– Что же Вы стоите? Проходите! – повторила Тамара.
– Простите, я прочитала на табличке «Тамара Арамат». Но Вы так похожи на мою сокурсницу Ольгу! – в девичестве она была Семеновой, а уж потом – не знаю. Ну, просто одно лицо! – женщина говорила чуть приглушенным голосом, видимо не могла справиться с удивлением.
Тамара встала и подошла к посетительнице.
– Вика? Ты?! Не может быть! – женщины обнялись. – Викуся! Не верю! Сколько лет прошло! Мы все тебя потеряли – собирались на юбилеи выпуска, а про тебя никто ничего не знал – ни адреса, ни телефона! Ну, садись скорее, рассказывай!
– Но почему «Тамара»? Да еще «Арамат»! – усаживаясь в кресло, спросила Вика.
– Это все ерунда – «кличка» для имиджа, – рассмеялась Тамара. – Проще – псевдоним. Ну, кто доверит свои сокровенные истории человеку с такими не солидными именем и фамилией? А тут – звучно, красиво, ни на кого не похоже. Многие именно на оригинальность клюют, на, как теперь модно говорить, эксклюзив. Да хватит про меня, все потом! Скажи лучше, что же тебя-то, нашу талантливую отличницу, любимицу педагогов, симпатичную хохотушку привело в сие заведение?
– Ох, Оль, можно я так буду тебя называть? Не могу сразу привыкнуть к такой экзотике. А-ра-мат. Надо же! Сама, небось, придумала? Ты ж у нас всегда выдумщицей была, – с улыбкой произнесла Вика.
Тамара включила кофе-машину, достала из шкафчика конфеты, коих скопилось довольно много за последнее время – благодарные клиентки считали своим долгом одарить «мудрую, терпеливую и доброжелательную» советчицу именно символом сладкой жизни.
Вскоре ароматный кофе уже дымился в миниатюрных чашечках, сочные дольки лимона аккуратно распределились по маленькому блюдцу, а любимые Тамарой-Ольгой конфеты «Mozart» в открытой коробке соблазняли тончайшим ароматом молочного шоколада.
– Что привело? – переспросила Вика. – Отчаяние. Или беспомощность. А, скорее всего, моя слабость. Моя неспособность выйти из сложившейся ситуации и найти решение – заметь, разумное решение! – моих проблем.
Вика отхлебнула кофе и продолжила:
– Знаешь, Оль, мне, наверное, грех жаловаться. У других и хуже бывает в жизни. Я не стану занимать твое время и забивать твою голову изложением всех перипетий моей биографии и рассказами обо всех радостных и печальных событиях, обо всех увлечениях и «любовях». Противно чувствовать себя нытиком, да и слушать эти типичные бабские жалобы на жизнь не доставляет никому удовольствия. Я понимаю, что именно это входит в твои обязанности – ведь не с радостными же «притопами и прихлопами» приходят к тебе люди! – и представляю, как ты устала от этих бесконечных слез и соплей. Но я уж воспользуюсь своим привилегированным положением и позволю себе быть предельно честной с тобой. Все-таки пять лет, как говорится, за одной партой просидели, сосиски с горошком из одной тарелки ели, помнишь? – в нашей столовке тогда ничего больше и не было, кроме такой роскоши, да дурацких пирожков с повидлом, – Вика грустно улыбнулась и замолчала, ожидая реакции подруги.
– Ну, что ты, Вика! Даже и не думай! Рассказывай, но не как «консультанту по общим вопросам», а как Оле Семеновой, как раньше – мы же, хоть и не плотно дружили, но всегда друг другу доверяли. Или, если тебе так будет удобнее, расскажи просто как женщина женщине, – участливо отозвалась Тамара.
– Спасибо, Олечка. – Вика допила кофе, отодвинула чашку, откинулась на спинку кресла и посмотрела в окно. – Может, немного сумбурно будет, но уж как получится. Трудно для всех эмоций слова подобрать, такие, чтобы объяснить, что я чувствую, но, думаю, ты поймешь. Так что – просто факты.
Я была замужем, сменила фамилию, переехала на другую квартиру – поэтому, вы меня и не смогли найти. Вышла по любви – пять лет встречались до свадьбы. Пять лет войны с моими родителями, но я победила и была счастлива. Родился сын. Замечательный мальчик! Сейчас он уже взрослый, конечно!… Со временем чувства, наверное, притупляются, но у меня с мужем все было хорошо – мы, как и все, ссорились, находили поводы для взаимных обвинений, но нас по-прежнему влекло друг к другу. И это, думаю, позволило нам прожить вместе почти 15 лет. Потом начались серьезные конфликты. Безусловно, сыграл свою роль алкоголь, но, сейчас, мне кажется, что, если бы я проявила чуть больше терпения, то это, так скажем, «увлечение» мужа, еще можно было бы нейтрализовать. Но на тот момент я уже не верила в возможность продолжения совместной жизни. Было жалко себя, свою молодость, мне хотелось любви, понимания, мне хотелось совместных прогулок, поездок в гости, тихих вечерних разговоров. А этого ничего не было. Мне было безумно жалко сына. Я не знала, что ему сказать, как объяснить свое, уже окончательное решение – расстаться с его отцом.
Как раз в тот период на работе за мной стал настойчиво ухаживать молодой человек. Целый год он провожал меня до дома, признавался в любви, дарил цветы. Сначала я его не воспринимала всерьез, тем более, что он был намного моложе меня, и очень комплексовала по этому поводу. Но потом привыкла, да и выглядела я моложе своих лет, так что разница в возрасте была почти не заметна. В общем, через год мы сняли квартиру и стали жить вместе. Сын решил тоже жить с нами – я ему предложила выбор: или все остается по-прежнему и мы живем с папой, или он остается с отцом, а я ухожу одна, или мы уходим вдвоем. Он выбрал третий вариант.
Могу без преувеличения сказать, что мне завидовали все подруги – они моего нового избранника называли «динозавром», мол, такие, как он, все уже давно вымерли. Веришь, за десять лет мы ни разу не поссорились! Я купалась в любви и обожании, мне посвящались стихи и песни, мне постоянно говорились комплименты и ласковые слова. Я была «самой лучшей», «самой красивой», «самой умной» и во всем остальном – «самой-самой». Он делал без возражений любую домашнюю работу (я, естественно, не злоупотребляла поручениями, но отказа не было никогда!), он ходил со мной на прогулки, готовил ужин к моменту моего возвращения с работы, про «кофе в постель» я уже и не говорю! Много лет я была уверена, что поступила правильно, уйдя от мужа… Но через 10 лет начались проблемы. И опять алкоголь…
Вика встала с кресла и подошла к окну. Несколько минут молчала. Потом снова села – в глазах стояли слезы.
– Несколько лет я безуспешно боролась с этой его страстью. Постепенно мы стали совершенно чужими людьми. Какая уж тут любовь и забота? Жили как соседи… Понимаешь, Оль?… Потом была одна история, довольно долгая, которая все поставила с ног на голову. Я полюбила другого человека. Просто крышу снесло! В моем-то возрасте! Ты не поверишь, но такого сильного чувства я не испытывала никогда и ни к кому! Я пребывала в эйфории, я ощущала, наконец-то себя абсолютно счастливой! Я не просто готова была уйти из дома – я мечтала об этом! Несмотря ни на что! Но мой «сосед», узнав о моей измене, вдруг стал бороться за меня – всеми, доступными ему способами – честными и бесчестными. Его изобретательность не знала границ! Он брал меня измором – караулил у подъезда, вскрывал почту, проверял телефон, отслеживал маршруты, угрожал, умолял вернуться и начать все с начала, клялся в верности и любви, шантажировал, выбрасывал мои вещи из квартиры, несколько раз менял замки, оскорблял, потом снова стоял на коленях, плакал, писал ежедневно записки то со словами ненависти, то со словами любви. Ты бы прочитала – с ума бы сошла от перепадов его настроения! Я чуть и не сошла. Еще мама добавила. Не знаю, кто бы выдержал такой двусторонний напор… Я и не выдержала. Оставила все, как было. Знаешь, пожалела мужика: он в довершение всего еще ногу сломал, ходить не мог, потом костыли… Я восприняла это как знак. Ну, и поверила – ведь после этого два года меня обхаживал, облизывал, каждый день стихи писал любовные. Хорошие стихи. Иногда до слез меня трогали. Думала – как же так я могла не заметить его истинного отношения к себе?
Вика снова встала, прошлась по кабинету.
– И как теперь? – робко спросила Тамара, с сочувствием глядя на Вику. Да какая там «Вика» – «Виктория»! да еще с отчеством – ведь далеко не молодые они уже, а Вика к тому же на несколько лет старше Тамары.
– А никак. Вообще никак. Не встречает у метро, ужин к моему возвращению не готовит, слов приятных не говорит, ни прически новой, ни платья нового не замечает, забывает то, что я рассказываю, гарнитуру из уха не вынимает круглосуточно. Даже не едим вместе. О стихах или сюрпризах и не говорю. Я бы, может, и не претендовала на все перечисленное (да, собственно, я и не претендую), если бы не с чем было сравнивать. Но я же знаю, помню, как было! Так зачем тогда столько усилий он прикладывал, чтобы меня «вернуть в семью»? Зачем?! Вот этого я не понимаю! – Вика говорила все громче, голос стал более звонким и высоким. Она то быстро ходила от одной стены к другой, хотя пространство кабинета было небольшим, то останавливалась и бессмысленно передвигала чашки на столе, то брала из коробки конфету и тут же укладывала ее обратно.
– Вик, не нервничай, здоровье дороже, – не зная, что сказать, начала было Тамара.
– Да какое уж тут здоровье! – одни нервы! Вот скажи – почему прямо не сказать мне о том, что – все, разлюбил, скучно, надоела, нашел другую, хотя не похоже…
– А тебе надо это? – ужины, встречи, стихи?
– Не знаю, – выдохнув и вновь садясь в кресло, ответила Вика. – Обидно. Опять себя жалко. Вроде не совсем еще старуха, еще чего-то хочется в этой жизни пережить.
– Зачем тогда …продолжать? – опять с трудом подбирая слова, спросила Тамара.
– Боюсь одиночества. Не в том смысле, что завою от тоски и скуки, а то, что с живым человеком рядом как-то спокойнее. Не молодая ведь – бывает, давление поднимается, а «скорую» вызвать – и дверь некому открыть. В принципе, когда он трезвый, с ним можно договориться, и даже поговорить на общие темы…
– Так он еще и пьет?! – перебила Тамара.
– Пиво. Иногда. Но и с него дурной делается… Привычка, наверное, еще меня держит – сколько лет вместе…
– Развода боишься? Да, это тяжелая процедура всегда и почти для всех.
– Нет, Оль, мы же в гражданском браке.
Тамара с удивлением взглянула на подругу:
– А почему не зарегистрировались? Не предлагал?
– И не раз. Я не хотела. Подсознательно боялась что ли, что не навечно с ним. Детей поздно было заводить. Какой смысл?
– Все же хотят замуж! Странная ты, – осторожно заметила Тамара.
– Я не «все». Я была уверена, что с мужем – с отцом моего сына – будет навсегда. Но – не сложилось. Хотя такая любовь была – первая, чистая! До сих пор вспоминаю. Признаюсь, хотела замуж еще раз, даже очень хотела, вернее, думала, что только замужество подходит для наших отношений, ну, еще венчание, конечно.
– Это ты о..?
– Да, моя последняя любовь. Видимо, не суждено было. И даже причина не важна.
– Викусь, ты шла сюда за советом, – немного помолчав, сказала Тамара, – не знала, что встретишь здесь меня. Если бы на моем месте сидела другая дама-консультант, ты то же самое рассказала бы ей? Что ты надеялась услышать?
– И не знаю даже, Оль. Думаю, каждая женщина, давая советы другой, ориентируется на свой опыт, на свое восприятие событий, отношений. Знаю, что некоторые психологи предлагают опробовать принцип, или метод – не знаю, как назвать – «компенсированного желания». Это когда ты очень чего-то хочешь, но нет возможности реализации этого желания, надо найти ему замену – типа, нет денег на шубу, купи помаду. Но с шубой-то проще, сама понимаешь. А что с нерастраченной любовью делать? Чем ее заменить? И ведь еще хочется быть любимой! Хочется быть нужной, востребованной, тепла хочется, нежности, – Вика едва сдерживала слезы.
– Понимаю, – тихо сказала Тамара, выходя из-за стола. Подошла к подруге, положила руки ей на плечи. – Не плачь, хорошо, что ты хотя бы выговорилась. Не обижайся, но я ничем не могу тебе помочь. Даже не знаю, как повела бы себя я в подобной ситуации. Сделать это можешь только ты сама. Са-ма! Только ты можешь понять и решить, что тебе нужно, с чем ты сможешь справиться, а с чем нет, с чем готова мириться, а против чего будешь воевать. И нужна ли тебе такая жизнь – в вечной войне. Терпению, кстати, тоже когда-то приходит конец. Так что, Help yourself!..
Тамара с Викой обнялись и заплакали.
Часть 8
Карина позвонила через два дня:
– Тамара, здравствуйте! Это Карина. Помните? – режиссер. Я к Вам…
– Да, конечно, здравствуйте, – не дав женщине договорить, ответила Тамара, сразу даже не поняв – рада она этому звонку, или надо срочно придумывать какую-то вескую причину, чтобы либо отодвинуть встречу на неопределенный срок, либо вовсе избежать ее.
– Я специально выждала два дня, чтобы дать Вам время определиться – хотите Вы встретиться со мной или уже передумали.
«Надо же, какая проницательность! – удивилась Тамара. Сразу видно – режиссер».
– Ну, почему же «передумала»? – неожиданно для себя самой ответила Тамара. – Давайте встретимся. Я смогу сегодня после семи. Рядом с нашей клиникой есть «Шоколадница». Не возражаете?
– Да хоть где! – засмеялась Карина. – Вы мне очень понравились. Я вообще людей люблю, они мне интересны – и с человеческой и с профессиональной точки зрения. Так что я никогда не упускаю возможности пообщаться, тем более, с человеком, близким мне по духу.
Казалось, Карина могла говорить очень долго, и Тамара, решив, что все разговоры все же стоит перенести на вечер, сказала:
– Вы мне тоже очень симпатичны, Карина. У меня, к сожалению, сейчас начнется прием, так что – до встречи!
…Рабочий день пролетел незаметно. Клиентки шли одна за одной, выплескивали на Тамару свои беды и обиды, а она, не изменяя своим принципам, с каждой старалась быть предельно внимательной, искренней и терпеливой…
Вечер выдался на удивление теплым – Тамара даже пожалела о том, что назначила встречу так близко от клиники: она с удовольствием прогулялась бы сейчас по вечерней Москве, не спеша прошлась бы по тихим переулкам, вдыхая неповторимые ароматы наступающей осени и наслаждаясь буйными красками уходящего лета.
Войдя в «Шоколадницу», Тамара не сразу увидела Карину – она сидела в углу за двухместным столиком и что-то искала в сумочке. «Господи, неужели диктофон готовит? – мелькнула мысль. – От нее всего можно ожидать – материалы, небось, собирает для каких-нибудь своих проектов». Она быстро, насколько это было возможно в довольно тесном помещении кафе, подошла к Карине.
– Добрый вечер! Я немного опоздала, простите.
– Ой, Тамара, здравствуйте еще раз! – обрадовалась Карина. – Я сама только что пришла. Вот, телефон отключаю, чтобы не мешал разговору. А то, знаете, сколько у меня звонков по вечерам? Все что-то от меня хотят, всем я что-то должна! Но я всегда отвечаю, в любое время суток, отключаюсь только, когда важная встреча, как сейчас. – Карина закрыла сумочку. – Что Вы будете заказывать? Я – эспрессо и тирамиссу. Грешна, люблю сладкое, – улыбнулась, явно предвкушая удовольствие.
– А я буду капуччино с корицей и блинчики с малиной и мятой, – тоже улыбнувшись, ответила Тамара.
Очень любезный и расторопный официант принес заказ.
– Может, перейдем на «ты»? – извиняющимся тоном спросила Карина. – Мне как-то проще так разговаривать. Да и ближе сразу люди становятся.
– Не возражаю, – согласилась Тамара.
– Ну, и отлично! Тогда мы сегодня поменяемся ролями. Я слушаю тебя, – Карина уселась поудобнее.
Еще не решив, с чего начать рассказ, Тамара сделала глоток кофе:
– Горячий! – поставила чашку. – Но мне придется начать издалека, чтобы было понятно – что, как и почему. Так что, наберись терпения.
Тамара огляделась по сторонам. Она хорошо знала это место – не раз бывала здесь с подругами. Официанты узнавали ее, приветливо улыбались при встрече, а некоторые даже помнили, что она обычно заказывает и, подходя к столику, почти утвердительно говорили: «Вам, как всегда, капуччино с корицей и блинчики с малиной». На стенах кафе висели репродукции картин современного итальянского художника, фамилию которого она никак не могла запомнить. Но каждый раз, приходя сюда и прочитав в правом нижнем углу картины «Августо Фамелли», была уверена, что уж теперь-то она точно ее не забудет. Вот и сейчас, взглянув на его работы, подумала, что в следующий раз ей уже не придется мучительно вспоминать фамилию автора.
Все картины были выдержаны в одной цветовой гамме – желто-коричневой, с небольшими вкраплениями белого, голубого и золотого. Изображались на них молодые, красивые мужчины и женщины – на берегу моря, за столиками открытой веранды, у фонтана. Были и пейзажи – одинокая пальма на морском берегу, горы, утопающие в зарослях невысоких деревьев, море, играющее всполохами лунного света. Но одна картина особенно нравилась Тамаре – она висела как раз над столиком, за которым сидели они с Кариной. На картине был изображен мужчина, видимо, тоже итальянец – высокий, статный, темноволосый, в белой рубашке с коротким рукавом и песочного цвета свободных брюках. Художник нарисовал его фигуру со спины – он широко шагал по пустынному пляжу в сторону сверкающего разноцветными огнями города. Слева от него – уже слегка потемневшее вечернее море: лишь кое-где на гребешках еле заметных волн вспыхивают блики. Справа – песчаная бесконечность, на которой едва обозначены пляжные зонтики. На переднем плане – на шезлонге сидит девушка. Она смотрит на море. На ней белоснежное платье. Но не просто белое, а с мельчайшими, едва заметными золотыми крапинками, мерцающими, словно отблески последних лучей заходящего солнца. Видимо, Августо Фамелли хотел сакцентировать внимание на хрупкой женской фигуре – именно девушку автор сделал центральным персонажем этой картины. Каждый раз, бывая в этом кафе, Тамара подолгу смотрела на нее и придумывала разные истории. Сегодня она вдруг увидела там себя…
– Я любила этого человека, – после небольшой паузы медленно заговорила Тамара, не сводя глаз с картины. – Или думала, что любила, а на самом деле это была просто страсть. Гормональный всплеск… Первые четыре месяца это вообще было какое-то сумасшествие! Мы встречались каждый день, а то и по два раза в день – он заезжал за мной утром, после того, как мой сын уходил в школу, и привозил обратно к моменту его возвращения, к обеду. И вечерами, если у меня была возможность отвезти ребенка к бабушке – мы тоже встречались, пусть на два-три часа. Мы катались на машине по городу, заезжали в его маленькую квартирку, перекусывали в кафе… Знаешь, что-то в нем было такое – неуловимо-притягательное. О таких говорят – «знойный мужчина». Все женщины, всех возрастов просто шеи сворачивали, когда мы входили в какой-нибудь ресторан. Может быть, и я купилась на эту «неуловимость». – Тамара замолчала, сделала еще глоток кофе. – А меня буквально распирало от гордости: вот, смотрите! этот мужчина идет со мной! А вы все продолжайте сидеть и завидовать!
В этом любовном угаре я просуществовала около полугода. Потом встречи стали реже – он ссылался на занятость. Однажды, приехав ко мне, рассказал, что познакомился с «потрясающей итальянкой», что они провели вместе несколько дней – он возил ее по Москве, а она за это время успела в него влюбиться. «А ты?» – спросила я. «А что – я?» – как всегда невозмутимо отреагировал он. – Она классная! Фигура, волосы, кожа, сиськи! Она богата и хочет замуж». – «А ты?» – повторила я, не находя подходящих слов. – «Пока съезжу ненадолго в Италию, посмотрю, как и что, попробую бизнес начать». Это был удар под дых! Собрав все свои последние силы, оставшиеся после его рассказа, я улыбнулась и попыталась увернуться от его, таких всегда желанных, объятий.
– Ты что – ревнуешь? – спросил он удивленно и с легкой ухмылкой. – Ты же меня знаешь – я не создан для долгих, тем более серьезных, отношений. Нам хорошо вместе? Хорошо, – ответил сам. – Ну, и кто мешает, чтобы и сейчас было хорошо?
Я была в замешательстве. Но, зная, по его же рассказам, о его любвеобильности, подумала: «Действительно, ну, увлекся в очередной раз – что такого? Она уедет скоро, я останусь. Может быть, забудет ее – как говорится, с глаз долой – из сердца вон». Но мало того, что он не забыл, он все-таки уехал в эту проклятую Италию и женился на ней! С бизнесом, правда, не сложилось. Но дама была на самом деле богата, ни в чем ему не отказывала – они путешествовали на машине по Европе, он вволю наигрался в казино… Словом, наши отношения должны были на этом и закончиться.
– «Должны были», но не закончились? – спросила Карина, которая все это время сидела, не шелохнувшись и, видимо, забыв о своем эспрессо и любимом десерте.
– В том-то все и дело, что – нет! Я еще не рассказала тебе, что он привозил свою итальянку перед отъездом в мой дом – «познакомить»! Представляешь, что я пережила за те часы, что мы сидели вместе за столом, пили принесенное ими итальянское вино и поглощали в огромном количестве итальянские сладости?! Она явно была в него влюблена – то и дело нежно касалась его руки, обнимала, клала голову ему на плечо, заглядывала в глаза. Он был сдержан, по привычке отшучивался и разыгрывал недоумение по поводу ее поведения.
– Ужас какой! – возмутилась Карина. – А ты-то? Почему позволила привезти ее в твой дом?
– Мне было интересно, на кого он меня променял. Это глупо, конечно, звучит. Возможно, тогда – для себя – я не так это формулировала. Может быть, хотелось убедиться, что эти его новые отношения закончатся ничем. Мне хотелось определенности – или он со мной, или… уже нет.
Тамара вновь взглянула на картину. Она не знала ее названия, но мысленно называла ее «Он ушел».
– Извини, конечно, Том, а… как она тебе, вообще-то? Симпатичная хотя бы? Молодая? – робко спросила Карина.
– Как? Яркая. Темпераментная. Она не чистокровная итальянка – папа у нее француз. Видимо от него ей достался золотистый цвет волос. А волосы – шикарные! Длинные, густые, жесткие – как грива! Сложена пропорционально. Ну, что еше? А! «Сиськи», конечно! – Тамара улыбнулась, но в глазах была печаль. – Знаешь, Карина, тогда, во время этой встречи втроем, я думала, что это конец. Хотя виду не подавала – максимально постаралась проявить гостеприимство, весело болтала с ней по-английски. Думаю, она не догадалась о наших отношениях, потому что, когда он вышел на балкон курить, она призналась мне, что влюбилась в него с первого взгляда, и теперь не может представить, что он исчезнет из ее жизни. И даже заплакала. И, веришь, мне было ее искренне жаль, потому что я, как наверное, никто другой, ее понимала. Хотя сама я никогда бы не согласилась связать свою жизнь с этим неисправимым, отчаянным ловеласом…
Посетителей в «Шоколаднице» с каждой минутой становилось все больше. Шум голосов, смех, звон посуды, музыка, негромко звучащая из развешенных по углам динамиков немного отвлекли Тамару от рассказа.
– Карина, твой кофе, наверное, остыл.
– Да уж какой кофе! Я заинтригована так, что про все забыла! Это же еще не конец истории? – спросила с надеждой в голосе.