Олимпийский двор. Персей

Для молодых – необходимо наращивать глубину переживаний, чтобы изменить цвета «радуги». Где берется радуга: она находится внизу тела. Конкретно – где мошонка у мужчин и во влагалище у женщин. Там, где человек чувствует начало оргазма в сексе. Если все идет хорошо, то тогда наступает удовлетворение в «радуге».

Если «радуга» не имеет отношения к сексу, то она распространяется внутри мошонки и внутри влагалища, не высвобождаясь наружу, а оставаясь снаружи. Что это значит? «Не высвобождаясь наружу» (в первом случае) – происходит реализация намерения. «Оставаясь снаружи» (во втором) – отвага уходит. Как понять? Если энергия джи⁵ уходит только на сексуальное удовольствие, то метаморфозы с телом не случится. Например, вы делаете зарядку на Потоке и включаете намерение «красивое тело». И следуете за Потоком. Тогда в какой-то момент вы можете почувствовать желание прижаться гениталиями к поверхности, на которой занимаетесь, и потереться. Это означает, что набирается энергия, включающая и нужную джи. Не тратьте ее на секс, а потратьте на «красивое тело». Как: пока не доделаете зарядку до конца – не уходите в секс. Когда доделаете – тогда оборвется Поток. И вы почувствуете – радость. Если нет радости, а только раздражение или усталость, то значит, вы делаете зарядку неверно. Когда правильно (а это касается всего, а не только красоты тела), то чувствуется радость и усиление энергии. Итак, зарядка на Потоке, еще раз: расслабляетесь и позволяете душе вести вас легко к нужному результату.

И помните про регулярность.

Почему же люди так быстро стареют? Они хотят страдать, чтобы «ярче» чувствовать жизнь. Не знают или забыли, что счастье не менее красочно в переживаниях. И нагнетают обстановку для горя – чтобы не скучать. Даже занимаясь спортом, они умудряются страдать. При зарядке на Потоке никогда не испытываешь боли.

Давайте вернемся к Гермесу.

6. День и ночь. Продолжение

«Я могу добиться того, что он простит меня, или нет? – думал Гермес. – Надо понять, что его зацепило. Не могу же я потерять настоящего друга из-за своих глупостей. Из-за гнилой предрасположенности к разрушению всего, что слишком дорого людям. Когда я вижу, что они дорожат чем-то и берегут, мне сразу не терпится все испоганить. Как-то нехорошо… Ничего не могу с этим поделать? Нет, могу! Я докажу Персею, что могу стать таким, каким бы он хотел чтобы я стал! Например, романтиком. Почему бы и нет. И не вором. Ну, иногда так хочется взять то, что плохо лежит. Люди будто сами просят их ограбить. Неужели неправда? Нет, конечно. Это я сам придумываю. Чтобы сделать свою жизнь более важной для других. Но при этом теряю того, кому я был действительно важен. Ух ты! Как круто! Я молодец! Понял, что я неправильно делаю. Спасибо Персею, моему брату названому. Хоть он и не знает об этом. Впервые в жизни у меня появился настоящий брат. А я его спихнул. Профукал. Нет! Не бывать этому! Персей узнает, что я изменился, и сам придет. Нет. Так не пойдет. Я должен сам все сделать, а не ждать, когда он увидит. Я не могу долго ждать. Мне слишком больно без него… Тем более, зная, что он меня сейчас презирает. Ладно, Гермесик, главное, что мы сами себя не презираем, ведь так? Ну хорошо, ошибся. Ну с кем не бывает? У меня же было и благое намерение: узнать, как работает источник молодости, и подарить его людям. А не только для себя использовать. Может, если Персей узнает, то станет более снисходительным ко мне?» – в таких размышлениях шел Гермес к дому Персея. Потом наблюдал за ним издалека, оставаясь незамеченным. А затем узнал, что Персей переехал. Нашел новый адрес – и однажды вечером, когда Персей только вернулся с пробежки, постучал к нему в дверь.

– Войдите, открыто, – отозвался хозяин дома.

– Ура! А вот и я! – весело крикнул Гермес и появился из-за приоткрытой двери. Вернее, появилась голова Гермеса, которую он придерживал за волосы рукой, будто чужой. Затем она, словно убедившись, что ничто не угрожает, позволила показаться и остальному телу. – Можно войти?

– Нет. Не хочу тебя видеть, – смеясь, ответил Персей. У него было слишком доброе сердце, чтобы долго сердиться на кого-либо. Тем более – на старого друга, который сделал много хорошего для него. Персей, в основном, помнил хорошее – так была устроена его память. Акцентировал внимание на добре. А от Гермеса он видел действительно много блага…

Они обнялись. Гермес даже прослезился. Ну никак не ожидал радушного приема.

– Как тебе все-таки взбрело в голову стащить реликвии? Я никак не пойму! Ты боишься состариться? – спросил Персей. – Мы тогда что-нибудь бы придумали. Нашли бы выход. Но – не так же… Садись, поешь с дороги. Хочешь выпить вина? Или умыться сначала? – герой всегда отличался гостеприимством.

– Перекусил бы немного для начала. Я уже три дня ничего не ел. И попил бы воды, – и сразу же, не дожидаясь ответа Персея, подскочил к столу и прямо стоя принялся жевать первое, что попалось на глаза: хорошо зная о вкусах друга, он понимал, что в этом доме – все вкусное.

Расписная амфора стояла посреди стола, приглашая утолить жажду, и Гермес отдал ей должное – пригубил из нее, даже не воспользовавшись отдельной чашей. О! Так приятно! Поесть иногда вот так – стоя! Попить прямо из бутыли, схватить руками большой кусок чего-нибудь вкусненького и вгрызться в него, а потом проглотить, почти не прожевывая… Это можно понять, только если вы хоть раз не ели три дня. В таком случае обычно хватает одного куска, чтобы насытиться. Что, собственно, и произошло с Гермесом. Он почувствовал, что наелся, и решил умыться.

– Полей мне, – попросил он улыбающегося и наблюдающего друга. Подошел к утешнику⁶ и склонился.

– А почему у нас эти предметы называют утешниками? Мне интересно, – спросила Сару Мария.

– Потому что люди, умываясь, купаясь в воде, испытывают радость. И если у них есть грусть, то ее легко можно смыть водой – утешиться.

– Вот как?! Спасибо за ответ!

– Пожалуйста. Продолжим?

– Ой! Я еще хочу сказать! – вставила нетерпеливо и воодушевленно Мария. – Я так рада, что Гермес с Персеем помирились! И что Гермес не слишком ужасен, а Персей – такое прямо чудо из чудес! Это же очень мило – иметь подобный добрый нрав!..

– Да, дитятко. Я согласна с тобой. Для Персея не составило труда примириться с мыслью, что его любимый друг – несовершенство и может натворить ошибок. Потому что Персей как прирожденный герой знает, что все могут ошибаться, но главное – чтобы человек не делал этого с желанием и старался быстро разобраться со своей темной стороной. Посмотрев на пришедшего Гермеса, он разглядел, что друг страдает, переживает из-за проступка, и что хочет все исправить. Поэтому сразу и принял его.

Так вот. Гермес умылся и лег передохнуть – слишком устал, как оказалось. Расположившись на топчане на веранде, где вьющийся по каркасу деревянного потолка виноград образовывал приятную тень и прохладу, мгновенно уснул, обхватив руками колени. И сразу стал похож на маленького мальчика, которого хочется защитить. Ну, это, видимо, во мне спящие мужчины могут иногда вызвать чувство, похожее на материнскую внимательность. Похоже, Персей тоже не остался равнодушным, так как он с нежностью охватил взглядом друга, затем отправился внутрь дома и принес оттуда одеялко – тонкое и приятное при их погоде, и укрыл Гермеса. А далее занялся музицированием, а потом – зарядкой на Потоке. После – начал мастерить новый стол из сосны. Для творчества у него была отведена отдельная мастерская. И к тому времени, как Гермес проснулся и нашел его, Персей успел набросать рисунок будущего стола на листе.

Друзья решили прогуляться к морю и там поговорить.

Они зашли в небольшую закусочную, где всегда были свежие соки, и заказали по чаше с апельсиновым напитком. Расположились на топчанах и, медленно попивая сок, повели беседу.

Гермес рассказал правду об истинных причинах, ничего не утаив, и пообещал, что впредь постарается не идти на поводу у первого импульса разрушительной энергии, а постарается набраться мужества и изменить направление в созидательное русло.

– Хорошо, Гермес. Я все понял. Ладно, забыли. Но теперь встает вопрос: что делать дальше? С реликвиями. И, кстати, как ты их выкрал?

– А, это было несложно. Я зашел в то время, когда вы заснули. Вроде бы просто посмотреть. Я даже не думал тогда о самой краже. В смысле – осознанно. Подошел к великану и вижу: подушка сбилась, он – вообще на другом краю постели, а реликвии по кровати разбросаны. Ну я их просто подобрал, и все. И я ушел не сразу после вашего пробуждения, ты заметил? Подумал – если что, сыграю так: пошучу, что хотел проверить его на внимательность. А что делать… Хочешь, вернем? Я так думаю – необходимо вернуть. Год же, наверное, у них не прошел? И мы успеем к следующему заходу. Ты ведь пойдешь со мной?

– Да. Я думаю, это лучший вариант. Потом спросим, где это место, и разберемся, что почем, в общем, что можно сделать. Чтобы исполнить и твое желание. Да? – спросил Персей.

– Так было бы вообще замечательно. Ну, вот и порешили. Когда можешь отправиться?

– Теперь у меня есть дом. Так что надо найти того, кто бы присмотрел за ним. И, может, пожил в нем. Придумал! У меня есть двоюродные брат и сестра. Они любят друг друга как мужчина и женщина, и все им отказывают в пристанище, так что они бродят, как нищие, у моря. Давай найдем их? У тебя же талант на поиск людей. Предложим им пожить пока у меня. А там они, может, что-то еще придумают. Или разлюбят друг друга. Кто знает. Ведь иногда люди испытывают страсть только из-за невозможности быть вместе. Если в этом основная причина, то к нашему возвращению они опять станут просто братом и сестрой.

Друзья отправились на поиски влюбленных. Вскоре Гермес взял след и нашел их. Парень и девушка находились в крайней степени отчаяния и даже подумывали о самоубийстве. Так что предложение Персея буквально спасло их жизни. Он оставил им про запас много еды, одежду и вообще – все необходимое для безбедной жизни месяца на три-четыре. Поэтому со спокойной душой отправился дальше странствовать с Гермесом.

7. Начало начал

– Я знаю много славных походных песен – сам их придумал, – словно случайно осененный, воскликнул Гермес. – Давай споем одну. Я научу.

Друзья шли вдоль берега моря – они еще недалеко отошли от дома, и Гермес пальцем на песке написал текст песни, простой и легко запоминающийся:

 
Мы долго блуждали в тени,
Они не скоренько пришли —
Друзья и враги нежданные,
Отваги лишенные граждане.
 
 
(Припев)
Но мы выстоим.
Мы выстоим. (три раза)
 
 
Они не хотели признаться,
Что вышли на свет прогуляться.
Они не узнают, что ждали мы —
Того, кто узнает следы мои.
 
 
Но мы выстоим.
Мы выстоим. (три раза)
 
 
Глубоко канава прорублена,
А мы безутешно погублены.
Слона подстрелили из лука мы,
И бегство узнали враги мои.
 
 
Но мы выстояли!
Мы выстояли!
 

– Ну как? Споем? – спросил Гермес.

– Прости, но мне она не нравится. Есть другая?

– Есть. Но она может тебе показаться слишком сентиментальной, – ответил кентавр задумчиво.

– Ну и что! Давай!

– Хорошо.

Гермес написал рядом с первой следующую песенку:

 
В походе с другом мы идем,
Мы идем.
На карликов войной не прем,
Нет, не прем.
 
 
Они не станут докучать,
И мы спокойно будем спать,
Будем спать.
 

Гермес остановился, потому что Персей удивленно спросил:

– Ну и что здесь сентиментального?

– Подожди, не сбивай. Дальше ясно будет.

– А… Ну давай, посмотрим, – с иронией в голосе ответил герой.

 
(Припев)
Война войне рознь. (три раза)
 
 
Кто скажет – где живет тот жук,
К…
 

Персей опять прервал песенника:

– Ну нет. Хватит. Не хочу.

– Ты что, злишься? – спросил Гермес.

– Немного, – улыбнулся Персей. – Тебе хочется петь?

– Да! Я люблю песни! – ответил друг.

– Я тоже. Вот бы эльфа сюда какого-нибудь… Или вандейка. Они умеют.

Только он произнес эти слова, как из-за огромной коряги, которая валялась неподалеку от путников, вышел, будто на магический заговор, вандейк. Как они узнали, что это вандейк? Ведь в то время почти все на Земле уже попрятали свои телесные монадные проявления внутрь. Так это потому, что он сам представился:

– Вы хотели видеть меня? Я – вандейк. Сидел тихонько за корягой и слышал ваш разговор. Могу песню подогнать веселую для путешествий, если возьмете меня с собой до Лога Гималайского, который у Вешней воды на Взморье.

– А почему он называется гималайским? – спросил Персей.

– О, это он так между моими сородичами называется с давних времен. Не знаю, почему.

– Все зависит от песни, – предложил Гермес. – Если понравится, возьмем. Нам почти по пути. Мы тебя проводим, а потом продолжим свою дорогу. Разница в пути всего пару часов.

– Отлично! Договорились! – ответил – может, и вправду – вандейк, и поспешно начал карябать палочкой красивым почерком слова песни:

 
Любовь до остановки
 
 
Я иду к моей дорогой,
Любовью пронзенный, но не раненный —
Храбрец удалой, не признанный еще,
Медом губ твоих поманенный.
 
 
Если скажешь мне: «Прощай!» —
То не жди меня больше.
Я уйду дорогой в май —
Разменянный путем горше.
Если скажешь: «Будь со мной…» —
Не вспомнишь печаль долее,
Я не уйду ни в май, ни в рай —
Никуда без тебя более.
 
 
Я иду в дорогу, в май —
К тебе, любимая.
Береги меня от «Прощай!»,
Ласкай словом, милая…
 

– Вот, – сказал вандейк, вставая и отряхиваясь. – Сгодится?

– А как это петь? – спросил Гермес. – Ты научишь?

– Так вы согласны взять меня? Я в дороге вас и поучу, и поиграю мелодию, – и, как волшебник, вытащил лютню из-под балахона.

– Ой! Как здорово! Обожаю музыку, – воскликнул Гермес, но сразу же взял себя в руки. – Здорово, что мы встретились.

– А пожевать у вас есть что с собой? – предусмотрительно осведомился вандейк.

– Да, не волнуйся. Нам пока хватит. Поделимся поровну, и хватит всем на неделю. А как зовут-то тебя? И с чего ты взял, что по монаде – вандейк?

– Гасион, – назвался музыкант и поклонился, сняв наголовник. – А решил не я (хотя и так чувствую это), а знакомые прорицательницы эльфийские. Одну из них я встретил не так давно – буквально перед встречей с вами.

– Как интересно… Странное совпадение, вы не находите? – ответил Гермес.

Что-то он сегодня сделался нетипично говорливым. Может, решил продемонстрировать другу изменения?.. Отчасти. Иногда и он был, так сказать, в ударе. А заодно – можно подтвердить свое намерение перед Персеем. Так что, получается, две причины. Не очень сработало с песнями собственного сочинения, но кентавр радовался, что никто не смеется над его неромантичными потугами в стихоплетстве.

Путники двинулись дальше. Уже втроем. Гасион начал петь песню, подыгрывая на лютне. Поэтому шли медленно. К тому же, к удивлению наших друзей, обнаружилось волшебное воздействие музыки или музыканта, так как к ним стали стекаться, будто поджидавшие заранее и притаившиеся в каменных темных расселинах домов, люди. Словно зачарованных, присоединившихся становилось все больше и больше, и получилось, что даже не выйдя за пределы пригорода Афин, путешественники собрали огромную толпу, которая вынудила сделать остановку и устроить концерт.

Тут же разожгли костер, принесли вина, воды и кушаний. Подоспели еще какие-то музыканты. Спонтанно образовался пир с веселыми танцами. Персей даже успел мимолетно влюбиться в узкобедрую красавицу с большими круглыми глазами и курчавыми волосами до пояса, украшенными розой. Девушка так лихо и легко плясала, словно перышко, что все мужские взоры были направлены на нее. А она будто только этого и ждала: закрутилась с Персеем, выхватив его из толпы, и одновременно кокетничала с остальными, кто находился поблизости. Когда страсти немного улеглись, и устроилась небольшая передышка, Гасион шепнул на ушко Персею:

– Ты танцевал с той самой эльфийской прорицательницей, о которой я рассказывал. Так что, если что, имей в виду.

– Спасибо, дружище. Ну надо же! Никогда бы не подумал, что эта девушка может быть мудрой вещуньей. Мне казалось, что они должны быть зрелыми на вид. Хотя – я до этого встречал только одну настоящую ведьму, и, хоть помню ее смутно, она тоже выглядела молодой и очень красивой.

Эльфийка стояла в сторонке ото всех у самой кромки воды и смотрела в небо.

– Здравствуйте. Позвольте представиться, – подошел Персей.

– Я знаю твое имя, – улыбнулась прекрасная дева и назвала свое. – Касандра.

– Имя нередкое и не очень вам идет, простите за прямоту, – прямолинейно заметил молодой человек.

– А какое мне подходит? – спросила дева, озорно подмигнув.

– Касандра… Аэлита. Или Немезида. Да, наверное, Аэлита, – Персей часто говорил сразу все, что придет в голову, если спрашивали.

– А-ха-ха! – рассмеялась красотка. – Хм. Так я и думала, что ты – тоже любящий.

– Что вы имеете в виду?

– Мое имя – Аэлита.

Она медленно подошла вплотную к Персею. Остановилась, глядя ему прямо в глаза – нежно и страстно одновременно, и немного вызывающе. Отцепила цветок со своих волос и пристроила его к броши, поддерживающей накидку героя. Затем неторопливо обернулась на звук голоса, который позвал ее громко по имени. И напоследок еще раз взглянув на взволнованного героя, обхватила его руками за шею и, нежно поцеловав, прошептала:

– Прощай. Может, не свидимся более. А может… Кто знает! Удачи тебе! – и ушла в темноту.

А гуляние и костры остались в другой стороне.

– Вот так-так… Какая… Я влюблен! Как я влюблен! Спасибо, Аэлита… – с нежностью выделяя имя девушки, прошептал Персей, оставшись наедине с собой. – Даже если не увидимся… Ты за мгновение дала мне больше, чем другая – за несколько месяцев, – и направился туда, где шумело веселье.

Гермес тем временем подглядывал за парочкой и тихо улыбался. «Я знаю, какой подарок нужно сделать. Они встретятся. Эге-гей! Или я не Гермесик!»

В конце концов праздник сошел на нет, но не за один день, а примерно за неделю. И то, он, скорее всего, мог затянуться, так как часть гостей не собиралась расходиться. Кто-то даже умудрился построить на скорую руку пару шалашей и притащить весь свой скарб! Да, вот такие вандейки: где они – там веселье! Музыка и танцы! Но Персей с Гермесом порядком подустали от такого выхлопа в сторону и попросили Гасиона завязывать, иначе бы все могло пойти прахом: цели и планы по спасению великанов. А это вам не шутки.

На восьмой день трое путников, наконец, оказались за пределами пригорода Афин.

8. Я уйду, а ты останешься

Гасион шел молча, только иногда что-то бурчал себе недовольно под нос.

– Что, похмелье мучает? – спросил Гермес ухмыляясь. Сам-то он не употреблял спиртного.

– Да причем здесь вино? – огрызнулся вандейк. – Как он мог так поступить со мной?

– Кто? Что стряслось? – удивился Гермес. Ведь еще недавно их новый знакомый выглядел совершенно довольным.

– Да Персей! Он нехорошо поступил!

– Что такое? – на этот раз воскликнул обвиняемый. – Что я не так сделал? – он даже рассмеялся – настолько это было неожиданно.

– Кто ж его поймет? – театрально-беспристрастно сказал кентавр. – Они – народец непонятный. Ха-ха! – Гермес совсем развеселился от своих слов. – Ну-ка, расскажи, чем тебя обидел мой друг?

– Я расскажу. Но это совсем не смешно, – немного замешкался Гасион, но, взяв себя в руки, продолжил. – Он украл у меня мою возлюбленную. Она больше и знать меня не желает.

– Это ты о ком? – тепло спросил Персей, совершенно не догадываясь, о ком идет речь.

– Аэлита. Ты украл ее любовь. Она больше не обращает на меня никакого внимания. Исчезла, и все тут. Я поэтому и задержался – думал, что вернется. Но нет. Как в воду канула.

– Помилуй, друг, – Персей участливо взял за руку Гасиона и остановился. – Я не знал, что она твоя девушка. Да и не было ничего особенного между нами, что могло бы мне дать надежду на продолжение отношений.

– А с чего ты взял, что ты ей небезразличен? – спросил Гермес.

– Мы с ней были близки какое-то время. Не то чтобы совсем… Ну, вы понимаете, о чем я. Но было свидание, и мы целовались. Она говорила, что я ей нравлюсь. А потом пришел Персей, и она забыла меня, – казалось, что вандейк чуть не плачет.

– Ой, – Персей почувствовал укол ревности. – Она, оказывается, кокетка. Ну да. Она же и не скрывала этого. Когда танцевала, – он немного нахмурился и задумался. Ему стало неприятно от того, что об Аэлите говорится как-то запросто, меж тем как он отнесся к ней, как к чему-то драгоценному и таинственному. – Не могу поверить, что вы целовались. Она поцеловала или ты?

– Да какая разница? – вскипел Гасион. – А чем я плох? Я, между прочим, считаюсь красивым мужчиной. И женщины обожают меня.

– Я не сомневаюсь. И не хотел задеть. Просто я влюбился в нее, понимаешь? – искренне ответил герой.

– Ну и что же. Я – тоже влюблен. Надо ее найти и прояснить ситуацию. Я буду сражаться, если надо. Я не сдамся! – видно, Гасион был настроен очень решительно, хоть это и выглядело забавно: нежный, юный ликом музыкант, имея тонкое, гибкое, но почти хрупкое на вид тело, которое, сразу понятно, ни разу не испытало драки, воинственно пыжился и пыхтел.

Гермес решил вмешаться.

– Хорошо, други. Давайте сделаем так: я найду эту баловницу и приведу к вам. Ну или вас к ней. И объяснитесь. Хорошо?

– Да! – хором ответили влюбленные, обрадованные появившейся надеждой на встречу, широко округлив и вытаращив глаза на спасителя.

– Вот и договорились. А теперь – в путь. Сначала – дела, – деловито заторопил кентавр.

– Не стоит, – вдруг раздался нежный певучий голос. – Не стоит искать.

Друзья окаменели на мгновение от неожиданности. Затем повернулись на голос. Каково же было их удивление, когда они увидели виновницу недавних громких переживаний!

– Я мимо проходила и невольно подслушала вашу беседу, – невинным тоном заявила Аэлита. – Прости, Гермес, что помешала.

– Ах ты! Ну, какая! – только и воскликнул он в ответ восхищенно.

– Как тебя сюда занесло? – подскочил Гасион. – Я почти выплакал глаза, надеясь встретиться с тобой, – театрально почти соврал он.

– Это правда, что ты влюблен в меня, Персей? – будто не слыша вопроса, спросила девушка.

– Я тебя ненавижу! – совсем обезумел вандейк. – Я что – пустое место? Все! Прощай! – и резко направился в сторону.

– Эй! Постой, – попросил Гермес, перехватив разбушевавшегося музыканта. – Давайте не будем плошать перед дамой. И все спокойно выясним, – он почувствовал себя миротворцем-посредником – и важно, с подчеркнутым достоинством попросил движением руки присесть остальных на камни, непонятно как попавшие сюда, на поляну леса. Троица послушалась, хотя Гасион и запротивился немного, так что его пришлось еще немного поувещевать.

– Ага! Вот вы где! – раздался еще какой-то незнакомый женский голос из-за деревьев, как только Гермес открыл рот для начала переговоров. – Я вас обыскалась!

Тут все «переговорщики» вообще, как по мановению волшебной палочки, вместо того, чтобы насторожиться, начали так хохотать, что чуть с камней своих не попадали. Хотя, признаться, голос был громкий и суровый, даром что женский.

Перед невменяемыми от смеха людьми предстала великанша. Она, видимо, уменьшила по случаю рост и не сильно отличалась от них в размерах, но все равно было видно, что это – в-е-л-и-к-а-н-ш-а!

Скорее всего, она ожидала чего угодно, но только не подобного приема, поэтому замешкалась и удивленно уставилась на нашу четверку.

– Вы украли реликвии. Ты! – наконец взяв себя в руки, произнесла она и указала пальцем на Гермеса. – Мой сын все рассказал. Но я не согласна с ним и собираюсь проучить тебя и вернуть свое!

К этому моменту смех немного стих, и будущий Триединый подошел к великанше, достал из мешка карту и прочие святыни, протянул ей, поклонясь, и произнес:

– Простите, пожалуйста. Я шел вам вернуть, хоть вы, возможно, и не поверите, – он поклонился еще раз – и сразу же отвернувшись, будто забыв о пораженной большой даме, вернулся к своим.

И тут уже новая волна смеха подхватила молодых людей и Аэлиту. Гасион же довел веселье до фарса: достал лютню и начал громко бренчать и выкрикивать нечто совершенно несуразное.

– Ну вы даете… – выдохнула большая дама, затихла на минуту, уставившись на беснующихся, а затем еще уменьшилась в размерах.

Оказалось, что она очень привлекательная. Особенно ее украшали ямочки на щечках. Великанша расслабилась и через мгновение присоединилась к остальным: не зная о причине смеха, она, не сдерживаясь, захохотала вовсю вместе со всеми.

Спустя какое-то время все, конечно же, успокоились и разговорились.