоятельную. Никогда не встречал девочек с такими яркими огненно-красными волосами, с такими удивительными глазами и такой решимостью творить свою судьбу… Мы можем уехать, если ты хочешь.

– У меня есть дело, которое нужно довести до конца, а там посмотрим.

– Жюзьен! Неужели ты опять за своё?!

– Не беспокойся, то, что было ночью, не повторится.

– Подумай хотя бы о её родителях, ведь они всегда были к тебе добры…

– Реми, – Жюзьен уже выбралась из-под одеяла, в которое он её запеленал и обнажённая легла на мужа.

Восходящее солнце играло на белоснежной коже золотыми лучами, а в волосах – пламенем, и от этого у него перехватило дыхание.

– Доверься мне!

Он испытующе заглянул в глубину её каре-зелёных глаз.

– Я же сказала, что больше это не повторится! Мне нельзя терять самообладание, пока оно есть, я способна контролировать себя.

– Я уже понял.

Они оба рассмеялись.

– И кто тебя надоумил облить меня ледяной водой?

– Не знаю, ничего другого не придумал, даже не представляю, как смог поднять бочку, наполненную до краёв! Словно кто-то помогал…

– Я даже знаю, кто! – Жюзьен загадочно улыбнулась.

– Ну-ка, признавайся, жёнушка, какие ещё тайны ты от меня скрываешь?! – теперь он накрыл её собой.

– Даже под пытками не скажу! Это – святое.

– А ему сказала?

– Опять ты!.. Да, сказала, но то была исповедь.

– Епископу повезло, у него есть ключ от твоей души, и ты его в неё впустила! – глаза опять наполнились печалью, а сверху вновь оказалась Жюзьен.

– Забудь обо всём! Есть только ты и я.

Горячие губы соединились, и страсть разлилась по венам. Никто и ничто не стояло в этот миг между ними, две извечных стихии объединились и вспыхнули новой звездой, сжигая все препятствия и обиды, горечь и боль.

– Я хочу ребёнка. Твоего ребёнка, Реми! – чуть слышно прошептали её губы, когда обессилевшие они оторвались друг от друга.

Эти слова заставили его задуматься о том, о чём он усердно старался не думать все эти годы, отгоняя сомнения:

«Видимо, брат оставил после себя не только медаль…» – подумал Реми, но даже этот вывод не мог его сейчас расстроить, потому что душа и тело пребывали в полной гармонии и неге. Таким счастливым он был разве что в их первую ночь.