4
Если говорить о его собственных приключениях, Чарлей с самого начала решительно настроился взять их под контроль. От мужского шовинизма он избавился уже давно и основательно. Да могло ли оно быть иначе, если вокруг тебя так и скачут хреновы супергерлы как белого, так и политкорректрого колера, которым мужской организм что твоя боксерская груша для отработки ударов. Хоть бы вот и эта хренова шоколадка. Лягается, как какая-нибудь дикая парнокопытная – ногой по морде, и ты с копыт. Бабское физическое превосходство вещь противоестественная, но ко всему привыкаешь, знаете ли, особенно после пары плюх по организму, который не железный. Что характерно.
Некоторое беспокойство Чарли все-таки ощущал. Или неудобство. Занозу, в общем, какую-то, или типа того. Это же девка, понимаете? Девка! Все кругленькое, удлиненное, изящное, спереди торчит, сзади колыхается… хороша до озверения, стервоза шоколадная. Такую притиснуть где в уголочке, согнуть пополам да потоптать, как петух курицу, вот и было бы самое оно. Только кто кого будет топтать, и кто какие с того процесса получит удовольствия? Цветки ей подавай… Ты ей цветок, а она тебя пяткой по харе. Ей-то, может, и в кайф, а тебе? Одно хорошо, когда она второй раз намылилась его в харю лягнуть, он, Чарлей, сумел-таки от ноги увернуться. Так что в зубы не прилетело, мимо… ох, она и смеялась, юмористка хренова.
Когда шоколадка потащила его с собой к давешнему полицейскому начальнику Инптуду Персидскому – наименее вредная зараза из всех, этот хотя бы салфеток исписанных не требует – Чарли твердо решил по дороге смыться при первой же возможности. С самого начала ему было ясно, что сейчас в них никто стрелять не собирается, не собирается их и никто хватать. Было совершенно понятно, что тому, кто напихал повсюду нахальных, обидных, но по сути своей совершенно безопасных ловушек, надо было только одно, чтобы они привели его в логово Персидского, а ловушки эти нужны только для отвлечения ихнего внимания.
Чарли оглядывался, присматривался и даже вглядывался изо всех сил, но все было напрасно. То ли он про слежку придумал, то ли она была вся насквозь профессиональна и ему, Чарлею, не по зубам. Некоторое время он, хорохорясь, всячески демонстрировал возможному следаку собственную наблюдательность и пофигизм. Фиги казал назло окружающему пространству и все такое. Потом это все ему смертельно наскучило. Он воспользовался проломом в стене небоскреба и смылся, благо шоколадка была вся целиком сосредоточена на дороге и ловушках.
Время было позднее, надо было позаботиться о ночлеге, чтобы с утра заняться поисками путей на Крайенгу, да и о профессоре имело смысл поинтересоваться: документы-то у него, правильно?.. Преследователи у Чарли ничего не отобрали, так что некоторая сумма денег, по его студенческим понятиям весьма даже значительная, у него была. Однако идти в ночлежку было нельзя. Ясно же, что преследователи при их нехилых возможностях прочешут всех обитателей ночлежек частым гребнем. Не увернешься. Ночевать в закоулках и всяких прочих укромностях было бы бездумным волюнтаризмом, поскольку проснуться удалось бы вряд ли. Необходимо было нестандартное решение, и оно пришло к Чарли в образе серенькой очкастой мышки, служащей ботано-гербарий-парка, куда заходили в редкие свободные часы измаявшиеся по отдыху окрестные трудоголики, чтобы дешево пожрать и попялиться на торчащие по планшетам засушенные листья давно исчезнувших из природы растений, деревьев и цветов.
У очкастой мышки явственно перехватило дыхание, когда Чарли преподнес ей цветок, который за минуту до встречи оторвал от растения, пылившегося на подоконнике в этом самом присутствии, или как его там… музеуме?.. ах, да, гербарий-парке. Что ни говори, а насчет баб и цветков давешняя шоколадка толк знала. На подоконнике горшок с цветками так намозолил очкастой мышке глаза, что там она его просто не видела в упор. Короче говоря, ночлегом Чарли тут же и оказался обеспечен, причем ночлегом с удобствами, удовлетворительным во всех отношениях. Девица была, конечно, не мисс чего бы там ни было, но все существенное, что полагается иметь особе приятного пола для кондиционного общения, она все же имела.
Покидая утром жилище очкастой мышки, Чарли потихоньку прихватил цветок с собой. Он справедливо полагал, что счастье обретения цветка у очкастой уже позади, а ему еще предстоят встречи с романтическими особами из всякого рода присутственных мест. Он был глубоко и незамутненно счастлив. Перед ним открывались такие глубокие, такие далекие, такие широкие перспективы! Они, девки, действительно влюбляются ушами, исключительно ушами, причем всегда пропорционально количеству навешенной на уши лапши. Девушки! Не позволяйте тыкать цветками себе в рожи. На цветках эта, как ее, цветочная пыль… или нет, пыльца. Да, вот именно, пыльца! Для сохранения способности соображать, всегда и регулярно хоть слегка и немного отряхивайте пыльцу с ушей.
В конце концов, праведные труды по обретению проездных документов до Крайенги оказались позади, и цветок, так плодотворно послуживший Чарлею в деле их обретения, можно было смело оставлять Сузи. Шип, который в ближайшее время должен был на Крайенгу отправляться, болтался где то рядом на орбите вокруг Столицы. Вип-шатл исправно дожидался своего высокопоставленного пассажира в космопорте на причале АЮ-580 Би, но вот как на этот причал попасть? Чарли помчался в космопорт.
Космопорт охранялся так, будто сей минут сам лично Его Императорское Величество изволит устроить здесь групповуху с привлечением малолетних деток всего имперского бомонда, право слово! В космопорт не пускали никого. Вообще никого. А у входов внутрь творилось нечто невообразимое. Казалось, вся Столица устремилась сюда в тщетном чаянии сесть на космические суда. В тщетном потому, что хотели-то все, а вот чтобы мочь – это хрен вам с морковкой, а не Крайенга. Количество несостоявшихся пассажиров в порту стремительно нарастало. Не пускали не только на коммерческие рейсы, закрытыми оказались и частные причалы. Публика в отчаянии атаковала все входы в космопорте без разбора, пассажирские они или технические. В секторе, отведенном под солнечные яхты запредельных элитариев-эксклюзивов, толпа золотой молодежи, возглавляемая все той же неугомонно-горластой дочкой министра Двора Его Императорского Величества, пыталась взять причалы штурмом, причем над всем сектором привычно царил нестерпимый и – естественно! – непечатный визг министерского чада.
Чарли охватил настоящий мандраж… иначе и не скажешь. Ему буквально виделось, как седовласый вальяжный капитан в белом кителе, при ухоженной бороде и с белой же прямой трубкой в желтых лошадиных зубах раздумчиво цедит сквозь зубы приказания, и белоснежный красавец лайнер, всенепременно с интеллигентной гитарой в капитанской каюте,– медленно и величественно выдвигается к подпространственному тоннелю, который представлялся Чарли жадной разверстой пастью… чем-то даже похожим на черную крысиную дыру. Вот так!
А время шло. Надо было немедленно брать себя в руки. Чарли осторожненько походил вокруг, пригляделся к уставшим до полного отупения постам охраны, к стоящим рядами Гюльчатаям с масками на мордах, к толпе возмущенных пассажиров и неубедительно псакающему ей что-то несуразно объемистому чиновному рылу. Он быстренько обратил внимание, что если кандидаты в пассажиры и вообще чистая публика неизменно за ограждение не пропускается, то вот до всяческой портовой обслуги никому нет никакого дела. Она беспрепятственно шмыгает в обе стороны. Ее не останавливают и не проверяют вообще.
Все дальнейшее было просто делом техники, благо при Чарлее не имелось никакого багажа. Он на минутку отлучился и тут же появился снова, но уже облаченный в грязноватую оранжевую спецовку младшего технического служащего, да еще согбенным под весом перемазанной в тавоте несуразной металлической рогозы. Неровным покачивающимся шагом он попер прямо на шеренгу Гюльчатаев, распространяя вокруг основательный запах основательного же напитка и громко вопя заплетающимся языком:
– Посторонись, маскомордые! С дороги! Перемажу… к той самой бабушке!
Как публика, так и постовые гоблины дружно пропустили страждущего работягу, чтобы с новой силой и энергией продолжить прежнюю свару.
Чарли как нож сквозь масло прошел первую линию обороны у входа в космопорт, с ходу миновал вторую, усталой походочкой протрюхал мимо резервов, хмуро дожидающихся своей очереди вступить в энергичную фазу склоки, и влез на эскалатор. Стоявший на ступеньках офисный успешный планктон косился с явным неодобрением, но замечаний делать никто не стал, списавши явное хамство на царящие вокруг беспорядки. Однако же Чарли сообразил, что идея с пьяным носильщиком себя явно исчерпала. В первом попавшемся закутке с помощью одного из вездесущих бомжей он избавился как от рогозы, так и от куртки (натурально тканая, ах! – у бомжа даже слюнки потекли). С помощью все того же бомжа, старательно отрабатывавшего обретение тканой куртки, он счастливо избежал на дальнейшем по-бомжовски хитроумном пути всяческих неприятностей и неуместных вопросов и оказался в конце концов на искомом причале АЮ-580 Би.
Поскольку проездные документы были оформлены на ВИП-персону, как и предсказывал дежурный "успешник", выпускающий экипаж шаттла не только не удивился внешнему виду пассажира, не только не задал оному никаких вопросов, но и вообще повел себя так, будто его, персонала, на борту вовсе и нету. Одна кажимость.
Некоторое время Чарли купался в собственной ВИП-персонности, но потом нечаянно глянул на обзорный экран и озадачился, не в силах осознать и переварить открывшуюся взгляду картину. Шип, к которому они приближались, отнюдь не напоминал белоснежный межпланетный лайнер. Он даже не был каким-нибудь грузопассажирским корытом какого угодно класса. Это был, вне всякого сомнения, стелс-шип, боевой корабль, хищный и до предела страшненький.
Чарли даже не успел испугаться, как шаттл оказался пристыкован к рейдеру, шлюз раскрылся и – делать нечего – ему осталось только ступить на палубу стыковочного отсека. А как быть? Что-нибудь да придумается по ходу дела, – решил он и огляделся.
Встречавших было трое, и выглядели они отпадно – ни дать, ни взять стюарды с наикрутейших палуб какого-нибудь круиз-лайнер-шипа. Высокие, стройные и – сразу видно – очень сильные, в красивых белых пиджаках с шелковыми лацканами, кажется, такие пиджаки называются смокингами, а там хрен их знает, и при бабочках. Левые бока их пиджаков изящно оттопыривались наверняка пистолетами, а все это роскошное великолепие сидело не них чуть ли не как на самом легендарном Реме Бо-бо, разве что бабочки были черные. Вся троица была великолепна и одинакова, что твои однояйцевые близнецы. Отличить их друг от друга было бы абсолютно невозможно, если бы не одно обстоятельство. Все трое были при благородных лысинах, но вот что любопытно: лысины эти были абсолютно разные, чем в посторонние глаза встречанты назойливо и бросались. Голова одного из них была украшена роскошной плешью в виде католической тонзуры. Второй имел проплешину, начинающуюся от самого лба и простирающуюся чуть ли не до затылка. Что касается третьего, то он был лыс полностью, лыс, что твое колено, лыс совершенно, что странным образом компенсировалось длинными и густыми пучками волос, выпирающими у него из ушей.
– Боржомер, – светски содрогаясь, вспузырился лысолобый.
– Сельтерский, – резко дернул головой прицензуренный и щелкнул каблуками так, что они едва не отвалились.
– Нарзанян, – изящно просоответствовал гологоловый. – Мы обожаем ВИП-инспекцию Столицы и особенно любим глав инспекций порта, сэр. Не хотите ли проинспектировать винный погреб шипа, сэр?.. может быть, карты?.. или в рыло?.. порку хотите?.. На борту есть прекрасные специалисты в какой угодно области, сэр. Может быть, хотите мальчиков?.. девочек, простите, не держим.
– …э-э… а-а… – агонизировал Чарли. И тут сзади и справа послышался придушенный, тихий и восторженно-оргазмический женский стон.
– Уйййяааах! Кто это к нам пожаловал?! Сам?! Боже мой! Какое счастье… счастье… счастье… Это не инспекция, господа. Это… это… это мой дорогой, мой любимый, мой обожаемый пусик!
Чарли, холодея, медленно повернулся. Перед ним, вытянувшись в струнку и закатив за лоб глаза в счастливом экстазе, замерла Джейн Бондс. Легкая. Воздушная. Изящная, как станковый гранатомет. Ресницы ее были влажны от избытка чувств. Дыхание пресекалось легкими всхлипами. Не в силах произнести более ни единого слова, она помотала головой из стороны в сторону и грациозной походкой манекенщицы направилась к нему, прижав к груди руки, судорожно сцепленные между собой до побеления костяшек пальцев и выдвигая левое плечо вперед.
– Ну что, – неожиданно для себя самого завопил вдруг Чарли голосом совершенно нестерпимой визгливости, – нашли, наконец, мне салфетки или нет? Что, в конце концов, я должен их вам искать? Все чухаетесь? Если вам так нужно, чтобы их исписать, черт с вами, я испишу, понятно? Но о чистых-то салфетках вы можете позаботиться? И вообще, вам еще не надоело, что меня у вас все время воруют и норовят убить? Да-да, меня там чуть не пристукнули совсем! Думаете, это просто все время от мочил выдираться, чтобы прибежать обратно? Я уже устал спасаться и бегать, а от Вас, между прочим, толку как от козлов! Вас где-то черти носят как раз именно когда вы нужны. И Вас еще, между прочим, отыскать надо!
– Но… я-то думала, что тебе нужны только Крайенга, девки и пиво, – ошеломилась и вконец ошарашилась Джейн. – Откуда ты здесь взялся?
– В тебя влюбился до беспамятства, вот и приполз! – с облегчением визжал Чарли, старательно впадая в праведный гнев. – Ну, ты и дура! Дебилка, можно сказать, и вообще без мозгов! А кто, кроме тебя, мне Крайенгу и баб обеспечит, причем совершенно бесплатно и в должном количестве? Может, эти полицейские крысы? Так они меня в тюрягу упекут за одних мокриц, не говоря уж о вшах на профессорском воротнике, хоть я тут и вовсе ни при чем. Вот твоим хозяевам я нужен живой, целый и довольный. Довольный, что характерно! А всем прочим я нужен какой? Дохлый холодный труп и питомник для червей. Поняла, гениальная моя? Не-ет, милая, это трупу все равно, где валяться, на пляжном песочке Крайенги или на свалке в Столице. А уж девок и пиво ты мне лично навалом обеспечишь, как миленькая! Первосортных! Именно что ты, а никакая не полицейская образина, которой закон заливает зенки до полной потери сообразительности. В лучшем виде обеспечишь и отборного качества, может даже и… – он с вожделением покосился на попку Джейн, облизнулся, но, заглянув ей в глаза, тут же поспешно добавил, – ладно, замнем. Я работаю на хозяев, а ты на меня, пусть и жалко, что не натурой. Все путем.
Тело у Чарли было мокрое, ноги дрожали и нестерпимо хотелось в туалет. Джен, однако же, выглядела абсолютно одуревшей, растерянной и озадаченной… слава богу. Похоже, опасность тут пока миновала. Пока. Пока она в себя не пришла.
5
Конвертирование? Да тьфу на него хоть из центра вселенной. Вести о событиях на Крайенге поразили Столицу как молния, до конвертирования ли теперь, и кто такой Чарли Чилдрхен? Кому есть до него сегодня дело? Все вокруг возбухло настолько, что аж боже ж ты мой! Закипело, можно сказать. Размеренная и регламентированная жизнь всех окружающих имперских элит, элиток и эксклюзячьих гламурных тусовок запуталась разом и рухнула тоже разом, просто в единое мгновенье. Это кого-то удивляет?.. с какой такой стати, можно поинтересоваться?.. сам-то кто угодно что бы делал?.. вот то-то! Все всех жрали, интриговали, подкапывались, подкупали лиц официальных и околоофициальных… и все такое. Отчаянно дрались за призрачную возможность оказаться рядом с венценосной четой, буде оная вот-вот вступит в пиковый момент контакта, в клинч, если хотите… хотя на кой черт присутствие при этом событии могло понадобиться кому бы то ни было, абсолютно не было понятно этому же самому кому бы то ни было. Разве что перед внуками хвастаться… а те станут вежливо прятать зевки, это в лучшем случае. Ну, и кого в таких условиях могла бы здесь в Столице интересовать судьба грязнопузой личности столь незначительной, к тому же еще и яйцеголовой?
Судьбой Чарлея оказались озабочены – если так можно выразиться, озадаченно озабочены! – лишь Инптуд Персидский и его немногие сотрудники. Всяческие мысли о перехвате шустрого беглеца-пэтэушника в Столице для использования во благо Империи инптудовцам следовало выкинуть из черепных коробок как безответственный и беспочвенный волюнтаризм. Догги, которому посчастливилось попасть на Крайенгу буквально за день до бума, слал отчаянные письма и требовал подкреплений – в космопорте Крайенги творилось черт знает что. Однако цены на билеты до Крайенги взлетели настолько, что самая мысль о поездке в командировку за казенный счет вызывала в окружении Персидского только нервное хи-хи. Причем купить билеты даже за подобные деньги было бы совершенно невозможно, так велик оказался спрос… да если бы и купили? А ведь, надо полагать, на всех планетах вселенной творилось то же самое, ужас, если задуматься… Да?
И все же инптудовцы полагали, что еще худо-бедно контролируют ситуацию, даже если она – ситуация в нынешнем виде – и застала их врасплох. Все они с комической надеждой и не менее комической уверенностью смотрели на любимого начальника. Что касается самого инспектора Персидского, то удержать контроль над Космопортом он даже не пытался.
Инптуд и в докризисные времена к этому, так называемому, контролю относился с большим юмором. Он прекрасно понимал, что оный контроль вносит трудности и неприятности исключительно в жизнь мирных законопослушных обывателей и прочего простолюдинского быдла вселенной. Что касается элитариев – дельцов, чиновников, суперов, разнообразных коммандосов и командиросов, включая всяческого рода "успешную" мелкотравчатость, хоть бы даже и "чего изволите" вкупе с околоначальственными гоблинами, то тут уж извини-подвинься со своим законом. Сам не подвинешься – активно подвинут. А что они невежды и классические дураки, дык это не затрудняет, а напротив того, лишь облегчает им активность. Дуракам, как известно, закон не писан. А дальше все определяется одним обстоятельством: имеют ли дураки власть. Как правило, именно они у нас ее и имеют, так что тушите свет. Работают гоблины на элиту элит, на самую верхушку имперского общества, и даже сидят у нее на защите законности. В нашем же обществе, как известно, испокон веков действует один всеобщий основополагающий принцип, сам имеющий силу закона природы: кто на чем сидит, тот то и имеет. Вот они его и имели, закон. Имели, имели и еще раз имели! Имели и так, и эдак, и… по-всяку, одним словом. Всеми доступными воображению способами, хоть бы и извращенными.
В свое время и Килла, и Догги приложили сумасшедшие усилия, чтобы разыскать шлюпку, на которой прибыла в столицу супершлюшка Джейн Бондс… откуда прибыла? А вот это был очень важный вопрос. Персидский, справедливо полагая, что где- то в околостоличном пространстве болтается стелс-шип, являющийся ее штаб-квартирой, в которой она рано или поздно появится, приказал организовать рядом со шлюпкой тайный наблюдательный пункт и посадить там группу захвата из прикомандированных к нему гоблинов-Гюльчатаев.
Командовать – как наблюдательным пунктом, так и Гюльчатаями захвата – инспектор поручил Килле. А Догги, будучи верным и надежным, как незнамо кто… ну, как собака, наверное… да, именно как собака, лучше и не скажешь… так вот, Догги, как уже многократно говорилось, был отправлен на Крайенгу с приказом схватить там сукиного сына Чарлея сразу же при его появлении в космопорте и, чтобы не сбежал, сразу же уволочь его в космос. Пусть попробует смыться в открытом космосе, сволочь! О том, что Чарли однажды уже удалось отбиться от похитителей как раз в открытом космосе, все старались не думать.
Группа Киллы должна была следить за шлюпкой. Ее основной задачей было узнать, куда она полетит и с каким кораблем состыкуется. Впрочем, на непредвиденный случай инспектор дал ей карт-бланш.
Килла поступила, однако же, строго согласно букве инструкции. Сугубо и иначе никак! Она, Килла, не стала хватать и волочь к инспектору Пепси Колера, вместе с какими-то гоблинами, со всем усердием тащившими профессора Н.У.М. Гитика вкупе с предельно нелепым багажом. Она приказала включить всю приданную аппаратуру слежения за их шлюпкой, на ходу объяснив командиру Гюльчатаев, что всякий Гюльчатай, конечно же, обязан быть друг человека и освобождать, но надо же и голову иметь. Конечно, каждый Гюльчатай тоже может блудиться головой, потому что она у него, естественно, не какая-нибудь ботаническая статуя Свободы, а кость со ртом. Но рот существует не только чтобы материться, согласитесь. Ртом можно, например, есть… целоваться можно, в конце концов, ибо любая пасть вещь многофункциональная. Гордясь собой и во все корки костеря командира Гюльчатаев, очень уж рвавшегося мертвой хваткой вцепиться в глотки волочинтов, она влипла в экраны приборов.
Когда вдруг обнаружилось, что в некоей вроде бы пустой точке пространства, где радары и близко не показывали космических кораблей, шлюпка вдруг исчезла с экранов долой… как бы испарилась… она сразу же сообразила где тут зарыт пресловутый дог или, там, доберман-пинчер, и что к чему.
Килла в восторге потерла руки. Килла завизжала так тоненько, что самый ультровый из ультразвуков мог бы отключиться от зависти. Килла смеялась от радости. Килла тряслась… нет, а почему она, собственно тряслась?
И тут она обнаружила, что трясется, оказывается, потому, что ее за плечо трясет тот самый несносный командир приданных ей Гульчатаев!
Скандал!
Нарушение субординации и потрясение основ!
Глаза Киллы засверкали. В хищном оскале обнажились все сорок белейших зубов. Но командир Гюльчатаев хоть и побледнел, но не стушевался. Он что-то говорил и судорожно тыкал пальцем в экран траектометра.
Килла машинально скосила глаза… что это? По экрану, в точности повторяя путь профессора Гитиковых волочинтов – траектории совпадали тюлька в тюльку – двигалась яркая жирная точка. Килла развернулась к видеоэкрану… да-а!
Это летел шаттл.
Но это был не простой шаттл. Это был всем шаттлам шаттл. Шаттл – вип… и даже випище, шлюпка класса не ниже какого-нибудь АСУ. Какую же это шишку к нашим нападантам понесло? И что все это значит?
…Именно таким образом Инптудом и был обнаружен таинственный шип – невидимка, штаб-квартира и база космических нападантов-киднэперов, заговорщиков, негодяев, нехороших людей и, вообще, червивых редисок… о чем немедленно и было сообщено адмиралу Ковалю, с присовокуплением, кстати, сообщения и о Пепси с профессором на предмет неотложного принятия необходимых мер.
С Ковалем он связался, имея в виду собственные сугубо шкурные интересы, а потому реакция контр-адмирала ввергла его в шок.
– Что?! – ревел Коваль, изнывавший от нетерпения вследствие видимого бездействия капитанов Азерски и Пабмейкера. – Враг под носом, можно сказать, а мы? Где обретаются оба балбеса, которым я поручил разрешение этой проблемы?
– Но, господин адмирал, – рассудительствовал Персидский не без растерянности, – выполнение вашими подчиненными этого сверхважного задания несколько затруднено… я бы сказал. Они, насколько я знаю, находятся где-то там, в квадрантах Крайенги, а все подпространственные тоннели, ведущие не только к этой планете, но и вообще в ту сторону, насмерть забиты, причем движение там одностороннее. А наш разыскант, как известно, стремится именно на Крайенгу. Может быть дать ему возможность…
– Ерунда! – перебивая, орал Коваль. – Чушь, плешь, ересь и тьфу! На Крайенгу ему охота. Мало ли, чего кому охота. Ему туда ни за что! Что касается этих двух обормотов… Придумать они не могут, как преодолеть одностороннее движение? Ага, держите карман! Мы тут все доверчивые до жути. Как надраться вполыск с пауками, так это они запросто! Воду могут впарить растяпам паукам в обмен на виски. А вот просочиться в столицу для пресечения зловещих непотребств, так это им слабо? Спиртное им на это меняться не предлагают всякие успешные гюльчатаи империи и вообще гуманоиды? Или им там опять все-таки какие посторонние придурки подвернулись, чтобы разную плешь менять на спирт ко взаимной выгоде исполнителей?
Дальше Коваль принялся заворачивать та-акое, что Персидский только головой крутил в изумлении. Да, – думал он уважительно, – эк прет экспрессия из человека, эк патрульный из него прет! Патруль это навсегда, сури мои, Патруль это на всю жизнь, Патруль это прямо-таки Каинова печать на морде, которую видно сразу и всем. Бывших пилотов Патруля не бывает. Так вопить на одной ноте и на пределе возможностей голосовых связок может только выдающийся пилот Патруля, и то в большинстве случаев с большого бодуна. Недаром Коваль из простых пилотов выбился в контр-адмиралы, ох, недаром. А что его начальственный рык и лексикон задолбает и вполыск заколеблет кого угодно, так он был, есть и будет его наивысочайшее распревосходительство господин Космический Патруль.
– Кто как не мы, Патруль, должны владеть самым совершенным способом движения в пространстве, трах-тарарах всех ваших родственниц женского пола! – орал Коваль. – Конвертироваться захотели, сволочи, себе в карман, тибидух и перетрах! А вот дулю желать они не имеют? Владеть принципом конвентирования в пространстве достоин только Космический Патруль, а всяческим ихним мамам, бабушкам и прочим особам нежного пола и недевственного состояния – хрен им! Только корветы Патруля должны иметь такое свойство, чтобы любой враг Империи, любой покуситель на интересы человечества мог быть ниспровергнут и отправлен в расход. Ибо что есть Космический Патруль? Космический Патруль есть спецназ вселенной, самое непобедимое орудие всех холодноруких и чистоголовых…. – Коваль подумал, и уточнил, – ибо оно самое верное. А все буки и бяки, все нехорошие люди, все поносные отбросы человечества и редиски червивые вредоносные должны быть помещены в выгребную яму истории, ибо такова их внутренняя сущность!
В этот момент к Ковалю приблизился, содрогаясь, трепещущий адъютант и прошелестел на ушко, что космический корвет Патруля, посланный на Крайенгу за капитанами Азерским и Пабмейкером, совершив головокружительные космические маневры, прибыл в квадранты столичного пространства, где запросил… и уже получил, кстати сказать, от него, адмирала Коваля, дальнейшие инструкции.
– Ага! – еще громче и экспрессивнее возопил Коваль. – А я что говорил? Видали мы во всяких местах всякие препоны, всяческие шпионские конторы, ихних суперагентов и прочую ультрашелупонь! Чхали мы на ихние подпространственные забитые тоннели! Одностороннее движение, ангидрид им в душу и перекись марганца!.. Да мои ребята чуть ли не каждый день целые планетные системы открывают и осваивают! С волопасными пауками совместно умудряются вполыск надраться одним и тем же пойлом, хоть у тех жизнь спиртовая, а у нас водяная! Да я… да мы… да они… Да мои парни всех ваших конторских суперменов стерилизуют и утилизируют как кошачье дерьмо, да здравствует Патруль!
– Кхе-кхе, сурь адмирал! – с трудом втиснулся в жизнерадостные вопли Персидский. – Я позволю себе с парой-тройкой своих людей присоединиться к вашим ребятам на их корвете. А стелс-шип Джейн Бондс болтается тут неподалеку. Сердце вещует мне, что заключительный акт этого, если так можно выразиться, шоу разыграется как раз на стелс-шипе Джейн Бондс. Мы, собственно говоря, с Вашего любезного доизволения и вместе с Вашими ребятами сядем в штурмовых шлюпках в полной боевой готовности и будем ждать лишь Вашего "добро", чтобы…
– Не понял? – озадачился Коваль. – Ваш козлик… разве мы знаем, куда он схоронился?.. в какую забился щель?.. Или почему я чего-то еще не знаю? О каком завершении операции Вы говорите?
Инптуд тонко улыбнулся.
– Анализ происходящих событий, который я проделал со всеми мне присущими тщательностью и блеском, позволяет сделать некие глубокомысленные выводы, скажем, в отношении профессора Гитика. Далекоидущие и многообещающие.
Глаза Коваля округлились, рот приоткрылся, выражение на морде лица сделалось такое, какое бывает у любимого внучика старой бабули, коему в награду за примерное поведение оная бабуля намылилась рассказывать фанфик о похождениях Чарли Поттера среди голых – ну, совершенно без чего ни будь! – волшебных супергерл из страны Оз.