Я читала большие по объёму курсы лекций на двух потоках факультета Промышленного и Гражданского Строительства. Потоки были по 120 человек, а аудитории практически не оснащены ничем, кроме доски с мелом. Приходилось постоянно форсировать голос, нужно было быстро и чётко рисовать на доске без вспомогательных линий довольно сложные схемы и детали. В некоторых аудиториях были проекторы, позволяющие проецировать изображения на экраны. Такие аудитории в начале работы заполучить было не просто, но с повышением статуса у меня с этим не было проблем. Кстати, расписание занятий по институту составляла женщина, и от неё зависело надо ли вставать рано и ехать к первой паре в к 8.30 утра или к более позднему времени. Профессорам обычно назначали лекции на вторую пару, к 10 утра.
Держать большой поток в постоянном внимании задача не простая, но дисциплина на лекциях у меня была, можно сказать, идеальной. Как-то мне удалось с самого начала создать имидж строгой, но справедливой преподавательницы. Однажды Лев Георгиевич, который был свидетелем моей первой неудачной лекции, пришёл ко мне на экзамен послушать ответы студентов. А потом с юмором спросил:
– «Откуда они у вас всё знают?»
Конечно, работала я немало, к лекциям добросовестно готовилась, разработала подробные конспекты и собственные, легко запоминающиеся иллюстрации, в частности в виде иерархических структур, которые я использовала в научной работе. Рассказывала и о новинках по публикуемым источникам, и о личных впечатлениях по следам своих зарубежных поездок.
В моём преподавательском опыте было много забавных случаев. Из-за моей былой моложавости меня часто не хотели обслуживать в преподавательском гардеробе, а студенты присылали мне анонимные записки и стихи лирического содержания. Однажды я пожалела одного беззлобного балагура и решила поставить ему «хор» вместо «уд» чтобы он не потерял стипендию. Но ошиблась и поставила «отл». Я иногда исправляла оценки в зачётках, но всегда в сторону повышения, а в данном случае исправление выглядело бы странным. Студент был счастлив, а я переживала из-за несправедливости к другим более достойным студентам, получившим только заслуженное «хор».
3.4. Партия и депутатство
С 7 класса школыя всеми возможными способами избегала любой общественной работы и, уж тем более, никогда не думала о вступлении в КПСС. Этот мир для меня – скрытой диссидентки, внучке раскулаченного и родственнице врагов народа – был чуждым. Большинство же молодёжного состава кафедры состояло в рядах КПСС, другие туда стремились. Однако вступить было не просто. Партийная организация института была большой, более тысячи человек и основную его часть составляли преподаватели. Для соблюдения некоего равновесия с рабочим классом, последние принимались охотно, а первые ждали особого приглашения. И вдруг такое приглашение обрушилось на меня!
Конечно, оно исходило от Любима Фёдоровича Шубина, который задумал продвинуть меня в депутаты Москворецкого Совета народных депутатов. Видя моё полное смятение, В.М. Предтеченский повёл себя благородно и даже смело, сказав, что я могу отказаться и, пока он здесь, со мной ничего не случится. Другой мудрый человек, с которым я советовалась, напротив предупредил, что отказ от такого предложения может сильно испортить моё положение в институте, и не стоит терять интересную работу из-за формального присутствием в партии. Он и сам в ней состоял и уверял, что в наше время требуются только ходить на собрания и платить взносы. Как я потом узнала, такой подход, например в Венгрии, был доведен до совершенства: все преподаватели поголовно вступали в партию и таким образом оказывались равными в ситуации карьерного роста.
В результате мучительных раздумий я всё-таки, «поступившись принципами», приняла предложение Шубина Л.Ф. Заявление о вступлении в КПСС я составила в таких расплывчатых выражениях, что при его зачтении на собрании кто-то в аудитории выкрикнул:
– «Да ей в профсоюз надо!»
И, действительно, ничего в моей жизни ничего не изменилось, кроме ежемесячных собраний и немалых партвзносов. Зарплата у меня была довольно высокая и к моменту выхода из этих славных рядов, записи в партбилете подтверждали что сумма, выплаченная мною, равнялась, по меньшей мере, стоимости двух машин «Жигули». В самом начале перестройки я пошла в партком и первая из профессорского состава (так мне там сказали с угрожающими нотками в голосе) сдала свой партбилет. Наверняка, потом были и другие, но они это не афишировали. Многие члены партии на всякий случай партбилеты сохранили. Когда в 1991 году произошёл путч, первое, что я подумала: «Больше мне в институте не работать». К счастью, обошлось.
После избрания депутатом меня сразу же назначили председателем территориальной группы, а, после одного из докладов на сессии, предложили перейти на постоянную работу в райком. Я уже была в то время доцентом и, естественно, такая перспектива меня не привлекала. Депутатская работа заключалась в участии в ежемесячных сессиях, регулярных приёмах населения и массе других мероприятий. Кроме времени, она требовала и много душевных сил, поскольку по радостным событиям к депутату на приём не ходят. Впрочем, иной раз и они случались: я поздравляла молодожёнов при регистрации в ЗАГСах. Приходилось встречаться с зарубежными делегациями, выступать на отчётных и перевыборных собраниях, ходить на демонстрации, сидеть в разных комиссиях и т. п. Я очень уставала от этой работы, но и отказаться от выдвижения на последующие сроки не могла. Пренебрежение таким почётом и доверием было бы истолковано однозначно. Приятной стороной этой деятельности была возможность купить дефицитный товар на сессиях. В основном, я покупала французские духи и косметику для себя и для подарков.
На этом поприще я отслужила 10 лет и, в отличии от большинства, ничего материального для себя не извлекла. Не попросила даже дачный участок, который тогда могла получить легко, а потом это стало большой проблемой.
Глава 4. Научная работа, конференции
4.1. Кафедральная наука
Все преподаватели кафедры должны были проводить или участвовать в научно-исследовательской работе (НИР). Она проходила в различных формах: работа над диссертацией, кандидатской или докторской; руководство аспирантами; участие в хоздороговорных работах. По всем этим работам исполнители должны были составлять годовой отчёт и передавать ответственному за НИР по кафедре. Эта обязанность лежала на мне, и она была довольно обременительной. Во-первых, надо было собрать у всех отчёты, а их писать не хотели даже те, кому было что написать. Во-вторых, было неприятно требовать от людей никому не нужный отчёт. Как правило, приходилось брать предыдущие отчёты и делать самой новую версию..Это занимало много времени и отвлекало от действительно нужных дел. В конце концов, что-то собиралось, я компоновала общий отчёт и передавала в НИР института
Научная работа включала участие в конференциях, совещаниях и семинарах по темам исследований. По направлению моих исследований их проводилось много – область науки была новой, и шло широкое обсуждение идей и результатов. Самое большое их число организовывалось в Москве разными институтами и учреждениями, и я во многих из них участвовала.
На одной из конференций меня заинтересовал доклад, совершенно отличающийся от всех прочих подходом, подачей материала и даже манерой речи автора работы. В перерыве я подошла к нему с какими-то вопросами, и он предложил обсудить их в близлежащем Доме актера, чтобы одновременно перекусить. Еды в буфете никакой не было, и он принёс две чашки, как я думала, кофе и какие-то конфетки. В чашках оказался коньяк, мы за разговорами выпили его, почти не закусывая, и оба не опьянели. Он даже возвратился к докладам, а я всё-таки поехала домой. Человеком он оказался совершенно необычным, обладающим феноменальной памятью, помнил всё, однажды прочитанное и мог свободно цитировать. К сожалению, я забыла его фамилию. По специальности он был математиком, работал на каком-то закрытом предприятии в Ленинграде, и редко публиковался в открытой печати. Но и в общедоступных его статьях, был не просто разобраться, из-за используемого сложного математического аппарата.
4.2. Поездка в Ленинград
Я много ездила по своей стране и часто в этих поездках приобретала друзей – коллег, с которыми потом постоянно общалась. Иногда в такие поездки меня посылал проректор по научной работе вместо себя в порядке личной помощи. Такая поездка была осенью1975 года в Ленинград, где мне предстояло ознакомиться с работой одного научно-исследовательского института и установить с ними сотрудничество. Поскольку я замещала проректора, принимали меня с особым вниманием и возили по окрестным достопримечательностям. Сотрудничество было оформлено, один из начальников отдела стал моим аспирантом, и успешно защитил диссертацию.
1975 г. В Павловске с сопровождением
4.3. Семинары в Киеве
Весной 1975 года в Киеве, в пору цветения каштанов, была конференция по автоматизации проектирования. Надо сказать, подобные конференции всегда устраивались в интересных местах и в хорошее время года. В свободное время для участников организовывались обширные познавательные и культурно-развлекательные программы. Таким образом, я познакомилась со многими прекрасными местами и сохранила о них самые приятные воспоминания. Нашу делегацию представляли Всеволод Михайлович Предтеченский, проф. Татьяна Георгиевна Маклакова и я. Все мы делали доклады, а потом досконально ознакомились с научными работами этого института. Исследователи использовали персональные компьютеры и печатающие устройства, которых у нас ещё не было.
Руководил отделом Дмитрий Нилович Яблонский, с которым я раньше была знакома, восхищалась оригинальностью его мышления и ярким ораторским мастерством. Его сестра была знаменитым художником, и Дмитрий Нилович говорил, что ему всю жизнь суждено быть «братом Яблонской», а после смерти эти слова будут высечены на его надгробье. На самом деле, и он был известным человеком, доктором архитектуры и академиком УАН. В конце восьмидесятых он обратился к христианству и проектировал храмы. Впоследствии он был первым оппонентом по моей докторской диссертации и произнёс блестящую речь в её защиту на нашем учёном совете. 
1979 г. На совещании в Киеве
Тогда же я познакомилась и с учеником Дмитрия Ниловича. – Мироном, ещё не зная, что он человек совершенно неординарных способностей. Сейчас таких людей называют экстрасенсами, а тогда меня поразила его проницательность и доброжелательность ко всем людям. Выглядел он хрупким юношей с приятным почти девичьим лицом и высоким голосом. Но, по рассказам его коллег, обладал «железным» характером, выдержкой и находчивостью.
В следующий раз я ездила на совещание в Киев в составе экспертной группы по стратегии развития автоматизации проектирования. На фото вверху я среди заведующих кафедрами Короевым Ю.И., Кимом Н.Н, Семёновым Д.Н., а спиной сидит Григорьев Э.П., с ним рядом Минаков И.П. – представители моего бывшего института ГИПРОТИС . И замыкают ряд представители от Киевского научно-исследовательского института.
4.4. Конференция в Ереване
Весной 1980 года я была среди докладчиков Международной конференции в Ереване. Среди приглашённых участников были заведующий нашей кафедрой Н.Н.Ким и Лия Павлова. Конференция была организована с восточным размахом: многочисленные банкеты, поездки по знаменитым памятникам архитектуры. Поскольку народа
С Лией Павловой перед храмом в Гарни. Я справа.
было довольно много, некоторые банкеты и частные приёмы были для более узкого круга. Мы с Лией были королевами конференции, нас приглашали везде, иной раз нам приходилось переезжать в течение вечера с одного праздника на другой. Повышенное внимание нам оказывал и главный архитектор города, который повсюду нас возил в своей машине. По кавказки красуясь, он ездил рискованно быстро, и я удивляюсь, как мы остались живы. В один из дней мы поехали сначала за город на винзавод, где дегустировали вина, а потом в лучший ресторан Еревана. Весь ресторан в этот день был снят для банкета армянской диаспоры. Но нашим сопровождающим не могли отказать и накрыли отдельный столик в стороне. Приезжие потом передали с официантом вопрос: «С каких пор армяне предпочитают русских женщин?», на что получили ответ типа: «Это не то, что вы подумали, это учёные дамы». Не знаю, поверили ли они такому ответу – мы не очень походили на дам, тем более учёных. Главный архитектор города устраивал приём у себя дома, члены семьи отсутствовали, что было немного странно, но обстановка была приятная, все радовались взаимному знакомству, ели, пили и веселились. Среди приглашённых были и финские архитекторы М.Мяккинен и М.Аннила. С ними я познакомилась в первые же дни конференции, поскольку осенью мне предстояла стажировка в Финляндию и связи в этих кругах были нужны. Контакт получился очень удачным, оба они в своей стране помогали мне и знакомили с другими архитекторами.
4.5. Конференция в Тбилиси
Всегда было приятно ездить на конференции в Тбилиси. Там меня встречали коллеги, с которыми я подружилась во время учёбы в аспирантуре. Жила я у своей подруги Заиры и чувствовала себя как дома. Мне нравился дружеский тон дискуссий и вопросов докладчикам, царивший на конференциях. Банкеты по завершению работы были целыми представлениями. На них пелись чудесные грузинские песни, читались стихи, устраивались шутливые блиц – опросы. Во время одного из них меня спросили:
– «как бы вы поступили, если бы вас пригласили на нудистскую конференцию».
Я обычно не находчивая, на этот раз мгновенно ответила:
– «Послала бы тезисы доклада».
И заслужила приз за лучший ответ. На банкете одна девушка была одета в национальный грузинский наряд с кованым серебряным поясом. Она его сняла и предложила примерить присутствующим женщинам. Никто не решался, потому что пояс выглядел очень коротким. Я тоже не хотела, но окружающие настояли, и я, к своему удивлению, легко застегнула его на талии. Сейчас приятно вспоминать такие невозвратимые времена.
4.6. Семинар в Гантиади
В грузинских деловых мероприятиях всегда было больше отдыха и банкетов, чем работы. Так было и на этот раз. Погода была чудесная, мы проводили много времени на пляже и за 5 дней загорели так, что неприлично было возвращаться на кафедру к бледнолицым коллегам.
Жили мы в пансионате на самом берегу моря. С моей соседкой по комнате коллегой Алевтиной Феофановой мы однажды пошли купаться в полной темноте. Когда услышали, что кто-то за нами плывёт, немного испугались, повернули к берегу, выскочили из воды и побежали через пляж к зданию пансионата. Нас преследовали две бесформенные белые фигуры, которые в какой-то момент исчезли, как будто растворились в темноте. Перед зданием мы встретили трёх знакомых по пляжу, грузинских врачей из Тбилиси. Они, выслушав наш сбивчивый рассказ, побегали вокруг в поисках «привидений», но никого не нашли. Предположили, что это подстроили местные ребята. Потом я подумала, что, возможно, они сами и устроили этот спектакль. Принесли с собой коньяк и арбуз и мы до утра хохотали до упаду над этим случаем и другими рассказанными ими историями.
После заключительного банкета начались танцы, и на середину зала буквально вылетел, как на крыльях парень, который, как нам позже сказали, танцевал в Государственном грузинском ансамбле. Он сделал круг в одиночестве, танцуя в национальном стиле, а потом к моему ужасу подлетел ко мне, приглашая на танец. Никогда, даже в балете не видела такой лёгкости, а я и обычно-то танцевала неважно, с таким партнёром выглядела бы как корова на льду. Поэтому отказалась и, чтобы ситуация не повторилась, ушла с банкета. Парень выскочил следом и всю дорогу до корпуса танцевал передо мной и просил вернуться в зал. Однако моё нежелание позориться было твёрдым, и я не сдалась.
Глава 5. Международное сотрудничество
5.1. Как тогда это было
Сотрудничество с зарубежными вузами регулировалось специальным отделом института. Выезды за границу считались в эти годы довольно большой редкостью и рассматривались как своего рода премией для немногих. Я попала в число таких счастливчиков благодаря Л.Ф.Шубину. Он был инициатором организации сотрудничества с вузами стран коммунистического блока, в том числе с ГДР, Чехословакией и Венгрией. Я была активно задействована во всех этих проектах: писала и редактировала статьи для сборников, неоднократно ездила на согласование их содержания в названные страны, а также на стажировки и конференции. Эта привилегия требовала массу времени и энергии.
Для выезда необходимо было оформлять множество документов и проходить так называемые выездные комиссии. Их было две: в институте и в райкоме партии. Это были по существу экзамены с неопределённым кругом вопросов. Обязательными среди них были только вопросы внешней и внутренне политики. Требовалось знать поимённо членов Политбюро КПСС, даты и содержание партсъездов и т. п. Это запомнить было ещё можно, а гадать, что придёт в голову членам комиссии просто немыслимо. Так, при первом прохождении такого экзамена была отклонена моя поездка в Англию из-за того, что я не знала, сколько станций в метрополитене и как зовут лошадь-призёра на каких-то соревнованиях. Только став профессором я освободилась от подобных комиссий не только в своём институте, но и не ходила и в райком.
Ещё одной обременительной стороной зарубежного сотрудничества была необходимость организовывать ответные визиты, принимать гостей в дома. Кроме времени и денег это требовало изобретательности в условиях дефицита продуктов, билетов в театры и т. п. В качестве принимающей стороны мы с Виталием были показательной и удобной парой: хорошая квартира и обстановка, машина, необходимое для общения знание языков, моё кулинарное умение и Виталины организаторские способности. Поэтому в мероприятиях по приёму иностранцев мы были задействованы по максимуму. Их перебывало у нас немало – от известных архитекторов, директоров, проректоров, профессоров и а мэр города Веймара бывал у нас в каждый свой приезд. Всех гостей независимо от ранга мы угощали на кухне, благо площадь позволяла свободно рассадить до 10 человек.
Привлекательной стороной поездок для меня была, естественно, возможность посмотреть другие страны, познакомиться с жизнью и людьми и, не в последнюю очередь, купить необходимые вещи, достать которые в стране было трудно. Языком общения был, в основном, русский. Тогда его изучали в школах стран социализма и среди коллег всегда находились люди его знающие. Однако для общения необходимо было знать и немецкий, которым я владела хорошо в профессиональной области и не очень хорошо, но достаточно, чтобы говорить на любую тему. И в ГДР, и в Венгрии у Любима Ф. были личные друзья. Они вскоре стали и нашими с Виталием друзьями. Во время их довольно частых визитов в Москву я всегда была ответственной за приём, организовывала рабочие и культурно- просветительные мероприятия.
5.2. Стажировки в Финляндии
В 1973 году я поехала в свою первую зарубежную служебную поездку на семинар архитекторов в Финляндию. Перед поездкой членов делегации вызвали в КГБ для получения инструкций по поведению. Ничего особенного сказано не было, вероятно, на нас хотели только посмотреть. И смотрели только на мои коричневые после Крыма ноги, а я жалела, что не надела плотные колготки.
Семинар проходил в Хельсинки, затем мы примерно полтора месяца путешествовали по городам, посетив Ювяскюля, Турку, Хамеенлину, Лахти, Тампере, Оулу. Наша делегация состояла из 4-х человек, и принимали нас на высоком уровне: в каждом городе был приём у мэра, осмотр достопримечательностей, поездки на заводы и предприятия, встречи с архитекторами формальные и неформальные, в том числе у них дома и в саунах.
Впечатление от архитектуры, дизайна, одежды, саун, гостиниц и ресторанов и даже от студенческого общежития, словом от всего увиденного, было таким ошеломляющим как перемещение в другой мир. Чтобы окончательно поразить наше воображение, руководитель группы даже повёл нас на эротический фильм. Невероятным казался комфорт жилищ, теплота саун (погода стояла холодная), спокойная размеренность жизни и работы. Даже женская тюрьма, куда нас возили на экскурсию, не уступала по удобствам отечественным санаториям. Я была так потрясена всем увиденным, что фотографировала исключительно архитектурные объекты, и собственных фото почти нет.
Не последней задачей было купить что-то на полученные в поездке деньги. Соблазнов было множество, глазам не верилось, что всё продаётся свободно. Чтобы больше приобрести вещей, я устроила себе жёсткий режим экономии: ела только то, что привезла с собой в чемодане, ходила всюду пешком, хотя общежитие отстояло от центра города не менее чем на 5 км.
Чемодан заслуживает особого внимания. Большой, жёлтый, кожаный, его было буквально не оторвать от земли, когда мы нагрузили продуктами на полтора месяца пребывания за рубежом. В вагон мне его занёс Виталий, оттуда я как-то сумела его выволочь на перрон. Встречающий нас здоровый молодой финский мужик сначала легко подхватил его, а потом крякнул и присел. Говорит, такой тяжести чемодан он нёс только раз в жизни, когда встречал российского музыканта. Тот объяснил ему, что тяжесть от нот, но я предполагаю, что, как и в моём случае, от продуктов. Такова была реальность, даже известные люди питались привезённой с собой едой. Я не раз читала об этом в мемуарах знаменитых людей.
Утром я пила кофе, вечером чай с чем-нибудь, а целыми днями ходила, не испытывая голода. Зато результат экономии был не плох: приоделась сама, купила несколько вещей своим мужчинам, необходимые подарки нужным людям и возвратилась стройной, как в 20 лет. Ценным результатом поездки было формирование вкуса у моего сына Миши, постоянно изучающего привезённые мной финские журналы по дизайну, популяризирующие идеи изысканной простоты.
Вторая моя поездка в Финляндию в 1980 году имела статус индивидуальной стажировки. Я ехала одна, с собственной программой работы, которую я сформулировала как анализ финского опыта архитектуры промышленных зданий. Командировка включала также посещение других городов и тех фирм и организаций, с которыми я сама об этом договорюсь. Последнее условие было весьма необычным, наши люди в то время привыкли к тому, что за рубежом их водят за руку.
Основной принимающей организацией была архитектурная фирма Маркку Аннила, с ним я познакомилась в Ереване. Он был типичным финном неброской внешности, но с разносторонними талантами: прекрасно рисовал, увлекался философией, коллекционировал старое стекло и играл в самодеятельной музыкальной группе. При этом он любил выпить, и его симпатичная жена говорила мне, что жить с ним невозможно, к тому же он всегда имел «вторую». Со «второй» я тоже познакомилась, она терпела все его причуды и, в конце-концов, они поженились и вырастили ещё двоих детей, в дополнение к имеющемуся у него сыну от «первой».
Маркку Аннила собрал уникальную коллекцию стекла. Мы тоже внесли в неё свой вклад: Виталий где-то достал старинные русские бутылки. В соответствии со своим увлечением Маркку Аннила запроектировал завод по производству художественного стекла, куда меня возил для ознакомления. У нас до сих пор сохранились его подарки: изготовленные на этом заводе большое роскошное блюдо и маленькая серая птичка. Он неоднократно бывал у нас в Москве, мы долго переписывались, уже находясь в Израиле.
Нагрузка в виде меня досталась ему ещё и потому, что он много проектировал для северных областей нашей страны. В Хельсинки, он отвёл мне в своём офисе стол, поставил на него телефон, положил список архитектурных бюро и предоставил свободу действий. Некоторое время я была в замешательстве: совсем не владела английским, на котором там все говорили, и неважно немецким. Но пути назад не было, пришлось звонить, объяснять кто я такая и что хочу от них получить. В результате этих разговоров я познакомилась со многими ведущими архитекторами страны, бывала у них и на работе и дома, участвовала в мночисленных вечеринках по поводу наступающего Рождества. Была в гостях даже в одном небольшом замке с картинами известных художников. Лес, в котором он был расположен, также принадлежал хозяину. Один архитектор, увидев, что я записываю при знакомстве свои данные на бумажках, заказал для меня сотню прекрасных визитных карточек, что было тогда большой редкостью.
Второй финн, с которым я познакомилась в Ереване – Матти Мяккинен был известным, успешным и модным архитектором. И внешне он выглядел как из журнала Плэйбой. Жена его была из богатой старинной венгерской семьи и их роскошная, стильная вилла была обставлена тяжёлой тёмной старинной мебелью. Матти Мяккинен организовал мне поездку в Университет г.Оулу, куда он еженедельно летал на лекции. Там меня ожидало наряду с новыми впечатлениями несколько неприятных приключений.
Ответственная за организацию моих поездок девушка забыла договориться с гостиницей и дать мне её адрес. А я, проявив беспечность, обнаружила это только в поезде. Он прибыл в Оулу около 3 часов ночи, никто меня не встречал. Народ быстро разошёлся, и я осталась одна на открытом перроне (здания вокзала не было) на холоде в довольно лёгком кожаном пальто. Сквозь морозный туман едва светились фонари. Мысль о гостиницы почему-то не возникла, я даже не размышляла, хватит ли мне денег на номер. Решила найти общежитие Университета, о котором рассказывал один из наших русских стажёров. На улицах не было ни души, адреса я не знала и могла только надеяться на отрывочные данные из рассказа, который я слушала не внимательно. Вывески мне тоже бы не помогли, во-первых, они на совершенно непонятном финском языке, а во-вторых, их там принято делать незаметными. Однако каким-то чудом общежитие я нашла, позвонила в дверь и участливая дежурная в 4 часа ночи начала звонить в Хельсинки, а потом поселила меня в гостиницу.
В гостинице я упала на кровать и проснулась около 12 часов дня, чему никак не могла поверить, потому что за окном была ночь. Оулу находится примерно в 200 км от Северного полярного круга и зимой там темно даже днём. Я чуть было не проспала встречу с местными архитекторами в ресторане, куда они меня пригласили, и где планировали «есть маленьких рыбок».
Вечером Матти Мяккинен пригласил меня в дорогой ресторан на ужин, и по дороге у меня наполовину оторвалась подошва на сапоге. Так я и пошла в ресторан, хлопая на каждом шагу. Так потом ходила по городу и вызывала, вероятно, всеобщее недоумение. Конечно, надо бы немедленно купить сапоги, времени на магазины у меня не было. Я переходила из фирмы в фирму, с которыми договаривалась заранее, к тому же новые сапоги лежали у меня в чемодане в Хельсинки.
С сапогами в Финляндии у меня была целая история. Те, в которых я приехала, начали тут же протекать, а погода была холодная и на дорогах снеговая каша. Я попросила Виталия по телефону прислать мне другие с проводником. Им было запрещено что-либо передавать, но Виталию кое-как удалось уговорить одного проводника и сапоги быстро ко мне прибыли, и у этих-то привезённых (тоже, кстати, финских) оторвалась подошва в самый неподходящий момент.
Впрочем, на новые сапоги денег я не потратила ни копейки. Один из архитекторов пригласил меня осмотреть запроектированную им фабрику эксклюзивной обуви. Директор фабрики после экскурсии привел меня и сопровождающую меня девушку-архитектора в выставочный зал выпускаемого ассортимента и предложил нам обеим выбрать то, что нам понравится. Девушка чуть не завизжала от счастья и взяла меховые сапоги, которые, как она потом призналась, что никогда бы не смогла купить их из-за высокой стоимости. А мне показалось неудобным брать такие дорогие, и я выбрала демисезонные по типу техасских сапожек медового цвета. Позже увидела их в витрине с надписью «модель сезона» и такой ценой, что ужаснулась. Вот так, хотела продемонстрировать свою скромность, а показала жадность.
Там же у меня произошёл ещё один запоминающийся эпизод. В гостях у вышеупомянутой девушки я зашла в туалет, но выйти из него мне так долго не удавалось, что я чуть не опоздала на поезд в Хельсинки. Замок туалета был старинный и меня не предупредили, что им нельзя пользоваться. Я вообще плохо справляюсь с любой техникой и советы по открытию, слабо доносившиеся из-за толстой двери (дом был старой постройки), тоже не помогали, потому что я не знала этих слов по немецки.
Результатом поездки в Финляндию был большой материал, достаточный для написания книги. Я оформила заявку, получила хорошие отзывы, но на каком-то этапе дело всё-таки затормозилось. Вместо книги я написала большую статью со многими иллюстрациями работ моих знакомых в весьма престижном журнале «Архитектура СССР», который получали и все финские архитекторы.
5.3. В Веймарской Высшей Школе Архитектуры и Строительства
Я называю вузы так, как они именовались в описываемое время. Сейчас он называется «Государственная высшая школа строительства и формообразования (Баухаус)». С эти вузом у нашего института был тесный контакт, благодаря дружбе двух секретарей партийных организаций: Л.Ф. Шубина и Бернта Грёнвальда. В первую же поездку туда я тоже подружилась с Бернтом и его прекрасной женой Марлис. Бернт был очень интеллигентным, приятным, открытым человеком и, в то же время, искренним апологетом социализма и коммунизма. Он всегда устраивал для меня прекрасные приёмы, поездки по городам страны и разные увеселительные мероприятия. Однажды он встретил меня с орхидеей, и она простояла в моей комнате весь срок моего пребывания в ГДР, месяц или полтора.
Бернт и Любим Фёдорович организовали частную поездку для сотрудников института с семьями, что было в то время редкостью. Мы с Виталием тоже ездили по этой программе, правда, отдельно от
1974 г. С семьёй Грёнвальд, я слева, Бернт, Марлис
всего коллектива. Семья Бернта с тремя сыновьями приезжая в Москву, всегда бывала у нас в гостях, очень хвалили мою еду и любили чёрный Бородинский хлеб. Жили они в самом прекрасном
месте Веймара, в парке вдоль реки Ильм, в доме, который построил знаменитый архитектор Муха, один из основателей стиля «Баухаус». Бернт самостоятельно восстановил его в первозданном виде, и в центральном двухсветном помещении организовал музей с оригинальными артефактами того времени. Он периодически проводил конференции по Баухаусу, приглашал всех известных участников этого движения. Я тоже приглашалась, как представительница современной новации в проектировании: использовании компьютеров. Так мне довелось увидеть некоторых уже очень старых участников Баухауса.