Давно забыли,что их дома ждут.
Вот только на могилы не придут.
Их матери и их отцы, и только птицы как гонцы
Их навещают день и ночь,хотят в беде им всем помочь.
И шлют привет издалека, но нам пока…
Нам не понять погибших тех солдат
Теперь они в земле сырой лежат.
И как же тяжко им на горькой на чужбине.
Тоскуют старики, виски засыпал иней.
Но молоды сынки, и как бы ни были от дома далеки,
Стареть им не дано. И время здесь не властно.
Хоть плачет мама, не согласна,
Что сын ушел из дома молодым.
В тот край, что стал навечно для него родным.
Я преклоню колени осторожно,
Не разбудив солдат, пускай сердечные поспят…
ПОСВЯЩАЮ ВАЛЕРИАНУ ЧУМА,
МОЛОДОМУ ГЕНЕРАЛУ, ЗАЩИТНИКУ ВАРШАВЫ
Как случилось, генерал?
Ты Варшаву защищал!
Защищал Отчизну-мать,
Думал Польшу отстоять.
Думал,что бойцы сильны.
Думал,что конец войны.
Триста тысяч молодцов
Смогут защитить от псов.
Но за две недели вдруг
Свет Варшавы вдруг потух.
Родина, как тяжко мне!
Вся в руинах и в огне.
Силы были неравны.
Лучше б не было войны.
Лучше б не было тех слез.
Не было бы тех берез,
Что хранят покой солдат.
Не убиты, просто спят.
Помню я, ребята, вас.
Свет Отчизны не погас.
Берегут покой березы.
Без конца текут их слезы.
БЕЛЫЕ РОСЫ
(посвящается белорусскому народу Хатынь)
Я возвращаюсь в Белоруссию. Как давно я там не была – целую вечность. От Минска до Хатыни 70 км иду пешком, чтобы занова увидеть, пережить тот страшный путь, что был предначертан народу Белоруссии. Белая Русь, Белые Росы, чистота росы – потому и люди назывались так нежно и ласково и не совсем понятно для других.
Иду тихо, размышляю сама с собой, и незаметно для меня идут воспоминания. И уже реальные люди, соседи говорят со мной. Я даже не успеваю понять, кто и о чем говорит. Образовался хаос, и стоило большого труда узнать того или другого человека-соседа.
Сколько времени прошло, подумала я, а они также, как и были, только грустные лица заставляли меня вздрагивать каждый раз, как только кто-нибудь из них заговаривал со мной.
Вот баба Марыля. Боже мой, как же она ходит? Вместо ног у нее обугленные головешки, и она еще и радуется, говорит, что так хорошо, что я вернулась и говорит, говорит…
– Помнишь нашу Танюшу, ну внучку мою, жили они за семь домов от вас, – говорит баба Марыля. -Таня наша так и ходит в поле каждый раз встречать Васыля. Когда идет, все время про это любимую песню напевает «Там Васылько сино косыв». А как любил слушать эту песню Васылько.
– Смотри, смотри, – говорит баба Марыля, – столько лет Микола так и ждет тебя, и ждет! Ужас обуял меня, когда на завалинке я увидела Миколу. Разве может такое быть? Уже столько лет прошло, и доказывают, что все погибли, а они здесь, на Хатыне, никуда не уходили, всё помнят, обо всём знают. Василь идет на голос, Танюши. Муж мой сидит на завалинке, все заняты делом, слышат друг друга, но не видят.
– Знаешь,– говорит баба Марыля, – я только одно знаю, что случилось с нами. Может быть, и расскажу тебе обо всём, да заново все пережить очень трудно.
Иду и спрашиваю бабу Марылю, как же так может быть, что покалеченные люди, соседи мои, а так продолжают жить?
– Не могут, – говорит баба Марыля, люди нашей Хатыни погибнуть, не могут, и всё. Остались они у себя дома.
Смотрю – и дома, огороды и даже печи топятся. Вдруг увидела я совсем другое лицо – вроде это и баба Марыля, и вроде не она это. Посмотри, показывает глазами, посмотри и напиши правду, как все думали, что фашисты стерли нас с лица земли, а мы-то ЖИВЫ!
Мы только очень сильно прижались к Земле-матушке, вот и остались Живы! Не зря же зовут нас Белые Росы. Разве может родная Земля бросить нас в беде? Каждое утро Мать-земля обмывает нас Белыми росами – значит, Живы мы. А как взойдет солнышко, петушок-то и будит нас, и мы от чистоты Белой росы, так и переливаемся. И каждый из нас, как маленькая радуга. Ты, говорит, баба Марыля только приглядись хорошо, все мы покалечены, но живы и радуемся.
Господи Боже мой, очнулась я! Да, что же это такое? Никого не вижу вокруг себя, только маленькие росинки, так и сверкают, так и сверкают, как радуга. Упала я на колени: Господи! Кричало мое сердце. Господи! Да разве можно увидеть такое? Благодарю тебя, Господи, что ты вернул меня к жизни.
– Господи, – кричу, на все четыре стороны света, – жива Хатынь, жива! – кричу от радости и уже по-другому смотрю вокруг. Никого и ничего нет, кроме крестов и надгробных плит. Но, я-то знаю, что все живы, и я поняла, что я правильно сделала, что через столько лет вернулась в любимый край к любимым Белым Росам, где мне всё знакомо, где каждая травинка, дерево, цветы, даже камни всё помнят. Помнят весь ужас произошедшего. С раскрытым сердцем принимаю часть ваших мук и уезжаю к себе в Казахстан. Но я еще приеду, чтобы узнать то, о чем не знает никто…
ПОМНИТЕ, ЛЮДИ. (ПОСВЯЩАЕТСЯ ЕВРЕЙСКОМУ НАРОДУ)
Поезд резко затормозил, страх сковал всё тело Рахели. Пока ехали, мучились, была хоть какая–то надежда, даже маленькая, что пока едем – живем. Хотя умирали каждый день. Так и ехали, живые и мертвые, зачастую невозможно было отличить, где кто сидит или лежит. Сил не было даже повернуться, только лихорадочно работал мозг. Шли воспоминания детства, юности.
Детство и слезы подступали к глазам, невозможно совместить радость жизни в детские годы.. И что сейчас?
Семья была истинно верующая. Мама до сих пор в памяти, мамино милое и доброе лицо. Как она помогает сейчас в трудную смертную минуту жизни. Папа, добрый, но как будто вседа чувствовал себя, в чем-то виноватым и от этого черезмерно услужливый, но не навязчивостью своей, а воспитанностью и культурой поведения. В семье чтили Бога, и отношения между членами семьи были добрыми и радостными.
Как же хочется снова вернуться в детство, забыть этот кошмарный сон! Кажется, что это всё неправда. Вагон забит до отказа, а люди все едут, не имея возможности ни умыться, ни покушать, ни сходить в туалет. От резкого торможения люди перемешались, везде крик о помощи, но и вздох облегчения, что закончилось страшное путешествие. Радость и надежда засветились в глазах людей.
Рахеля кое-как смогла подняться и, не чувствуя ног, в общей суматохе сошла на землю. Наконец-то можно свободно дышать. Даже воздух, свежий воздух, заставил закружиться голову и столь мучительный кашель и голод отступили на какой-то миг. Очнулась Рахеля от резкого, лающего голоса. Всех пленных начали делить.
И снова детство, – как давно это было. Воспоминания нахлынули таким потоком, что невозможно было удержать ясную мысль. Всё перескакивало с одного события на другое. Господи, только, когда вспоминала себя входящей в синагогу, наступало облегчение; как будто я снова маленькая и счастливая. Вспоминался субботний день – каждая суббота была праздником. Этот день мы отдавали Богу, собирались долго, торжественно, тщательно. Шли, чувствуя на себя восхищенные взгляды.
«Рахель, – спрашивала мама ,– ты не устала дочка?». А я от восхищения, что иду с родителями, готова была шагать и шагать.
У входа в синагогу нас встречал раввин. Он всегда находил для меня ласковые слова, словно чувствовал, какие испытания придется пережить мне. А вот я уже девушка, и так похожа на маму. Школьные годы так и кружатся, кружатся.
Учеба мне давалась легко. Мечты, мечты… А как заглядывались на меня парни! И опять синагога, и опять детство, и опять ласковые руки мамы. Раввин и его ласковые слова как бы давали теперь силу к терпенью. И опять мама и ее голос «Рахеля, – дочка, ты уже невеста, и какая же ты красивая и умная. Как у тебя горит все в руках. Господь наш не оставил тебя без благословения, дал тебе всё – красоту, ум, милосердие, скромность. Рахеля, доченька, как же сложится твоя жизнь?»…
И вот мы с мамой уходим в будущее. Мама рисует картины моей жизни. Мы обсуждаем, за кого мне выйти замуж, проходит разговор до того момента, когда мама, моя мама уже бабушка и такая же молодая, красивая и счастливая, а папа? Да папа от наших мечтаний и разговоров только потихоньку улыбается.
Я нечаянно разбила мамину чайную чашку. Какая красивая она была! Казалось, что цветочки живые, и стоит сильно зажмуриться, а потом резко открыть глаза, а цветочки будут расти уже в саду. Когда разбилась чашка и ничего волшебного не случилось, как я плакала, думая, что живые цветочки умерли.
Так что же теперь случилось со мной? Как быть? Всё во мне начало протестовать «Жить», – шептала я, – жить!». И опять толпа народа. Я поняла, что скоро и моя очредь раздеться.
Боже милостливый, как быть? Я ясно увидела, что прямо передо мной смешались чьи-то косы, тоненькие и седые, роскошные, черные, длинные косы. Я то теряла сознание, то опять приходила в себя. Только не это, только не это, мозг работал четко, и когда я поняла, что это мои косы режут и что они как бы все в крови.
Вместе с косами уходила жизнь. Я понимала, что я умираю. Это казалось уже точно. Я не смогла видно пережить этот момент и как бы провалилась в бездну, и не люди-призраки, а их косы все заполняли и заполняли это пространство.
И опять детство, и опять разбитая чашка. «О, Господи, – взмолилась я,– да разве можно принять такие мучения?».
Шум, гам заставили меня уже в который раз очнуться, и как искра надежды, – мы будем жить, нас повели мыться!
Такого прилива радости жить не было никогда. Стоим и ждем воду, радуемся, и опять что-то происходит с нами, становится трудно дышать, горит и першит в горле.
От безысходности люди ложатся на пол, здесь прохладно, и наступает облегченье, но нас столько много, что мы падаем друг на друга. Агония, тела в конвульсиях, от нехватки воздуха и обжигающей боли в груди кто-то уже умер, а кто-то цепляется за жизнь, надеясь выжить. И вот уже на тележки погружают мертвые и еще живые тела. А огромная печь работает без перерыва.
В последнее мгновение Рахеля ощутила что-то горячее и жгучее. «Это, наверное, мамины руки», – успела подумать она…
Мы преклоняем головы перед зверски замученными узниками. Вечная память им, безвинно убиенным. Вечная слава им, достойно прошедшим весь зверский путь – уничтожение нации.
Пусть у каждого из нас появится и останется навсегда в памяти нашей частичка священного пепла сожженных людей. Помнить и помнить. И будет преступлением о них забыть.
В каждом цветочке, дереве, травинке, во всем, что окружает нас, осталась боль ушедших лет, и только один Господь, единственный, дает нам силу и надежду жить дальше. Жить и любить весь мир, всех людей. Я предаю проклятью даже память о тех фашистах, что жили когда-то на земле. Вечное проклятье им из года в год, из века в век.
ЗВУК НЕБЕСНОЙ ЛИРЫ
Отец погиб в бою, свободу защищая. Как жить всегда ущербной, всегда прощая? Простить за то, что нет отца родного, простить за то, что нет наряда дорогого? Простить за то, что нет родимого порога, простить, что жизнь – тяжелая дорога! И как одной не заблудиться в этом мире? И как не потерять мне звук небесной лиры?
Отчаянье приходит день и ночь. И кто же, кто сумеет мне помочь? Сказать слова так сердцу дорогие. И чтобы окружали люди не совсем чужие.
Я так устала жить одна, печаль заполнила мне душу. Одна, но не совсем одна и вечности покой я не нарушу. Нельзя сказать обиду вслух, нельзя смеяться без причины. Нельзя чтоб та беда-кручина мой заполняла слух.
Ждала и верила, отец с войны придет. Раскроет мне навстречу руки. Сказать сумеет: «Я спасу от муки, от тяжких бед, даю благословение на много лет». Но не пришел с войны, тропинка заросла травою. Как часто я не плачу – волком вою. И не могу найти ответ.
ДЕТДОМ ВНОВЬ ОЖИЛ В ПАМЯТИ МОЕЙ
Дом детства.., никуда не деться. Там жили мы одной большой семьей. Дом «милый» моего трагического детства. И жизнь пошла другою чередой. Мы научились жить по расписанию. Подъем, зарядка, школа и отбой. И наша жизнь без нашего желанья.
У нас суровый распорядок дня, часы распределены по расписанью. Но вспоминаю раз за разом я – и стынет кровь от тех воспоминаний.
И, слава Богу, не пропала я, не затерялась в крутой пучине!..
Мой «милый» детский дом, семья моя. Где жизнь меня терпенью научила.
Мы научились старших уважать всегда, хоть правы они были, хоть не правы. Мы забывали свое «я» тогда когда Отчизна-Мать нам не давала права.
По истеченьи многих лет, когда страна была одной большой семьею, я понимаю – той дороги нет, как только двери своей комнаты открою, не понимаю я, как дети будут жить? В жестоком мире «равноправья и насилия»? Кто будет сей Отчизной дорожить? Когда у молодых подрезанные крылья.
Пока царит вокруг жестокость и обман, и старики от беспредела умирают. Ужель так трудно навести порядок, где счёт банкнотам зачастую забывают?
Терпенья много у страны родной. Привыкли мы терпеть. Какая жалость? Так и живем, как на передовой. Слыша наказ, что потерпите малость. Уже не много ждать осталось вам, когда сойдем мы с огненной дороги. Свою Великую Победу посвящаем Вам. Вы жить должны всегда в тревоге.
Чтобы Отчизна-Мать всегда была при нас. Чтоб старикам жилось немного легче. Чтоб, слыша милой Родины наказ, мы знали, что мы стали, как металл, крепче.
СЕРАФИМ САРОВСКИЙ
Здесь молился Богу
Божья благодать, коснулась вдруг его
Привыкайте к цервки, люди понемногу
Не гневите, люди, Бога моего.
С.Саровкому
За рекою на взгорье церквушка
Сколько минуло лет, сколько зим.
Но все так же сверкает макушка
Каждый верующий, Богом храним.
Тишина в той церквушке хмельная,
Будто люди другие совсем,
Будто всем стала жизнь дорогая
И не надо кидаться за всем.
И того, не хватает, и этого
В этой жизни наскучило жить.
Как понять мне тебя безоветного
Бог один может двери открыть
Постучишь, и откроются двери
И такая вокруг благодать!
Даже звери, могучие звери
Будут смирно в церквушке стоять.
ТАЙНА ИВАНА-КУПАЛЫ
Россия. Сколько написано книг, снято фильмов, жизненных трагедий, сказок, былин?..
Россия, всегда в моем понимании, – это древняя Русь. Это не потому, что она древняя, а потому что только в глубинке Росии по-настоящему знали секреты лечения. Знали секреты сказанному в сердцах слову.
Русь – и обязательно болота, и древняя бабка ведунья, которая не только травами, но и целебным словом могла убрать болезнь.
Для человека, выросшего на болоте, но в гармонии с природой, не составляло особого труда убрать, выгнать болезнь. Многовековые наблюдения давали ясный ответ, когда и как лечить.
Один раз в году, на праздник Ивана Купалы, люди, которые занимались лечением, очищались от согрешений прошлого года. Грехов-то можно много насобирать за прошедший год.
На закате Солнца молились Богу, прося прощения за грехи вольные и невольные. Надевали длинные холщовые рубахи и катились по траве с мольбой о том, чтобы Земля-Матушка забрала болезни, а взамен дала бы здоровье.
Дальше заходили в воду, обмывались со словами: «Вода-водичка, милая сестричка, очисти тело и душу». А уж перед тем как взойти Солнышку, разводили костер, прыгали через него со словами: «Огонь-огонечек, милый мой дружочек».И опять просьба об очищении души и тела.
На восходе Солнца лучи его должны коснуться огня, в котором должно быть отраженье Луны. Это то время, когда четыре стихии соберутся вместе, и, как раскат грома, Петушок пропоет Гимн Солнцу.
В этот миг человек становится заново рожденным. Создается гармония между человеком и Великим Космосом. Вот тогда-то из глубины веков идут тому человеку настоящие знания. Петушок символизирует уход всего нечестивого, а с первыми лучами Солнца мы омываемся Божественной энергией.
А это значит, что Бог услышал нас.
ПОСВЯЩАЮ СЫНУ АЛЕКСАНДРУ
Со скорбью думаю я день и ночь. Как сыну моему помочь? Помочь в беде, сказать наперекор судьбе. «Изыди черная волна, за что закутываешь очи?».
Сил нет, и больно очень. Терпенье на исходе, всё это так бывает при плохой погоде. Когда без устали метель ревет, когда открыть глаза и посмотреть вокруг нет силы, когда терпению пришел конец, я понимаю, сын мой милый, что это испытания венец.
И если даже нет мне сил, я думаю, что Бог его простил. Надеюсь только я на Бога, жду, сыну моему придет подмога. И защитит, найдет он славный путь. Вот только бы с дороги не свернуть. Вот только бы не оступиться сыну. Уже который год я подставляю спину.
Я пронесу тебя, сынок, в своей беде мой сын не одинок. Всю боль, что предназначена тебе судьбой, мой сын, возьму с собой.
ОБЕРЕГ – ЗАГОВОР
Посвящаю дочери Ирине
На Ире сарафан
Цвета зари
Защита мамина
Ты не порви
Порвешь, коль дочка
Ты свой наряд
Все беды встанут
За рядом ряд
Прижмешься к маме
Защиту ждя
И мама скажет
Тебя любя;
«Родная дочка
Я твой наряд
Руками шила
Сто дней подряд
Сто дней не спала
Тебя храня
Чтоб злая сила
Не укусила
Чтоб защитила, любовь моя
На Ире сарафан
Цвета зари
Защита мамина
Ты не порви…
ВЕСНА
Весна спустилась вдруг с небес.
Запели птицы громко.
Вновь оживает сказкой лес
И не скрипит поземка.
В долине робко тает снег,
Весна бежит по лужам.
То там, то здесь ребячий смех-
Конец морозным стужам.
Расцвел подснежник – как красив!
Скромней цветочка не найти.
На Тонкуруш на свой массив,
Как мне бедняжку донести?!
ДЕРЕВНЯ БУГАЧЕВО
Деревня Бугачево, любимые места.
К нам прилетели пчелы, наверно, неспроста.
Здесь воздух очень чистый, грибов полным–полно
И солнышко лучистое, всех бережет оно.
Зима вдруг подкрадется и ну,давай хлестать!
А Солнышко проснется: «Мороз, давай чихать!»
Скрипит, скрипит Морозко, спешит людей стращать
И белые березки без устали хлестать.
Ребята озорные,бегут в снежки играть.
И кони их стальные без устали скакать.
Морозко притаился,так хочет ущипнуть.
Но в снег вдруг провалился, нет моченьки, вздохнуть.
Нашли его ребята, достали старика
И с ним играют в прятки.
Ну ладно, всё, ,пока!…
ИВА ВЕКОВАЯ
Что-то загрустила,
Ива вековая.
Что не отпустила
Мать-земля сырая?
Так хотела Ива
Избежать печали.
Там, где хлебны нивы
Землю величали.
Дуб стоял красивый,
Тоже одинокий.
И не был счастливый
И не видел оком.
Как склонилась Ива
Вся в тоске-печали…
Ветки так красивы -
О любви кричали.
Опустила ветки
До сырой землицы.
Словно сердце в клетке
Молодой девицы.
Сердце разорвется
От тоски-печали,
Крик из сердца рвется –
Ивушка в печали.
К дубу бы прижалась
Я в тоске кручине.
Мне бы счастья малость,
Молодой дивчине!
РОЗА БЕЛАЯ, ПЕЧАЛЬ МОЯ
Растешь осиротелая
На исходе дня
Что же будет с тобою, лепестки упадут…Так нежданно-нагадано годы быстро бегут! Молодой да красивою я, конечно, была. Что же стало со мною, куда нежность ушла? Все забыто – заброшено, жаль смотреть на себя. Будто молодость бешено незаметно прошла. Черных глаз угольки, брови – птиц два крыла. Может быть это я вот такою была? Может быть, перезвон меня ночью будил? Может, шепот травы вслух со мной говорил? Звезды падают вниз, оставляя свой свет. Подари мне судьба роз пьянящих букет! Ничего мне не жаль: пусть любовь прошла, без оглядки вдаль молодость ушла. Не пойму никак, сколько лет и зим? Сколько зим и лет? Как найти ответ? Как понять года быстротечные? Жизнь прошла моя, я не вечная! Но еще живу, счастье в дом зову.
Смерти не боюсь и не тороплю.
Еще живы те, кто меня любил.
Еще живы те, кто меня забыл.
Так и буду жить, я еще нужна…
А иначе жить не согласна я!
КАРАШАШ (Волчья голова)
Резкое стрекотанье кузнечиков вернуло сознание Карашаш.
– Аллах Милостливый и милосердный, – почти не чувствуя себя, прошептала она. – Наверно Господь призывает меня к себе, – шептали посиневшие губы, и как-то, независимо от нее, четким строем стали проходить картины ее долгой и трудной 96-летней жизни…
Картины детства, юности, зрелых лет…. Таких ярких воспоминаний не было никогда.
В семье Карашаш была первенцем. Так и не могла она понять сердцем до конца своей жизни, какая разница между детьми? За то, что ее мама, Базаркуль родила дочь, она была избита, и отец сразу же женился снова – на Карлыгаш, которая и нарожала ему сыновей.
Карашаш и ее маму сроднила беда, и только они обе находили утешение друг в друге. Карашаш – только подумает мама, а она уже возле нее. Так и ластится, как маленький ягнёнок.
– Мама, – часто спрашивала Карашаш, – почему жизнь у тебя такая тяжелая?
И уже, наверное, в сотый раз, отвечая на вопрос дочки, Базаркуль опять начинает свой рассказ-воспоминание.
Род был небогатый, но жили в достатке, чтили старших, были они под покровительством Аллаха. Беда почти всегда обходила аул стороной. На свою беду, Базаркуль росла луноликой красавицей – и в сотне аулов не найти такой. Лицо нежное, как персик, соболиные брови, а руки – руки как два крыла лебедя, губы как спелая ягода кизила, грациозная походка. Откуда в степи могло взяться такое чудо?
И вот, проезжая мимо аула, Кабылбай по прозвищу «Волчья голова» увидел Базаркуль. Увидел – и все. Не стало покоя джигиту с седой головой. Аул, где жила Базаркуль, притягивал его всё сильней и сильней. Здесь и солнце другое, другие поля, как будто радуга со всем ее разноцветьем заполняла то пространство, где живет Базаркуль, создавая сказочную страну.
А эта девушка-мечта как бы дополняла и в то же время, соединяясь о окружающей красотой, излучала какую-то магическую силу. И притягивала своим совершенством всех и всё.
Еще солнце не успеет взойти, а она уже на ногах и вся в делах. Вся домашняя грязная работа не пристает к ней, как будто она мимоходом, к чему бы ни прикасались ее руки, всё делалось само собой. Если она и полет, то она – как бы частица поля, цветов, травы, воздуха – всего, что окружает нас.
Хвала Аллаху Милостивому и милосердному, что есть такие люди, окружающие нас.Но почему зачастую люди, которые несут в себе и в окружающий мир, любовь, свет, доброту, милосердие, сами глубоко несчастны и сгорают? Сгорая, отдают окружающему миру всё, что дарит им Бог.
А может быть, кому много даётся? Они, не понятные для нас люди, и в ответ на их доброту появляется зависть, злоба, жестокость, и мы сами своими черными мыслями уничтожаем прекрасные создания?!..
Все приготовленья шли к свадьбе. Для Базаркуль семь дней приготовлений, как к чему-то неизвестному, остались в памяти раем. В эти семь дней жених не должен был видеть свою невесту. А невеста для своего рода должна была умереть. Но не смог Кабылбай не видеть свою любимую Базаркуль. Как молодой юноша, как хищный стервятник, так и кружил и кружил он над аулом.
Услышит ли голос Базаркуль, или в кромешной тьме увидит еле различимый силуэт своей любимой, и уже ничего другого ему не надо, как будто крылья вырастают у «джигита».
Не видя, кроме близких подружек и родных, никого, не выходя днем из юрты, она начала умирать для своего рода.
Страшные предчувствия охватили ее, ужас чего-то неизвестного навис, как дамоклов меч, над бедной девушкой.
Наконец-то закончились приготовления к свадьбе. Под удивительное пение и чарующие звуки домбры начался обряд невесты. И только тогда, когда надели саукеле, закрыв лицо невесте, женщины стали издавать страшные звуки. Везде гремело, орало, в косы впелели немыслимое количество серебряных монет. Сердце Базаркуль как бы неизвестно куда делось, и от страха ей казалось, что она в другом мире, и всё, что происходит вокруг, это не с ней. Весь шум и гам соотвестствовал похоронам.
Надев саукеле, закрыв лицо, род как бы хоронил ее, и уже неоткуда ждать помощи. Одна-одинешенька, стала связующим звеном рода своего мужа.
....Да как же так?? Карашаш поймала себя на мысли о том, что в который раз воспоминания о матери стали неотделимой частью ее жизни.
Чем старше становилась дочь, тем чаще шли воспоминания о ее детстве и жизни ее любимой мамы. И ни в какие рамки не входила жизнь ее мамы- красавицы. Отец ее очень любил маму Базаркуль, вспоминает Карашаш, разговаривая сама с собой, но свою «волчью любовь» проявлял только в оскорблениях и унижениях. Бедная, бедная мама, так и умерла, не узнав счастья семейной жизни. Казалось, что тяжелая жизнь и работа только на пользу ей. Так как она с каждым годом становилась все красивей, и даже оборванная одежда была для нее нарядом.
Но вот что-то надломилось в Базаркуль, как будто невидимый червь стал подтачивать ее изнутри. Мысли Карашаш затуманивались, но обрывки семейной жизни не ее, а мамы так и заполняли пространство.
Карашаш так смутно помнила похороны мамы, а вот отец со смерью своей любимой Базаркуль совсем изменился. Ему ни до чего не было дела. Большую часть времени он проводил в юрте. Сидит и отрешенно смотрит куда–то. Если кушает, то и забудет обо всем-и думает, думает и молчит. То нахмурится, и лицо станет похожим на «волчью голову», правильно подмеченное прозвище.
А то как бы прояснится лицо. Сидит каменный, но такой вид, словно он увидел что-то такое, что боится даже моргнуть,чтобы не вспугнуть прекрасное виденье.
А то вдруг как бы придет в себя и по хозяйству начнет приказы отдавать. Да и опять затихнет.
Громкий плач старшего сына известил горечь утраты…
– Карашаш!!!– вдруг услышала она пронзительный крик мамы. – Дочка, иди ко мне.
И ясная мысль: мама рядом молодая и красивая, рядом папа, но почему-то добрый и веселый. Карашаш бегом, словно боясь, что мама и папа исчезнут, бежала, задыхаясь от нехватки воздуха…
И вот уже страх потерять маму и папу отошел на второй план, а умиротворенное лицо разгладилось от агонии смерти.
Они встретились, чтобы не расстаться никогда.
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПОЕТ
Макпал – певица от бога. Может быть, она не замечает, что поет свои песни сердцем своим.
Древний казахский эпос (а он, к сожалению, забыт) говорит о том, что раньше, в древние времена Аллах наш милостивый и милосердный видя, как живут, мучаются его дети, подарил им Ак-ана-акку перевод дословно Белая –Мать-Лебедь. И вот этим непревзойденным голосом она излечивала людей. Ак-Ана-Акку так красиво пела, а люди, слушая, шли на ее голос, исцеляясь от Божественных вибраций ее голоса (отсюда и кочевой образ жизни).
Во время кочевья, повинуясь Божественной мелодии в пространстве, никак не могли понять, почему и куда уходят их болезнии? Что заставляет их уходить с родных обжитых мест?!..
Отсюда и музыкальность народа, умение от природы играть на домбре. А айтысы и акыны – равным им, мне кажется, нет!
Ак-Ана-Акку! Так было жалко смотреть на страдания людей, что от бесконечного пения у нее пропал голос.
Отдавая себя полностью людям, не выпив и глотка воды (за ней надо было долго лететь) – она умерла.
Но каждые 100 лет Аллах милостливый и милосердный посылает нам Ак-Ана-Акку. Она прилетает к нам, чтобы наградить достойного.
Этот дар, пение, нельзя не заметить. Макпал поет своим сердцем.
Посмотрите внимательно на казахских женщин, на их одежду. Откуда у них белое одеяние, и разве оно не напоминает Ак-Ана-Акку в голой степи.
Это прародительница обладает даром голоса, это прародительница защищает нас в знойной степи. У женщины, которой давался дар, – судьба трагическая.
Нужно обратить внимание на покрой, пошив одежды и как удается носить эти сложные белые одежды. Кемешек – закрыта полностью голова, а продолжение – ну, чем не лебединый покрой? Это как бы крылья. А если кемешек высокий, это как корона на голове степной женщины.
Одежда, чтобы не было солнечного удара, а малейшее дуновение ветерка приводит в движение как бы лебединые крылья, давая почувствовать прохладу ветерка – то, что и нужно в степи.
Можно сравнить водную гладь и лебедей, степь и женщин, одетых в белые одежды. Это одно и то же: степная дымка и женщина-лебедь белая, она не идет,а как бы плывет в пространстве, не касаясь земли. Если смотреть из глубины зала, можно увидеть и услышать того лебедя. Манеры поведения на сцене Макпал, трагические нотки в вибрации голоса певицы. Все говорит о том, что прошлое тесно связано с трагедией Ак-Ана-Акку.
Бесконечная степь, искусство горлового пения, завораживающая мелодия домбры, гостеприимство – это дал нам Аллах милостливый и милосердный. Это всё то, чем наградил он народ казахский.
Казахский эпос, юрта – это как будто гнездо, перевернутое к земле, а шанырак, загадка четырех сторон света, четырех стихий – ее надо еще разгадать…
СТАРЫЙ ДОМ-ГОРДЫЙ ДОМ
Большой, красивый, старинный дом, выложенный из красного кирпича. Шикарные подъезды, приглашающие окунуться в домашний уют величественного дома.
Здесь жили, любили, растили детей. Дом был помещика. Многочисленная прислуга мыла, чистила, приводила в порядок дом. Окна до сих пор помнят, как любовно их умывали ласковые руки прислуги.
Чистые окна приветливо смотрели и подмигивали разноцветными стеклами, излучая огоньки, которые были видны очень далеко в темное время суток.
На подоконнике рядом с геранью примостился рыжий кот. Он лениво взирал на людей, суетящихся внизу. Кот довольно мурлыкал и, если уже сильно припекало солнце, нехотя покидал свое любимое место. Рядом с домом – мостовая, которая заставляла по-иному петь колеса кареты и волшебный перестук копыт.
Тихая улица, уютный двор, утопающий в зенени деревьев и цветуших роз. Жизнь текла здесь медленно, словно во сне.
Каждую минуту думаешь.. Сейчас только здесь было шумно и суетно, ждали помещика и бегали, бегали, суетились, приводя в порядок и без того чистый дом. И опять как-будто никого не было никогда. Всё это было когда–то давно. Где ты, рыжий кот-ленивец? Лишь изредка на подоконнике увидишь в призрачных окнах ту герань. Как больно, что ты обнажил свою душу, старый дом.
Теперь ты устало смотришь пустыми глазницами на новый для тебя мир. На лице твоем, красивый мой дом, уже много морщин, которые, увы, не красят тебя, но сохраняют твою величественную красоту и гордую осанку.
Местами облезает штукатурка, оставляя раны красного кирпича.
Странно видеть с такой запущенностью роскошную иномарку, проезжающую мимо. Она как бы замедляет свой ход, чтобы раскланяться такому величественному дому. А на балконах, с призрачным видом герани, сухие деревья образуют вместо кота рыжего ленивца, чудовишные ветки-антенны. Я понимаю, жизнь течет быстро, прогресс в науке и технике. Но неужели так трудно вернуть красоту дома,в котором жили, любили, растили детей?
Странно устроен человек: чаще всего он заботится о своем внешнем облике, забывая привести в порядок душу.
Почему мы так нечестно поступаем с нашими старыми домами и старыми людьми??
Вот и стоят (живут) они старые, жалкие, на лицо очень красивые и величественные гордые дома и наши старики. Так и я, такая же старая, как этот дом. Какая сила заставляет меня вновь и вновь приходить к тебе, «домой»?..
Или от моих предков досталась мне частица той приветливости красоты души, которая с годами проявляется всё сильней, излучая доброту, понимание и милосердие, без чего так трудно жить?…
РОМАНС ОСУЖДЕННОГО