Гипнотизер. Реальность невозможного. Остросюжетный научно-фантастический роман-альманах из 6 историй

– А куда бы вы посоветовали нам отправиться, чтобы просить о личной встрече? – поинтересовался Евгений. – На острове Ольхон, может быть? Это все-таки прародина северного шаманизма. Нам нужен сильный лекарь.

– Знаете, если у вас серьезный вопрос… – женщина на секунду засомневалась, покосившись на Татьяну.

– Да, очень серьезный.

– Тогда поезжайте в Иркутск в Центр наследия предков к шаману Николаю Куракину. Он лично ведет прием, и люди отзываются о результатах очень хорошо. Он многим помогает. А на Ольхоне у нас, скорей, просветительская миссия.

Татьяна недовольно нахмурилась, но Зойка махнула ей рукой, чтобы та не лезла, и деловито уточнила:

– К шаману Николаю Куракину можно попасть сразу или по записи?

Женщина пообещала посодействовать и при них набрала номер телефона, договорившись о встрече.

– Завтра приезжайте в Центр к одиннадцати, – сказала она, повесив трубку. – Шаман Коля будет вас ждать.

– Николай Куракин может что-то полезное рассказать, – пояснила Зоя свою позицию, когда они вышли на улицу. – Тут простые чиновники работают, администраторы, а вот шаманы между собой наверняка знакомства водят. Считаю, надо съездить.

Евгений был с ней абсолютно согласен. Таня погрустнела, но подчинилась.

На следующий день, уточнив маршрут по карте, они отправились в Центр наследия предков на трамвае. Проехав несколько остановок в раритетном красно-желтом дребезжащем на стыках вагоне, они вышли у расписанной граффити бетонной стены. За ней их встретили относительно новые постройки, широкий двор с несколькими «коновязями», увитыми разноцветными ленточками, и почему-то детские качели.

К разочарованию Евгения, Центр оказался обычной коммерческой клиникой, но понял он это не сразу. Прейскуранта, как и администратора на ресепшене, здесь не существовало, с каждым клиентом шаман договаривался индивидуально, прикидывая платежеспособность на глазок.

Несмотря на русское имя, шаман Коля оказался бурятом. Он носил ярко-синюю расшитую по вороту рубаху и черные штаны. На груди у него висело множество бус и круглых амулетов. Он пригласил их в кабинет и усадил на длинный кожаный диван.

Широкоскулое безбородое лицо шамана с резко прорезанными носогубными складками, разглаженными на щеках, и мясистым носом, усыпанным сиреневыми сосудистыми звездочками, напрягло Ромашова. Он слишком часто видел у себя на приеме людей с аналогичными признаками алкоголизма на лице, чтобы ошибиться. На вскидку Куракину было около пятидесяти лет, но с учетом пристрастий, на самом деле – лет на десять меньше, пьянство старит быстро и неумолимо.

Осмотрев Татьяну (к его чести, он безошибочно выделил ее из тройки посетителей), шаман вынес вердикт:

– Я вижу ее духовное тело, девушка потеряла свою дунда, вторую душу. Мы верим, что у человека три души. Первая – добрая, она имеет доступ к высшим божествам тэнгри и заботится о своем хозяине. Вторая или средняя называется дунда, она самая беспокойная и подвижная, иногда ее ловят духи, и тогда человек заболевает. После смерти человека дунда превращается в боохолдоя и живет так, как жил ее хозяин. А третья душа постоянно находится в теле и после смерти снова родится человеком. В тонком мире вторая душа дунда похожа на птицу, она такая же пугливая и быстрая, с легкостью улетает из тела в момент испуга. Я вижу, что девушка пережила сильное потрясение и едва не умерла. Материальное тело выжило, но дунда так испугалась, что раньше времени выпорхнула, восприняв носителя умершей.

Евгений кашлянул и бросил взгляд на племянницу. Та сидела невозмутимо, положив руки на колени, и смотрела на шамана Колю внимательными глазами.

– И как же вы предполагаете это исправить? – спросил Ромашов.

– Найти душу, выпорхнувшую из тела, обычно нетрудно, далеко она не улетает, чувствует свою растерянность и хочет вернуться. Вот только без помощи профессионала ей тяжело это сделать.

– Вы гарантируете успех?

– Придется потрудиться, – вздохнул шаман. – Долго-долго камлать, просить о помощи духов-помощников.

– Но вы же сказали, вторую душу вернуть нетрудно, – робко заметила Зоя.

– Я сказал «обычно», но не в этом случае. Вы обратились ко мне слишком поздно. Ее дунда успел похитить коварный дух. В его обществе душа дичает, а одичавшая дунда приводит к расстройству мозга и преждевременной смерти. Мне придется спускаться в Подземный мир, бороться с безжалостным духом, ловить душу и сажать ее на мой бубен, чтобы вынести на поверхность. Такой обряд называется хурылха, и на него тратятся значительные запасы сулдэ, то есть жизненных сил шамана.

– И тем не менее, вы справитесь, – чуть насмешливо сказал Евгений.

– Справлюсь, в этом и заключается моя работа. Изменения вы заметите спустя несколько месяцев. Если через полгода ничего не изменится, обряд надо повторить, скорей всего, выяснится, что дикая душа снова убежала.

– Спасибо, нам надо подумать, – Ромашов встал, жестом призывая девушек последовать за ним. – Мы должны вам что-то за консультацию?

– Нет, я же еще ничего не сделал, – отказался шаман Коля, – но если надумаете прибегнуть к моей помощи, я дам вам список вещей, которые понадобятся для обряда. Их можно купить в магазине.

Евгений пробежал глазами список и зацепился за строчку, в которой была указана пол-литровая бутылка водки определенной марки.

– А это?..

– Это для жертвоприношения, – невозмутимо откликнулся шаман. – Подношение духам-помощникам.

– Подношение внутрь? – не удержался Ромашов.

– Нет, надо брызгать в огонь. А если вы намекаете на мой внешний вид, то я и не скрываю. Да, одним из проявлением «болезни шамана» для меня стал алкоголизм. Но это в прошлом.

С последним утверждением Евгений не согласился, но ничего не сказал. Однако шаман, почувствовав скептицизм, стал объяснять, что «болезнь шамана», через которую всякий новый шаман неизбежно проходит, связана с личностным кризисом.

– Я знал, что отмечен духами с детства. Я был чересчур восприимчив к внешнему миру, сопереживание утомляло, и невольно требовалось справиться с этим. Алкоголь помогал мне не видеть, не слышать и не чувствовать. Быть шаманом это не тот дар, о котором мечтают, это обязанность. Я несу ответственность за благополучие рода и должен выполнять свою работу так хорошо, как только могу. Каждая ошибка вернется бумерангом, причинит зло прежде всего мне. Вот почему я больше не пью алкоголь. В пьяном виде слишком велика вероятность ошибки.

– Что ж, еще раз спасибо за уделенное время, – сказал Евгений и вышел в коридор, где его дожидались Таня и Зоя.

Они вернулись на трамвайную остановку.

– Что скажешь? – спросил Евгений племянницу.

– Не он, – прошептала та одними губами. – Я должна его найти, найти именно Василия!

– Хорошо, – кивнул Евгений. – Будем искать, время есть.

Зоя и Евгений в ожидании трамвая делились впечатлениями от визита. И тут Ромашову показалось, что мимо них по дороге прошла знакомая девушка – «цыганка» из электрички. Несколько минут он, пораженно застыв, смотрел вслед стройному силуэту и видел, словно на замедленной кинопленке, как качаются длинные серьги и как обвивается вокруг длинных ног пестрая юбка. Именно эта юбка и сразила его. Возможно, это была другая модель, чем та, заляпанная грязью, Женя, если честно, и не разглядел ее тогда, скрытую старым драповым пальто, но его словно огнем ожгло.

– Что-то не так? – насторожилась Зоя, пытаясь понять, куда и зачем он смотрит. – Кто там?

Женины мысли метались, будто стайка вспугнутых птах. «Его цыганка» из электрички была на сносях. Разумеется, успела родить. Уехала с ребенком как можно дальше от преследователей. Иркутск мог быть городом ее детства… или просто выбран потому, что далеко от Москвы. Внешность у промелькнувшей сейчас девушки была приметная, экзотическая: темные глаза, смуглая кожа, гибкий стан, в упругой походке чувствовалась скрытая сила. Но это и немудрено – жизнь вдали от мужа-деспота пошла ей на пользу. А еще этот терпкий аромат духов, от которых кружится голова и дико колотится сердце. Долгоиграющее колдовское послевкусие… Догнать ее? И что сказать? А если не она?

– Жень? Что с тобой? – Зойка подергала его за рукав.

Он мотнул головой:

– Показалось, – и отвернулся, прекрасно понимая, что загадочной Розы тут быть не может, она всего лишь примерещилась ему.

– Показалось? Ну ладно. Так вот, я говорю…

– Подожди! – Ромашов не дал Зое закончить фразу и помчался вслед за девушкой, крикнув на бегу: – Ждите меня здесь, никуда не уходите!

Девушка в пестрой юбке, не оглядываясь, шла вперед и свернула в переулок. Евгений добежал до угла, но узкое пространство за поворотом оказалось совершенно пустым. На секунду он растерялся, но потом заметил ряд подъездных дверей, выходивших в переулок. Конечно, девушка жила тут и вошла в одну из дверей. Все просто. И вообще, он стопроцентно обознался. Только отчего же в груди расползается черная дыра, будто только что он потерял нечто дорогое?

Из ближайшего подъезда вышел невысокий мужчина. Он едва не столкнулся с Ромашовым, но, покачнувшись, улыбнулся.

Женя долю секунды смотрел в обращенное к нему радушное лицо, улавливая ноздрями запах дешевого портвейна, и колебался: задать ему вопрос о девушке или не стоит? И что спросить: не знает ли он таинственную красавицу в цыганской пестрой юбке? Глупо.

– Простите, я немного неуклюж, – сказал Женя, намереваясь вернуться.

– Вы что-то ищете? – поинтересовался мужчина. Он пытался прикурить, но спички в его огромных руках постоянно ломались. – Заблудились?

– Нет, все в порядке.

– А вы не местный, говор у вас странный, – не унимался мужчина. Поскольку он был навеселе, то лучился добродушием и ему хотелось с кем-нибудь поговорить, развеять скуку. – Уж не к шаманам ли вы этим приехали? У нас тут часто люди плутают, адресом ошибаются. Дома-то рядом стоят и номера похожие. Их дом за забором плохо видно, вот все и идут к нам. Я на первом этаже живу, так мне часто в дверь звонят. Колю спрашивают. Только вот что я вам скажу, – мужик упрямо следовал за Ромашовым по пятам, несмотря на то, что тот не делал попыток поддержать разговор. – В этом Центре наследия простаков разводят, я вам туда обращаться не рекомендую! Если нужна помощь, поезжайте на Станцию Дальняя, это в двухстах километрах от Иркутска, совсем недалеко. Там, в деревеньке Сосновка живет сильный бурхан. Старый уже, но могучий, он моих внуков лечил, так что знаю, что говорю.

Они дошли до остановки, и девушки услышали последние фразы. Таня вытащила из сумки один из своих рисунков и протянула мужчине. Женя поморщился: ну, что она в самом деле! Однако мужичок, любезно выдохнув в сторону сигаретный дым, поглядел на рисунок, сощурив левый глаз, и изрек:

– Вроде похож. Не, точно похож! Василь Эрдынеичем кличут.

– Как?! – воскликнули они все втроем в один голос.

– Василием Эрдынеевчем, – повторил мужичок четко. – Трудное имечко, да? Так он из бурят коренных.

– Это Василий, внук белого шамана Галсана? – живо уточнила Зойка. – И сын снайпера, героя войны?

– Ну… не знаю, может, и сын. А вы слыхали, что ли? Постойте, так вы, выходит, к нему собираетесь? Правильно! Вот это правильно! Он вам наверняка поможет. А эти, – мужчина махнул рукой в сторону бетонного забора, – несерьезные люди. Деньги берут, а денег-то брать нельзя! Василь Эрдынеич так и говорил: требовать за камлание деньги запрещено. Только то, что человек сам принесет да отдаст, можно взять, иначе духи сердятся и наказывают. Шаманский дар – оно ж как проклятье, хорошо жить с ним не будешь. А ежели шаман себе такую домину за забором отгрохал да евроремонт сделал, то верный признак обмана. Настоящие, те, что под духами ходят, все бедные.

Подошел трамвай, и, затоптав недокуренную сигарету, мужичок полез вслед за дружной троицей в тряский вагон. Женя не стал садиться, хотя свободных мест было полно. Он встал на площадке, сжимая побелевшими пальцами поручень. Имя Василия Эрдынеивича окончательно выбило его из колеи. Не бывает таких совпадений! Или бывают?

– Я вам схему, как доехать начерчу, – пообещал словоохотливый мужичок и обратился к Тане: – Есть карандаш и бумага? Там на электропоезде сначала надо, а потом на автобусе. Это если автобус еще ходит, конечно. Могли ж и отменить.

– Это настоящая удача, – обратилась Зойка к Евгению. – Ты за ним так по улице припустил? Откуда узнал, у кого спросить?

Женя пожал плечами. Говорить он сейчас не мог – совсем, как племянница. Удивительная встреча лишила голоса, оставив только ворох хаотичных восклицаний. Загадочная иркутянка, так сильно похожая на «цыганку» Розу, словно нарочно вывела его на человека, знакомого с Василием.

«Только Василий вам поможет!» – слова вновь сами собой всплыли в памяти. Евгению это не нравилось, поскольку разум не мог этого объяснить. Но в то же время в нем проснулась и робкая надежда. Нет, правда, неужели они с Таней, после всех невзгод не заслужили толику везения?

Дорога на станцию дальняя

Как всегда, на долю Ромашова выпали основные хлопоты по прокладке маршрута. Сто семьдесят километров по местным мерам не крюк, однако в таксомоторном парке, где он собирался заказать машину, ему категорично отказали.

– Дороги там никакие, проехать на Станцию Дальнюю и тем более в Сосновку на наших автомобилях нельзя, разве что на джипе или тракторе.

– Так погода же сухая, – возразил Ромашов, – все грунтовки утрамбованы.

– Там чащоба непроходимая, горный перевал и речка со стремниной, через которую прошлой весной единственный мост снесло селем. Вы просто не представляете, куда собрались.

– Как же туда люди ездят? – удивился Ромашов.

– Не на такси, – отрезала девушка на том конце провода.

Пришлось следовать подробной инструкции, составленной доброжелательным жителем Иркутска. Согласно ей, надо было сначала ехать по Транссибу до Слюдянки, потом автобусом еще километров тридцать пять вдоль заброшенной железнодорожной ветки до Станции Дальней, а там через лес пешком до Сосновки еще километров восемь.

Электричка на Слюдянку отходила с иркутского вокзала слишком рано – в восемь утра, и Евгений принял решение оплатить по интернету места в сидячем вагоне, который цепляли к проходящему в обед поезду Москва-Улан-Удэ. Таким образом, утро можно было посвятить необходимым покупкам и заглянуть в банк, чтобы снять наличку – банкоматы в глубинке не водились.

Большую часть вещей путешественники оставили в отеле, с собой Евгений захватил только вместительный рюкзак с небольшим количеством провизии и одежды. Девушки так и вовсе отправились налегке, с двумя небольшими сумками.

Путешествие по Транссибирской магистрали на участке, проложенном сквозь Саянские горы, оказалось настоящим приключением. Дорога шла по отрогам Восточного Саяна, петляя и поднимаясь все выше и выше, и наконец достигла Андриановского перевала, откуда на несколько мгновений открылся захватывающий дух вид на Байкал и поросшие лесом горные распадки. Таня и Зоя прилипли к оконному стеклу, впитывая в себя впечатления, да и Евгения проняло. Когда поезд начал спуск по крутому серпантину, то и дело разворачиваясь на 180 градусов, завизжали тормоза, и вагон закачался на стыках, следуя по краю горной пропасти. Где-то далеко внизу, погруженная в густую тень, раскинулась Тёмная Падь – долина, по дну которой в Байкал спешила речка Правая Ангасолка. На горизонте в туманной дымке вставал темно-синий хребет Хамар-Дабана. Еще несколько поворотов, и открылся вид на Култук – самое старое русское село на берегу Байкала. По словам всезнающей Википедиии (с которой сверялся Евгений в пути), оно было основано раньше Иркутска⁷ и, как подумал Ромашов, с тех пор мало изменилось.

Зоя, достав планшет, делала снимки. Таня же сидела неподвижно, с широко раскрытыми глазами, но Евгений был уверен, что позже она обязательно перенесет свои впечатления на бумагу – недаром взяла три чистых альбома и коробку карандашей.

В Слюдянке, полюбовавшись на старинный вокзал из розового мрамора, они принялись искать нужный автобус. Городок был совсем небольшой и пустынный, и минуло немало времени, пока Евгений нашел, у кого спросить дорогу. К его огорчению, из-за порушенного моста прямого сообщения с Дальней больше не имелось, а конечную остановку автобуса перенесли в село Уянга.

– Станция Дальняя уж несколько лет как не обитаема, – сказал местный житель, взявшийся растолковать путешественникам новый маршрут. – Сначала карьер закрылся, потом туристическая база и детский санаторий, а после уж и железная дорога приказала долго жить – она тупиковым ответвлением шла. В советские времена хотели ее дальше протянуть, до Перевала Дьявола, там сероводородные источники в Чертихе, говорят, ревматизм хорошо лечат, но не срослось. А потом и Союза не стало, Дальняя захирела. Жила там парочка стариков, да померла уже.

– А Уянга далеко от Дальней и Сосновки? – поинтересовался Евгений.

– Уянга далеко, – вздохнул его собеседник, – но село большое, ухоженное, почта есть и магазин. Автобус от Слюдянки туда ходит два раза в сутки, но частные маршрутки случаются и чаще. Они вон там стоят, возле рынка за церковью. А уж в Уянге вы договоритесь с кем-то из жителей, они вас до Дальней подкинут на личном транспорте.

В нужной маршрутке марки «Газель», приткнувшейся под широко раскинувшимся высоким деревом, сидела одинокая бабка, обставленная полосатыми сумками.

– Ждем, когда заполнится, – сказала она Ромашову. – Порожняшкой гонять никто не станет. Авось, к солнцесяду тронемся.

– Когда? – поразился Евгений. – К вечеру только?

Бабка кивнула и поправила узел на белом платке, покрывающим седую голову.

Столько ждать Ромашов совершенно не хотел. Подсадив на ступени девиц и сунув им в руки рюкзак, он направился к водителям, смолившим невдалеке уже не первую сигарету. Пообещав заплатить за отсутствующих пассажиров, если маршрутка отправится в Уянгу немедленно, он вырвал мужиков из ленивой прострации.

– Это вы откуда ж такой щедрый на нашу голову? – изумленно вымолвил один из них.

– Вам-то что за дело? – Евгений достал портмоне и помахал у шофера перед носом купюрой в тысячу рублей, прикинув, что провести день в Слюдянке со всеми вытекающими обойдется дороже. – Деньги не пахнут.

– И то верно, – водитель взял купюру, затоптал ногой окурок и пошел к машине.

– Сколько займет дорога? – спросил Ромашов.

– Даст бог, за час доберемся.

Дорога на Уянгу оказалась изматывающей. Первые минут пятнадцать они ехали по сносному асфальтовому полотну. Иногда «Газель» попадала колесом в глубокую выбоину, и тогда в ее нутре что-то зловеще звякало. Водитель, к его чести, старался ямы объезжать, мастерски лавировал и разъезжался со встречным транспортом, предупредительно мигающим ему фарами. Пассажиров при этом мотало по углам. Женя, мечтавший расспросить бабку с сумками о том, что их ждет в Уянге, оставил это занятие из опасения прикусить язык. Зоя, то и дело заваливающаяся на Татьяну, тоненько взвизгивала. Таня придерживала ее, но затем и сама едва не слетала в узкий проход.

Однако скоро дорога кончилась и началась совсем беда. Объезжать колдобины потеряло смысл, и «Газель» неслась по ним напролом. За ней тянулся шлейф пыли, которая лезла в раскрытые окна вместо свежего воздуха. Евгений держался за что попало, подпрыгивая на кочках, и к концу поездки знатно отбил себе зад.

Наконец показалась Уянга. Несколько покосившихся развалюх, выстроившись вдоль недоразумения, называющегося дорогой, слепыми окнами пялились на пришельцев, и Евгений уж совсем испугался. Но затем все-таки пошли вполне приличные обитаемые избы и среди них даже двухэтажное кирпичное здание с облетевшей штукатуркой и круглой спутниковой тарелкой на крыше.

В клубах дорожной пыли, грохоча и дребезжа всеми винтиками, маршрутка вылетела на небольшую площадь, сопровождаемая диким лаем местных собак и заполошным кудахтаньем кур, прыскающим из-под колес. Лихо развернувшись перед приземистым длинным бараком, украшенным сразу двумя вывесками «Почта» и «Магазин», водитель остановился и громко объявил:

– Приехали!

Тихо охая и хватаясь за ушибленные бока, пассажиры полезли наружу. Евгений подхватил рюкзак и помог бабке вытащить ее тяжелую поклажу. Зоя и Таня, взявшись за руки, жались друг к другу и оглядывались. Куры, успокоившись, снова важно вышагивали по площади, роясь лапами в пыли. В пожухлой придорожной траве заливались кузнечики. Июльская жара растекалась по низким темным крышам и плавилась серебристым огнем на жестяных заплатках вокруг печных труб. Мелкие птички с резкими тревожными криками шныряли у самой земли, предвещая дождь.

– М-да, – коротко и ясно высказалась Зойка, самой своей интонацией вынося вердикт.

В центре площади, окруженная разросшимся бурьяном, высилась странная архитектурная форма, очертаниями отдаленно напоминающая беседку. Столбики, поддерживающие прохудившуюся крышу, уродливо погнулись, пол зиял дырами, а в ограждении не хватало элементов отделки. Со следами пожара и вандализма, вид эта штука имела жалкий и ничего не могла украсить – даже пыльную деревенскую площадь.

Где-то вдали громыхнул гром. Евгений запрокинул голову и увидел плотную тучу, надетую на острый пик Саянского хребта. От нее на синие полосатые отроги ложилась зловещая тень.

– Таперича гроза будет, вода валом повалит, как пить дать. – От созерцания Ромашова отвлек голос бабки, их временной попутчицы. – А вы, кажись, первый раз у нас?

– Да нам бы дальше ехать, – ответил он, утирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Мы в Сосновку.

Бабка подбоченилась:

– Это ж в которую: Старую Сосновку или Белую? Для Белой-то вроде рановато. Вот через недельку…

– А их разве две?! – Евгений изумился, поскольку Гугл о подобном умалчивал. Впрочем, на картах в интернете и разрушенный селем мост значился целым и невредимым.

– Белая Сосновка это, прости господи, ажарама.

– Что?

– Ажарама, – повторила бабка, тщательно выговаривая диковинное словечко, – Раньше там коровники совхозные были, на террасах-то трава спокон веку сочная растет, а теперь там чокнутые живут.

Евгений озадачился еще сильнее.

– Вы на чокнутых, вроде, не похожи, люди приличные, не бродяги, не ремузьё⁸ с колокольцами в носу, – продолжала бойко рассуждать бабка. Кажется, ее сильно тяготило вынужденное молчание в неустроенной маршрутке, а естественное любопытство разъедало изнутри, вот она и торопилась наверстать упущенное. – Токма других гостей через Уянгу не следует. Все, что есть, в эту Белую Сосновку, в ажараму прутся. Туристы, мать их растак. А Старая Сосновка дальше, к железке заброшенной. Их-то жалко, совсем загибаются в глуши. Как поезда поотменяли, так захирел поселок. А прежде-то богато жили. А теперича уже ничё нету. Все распалося, все разворовали. Станция там какая была, вокзал какой, а? Всем миром строили! Каких нациев токо не было, а нонича все – нету вокзала! Там даже стенки сняли и увезли. Оне же кирпичные! Вот как, а?!

– Нам в Старую Сосновку, – оборвал словоизлияния Ромашов, – ту, что недалеко от Станции Дальняя.

– А, ну это понятно тогда, – бабка покивала с важным видом. – Все понятно. А к кому вы следуете?

– Следуем по своим делам. Не подскажете, где транспорт можно нанять?

– Туда нонича автобус не ходит. Мост через Алтанку утонул, ну вот так и все, так его растак. Разве ж если крюк через всю падь делать. Или напрямки по лывам⁹ и болотью, но это вы не пройдете. Ща грозой все зальет, Алтанка вспухнет. А вас чего-то не встречает никто? Сюрпризу готовите?

– Сюрприз, – подтвердил Ромашов с легкой усмешкой. – Так что насчет частного извоза, кого нанять можно?

Бабка с сомнением оглядела их компанию и изрекла:

– Вам надо с Савельичем говорить. Он вас свезет, он тута всех возит. Но Савельича нет, он в Далагдан отправился, сделки заключает. Завтра должон вернуться. Ну, или послезавтра. Ждать надо.

– А кроме Савельича?

– Не знаю, не знаю. Проводников-то полно, да надежных нету, а вы ж с девчонками малыми. Витька-пьяница возьмется, но ему я бы и порося свово не доверила – слопает, стервак, али потеряет. А вы ж с дороги, устали, голодные… аль спешите?

– Да нет, в принципе, не спешим. Кафе у вас имеется? Или столовая, трактир?

– Трактира нету. Если заплатите сотню-другую с носа за постой, я вас к Людмилке отведу. Она вдовая и квартирантов пускает – тех, кто в ажараму раньше времени приезжают. Ей деньги нужны на лекарства для дочки. Людмилка вас приютит и покормит. Дом у нея крепкий, безысносный, не смотрите, что сшоркался немного. Листвяк он листвяк и есть, еще дед ея стоил.

Евгений посмотрел на своих растерянных спутниц и согласился.

Людмила Петровна Сухих оказалась дородной, сравнительно молодой, но увядшей и сломленной жизнью женщиной. Она носила простую немаркую одежду и подвязывала волосы короткой косынкой, напоминающей бандану. У нее-то и выяснилось, что частный извоз, как и магазинный бизнес в Уянге держит под собой местный голова Савельич, и никто поперек ему из местных соваться не смеет. Поскольку через деревню периодически следовали паломники и этнотуристы в Белый Ашрам (та самая загадочная «ажарама с чокнутыми»), а дорог толковых и транспорта не было, Савельич со своим предприимчивым характером быстро смекнул, как срубить деньжат, и конкурентов не терпел. Да и откуда взяться конкурентам, если все рабочие места, по сути, давал сам Савельич. А тем, кто не горбатился на его семью, светили разве что случайные заработки, браконьерный промысел да вахта на лесоповале.

– Савельич с сыном несколько дней назад в Далагдан выехали, – сказала Людмила Петровна, – сегодня-завтра вернутся. Но могут и задержаться, не угадаешь.

– Но мы не в Ашрам, – попытался возразить Евгений. – Может, поспрашивать у соседей? Денег заплатить готов.

– Безнадежно. Да вы не волнуйтесь, как эта ночь минует, вы и не заметите. Комнатки у меня чистые, белье свежее, никакой блошоты нет. Я недорого беру.

За обедом, который, к слову, и впрямь оказался вкусным, Людмила Петровна тоже захотела вызнать, куда и с какой целью следуют путешественники. Евгений одобрительно кивнул племяннице, и та показала ей рисунок шамана.

– Говорят, в ваших краях такой человек обретается, – произнес Ромашов. – В Сосновке живет. Василий Эрдынеевич Саэрганов.

Людмила Петровна взяла рисунок и тяжело вздохнула:

– Помер он.

– Как помер?! – прохрипела Таня.

– Да так и помер, – Людмила Петровна покосилась на девушку, явно испуганная ее хриплым неестественным голосом, но от комментариев удержалась. – Прошлой зимой схоронили.

– Да не может быть! – вскричала Зойка. – Это неправда!

– Дорогие мои, да ежели наш бурхан жив был, разве б мы тут мучились так? – воскликнула хозяйка и, оглянувшись на притворенную в спальню дверь, добавила, понизив голос: – Я Машку мою, едва та хворать начала, к нему повезла, а его и нету. Опоздали буквально на четыре дня. Что делать теперь, сама ума не приложу. Василь-то бурханил знатно, мертвых оживлял, чудеса творил, а без него Машенька гаснет, день ото дня слабее становится. Вот уже и ножки отказали.

– Что с дочкой? – спросил Евгений. – Докторам ее показывать не пробовали?

– Доктора от нее отказались, – хозяйка вытерла пальцем скатившуюся по щеке слезу. – Извините меня, это наши дела, не должна я вас своими проблемами затруднять, а то жаловаться начну, меня не остановишь.

– Вы не затрудняете, я сам спросил.

Евгений приготовился услышать страшный приговор неведомой Маше, нечто смертельное и неизлечимое, и потому сильно удивился ответу.

– Порча на ней. Подруга завистливая на ее жениха глаз положила. У них с Пашей до свадьбы почти дело дошло, а тут эта прибыла, Алима Медеева из Далагдана. Машка слегла, и Павел к Алиме ушел. Бог ему судья, конечно, ведь жена-то мужику нужна здоровая, а не такая, что едва ноги переставляет.

– Но отчего же сразу порча?!

Людмила Петровна была категорична:

– У Алимы глаз черный, это все знают. Подсуетилась и спортила соперницу. Добилась, змея, всего, чего хотела. Взамуж пошла за богатого.

Евгения разозлила эта непроходимая глупость. На дворе двадцать первый век, а у них представления, как в Средневековье.

– А врачи какой диагноз поставили?

– Врачи руками развели. Я ее и в Слюдянку по совету нашего фельдшера возила, и в Иркутск по направлению. Три месяца обследовали, ничего не нашли. Анализы в норме, никаких недостатков в организме не найдено. Так мне прямо и заявили: симулирует она. Голову ей надо у психиатра лечить, а не важных специалистов от дела отвлекать, бюджетные деньги тратить. Вот был бы жив Василь Эрдынеич, все бы сразу наладилось! Он болезнь, как есть, на корню схватывал, а порчу за один визит отговаривал. Без него все наперекосяк.

Женщина снова вздохнула, а ошарашенный Евгений молчал. Его молчание хозяйка верно сочла за осуждение, и принялась объяснять громким шепотом, постоянно косясь на закрытую дверь спальни:

– Маша талантливая девочка, училась хорошо, потом в институт поступила, хотела учителем в школе работать, историю преподавать. Книжку написала про местные обычаи и легенды. Школу нашу, правда, закрыли, но Савельич ей место в магазине своем отдал. А теперь все! Какой из нее работник? С начала лета ноги отнялись. Как слегла, Савельич ее рассчитал, Соню на ее место нанял, но мне разрешил туристов на постой брать. Да что уж теперь, – она махнула рукой и отвернулась. Потом, спохватившись, выпрямилась и попыталась закончить историю не столь траурно, однако это ей не удалось: – Видимо, так на роду написано: за чужое счастье своим несчастьем платить. Наследница она моя. Я всю жизнь страдала, вот и дочь такую же долю получила.

Евгения покоробило от рассказа. Он бы на месте матери бился за своего ребенка до последнего. Не смогли местные эскулапы диагноз поставить, в Москву бы квоту выбил, а не к шаману-бурхану на прием тащил. Эзотерика хороша как последнее прибежище для умирающих, когда уж точно понятно, что хуже не будет. А с Машей этой пока ничего не ясно.

Ромашов хмыкнул, но этим и ограничился, чтобы не обижать хозяйку. Вмешиваться и давать советы тем, кто не просит, он не собирался.

– А вы к бурхану, значит, племянницу везли, – вернулась к расспросам Людмила Петровна, – у девочки что-то с голосом.

– Авария, – кратко пояснил Ромашов. – Мы проделали большой путь, потому не станем поворачивать, дойдем до конца. Хочется добраться до Сосновки и посетить хотя бы могилу шамана. Вам известно, где он похоронен?

– Могилы нету. Бурханов, а по-вашему, шаманов, не хоронят, как обычных людей. Их сжигают, а пепел прячут в святой роще в дупле или под камнем. Однако не знала я, что наш Василий был таким известным человеком, даже вы про него слышали. От кого, если не секрет?