Тёмное прошлое и светлое будущее
Костёр почти догорел, оставив после себя лишь горстку рыжих углей. Сарпин спал рядом, свернувшись калачиком. Время от времени он глухо рыкал во сне, ворочался, клацал зубами, сопел и присвистывал.
За рекой светлело. Тёмные кроны деревьев стали хорошо различимы на фоне розоватой полоски восхода. Речная гладь, ещё свободная от ледяных оков, покрылась серебристыми бликами.
Выбравшись к реке, беглецы решили сделать привал. Селена предлагала идти дальше, несмотря на усталость, но её спаситель заверил, что бояться нечего.
– Мидавы не собаки! – хохотнул он. – След не возьмут. Так что прикорни чуток, хуже не станет.
Селена не могла ничего возразить. Усталость заглушила все прочие чувства, и, когда сарпин свернулся у разведённого белоголовым костра, она прилегла рядом.
Лицо горело, а спине было холодно. К тому же сказалось напряжение последних часов, и сон отступил, оставив лишь отупение и вялость.
Решив, что всё равно не уснёт, Селена поднялась, взяла прутик и принялась ковырять угли. Ей нужно успокоиться. Нужно принять то, что случилось. Нужно решить, что делать дальше, потому что никаких соображений на этот счёт прежде не было.
"Всё будет хорошо, – мысленно уговаривала себя Селена. – Всё будет хорошо". Поверить никак не получалось, и она повторяла своё заклинание снова и снова. Всё будет хорошо! Всё будет хорошо! Всё будет…
– Куда подашься? – спросил белоголовый.
Теперь Селена знала его имя. Вернее, не имя – кличку. Ляхой – так его звали.
– Прошлое у меня тёмное, – сказал Ляхой, отрекомендовавшись. – Много всякого было и ещё много чего будет. Веришь?
Селена тогда только плечами пожала. Никто не знает, что будет потом. Будущее висит где-то впереди, точно в белом тумане. Издали кажется, будто оно светлое, а подойдёшь и окажется, что никакой это не туман, а дым. Рассеется дым, и нет ничего.
– Куда подашься? – переспросил Ляхой, не дождавшись ответа. – Есть тут у тебя кто?
Селена вздохнула. Никого у неё тут нет. Все остались в Миравии. Разве что дядя Зак, но он в башне, на острове…
Ляхой понял её по-своему:
– И у меня никого. Я ведь на улице рос. Сирота.
Он помолчал, думая о чём-то своём. После добавил:
– Вру я. Охота иногда по привычке сиротой назваться – и людям жальче и самому приятнее. Родители-то у меня были, только вот…
Он снова надолго замолчал. Сплюнул на землю, почесал переносицу. Сказал:
– Повезло мне. Прибился к банде. До того чем только не промышлял, а тут… Можно сказать, жизнь увидал.
– Какая же это жизнь?! – рассердилась на Ляхоя Селена. – Вы же… вы преступник!
– Преступник, – легко согласился тот. – Что б ты понимала, девочка?! Хорошо разглагольствовать, когда сыт и обут, а, когда в кишках бобы гремят, тут уж не до разговоров. Прибился я к банде, а там, стало быть, верховодила девчонка, чуть постарше тебя…
Он едва заметно улыбнулся, взгляд сделался тягучим, как молоко с мёдом. Селена прислушалась. Рассказ становился интересным.
– Огонь девка! – прищёлкнул языком Ляхой. – Никого не боялась! Могла в одиночку мимо целого отряда гвардейцев проскакать! Ни шпага её не брала, ни кинжал. Даже пуля бы не остановила!
В его наполненном преувеличениями повествовании было кое-что интересное. Девушка-атаманша – вот что.
– Как её звали? – спросила Селена.
– Зачем тебе? – настрожился Ляхой.
– Так просто.
– Звалась она Занозой. Знаешь почему?
– Почему?
– Потому как торчала занозой в заднице у богатеев. Все её боялись. Как-то раз ограбили они самого короля… Эх, жалко, меня там не было!
– Так уж и самого?! – подначила Селена.
История с ограблением была ей хорошо известна, но узнать ещё одну версию всё же хотелось.
– Не веришь?! – заглотил приманку Ляхой. – Слушай, как дело было. Остановили они, стало быть, карету. Сперва думали, чиновник какой-то едет, не ждали такого подарочка. Вытряхнули мужика из кареты… С ним ещё девчонка была, махонькая такая…
Он захихикал, довольно потирая руки:
– Смотрят, значит, а мужик этот – сам король и есть. Заноза им велела драгоценности на землю кидать, а сама девчонку увезла.
– Зачем?
– Что "зачем"?
– Зачем увезла девчонку?
– Так известно, зачем. Выкуп хотела взять.
– Взяла?
Ляхой нахмурился, пожевал губами и вдруг сердито выдохнул:
– Почём я знаю?! Может, взяла, а может, и нет. Пропала Заноза вместе с девчонкой, и никто её больше не видал.
– Совсем никто?
– Говорят тебе "никто", стало быть, так и есть.
– Значит, вы даже не знаете, где она сейчас?
Ляхой потёр подбородок:
– И знать не хочу!
– Сердитесь на неё?
– Вот ещё!
– Значит, сердитесь!
– Не сержусь! – отчего-то он вдруг перешёл на шёпот. – Хотел бы знать, что она жива-здорова, а больше мне ничего и не надо. Банда-то распалась. Без неё, без Занозы, всё пошло наперекосяк. Кого поймали – повесили, остальные разбежались, кто куда. Я вот устроился лучше всех. Служил на королевской конюшне, гвардейцем хотел стать, да, видно, не судьба!
– Жалеете?
– Ещё чего!
– Значит, жалеете…
– Жалею! Не надо было торопиться! Пырнул бы он тебя ножичком!..
Селена улыбнулась:
– Вы ведь меня не просто так спасли…
Глаза у Ляхоя сделались по-лягушачьи круглыми:
– Что это ты мелешь?!
– Вы в судьбу верите, так?
– Может и так…
– Тогда считайте, что это судьба.
Ляхой огляделся, будто ища, кого бы призвать в свидетели:
– Коли так, поганая у меня судьба! Чуть было не стал гвардейцем, а теперь прячусь, как дикий зверь…
– Вы сказали, что хотите узнать про Занозу…
– Полоснув по воздуху взглядом, Ляхой вдруг резко выкинул руку и схватил её за запястье:
– Шутки шутить вздумала?!
– Пустите! – потребовала Селена.
Выдернула руку, потёрла саднившую кожу:
– Ну и замашки у вас! Я правду говорю! Ваша Заноза в Миравии, служит у короля Витаса. Между прочим, в личной королевской гвардии…
Ляхой молчал. Его лицо застыло, как маска, так что было не понять, о чём он думает.
– Ей там хорошо, – зачем-то добавила Селена, хотя, в сущности, не имела понятия о том, хорошо Занозе в королевской гвардии или плохо.
– Врёшь! – отозвался, наконец, Ляхой. – Не бывать такому!
– Ничего не вру! – обиделась Селена. – Хотите я её опишу?
– Ну? Чёрнявенькая, волосы курчавые, на левую ногу прихрамывает? Так?
– Вовсе нет! Светленькая, высокая, брови такие…
– Какие?
– Густые.
И без того бледное лицо молодого человека сделалось почти бескровным:
– Точно! Ты, выходит, взаправду её видала!
Он выкрикнул это слишком громко, и сарпин забормотал, заворочался во сне.
– А вы всё "врёшь, врёшь"! – мстительно проворчала Селена. – Очень мне нужно врать!
– А коли не нужно, так отвечай: помнит она про меня?.. Про нас, то есть.
– Этого я не знаю. Почему бы вам у неё самой не спросить?!
Ляхой с силой хлопнул себя по коленке:
– Вот же я, дурак, не додумался! Сейчас пойду да спрошу, чего уж там?!
– Напрасно вы ёрничаете! Витасу… то есть королю Миравии нужны гвардейцы. Если хотите, пойдёмте со мной, я вас представлю.
– Ну? – усомнился Ляхой. – Прямо самому королю?!
– Не королю, а командующему королевской гвардией. Надеюсь, вас это устроит?
– Ну и знакомства у тебя! Ты поди пташка высокого полёта!
Было непонятно, ехидничает он или искренне восхищается, и Селена на всякий случай ответила:
– Пустяки. Не обращайте внимания.
– Гвардейцы, говоришь? – теперь Ляхой растягивал слова, как сливочную конфету.
– Гвардейцы.
– Представишь, стало быть?
– Представлю.
– Идёт! Только смотри мне! Коли обманешь!..
– Да ну вас! Только и знаете, что обижать!
– Ладно, ладно, – примирительно поднял руки Ляхой. – Как знать, может я и впрямь под счастливой звездой на свет появился. Стану гвардейцем, а там… Тут главное что?
– Что?
– Главное – отличиться. Как говорят, обратить на себя внимание. Тогда всё пойдёт, как по маслу. А там уж и до командующего королевской гвардией недалеко. Может статься, мне и титул пожалуют. Скажем, барона. А что? Думаешь, не бывать такому?
Селена уткнулась носом в колени, пряча улыбку.
– Смейся, смейся, – надулся Ляхой. – Это мы ещё поглядим!
– Зачем им Зебу?
– Мидав? Тут всё просто. Батька его на острове сидит, верно я говорю?
Селена пожала плечами:
– Вам виднее.
– Это всем известно. Захватили они башню и не сдаются. А приступом тоже не взять, как ни старайся.
– Значит, Шамшан подождёт. Закончится у них еда – сами выйдут.
Только теперь Селена вспомнила, что двести лет ничего не ела. Желудок сжался и заныл, требуя положеное.
– Боится Шамшан, – вздохнул её новоиспечённый союзник. – Боится, что сбегут они на своих кораблях, что прорвут окружение.
– Разве это возможно?
– Медведь его разберёт, что возможно, а что нет! Не хочет Шамшан рисковать, вот и выкрал сына Зегды.
– Зачем?
– До чего же ты непонятливая! Притащит его туда и скажет: "Так, мол, и так. Либо ты, чучело криволапое, сдаёшь крепость, либо мы твоему сынку горло перережем".
– А если дядя…если Зегда не сдаст крепость?
Ляхой на мгновение задумался:
– Если не сдаст, перережут глотку, как обещали. Это тебе не разбойники! Только меня оно уже не колышет. Я иду с тобой!
– Со мной и сарпином.
– Этого тоже возьмём?! На кой он тебе сдался?!
– Сарпин – мой друг!
– Странная ты. Ну, да как хочешь! Будем выбираться к Аштару. Там до Миравии рукой подать.
– Ни за что! – Сейчас мы не можем уйти! Зебу всё ещё в опасности, ему надо помочь! Здесь, неподалёку живёт одна моя знакомая…она…её сын…он что-нибудь придумает!
– Сдаст нас мидавам этот сын! – пробурчал Ляхой. – А я уж было надеялся…
– Зачем вы так говорите?! – обиделась за Амоса Селена. – Вы же его совсем не знаете!
– Ладно. Веди уж. Только смотри мне…
Селена его уже не слушала. Она сгребла немного холодного песка, засыпала угли и легонько потормошила сарпина:
– Вставай! Вставай, пушистик! Нам пора!
Послание в бутылке
Есть люди, способные сидеть без дела целую вечность. С равнодушием древнего мудреца смотреть на крушение собственных надежд и неизменно верить, что всё образуется само собой, без их участия.
Гараш был не из таких. Невозможность действовать здесь и сейчас приводила его в состояние особого душевного напряжения. В такие мгновения ему казалось, что будущее зависит только от него одного. Стоит упустить самую незначительную мелочь, и всё. Исправить ничего не удастся.
Вот почему, сидя на берегу против острова Ройа, Гараш испытывал сложную комбинацию чувств, главным из которых была досада.
Они с Ришей прибыли в Тарию несколько дней назад, но всё ещё не выполнили королевское поручение.
Первое время Гараш отирался в порту, надеясь собрать хоть какую-то информацию. От местных рыбаков ему удалось узнать лишь то, что и так было известно: мидавы действительно захватили крепость.
Мнения о количестве восставших сильно разнились. Кто-то называл цифру "десять тысяч", а кто-то упоминал и о пятнадцати. Сведения эти трудно было назвать достоверными, хотя бы потому, что вся тарийская армия к моменту восшествия на престол Тира двенадцатого насчитывала едва ли больше четырёх тысяч бойцов.
Тем не менее, первую часть задания Гараш считал выполненной. Из путанных рассказов неизменно следовало, что восставших действительно много, а, значит, стоит попытаться их вызволить.
Только вот согласится ли на это маршал Нордиг? Вторжение в Тарию слишком рискованно. Один только чёрный отряд способен разнести в клочья крошечную миравийскую армию. Захочет ли маршал идти на риск (пусть и ради ценного приза) или предпочтёт безопасное бездействие? Предсказать это Гараш не мог.
Был, впрочем, и ещё один шанс – атака с моря. Сильная в сухопутных сражениях Тария оказывалась на воде абсолютно беспомощной, как брошенная в колодец кошка. Её слабый флот терпел поражение за поражением, и это стало основной причиной того, что тарийско-миравийская война не закончилась в одночасье, а переросла в затяжной и вялый конфликт.
Если маршал согласится атаковать с моря, то шансы отбить мидавов возрастают. С таким предложением Гараш и намеревался вернуться в Миравию, но прежде нужно было подобраться к башне. Только вот как?
В ожидании удобного случая Гараш и Риша провели на берегу несколько дней. Они видели, как в сторону Ройи выходят корабли, и, хотя крепость была скрыта от их взглядов цепочкой ближних островов, доносившиеся оттуда пушечные выстрелы были хорошо слышны. Восставшие встречали гостей с истинно тарийским размахом. Только вот надолго ли хватит "угощения"? При мысли об этом Гарашу становилось тревожно.
Чтобы не вызывать подозрений, они с Ришей играли в камешки или гадали по облакам. Гадание это придумала Риша. Суть его сводилась к тому, чтобы разглядывать проплывающие облака и пытаться угадать, какое значение скрывается в их форме. Поначалу с погодой не везло. Тучи застилали небо, плевали мелким снежком и двигались единым фронтом, так что гадать было невозможно.
Через пару дней небо, наконец, прояснилось. Теперь облака были хорошо различимы. Рише удалось разглядеть среди них ключ и зеркало. Гараш увидел корону, медведя и что-то похожее на шахматную фигуру.
– Корона – это Шамшан, – убеждённо сказал он. – А медведь разорвёт его в клочья.
Риша рассмеялась, и Гараш решил, что интерпретировать его знаки можно было и по-другому. Корона – это Витас. А медведь раздерёт самого Гараша, если он не найдёт способ установить связь с Зегдой.
Ясная погода принесла с собой похолодание. Теперь проводить на берегу сутки напролёт стало не только тоскливо, но и попросту холодно. Гараш всё чаще под разными предлогами отпускал Ришу в гостиницу, погреться, а сам оставался разглядывать рыбацкие лодки, сновавшие вдоль берега.
Война войной, но отказываться от промысла рыбаки, похоже, не собирались, ведь лишившись улова, все они остались бы и без обеда, и без денег.
Сначала Гараш хотел попытаться уговорить кого-нибудь из них подойти к острову, но, услышав первые пушечные залпы, передумал. Привыкшие стрелять по кораблям, повстанцы расстреляют и рыбацкую лодку.
О том, чтобы добраться до острова вплавь не могло быть и речи: расстояние немалое, а, с учётом ледяной воды, непреодолимое. К тому же, Ройя окружена острыми скалами, так что пловец почти наверняка погибнет, если не от холода, то от удара о камни.
Оставалось ждать, и ожидание становилось всё мучительнее.
– То большое облако похоже на толстого кота, – Гараш улыбнулся, вспомнив о былых приключениях. – Помнишь Кота? Риша! Я спрашиваю: ты помнишь Кота?
Он обернулся. Выяснилось, что Риши поблизости нет: подойдя к самой кромке воды она разглядывает что-то на поверхности.
– Риша! – окликнул Гараш. – Мы играем? Почему ты ушла?
Риша покачала головой и указала на какое- то пятно, поблёскивавшее на воде.
– Что это? – не понял Гараш. – Что ты высматриваешь?
Вместо ответа Риша скинула башмаки, закатала шаровары и вошла в воду.
"Сумасшедшая!" – хотел было крикнуть Гараш, но вдруг замер: Риша возвращалась не с пустыми руками.
– Бутылка? Откуда она здесь?
Взяв находку в руки, он удивился ещё сильнее: бутылка была запечатана, но вместо привычной пробки горлышко закрывала сургучная печать. Приглядевшись, можно было даже разобрать буквы:
«Гл…ая тю..ма.О....в ..йа».
– Главная тюрьма, остров Ройя, – прошептал я Гараш, ковырнув печать. – Это бутылка с острова, но кто?..
Договорить он не успел. Риша гянула сквозь стекло и вдруг швырнула бутылку на камни. На земле осталась лишь россыпь осколков да свёрнутый трубочкой листок.
Гараш хотел поднять его, но не успел – Риша его опередила. Развернув послание, она жадно впилась в него взглядом. Оставалось дожидаться своей очереди, но Гараш не мог ждать – напряжение последних дней сделало его нетерпеливым. Пришлось читать из-за Ришиного плеча.
Первым в глаза бросился почерк. Аккуратный, почти каллиграфический, с обилием завитков и подчёркиваний.
Выяснилось, что письмо отправил один из повстанцев. Вместо подписи внизу листка значилось "А.В.".
Молодой человек, якобы служащий в чине миртеллиона, подробно описывал бойню в Туфе, обвиняя во всём Ривая и его отряд, и Гараш хотел ему верить.
Оторвавшись от письма, напоминавшего главу из романа, он внимательно посмотрел на Ришу. Та читала, напряжённо морщась, – извечная привычка людей, обученных грамоте, но редко пользующихся этим навыком.
– Риша!
Она вздрогнула, точно не ожидала услышать человеческий голос.
– Зачем? Я не понимаю, зачем он это написал?! – Гараш подозревал, что говорит излишне громко и резко, но был слишком взволнован, чтобы придавать этому значение. – Это ловушка! Нас просто водят за нос! Он пишет так, будто был там на самом деле, но что если…
Риша покачала головой, приложила руку к груди, после коснулась лба… Гараш давно научился понимать её язык, и теперь безошибочно угадал значение этих незамысловатых жестов:
– Я тоже хочу верить! Паргалион Зегда – опытный командир. Сын у него, конечно, так себе, но он тут ни при чём, верно?
Риша загадочно улыбнулась, и Гараш неожиданно обиделся:
– Тебе он нравится? Селене – тоже. Всё потому что он забавный, да? Конечно, забавный! Мелет всякую чепуху!
Риша осуждающе покачала головой.
– Думаешь, я дурак?! – взвился Гараш. – Ладно! Пусть я буду трижды дураком, но сегодня мы подберёмся к этому проклятому острову! Ройя хорошо просматривается оттуда.
Он указал в сторону ближайших островов. На первый взгляд до них было недалеко, но без лодки не преодолеть и это расстояние.
Риша дёрнула подбородком, и, проследив за её взглядом, Гараш заметил, что она смотрит на рыбацкие хижины, теснящиеся поодаль.
– Рыбаки? – удивился он. – Не думаю, что они согласятся нам помочь…
Риша потёрла друг о друга большой и указательный пальцы.
– Деньги?
Отчего-то эта простая мысль прежде не приходила ему в голову. Король дал им на расходы немалую сумму, почему бы не купить то, что не хотят отдавать бесплатно?
– Ты права! Мы пойдём в деревню и найдём того, кто согласится доставить нас на остров.
В ближайшей хижине им дали от ворот поворот. То же произошло во второй и в третьей. Рыбаки смотрели косо, и Гараш начал было опасаться, что они позовут гвардейцев.
К счастью, его опасения оказались беспочвенны. Похоже, местные жители и впрямь опасаются властей, предпочитая решать свои проблемы собственными силами. Их можно понять: появление гвардейцев на окраинах (где их обычно не бывает) сулит неприятности. Или свидетельствует о неприятностях, что ещё хуже.
Гараш и Риша, судя по всему, не внушали рыбакам беспокойства. Разве что лёгкую тревогу.
– Вы часом не шпионы будете? – спросила их напрямик смуглолицая тётка в застиранном розовом платке.
За её подол цеплялись двое ребятишек, один меньше другого. Ещё трое ковыряли мёрзлую землю у крыльца.
– Нам нужно попасть на тот остров, – выдал Гараш заготовленную фразу.
И, указав на Ришу, добавил:
– У неё там дядька живёт.
– Это кто ж такой? – заинтересовалась женщина. – Может, я знаю?
Риша осторожно покачала головой.
– Она немая, – тотчас пояснил Гараш. – Вот я и поехал за компанию.
– Бедняжка! – огорчилась тётка. – Тут у нас один тоже немой был, да ещё и глухой. Утоп. Пошёл раз по весне… Да вам, видать, не интересно. А вот мы всё про всех знаем…
Пришла пора направить речь поселянки в нужную сторону, и Гараш осторожно поинтересовался:
– Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы перевезти нас на остров?
– Может, знаю, а может, и нет.
– Как это понимать?
– А так и понимайте. Знать-то я знаю, да вот перевезут ли вас, это ещё вопрос.
– Мы заплатим.
Тётка оторвала малыша от юбки, и тот отчаянно зарыдал, цепляясь ручонками за воздух:
– Заплатите, коли богатые! Только тут деньгами не отделаешься!
Гараш не любил загадок, и слова женщины вывели его из себя:
– Говорите напрямик! Если не деньги, то что?
Его собеседница пожала плечами:
– Я почём знаю?! Пойдите туда – сами увидите. Видишь дом на отшибе?
Гараш кивнул.
Указанный женщиной дом стоял едва ли не на самом берегу, там, где кончалась галечная насыпь, и начинались тростниковые заросли. Одна из его стен была почти разрушена, вдавленная крыша из дранки норовила вот-вот провалиться внутрь. Наглухо заколоченные окна мешали поверить в то, что дом обитаем, но женщина развеяла все сомнения:
Там он. Внутри. Только стучите громче, а то не услышит.
Гараш невольно потянулся к шпаге, и не без сожаления обнаружил, что никакой шпаги у него при себе нет:
– Кто там живёт?
Рыбачка отряхнула юбку и подхватила орущего ребёнка на руки:
– Увидишь, коли не трус.
Гараш не был трусом. Бесрассудным он тоже не был, но потребность в лодке заставляла принять неожиданное решение.
– Пойдём, – кивнул он Рише. – Если повезёт, доберёмся до твоего дядюшки.
На стук никто не отозвался. Гараш постучал ещё, прислушался и снова забарабанил в дверь. Ответом ему была глухая, могильная тишина.
– Что за дурацкие шутки! – разозлился Гараш. – Тут никого!..
Закончить фразу он не успел, потому что внезапно из-за двери донёсся скрипучий голос:
– Входи, входи! Не стой, как гвоздь!
Гараш и Риша переглянулись, точно спрашивая друг у друга, стоит ли принимать такое странное приглашение. Наконец, любопытство взяло верх.
За дверью обнаружились тесные сени, ведущие в не менее тесную комнату. Бревенчатые стены угрожающе кренились к центру, низкий потолок нависал над головами. Источником света оказалось единственное незаколоченное окно, через которое внутрь проникали не только редкие солнечные лучи, но и потоки стылого воздуха. Большая печь, занимавшая едва ли не полкомнаты, стояла без дела, и оттого в доме было по-уличному холодно.
Возле печки, на лавке лежал старик. На вид ему легко можно было дать лет двести, но Гараш знал, что крестьяне рано стареют, и не спешил с выводами.
Завидев гостей, хозяин медленно сел и, свесив ноги, принялся засовывать их в стоптанные опорки, стоявшие тут же, на полу.
– Доброй луны! – поклонился Гараш.
Старик глянул на него исподлобья, пожевал беззубым ртом и попытался нащупать точку опоры, чтобы подняться. Руки явно не слушались, а потому через некоторое время он прекратил бесплодные попытки и замер, точно в оцепенении, разглядывая посетителей:
– Давненько вас не видать! Совсем забыли старика!
Гараш покосился на Ришу. Та ошалело хлопала глазами. Теперь оставалось рассчитывать только на самого себя:
– Мы не забыли.
По сути это было правдой. Невозможно забыть того, кого никогда не видел.
Ответив так, Гараш надеялся, что услышав его голос, подслеповатый старик осознает свою ошибку, но тот неожиданно заявил:
– Забыли, забыли! Будто я не знаю! Что вам за радость со стариком-то воландаться?! А, коли явились, так, стало быть, надо чего! Говорите, чего надо или выметайтесь прочь!
Он потряс в воздухе сухим кулаком, но в этом жесте не чувствовалось угрозы. Скорее, отчаяние.
– Нам нужна лодка, – выдавил Гараш.
Он вовсе не был уверен, что обратился по адресу, но не видел пути к отступлению.
– Лодка! – крякнул старик. – Лодка им нужна, видали?! Ты бы, негодник о матери подумал!
Думать о матери было не время. Тем более что странный незнакомец, несомненно, имел в виду чью-то чужую мать.
– Вы нас с кем-то путаете, – не выдержал Гараш. – Мы здесь впервые…
Договорить он не успел. Старик вдруг забулькал горлом и принялся тереть глаза, приговаривая:
– Впервые! Видали, люди добрые?! Это в родительской-то хате! Да как же твой поганый язык повернулся такое сказать?! Как же глаза твои позорные не повылазили?! Глядит на родного батьку и в глаза брешет! А эта тоже хороша! Думаешь, я не знаю?..
Он вдруг затрясся, закашлялся и, скрючившись, точно от боли, сплюнул на пол:
– Изверги! Довели мать до могилы, теперь за меня принялись?! А вот и дудки вам! Не дождётесь, медвежьи потроха, такого подарочка!
Теперь Гараш окончательно убедился в том, что имеет дело с сумасшедшим.
– Мы лучше пойдём, – неуверенно проговорил он, взглянув на Ришу.
В любой другой ситуации стоило попытаться что-то изменить, но лишившийся рассудка человек не в ладу с самим собой. Такого ни в чём не переубедишь.
Старик вдруг встрепенулся, но, предприняв очередную безуспешную попытку подняться на ноги, снова обмяк и сгорбился:
– Я-те пойду! Пойдёт он, слыхали?! В тот раз был – печку не истопил. Коли и сейчас не вытопишь, окочурюсь от холода! А мне ужо дров-то не натаскать! Старый стал.
Гараш огляделся. Теперь обстановка предстала перед ним во всём трагическом убожестве. Одинокий старик погибает от холода! Его жена умерла, а дети… Кто знает, живы ли они?
– Риша! – Гараш снова невольно повысил голос, и незнакомец уставился на него в растерянности. – Принеси хвороста, всё, что сможешь найти, а я…
Не договорив, он поспешно вышел и направился к дому женщины, с которой недавно беседовал.
При его появлении хозяйка тотчас выскочила на крыльцо. Выходит, увидела издалека.
– Ну? – хитро прищурилась она. – Даст вам старик лодку или как?
"Никак",– хотел ответить Гараш, но сказал совсем другое:
– У вас хлеб есть?
– Откуда же хлеб-то?! – испугалась рыбачка. – Сами рыбьими плавниками перебиваемся, а у меня пятеро…
– Несите! – перебил Гараш, развязывая кошель.
Вид серебряных монет подействовал на женщину завораживающе:
– Ухи могу дать. Берите хоть горшок, я ещё наварю.
– Давайте ухи, – одобрил Гараш. – И ещё кое-что…
– Что угодно, ваша милость!
– Доски мне нужны. Немного. Штук пять-шесть.
– Где ж их взять-то?! Коли были бы, так я…
Гараш вытряхнул на ладонь ещё две монеты.
– Есть доски! – выдохнула женщина. – Вон, видите, сарайчик стоит? Отдирайте, сколько хотите, мне для добрых людей ничего не жалко!
Гараш замялся, и его смятение не укрылось от взора предприимчивой рыбачки:
– Может, ещё что хотели, ваша милость? Вы только скажите – враз исполню.
– Что стало с его семьёй?
– Вы про деда Парфима? Тут, ваша милость, поганая история вышла. Взяли они на воспитание девчонку. Чтоб мне не сбрехать…не то двоюродной, не то троюродной племянницей она его жене приходилась. Померли родители-то, осталась девка одна. А было ей от силы три годочка. Вот и пожалели, стало быть. А как взяли-то, тут у них и родной сынок родился. И такой, я вам доложу, славный мальчуган. Все соседи его любили! А девка-то выросла красавица! Прямо загляденье! Вот и стали их сватать с Парфимовым сынком. Ему-то почитай семнадцатый годок пошёл, а она и вовсе в девках пересидела. Ну, и пропал мальчишка. Она-то, Фардима, даром, что красивая была, а всё же ведьма, каких поискать. Все одно твердила: «Нам с Фролом не пристало в этой дыре век куковать!» Это она про нашу деревню, стало быть. Ну и уговорила мальчишку бежать за море, искать счастья. Сели они в лодку и тю-тю. Это уж мы потом узнали. А в тот день шторм начался, каких тут вовек не видывали. От лодки только щепки остались. Прибило их к берегу. Хозяйка Парфимова как те щепки увидала, так и слегла. Луны не минуло, как схоронили. А сам Парфим с тех пор умом и повредился. Всё ждёт, когда к нему сынок покойный пожалует, да уж не дождётся.
Гараш молча кивнул и повернул к дому. Он хотел бы испытывать только жалость к старику, но вместо этого злился на его погибшего сына, и одновременно стыдился собственной злости.
В действительности заколотить оконный проём оказалось непросто. Сначала Гараш едва не отрубил себе пальцы, потом умудрился отшибить ноготь, который тут же отвратительно почернел. Если бы не Риша, у него бы вряд ли что-то получилось, потому что музыка и фехтование в сложившейся ситуации совершенно бесполезны, а забивать гвозди Гараша никто не учил.
Увидев его страдания, Риша сначала посмеялась, но вскоре сжалилась и пришла на помощь.
Выяснилось, что плотницким инструментом она владеет лучше, чем иные девицы иголкой и пяльцами, и вскоре окно было заколочено.
Теперь дом освещался лишь всполохами огня, бушевавшего в печи.
Несмотря на протесты старика, Гараш открыл дверцу – так было и светлее, и теплее.
– Хорошо, – пробормотал хозяин, отставив опустевшую миску.
Ел он мало, но причмокивал так, будто был нестерпимо голоден.
– Вы не должны тут оставаться, – сказал Гараш. – Когда вернёмся, заберём вас с собой.
– Куда это? – вяло полюбопытствовал старик. Казалось, его клонит в сон.
– В Миравию.
– О как! Чего ж не на луну?
Гараш усмехнулся:
– На луне мы ещё не были.
– А в Миравии, значит, были?
– Были.
– Брешешь!
Гараш пожал плечами. Не верит – и ладно. Главное, что удалось хоть немного помочь.
– Стало быть, лодка тебе нужна? – старик снова растянулся на лавке, подоткнув под голову какую-то тряпку. – Там она, за домом стоит. Соседи давно бы упёрли, да боятся. Думают, я колдун!
Он сдавленно захихикал, разглядывая пляшущие на потолке тени.
– Мы не возьмём вашу лодку! – неожиданно для себя заявил Гараш. – Это нечестно!
– Чего так? – нехотя отозвался старик.
– Вы принимаете нас за других! Я не ваш сын, я…
– Знаю.
– Знаете?!
– Знаю, чей ты сын. Всё знаю. Мне отсюдова видней.
– Отсюда? О чём вы говорите?!
Он посмотрел на старика. Тот лежал, по-прежнему глядя в потолок, только впалая грудь больше не двигалась.
Гараш хотел было потормошить его, но Риша остановила его взмахом руки. Склонившись над стариком, она вздохнула и осторожно закрыла ему глаза.