Привокзальный мальчик

 
«Свирепо Авсень кидался на Мор.
Клыками рвал, когтями колол.
Но Мор прицельно по сердцу бьёт… ммм…
 
 
И воду Страдник пенил хвостом,
Глотая соль оскаленным ртом.
Но нрав Холеры хитрее был,
И яд её воду травил… ммм…»
 

«Кончено. Сошла с ума! К слуховым галлюцинациям теперь и визуальные. Не смогли мои слабенькие нервы жить без Киры…»

Чайка продолжал мурлыкать себе под нос:

 
«Заразу били три долгих дня,
И сколько было вокруг огня!.. ммм…»
 

При этом он руками выстукивая ритм на коленке.

Когда автобус въехал в портовый район, Лида заметила очередную несуразицу: по улицам шествовали женщины все с холщовыми мешками и мужчины в высоких сапожищах, и это в июле!

В стекле отразилось лицо Чайки, напряженное и озадаченное. Шествие странных людей тоже его удивило.

– Вылезай скорее, – с придыханием произнес он, – меняем маршрут. Кричи, чего сидишь? Требуй остановку!

От неожиданности Лида подпрыгнула и крикнула во все горло:

– Стойте! – пассажиры обернулись на нее. – Остановите автобус, сейчас же!

От неожиданности водитель вздрогнул, но спорить к счастью не стал. Со скрежетом автобус затормозил. Лида спешно выскочила из салона. Чайка уже был снаружи.

– Нельзя бежать к перекрестку, потеряем время! – проинструктировал он.

Нельзя, так нельзя. Лида побежала через дорогу. Загудели машины, заскрипели тормоза, а Лида уже мчалась к переулку, куда ушли странные люди. В какой-то момент она остановилась, держась за бок, тяжело дыша:

– Больше не могу, у-у-уф, куда мне бежать?

Чайка появился опять из ниоткуда и, заложив руки за спину, стал ходить вдоль ограды возле неизвестного Лиде здания. У серых ворот стояли два охранника, изображая грозных часовых. А может, они таковыми и были. У одного за спиной в сером чехле торчала длинная палка.

Лида подумалось, что в переулке подозрительно ничем не пахнет, но осмыслить это она не успела. В небо с шумом поднялась стая чаек. А Чайка невозмутимо ходил и внимательно разглядывал часовых. Раз прошел, два, три.

– Я понял. Лида, тебе сюда, – указал он на забор.

«Как же я туда попаду? Эти двое ни за что меня не пропустят».

– Пропустят. Тебе нужно пройти с черного хода. Это он и есть.

– А куда ведет этот двор?

– В порт.

Лида хотела уточнить, зачем ей в порт? Она уже к этому времени отдышалась, и в голове перестали противно стучать молоточки. Тут-то она поняла, что Чайка несет вздор. До порта они не доехали, а здесь никакого порта нет, и отродясь не было, ни пассажирского, ни торгового. Вообще никакого!

– Эй, девчонка!

Часовой одной рукой потянулся за палкой (очевидно привычным жестом), а другой поманил Лиду к себе.

Она осторожно, но без особой опаски подошла к охраннику. Не станет ведь он похищать ее на глазах у прохожих?!

– Ты от Вещевоза?

– Э-э-э…Я?

– Ну? – встрял в разговор второй и прищурился.

– Говори: «браво, браво…» – мысленно подсказал Чайка и стал диктовать слова. Лида, еще не понимая, что происходит, стала, заикаясь, повторять за ним совершенно неподходящие к месту фразы.

– Браво, браво… Здесь у вас живописное местечко… А, запросы огромные! Вы поможете мне организовать несколько похо-до-дов в город. Сварганим спектакль и в оконцове… В оконцове? – не выдержала Лида и спросила про себя, покосившись на Чайку, тихонько стоявшего в сторонке, «что это за слово такое?» – … кхм, в оконцове, под моим руководством, мы разыграем ваши пуговицы…

– Угрожать не надо. Пуговицы! Ха… Мы не из пугливых.

Часовой палкой толкнул товарища и тот скривившись протянул:

– Иди за мной!

Лида пошла, но глазами следила за Чайкой, ища поддержки. Тот шел рядом с часовыми и деловито рассматривал свои ногти. На Лиду не оборачивался. Иногда часовой внимательно смотрел по сторонам, но мальчика в упор не видел. Это Лиду повеселило.

Девочку привели к огромному ангару, где, коротко поклонившись, часовой оставил ее у входа.

– Видел? – гордо выпрямившись, похвасталась Лида. – Он мне поклонился!

– Да, уж конечно. Они, дураки, поверили, что тебя послал Вещевоз. Только не загордись… – Он хлопнул себя полбу, – точно ты же не знаешь кто такой Вещевоз. В общем, просто стой здесь. Сейчас пройдет сторож, и можно будет сходить за сумкой.

– Зачем они забрали мою сумку?

– Они ее не брали! Лида, за кого ты принимаешь этих господ? Они скупщики, а не воры. Сумку забрал воришка, вытащил телефон, деньги и потом выбросил ее в канал. Дальше она запуталась в сетях… Подожди еще минуту…

В большом дворе было пусто, как и в самом ангаре, солнце нещадно пекло Лиде голову. Она почувствовала, что проголодалась. Изредка только мелькала фигура сторожа в какой-то длинной вытянутой кофте. Ждать пришлось долго. Все это время Чайка ходил по ангару и рассматривал составленные в дальнем углу бочки.

– Лида, будь так добра, глянь, нет ли в крайней бочке коробок, – отозвался Чайка и уклончиво добавил, – может свитков?

Лида оглядела двор, никого не было. Тогда она вошла в тень ангара и с большим трудом откупорила бочку. Большая деревянная крышка насквозь провоняла рыбой. Переборов отвращение, Лида заглянула внутрь. Но вместо тухлой рыбы, которую она ожидала увидеть, на дне покоились скрученные в веники сухие травы.

– Никаких бумажек, – произнесла она, пошарив на дне бочки рукой, где лежали только деревянные таблички.

Чайка закусил губу, топнул в сердцах и вышел из ангара:

– Дураки! Они не знали наверняка…

– Кто не знал?

– Да, эти сторожилы! Ну сторожилы, Лида соображай, мы встретили их тогда в переулке, – крикнул он со двора. – Возьми деревяшку, пригодится. Хоть, чем-то эти лентяи были нам полезны.

– Эй, признайся сейчас же, ты втянул меня в авантюру?! – выбежала она из ангара и потребовала, – выведи меня отсюда! Эй, Чайка!

В следующую секунду негодование Лиды сменилось ужасом. Прямо посередине двора из воздуха материализовался низенький человек в длинном черном плаще с опушкой. Волосы у него были длинные, а губу пересекал белый шрам. Спустя минуту появились еще трое в таких же одеждах. Они молча направились к застывшей от изумления девочке.

«Пропала! Я пропала! Сейчас схватят и никогда не выпустят… Нужно было делать, как Дима говорит, и ехать в больницу. Далась мне эта сумка!» – запаниковала Лида и хнычущим голосом пролепетала:

– Простите, я заблудилась. Произошло какое-то недоразумение.

Неизвестные сняли пальто, и, смахнув пот со лбов, сказали друг другу несколько фраз на непонятном языке с присвистом и мяукающей интонацией. Казалось, они не говорят, а поют, не разделяя слова, точно вода течет.

Один из пришельцев указал на амбар и жестом пригласил Лиду пройти за ним.

– Я бы конечно с удовольствием, – начала она, – но мне надо домой. Я очень спе…

Тут неожиданно выскочил Чайка и спрятав ладонь в рукав зажал ей рот.

– Попали! В самое гнездо, – проговорил он ехидно.

«Чего?!» – про себя спросила Лида.

– Надо выкручиваться. Молчи, пока Лурье не понял, что ты не говоришь на языке Гардарики! Цы-ыц! – шелестел Чайка. – Они думают, ты в связке с контрабандистами. Я обманул часовых, чтобы пробраться в ангар. А охранники сразу настучали в Патестатум. Стоило этого ждать! – Четверка недобро покосилась на замершую Лиду. Чайка продолжал шелестеть. – Они будут выпытывать, где Вещевоз, его ищут всем миром. Пока все идет гладко.

Лида отступила назад.

– Замри, ради всего святого! Думаешь, они выпустят тебя так просто? Нет же, – с жутким ударением на «нет» шепнул Чайка и растворился.

Лида почувствовала, что готова разрыдаться. Эта компания произвела на нее зловещие впечатление. Незнакомцы приблизились к ней и разом засыпали вопросами, которых Лида не могла понять. Особо усердствовал человек с длинным шрамом на губе.

Как клюквенный соус к «десерту» из узкого прохода между складов выскочили две маленькие собачонки, и, как это бывает с маленькими собачками, стали истошно лаять на Лиду. Собаки щерили желтые зубы, а потом, видимо решив внести основательную лепту в этот театр абсурда, запрокинув головы, завыли, прямо как волки.

Иностранцы, увидев воющих собак, почему-то страшно испугались, смертельно побледнели и все как один замолчали на полуслове. Со стороны оживленной улицы послышались свист и щелчки. Следом прозвучал нечеловеческий вопль. И в нем было столько животного ужаса и отчаяния, что Лида вздрогнула.

– Теперь пора! – спокойно скомандовал Чайка. – За мной.

Лида рванула за Клобуком. Они бежали очень и очень быстро, петляя между гаражами, серыми стенами зданий, между контейнеров. Вместе перелезли через забор, и выбежали к побережью с крутым обрывом. Бежать было больше некуда. Ребята махнули обратно и забились в щель между гаражей.

– Нас не преследуют, – сказал Чайка, выглянув украдкой за угол.

– Что здесь происходит? – гневно спросила Лида. – Ты видел, они появились из ниоткуда! Почему эти люди испугались собак? Глаза стали бешенные, стеклянные. Это собаки их напугали, я уверена!

– Да хватит разговаривать со мной вслух! – фыркнул Чайка. – Просто думай. Я все слышу.

Мимо гаража кто-то прошел, на мгновенье загородив свет в проеме. Лида вздрогнул.

– Не трясись. Это просто грузчики, – прошелестел Чайка. – Что там на твоем билете?

– На деревяшке? – Лида рассмотрела тонкую деревянную табличку, на ней был выжжен рисунок черно-белой рыбы. Деревяшка помещалась на ладони и точно вибрировала. – Тут рыба, на касатку похожа.

– Только похожа – на билете Страдник. Он приведет нас к условленному месту. Там собираются сторожилы Патестатума. Я с них спрошу за потерянное время.

Лида перевела глаза на Чайку. Тот расслабленно, точно подозрительные щелчки, которые эхо принесло со стороны складов, совсем его не беспокоили, прошел к сваленным у мола сеткам и остановился. Лида почувствовала, что он завет ее, но не пошла.

– Выходи, это просто прохожий, – позвал Чайка. – Забирай сумку. Никто тебя не тронет.

– Ты уверен, что мы в безопасности? – шепотом спросила Лида. – Там кто-то кричал на складе.

– Абсолютно уверен! А если уберемся отсюда в ближайшие тридцать минут, то будем в совершенной безопасности. Такая безопасность тебе и не снилась. – поторопил Чайка. —Давай, пошарь в сетях.

«Они ужасно воняют тухлятиной!» – Лида зажала пальцами нос.

– Ну извини, мы не в парфюмерном магазине, госпожа придира! – парировал Чайка.

Лида с отвращением запустила руку под слой перепутанной лески, и, нащупав метал своего брелока, погрузила в сети и вторую руку. Пришлось повозиться, чтобы распутать узлы и вытащить сумку целиком.

– Сегодня очень странный день. Все меняется так скоро, что даже я не поспеваю. Сразу понятно девятые лунные сутки… – начал вдруг нервничать Чайка и пустился в пространные рассуждения о влиянии чисел на события, а Лида, тем временем обшарила сумку.

Кошелек и телефон забрали, сумка ужасно воняла тухлой рыбой, но всё-таки это была она, самая настоящая ее сумка! И главное воры оставили таблетки. Лида сунула лекарства в карман, затем ради интереса порылась в сетях еще и нашла несколько выпотрошенных сумок и пустых кошельков.

– Чайка?

– Да.

– Как ты это сделал? Как ты узнал, где она?

– Хватит вопросов. Мы припозднились, опять нужно торопиться.

– Домой?

– Как же… – сухие щелчки прервали Чайку. – Трижды в Мор! Надень сумку на плечо.

– Фу-у, она воняет!

– Тогда выкидывай. Ты должна сломать табличку, вот так. Да, просто переломи пополам.

В гаражах что-то с грохотом рухнуло на землю. Или кто-то. Лида вздрогнула и выронила табличку. Ей давно пора было выпить лекарство. Наклонившись за деревяшкой, она почувствовала, что руки затряслись и уши заложило. Она схватила табличку и поняла, как куда-то падает, совсем как во сне. Лида крепко накрепко зажмурила глаза.

Она осталась стоять на коленках, но уже не на пирсе. Она это поняла, потому что второй рукой, в которой не было таблички, она почувствовала сырую траву. Каким-то чудом, она очутилась на газоне – за кустами сирени. Пошатываясь, Лида выбралась на тротуар.

– Пойдем, – шепнул Чайка, – чего доброго кто-нибудь решит, что тебе плохо.

– Но мне плохо! – в голове у Лиды гудело, а руки тряслись. – Я, кажется, с ума сошла.

– Так выпей таблетку, у тебя их полные карманы, – весело отозвался Чайка, прислонившись к борту набережной и глядя вниз, где внизу на пляже копошились птицы. Лиду обходили разряженные прохожие и лихо обруливали мамочки с колясками. Стоя в этом бесконечном потоке отдыхающих, Лида старалась понять – где она. Она ведь точно, как тот неприятный человек в черном плаще, появилась на набережной из воздуха, как по волшебству. Сохранять серьезное выражение лица удавалось с трудом, ей хотелось в голос хохотать.

«Чудеса, они как флажки на ленте, потянешь за один и появятся все остальные», – вспомнила она присказку сестры.

– Теперь ты мне веришь? – Чайка прищурился. – Мы вернули сумку и лекарства.

– Ооо, да! – протянула Лида вслух. – Я была на складах, а теперь на набережной. Как это возможно?

Вместе они пошли вдоль набережной. Солнце страшно пекло. Асфальт слегка плавился под кроссовками. На всю округу болтало радио. Все еще приходя в себя, Лида остановилась у фонтана, глядя, как большой тучей чайки взмыли в небо. Подул ветер, и брызги полетели ей в лицо. В голове прояснилось.

Пока Лида приходила себя, Чайка стянул сапоги, задрал штанины и стал шлепать голыми ступнями по мокрому бортику фонтана. Спустя минуту он вдруг лукаво спросил:

– Как думаешь, это волшебство?

– Не знаю. Наверное, да, если конечно я тебя не выдумала.

Дети в очередной раз спугнули чаек, и птицы, описав круг над гуляющими, стали громко кричать. Лида задумалась о возможности своего перемещения. Что если она сама сюда пришла и попросту забыла – как? Да может этого мальчишки в берете тоже нет, ведь никто кроме нее Чайку не видит. Тем временем птицы стали вопить так громко, что люди не могли их перекричать.

– Поверишь мне, если я скажу, что есть лекарства от всех болезней? Ты обещала помочь мне кое в чем, если согласишься, я помогу тебе с этим лекарством, – Чайка улыбнулся.

Лида опять рассмеялась, предчувствие волшебного приключения не отпускало ее.

– Конечно, я помню. Я точно не в себе…

Пробормотала она, глядя на группу мужчин в уличном кафе. Она моргнула и опешила: на их месте сидели пожилые женщины в вязанных беретах. Лида потерла глаза, и все снова переменилась. Вместо бабушек сидели несколько девушек с детьми.

– Чертовщина!

– Да нет, это сторожилы в масках, – отмахнулся Чайка, – они помогут нам.

– Жуткие типы! – прошептала Лида, стараясь не обращать внимания на метаморфозы. – Черт, они заметили, что я на них смотрю!

– Ты думала, будешь пялиться на сторожил весь день, а они не заметят? – Пробурчал Чайка скучающим тоном, но вдруг резко повернул голову в сторону мужчин-бабушек-мам. И, растянув рот в улыбке, пропел, – улыбайся, дорогуша, улыбайся… Он уже слышит меня и идет сюда. Наконец-то!

Лида отшатнулась от Чайки, его слова ее напугали. Позади нее был бортик фонтана, и Лида намочила спину. Чайки уже и след простыл, а птицы подняли крик такой жуткий, точно десятки старых автобусов разом заскрежетали ржавыми тормозами. Стаи птиц взмыли вверх, как единый организм. Небо почернело.

– Ай, – завопила Лида, когда одна из птиц камнем полетели прямо на нее. Вокруг началась страшная чехарда: кричали чайки, мамы и папы из соседних кафе. Лида, пытаясь отбиться от пернатых, которые царапались и лезли к самому лицу. Она уперлась коленями в бортик фонтана и закрыла голову руками.

Лида хотела бежать, но совсем ничего не видела. Птицы окружили ее со всех сторон. Точно кто-то посадил Лиду в стеклянную банку и стал сыпать сверху крупу. Сначала Лида увязла по щиколотку, но очень скоро живая птичья волна накрыла ее с головой.

«Какой ужас! – подумала она в сердцах. – Чайка, ты меня подставил!»

– Тише… – отозвался он эхом в ее голове. – Он уже бежит.

Тут кто-то, пробравшись через страшную черно-белую массу, потянул Лиду к себе. В следующую минуту, чаек сдул порыв ветра, такой сильный, что сбил с ног и саму Лиду. Она больно ударилась локтем о борт фонтана. В глазах запрыгали звездочки. Когда она сфокусировала взгляд, увидела перед собой, незнакомого парня в белой маске и с палкой в руке, напоминавшей посох. На конце посоха сиял рубин. Рядом с нежданным спасителем стояли мужчины из кафе, свои синие маски они сняли, держали в руках. Чайка был прав, это оказались самые простые люди.

– Чайка! – позвала испуганно Лида. – Чайка, что мне делать?

Но Чайка пропал.

Глава 5: Кого допрашивают с пристрастием или тайное всегда становится явным

«Уважаемые читатели, аптекари Ятреба приносят свои извинения: на время праздника Белой воды продажа запрещённых порошков приостановлена в связи с рейдами Патестатума. Спасибо за понимание».

(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 10 июля 5008 года.)

Тем временем подошла очередь нашего второго героя – Олафа Григера. Впервые мы видим его, спящим в парадной рубашке прямо на заправленной постели. Воротник разметался в стороны, а грудь мерно вздымается. Ни для кого не секрет, что спящие люди гораздо милее и симпатичнее бодрствующих. И Олаф не исключение. Сейчас он был особенно мил, посапывая так, будто совесть его чиста, а мысли прозрачны, как стеклышко. Но обманываться на его счет не стоит.

В то утро, когда все началось, у Олафа Григера был первый день отпуска, а в Гардарики стояли самые теплые июльские деньки.

Со двора в распахнутое окно долетали обрывочные и визгливые разговоры. Они-то и разбудили Олафа. Жил он в «квартире люкс», представляющей из себя каморку таких размеров, что если сесть за стол, то дотянешься к остальной мебели, не вставая. Тем не менее, чтобы забирать почту, приходилось подниматься. Поэтому он протянул руку, и, не глядя, нащупал на стуле махровой халат. С полузакрытыми веками, натянул его поверх рубашки. Длинные руки Олафа не сразу попали в рукава. Ему ужасно не хотелось просыпаться. Поваляться в первый день отпуска – дело святое. Но как это обычно бывало в Десятом отделе, долг призывал сторожил в любое время дня и ночи.

Потянувшись, Олаф босиком прошел к входной двери – снаружи в корзинке лежали полукруг свежей газеты «Хроники АБО» и круглый пакет с письмами. По полу тянуло холодком, и Олаф поежился.

Почту он бросил на стол, занимавший добрую половину комнаты. Распечатывать письма не стал. Отложил и газету. Заголовки вопили только о бесчинствах Родового Круга, и Олаф оставил надежды найти в новостях что-нибудь стоящее. А в письмах наверняка новые задания. По мнению начальства, Олафу положено отдыхать только формально. Конечно, самого Олафа это ужасно злило.

Надев очки, он заметил на одном из конвертов красную печать с буквами «РК» и поморщился. Еще слишком рано чтобы думать о Родовом Круге – едва рассвело. Всю ночь Олаф провел на балу в Стеклянном замке, где отведал крепкого вместе с Белояром. Прихотью судеб Белояр приходился Олафу доктором, а также сослуживцем и другом.

На гуляниях Олаф встретил свою старую знакомую Велину Финист – помощницу Белояра. О-о-о, как прекрасна была вчера Велина! Олаф ухаживал за ней неутомимо. Подносил бокалы с искрящимся шампанским, укутывал шалью в саду, танцевал вальсы. Но увы! Даму его сердца в итоге увел какой-то кавалер с усами.

Домой Олаф вернулся расстроенный. Перед сном побросал вещи где попало, а ведь такой привычки за ним раньше не водилось. Теперь его любимый бардовый сюртук мятой кучей лежал на полу, а шелковый шейный платок весел на люстре, весело поблескивая вышивкой.

Протянув ногу, он не без труда вытащил из-под кровати тапки, подошел к зеркальцу со сколом и без энтузиазма побрился. Затем уселся на составленные в углу книги и стал чистить зубы.

«Хорошо бы еще отвар какой выпить от мигрени», – думал Олаф. Сторонний наблюдатель описал бы его как человека приятной наружности.

Лицо у него и правда было добрым, открытым. Овальная, как и положено, голова крепилась к изящной шеи. Остальное тело было вытянутым, под стать длинным и стройным ногам. Поэтому, сидя на книгах, Олафу приходилось сильно подгибать колени. Только торчащие уши предавали его интеллигентной физиономии бестолковости.

Несмотря на юный возраст, Олаф Григер был человеком серьезным. Знал десятки языков и даже был уполномочен учить детей, служа сторожилой в Десятом отделе Патестатума. Его можно смело назвать человеком удачливым, только вот в любви Олафу никак не везло. Девушки обычно обирали его до нитки, а потом испарялись в неизвестном направлении. Хотя нет, в известном. Под венец с каким-нибудь бравым адъютантом.

Вот и Велина… Неужели ей действительно понравился тот пустоголовый щеголь в белых перчатках?

«Что-ж-ж-ж… – думал про себя Олаф, встряхнув и повесив на стул помятый форменный сюртук. – Придётся сегодня обойтись без формальностей, в конце концов, я в отпуске! Можно пойти гулять даже в одном жилете без сюртука. Или даже в штатском, пусть скажут, что я бунтарь».

Он развернул круглую газету, где вместо букв все было написано замысловатыми спиралями: и статьи, и объявления, и даже заголовки. Главный и из них вещал: «Родовой Круг устраивает массовые чистки в Патсестатуме…». А рядом красовался завиток спирали, выделенный особо: «Ищем ВЕЩЕВОЗА!»

– Ну, приехали… – пробурчал Олаф. Смутно предчувствуя, что с него сегодня спросят о месте прибытия фрегата с поэтичным названием «Пион», на котором плавал лихой пират с говорящим прозвищем Вещевоз. Олаф скептически покривился, читая: «…пиратские схроны обыскивают, нарушая принятые ранее соглашения!..»

Дальше Олаф пробежав глазами по страницам, налил себе в стакан кипятка и, разбалтывая воду с сахаром, вечно он забывал заскочить в бакалею за чаем, прочел:

«…следователь Спэк уверяет, аресты не грозят сторожилам…»

И подумал:

«Кто бы сомневался? Хорошо все-таки, что Родовой Круг в первую очередь ищет гниль в голове, а не в хвосте».

В этот момент, кто-то прошел мимо окна, затем раздался звонок в парадную дверь. Это молочник пришел к хозяйке, значит уже семь утра.

Время пришло! Испытав странный трепет, Олаф вскрыл письмо с красной печатью, означавшей высокую секретность. Там сообщалось следующее:

«Уважаемый Господин Григер, ждем вас сегодня не позднее 11:00 в Патестатуме, колокольная башня, кабинет 303. Надеемся на вашу помощь и просим прощенья за беспокойство в ваш отпуск. Первый отдел (Склавния), главный следователь Спэк».

И приписка другим почерком:

«Вы у нас сторожила особый, потому билет не прилагаю. Нарисуйте сами!»

Олаф с досадой отбросил письмо на кровать и спешно снял с люстры голубой шарф. Набросил шарф на шею, достал из комода жилет с серебряными пуговицами в два ряда, и обул высокие сапоги.

Одевшись, он со скрипом выдвинув из стола секретный ящик, вытащил три деревянные таблички. На каждой имелась своя спираль с соответствующими значениями: «Дом», «Патестатум», «Бел». Прихватил он и пухлый сверток в хрустящей аптечной бумаге.

Модным саквояжем Олаф не успел обзавестись, потому сунул таблички прямо в карман брюк. И, не теряя времени даром, разломил табличку «Бел». Так он в мгновение ока очутился на садовой лужайке напротив аккуратного одноэтажного дома. На серой крыше каменной постройки, поскрипывая, вертелся флигель в виде бычьей головы с обломанным рогом. Пронаблюдав, как голова обернулась вокруг себя дважды, Олаф поправил очки и постучал молоточком в дверь. В ожидании пока его впустят в дом, он оглядел сад. Розовые кусты аккуратно подстрижены, газон свежий и зеленый, корзина для почты пуста. Стало даже не по себе от такой идиллии. Спустя минуту дверь отпер мужчина лет сорока и хмуро поглядел на Олафа.

– Белояр, с каких пор ты стрижешь кусты? – осведомился Олаф, проходя в прохладную гостиную.

– Это Велина. Она с чего-то взяла, будто должна заботиться обо мне… Нам наверх, МакАллин еще плох.

Вдвоем они быстро прошли гостиную и поднялись по широкой лестнице на чердак, где Белояр принимал пациентов.

Белояр Корт стригся коротко, поэтому на его шее хорошо был виден большой ожег. Шрамы достались доктору в память о тех временах, когда он служил в армии. О том, что он когда-то был военным врачом, говорили и выправка, и угловатые движения, и походка – напористая, твердая. Спина и руки у Белояра были такие могучие, что Олаф невольно думал о том, как же доктору в лучшие времена шла военная шинель! Олаф уважал друга и очень радовался, когда тот просил его об услуге, что и произошло на днях.

В кабинете ждал второй коллега Олафа, зоолог Кристофер МакАллин. Белояр и МакАллин единственные, с кем Олафу удалось сблизиться за целых два года службы. Но зоолог зашел к доктору не на утреннее дружеское чаепитие. Невиданные чудовища зверски растерзали бедняге предплечье.

«Да, придется попотеть, чтобы кость зоолога снова обросла мышцами», – сообразил Олаф.

Под глазами МакАллина залегли глубокие тени, но он улыбнулся и приветственно протянул Олафу здоровую руку. А Белояр вернулся к прерванной работе, он обрабатывал рану.

– Опять испугался? – усмехнулся Белояр, подняв глаза на Олафа, и опустил окровавленную марлю в чашку с серовато-зелёной жидкостью. В кабинете стоял запах горьких трав и спирта. Олаф сел от раненого подальше, выложил на стол сверток и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

Когда доктор принялся смешивать порошок из свертка с мазью в чашке, Олаф сообщил:

– Сегодня мне пришло письмо из Патестатума. Просят явиться к одиннадцати.

– Думаешь, они узнали, что ты купил на Скупке порошок? – с придыханием спросил МакАллин.

Олаф пожал плечами.

– Я так не думаю, – невозмутимо отозвался доктор. – Олаф конечно выглядит бестолково, но не мог ведь он попасться на таком простом деле, верно?

– Верно! – огрызнулся Олаф, и его очки съехали на кончик носа, еще он хотел гневно «зыркнуть» на доктора, но там рядом была истерзанная рука, поэтому он предпочел не смотреть.

– Значит, ты все-таки купил порошок на Скупке? – покачал головой МакАллин. – Я же просил, не делать мне таких одолжений, Григер. Не в твоем положении.

Олаф только отмахнулся и продолжал вопрошать вслух:

– Почему же они вызывают меня? В канцелярии знают, что я в отпуске, так в письме и написали, представляете.

– Не будет у тебя отпуска! На что ты вообще рассчитывал? – Белояр медленно вытащил марлю. Олаф услышал, как хлюпнул вязкий раствор, и поморщился.

Повисло молчание, на протяжении которого доктор клацал ножницами, скрипел ступкой и гремел баночками. Через час он закончил. Обернувшись, Олаф увидел, как доктор снимает белый халат.

– Оставайся у меня до завтра, – похлопал Белояр пациента по забинтованному плечу. – Там будет видно. Скорее всего, вернешься в замок.

– Да, – кивнул МакАллин. – Хорошо бы вернуться завтра, не хочу терять жалование.

– Ладно, – Белояр и Олаф помогли зоологу перейти из кабинета в комнату, где уложили на кровать.

– Через пару дней будешь как новенький, – сказал зоологу Олаф.

– Твоими стараниями, – улыбнулся тот, и скривился, поправляя бинт на руке.

– Брось…

– Нет, Олаф, я серьезно! В долгу не останусь…

Тут Белояр крикнул из коридора:

– Григер, отстань от него!

МакАллин слабо рассмеялся:

– Идёт подготовка к Руену, – сказал он, а Олафу сразу загрустил. Да, подготовка к летнему фестивалю шла полным ходом. Уже украсили улицы, на площади развернулась ярмарку. Олаф ждал праздника, как ребёнок ждет дня рожденья. Летний фестиваль был ещё одной причиной, почему он хотел поскорее расправиться с работой, и уйти в отпуск.

– Хорошенько погуляйте с доктором за меня. А я уж как-нибудь поправлюсь.

Голос МакАллина стал затихать, он быстро задремал, и Олаф вышел, бесшумно притворив за собой дверь.

Белояр ждал его в гостиной – спартанского вида просторной комнате. Здесь было самое необходимое: стол, диван, кресло, антресоль, подвешенные на крючки фармацевтические таблицы. На стене доктор заботливо разместил жуткие анатомические плакаты. Причем иллюстрировали они не только строение человеческого тела, но внутреннее устройство совсем уж диковинных существ: треногих, рогатых, хвостатых…. Эти хвостатые были для Олафа особенно неприятны.

В общем, дом Белояра будто кричал: «Мой хозяин – доктор!»

– Послушай, – начал Белояр. – Порошки… порошки ты взял на Скупке в Ятребской Цирюльне?

– Да, – Олаф сел за стол, облокотился на локти.

– Ты вернулся туда, потому что МакАллин попросил? Или были другие причины?

– Спасти товарища – это разве недостаточно весомый повод? – Олаф откинул голову назад.

– В твоем положении нет достойной причины возвращаться на Скупку, Григер. Ты молод, и я вижу, склонен к безрассудным поступкам.

Олаф отпил из стоявшего на столе стакана, там был остывший кофе.

– Письмо, о котором я говорил в кабинете, – напомнил он. – На нем золотая печать.

– Родовой Круг?

– Да. Не знаю, чего они от меня хотят, – Олаф пожал плечами и понадеялся, что выглядит достаточно расслабленным, потому что по мере того, как стрелки приближались к 11:00, его все сильнее одолевала робость.

– На встречу пойдешь так?

– А что такое? – возмутился Олаф, но про себя признал, Белояр был прав. Стоило позаботиться о форме.

– Рубашку мою возьмешь?

Олаф смерил доктора взглядом и, не увидев в нем насмешки, согласился. И когда доктор предоставил новую рубашку, она превзошла самые смелые ожидания. Ослепительно белая, накрахмаленная, с аккуратными пуговицами! Переодевшись на чердаке и застегнув жилет, Олаф посмотрел на себя в зеркало. Он и без того выглядел моложе своих двадцати двух (толстые линзы очков и торчащие уши предавали ему мальчишечий вид), а в рубашке Белояра он даже самому себе казался меньше и худее обычного.

– Закатай рукава, – сдерживая смех, процедил Белояр, когда Олаф спустился в гостиную. – Закатай, закатай, если спросят, спишешь на жару. Всё-таки июль… Тебе пора. Без пяти одиннадцать.

– Слушай, я конечно пойду сейчас в Патестатум, да. И если нужно будет, с лекарствами помогу, только попроси…

Олаф сделал паузу и затем на одном дыхании выпалил:

– Ты Велине не говори, что я возвращался на Скупку, тем более к цирюльнику. Он жук, каких мало! Что она обо мне подумает?

– Она? Олаф, ты не о медсестричке думай, а о предстоящей встрече. Не каждый день такое начальство на ковёр вызывает, – раздраженно заметил Белояр.

– И все-таки.

– Не скажу, – кивнул доктор.

Олаф сломал табличку со спиралью «Патестатум» и за секунду оказался в людной канцелярии, где его поймали под руки и без лишних объяснений проводили в другое крыло замка. Олаф и отдышаться не успел, так все быстро произошло.

Конвой оставил его в светлом проходе между двумя гостиными, где толпились почтенные господа в черных пиджаках с красными галунами. На груди у них блестели золотые брошки «РК». Кроме строгих господ здесь были и сторожилы, люди совсем другого толка, такие же, как Олаф, в форменных сюртуках. Собравшиеся с неприязнью поглядывали друг на друга. Отметив про себя, что угнетающая атмосфера только усиливает тревогу, ведь зачем он здесь по-прежнему оставалось не ясно, Олаф устроился в кресле с шелковой обивкой и ждал, что же будет дальше.