Глава 25
Я умерла.
Никогда бы не подумала, что закончу свою жизнь так рано. И что переживу свою смерть.
Это было дико больно.
Я все чувствовала, но не могла пошевелиться или закричать, а изнутри меня пожирал ледяной огонь. Чистая агония смерти, растянутая в бесконечности. И каждую секунду этой бесконечности я умирала, неспособная умереть до конца и избавиться от мучений.
В вены словно налили жидкий азот, а кости наоборот превратились в расплавленную лаву.
Я знала, что меняюсь и больше никогда не буду прежней.
Мысли не задерживались в голове, вытесняемые жгучей болью. Я смутно помнила прошлое и не представляла будущее, ведь все, что сейчас существовало для меня – это вечность моей смерти и ничего кроме.
А потом все закончилось так резко, будто кто-то опустил непроницаемый занавес между мной и тем адом. Я лежала оглушенная, не понимая, умерла ли до конца, или все же осталась жить.
Не жить.
Вскоре в голове немного прояснилось.
Первыми пришли воспоминания о смерти Рамоны. Те, которые Эш заставил меня забыть. Выходит, я оставила ее под солнцем не случайно, а нарочно, в бессильном гневе за смерть Роксаны.
Эш…
Я вспомнила, каким страстным он был со мной и какое наслаждение подарил мне в ТУ ночь. А потом…
Потом я разозлила его. Он убил слуг и меня вместе с ними, предварительно дав своей крови.
Зачем Эш так поступил со мной? И что мне теперь делать?
Выходит, я вампир?
Странно, но я не чувствовала никаких перемен в сознании. Я оставалась все той же Хоуп, что любит своих родителей, скорбит о смерти подруги и ненавидит вампиров.
Ненавидит вампиров, став одной из них.
После агонии смерти прошло всего несколько секунд, но они показались мне долгим раем. Я успела все вспомнить. Успела понять, что внушения Эша теперь сняты. Осознать себя и свои чувства.
А потом так же резко, как до этого отступила боль, на меня обрушились ощущения окружающего мира.
Это выглядело так, будто кто-то вдруг прибавил все настройки в моем теле, выкрутив их до максимума.
Лежа с закрытыми глазами, я почувствовала под собой упругую кровать, а сверху теплое одеяло. Белье стало словно мягче, чем обычно, и я ощущала нитки, из которых состоит ткань.
Потом появился слух. Я слышала, как где-то далеко в лесу бродят ночные звери. Как пролетела мимо окна сова. Как шелестят ветки деревьев возле замка. Как шумит вода в озере.
Я поняла, что до рассвета осталось три часа и одиннадцать минут. Не знаю, откуда пришло это знание, но в моей голове словно высветились огромные часы.
Последними вернулись запахи. Первое, что уловил мой нос – это другой вампир, находившийся в комнате. А я почему-то точно знала, что запах увядающих цветов, металла и прохлады принадлежит другому вампиру.
Эш.
Больше здесь никого не могло быть.
Но не успела я открыть глаза, чтобы что-то сказать ему, как почувствовала другой запах. Совсем легкий, словно его тщательно пытались затереть, но все равно невыразимо сладкий и манящий. Запах человеческой крови.
Как только я вдохнула его, на меня душной волной навалилась жажда. Нет, не так.
ЖАЖДА.
Я словно снова вернулась в свою агонию, потому что в глотке вспыхнул пожар. И единственное, чего мне хотелось сейчас – это потушить его.
Я распахнула глаза и села на кровати так резко, что если бы осталась человеком, то у меня бы закружилась голова.
Зрение тоже улучшилось, и хотя в комнате было темно, я видела все так четко и ярко, точно тут горел свет. Даже по сравнению с эффектом от крови Эша все мои чувства усилились в несколько раз, не говоря уже о том, насколько они сейчас превосходили человеческие слух, зрение, обоняние и осязание.
Впрочем, оглядеться я все равно не смогла, потому что все мысли занимала жажда. Тысячей молоточков она стучала в голове, принуждая выпить-выпить-выпить горячей и такой сладкой крови.
– Тише, тише, милая. Все хорошо, – прошептал откуда-то сбоку Эш и сунул мне в руки что-то холодное.
Голос его словно охрип за минувшее время (а я не представляла, как долго длилась моя смерть – несколько минут, или несколько недель), но сейчас я не обратила на это внимание.
Машинально схватив то, что он мне дал, я тихонько зарычала. Запах крови усилился, но все еще оставался далеким.
Пакетик. Запечатанный пакетик с донорской кровью.
Я впилась в него зубами и в рот хлынула холодная густая жидкость.
Она была вкуснее всего того, что пробовала прежде, но я чувствовала, что если бы пила живую и теплую кровь, то это было бы еще более восхитительно.
Осушив пакетик за пару секунд, я отбросила его, и Эш тут же дал мне новый.
Только на пятом жажда утихла, и я смогла думать о чем-то, кроме крови.
Черт.
Именно этого я и боялась больше всего – испытать то, что заставит позабыть о человечности. И как мне теперь жить дальше?
Закрыв глаза, я замерла, не зная, что делать.
Я не хотела смотреть на Эша и говорить с ним, ведь это он обратил меня. Обратил просто потому, что я его расстроила!
Я бы сказала, что мне хотелось умереть, но нет. После той агонии, я бы не стала желать смерти, потому что это было самым ужасным в моей жизни.
Но существовать вампиром…
Как я смогу?
Сейчас, выпив столько крови, я снова стала той самой Хоуп.
Но кто знал, когда жажда вернется? И смогу ли я вообще ее когда-нибудь контролировать? Смогу ли смотреть на других людей без желания выпить всю их кровь до капли? Смогу ли общаться с ними, не угрожая при этом их жизням?
Что Эш со мной сделал… неужели я такой же монстр, как Рамона, убившая Роксану?
Теперь, когда ни одно внушение больше не действовало, я бы смогла уйти из замка. Вот только куда мне было идти? Вернуться к родителям и не иметь возможности выходить днем? Если бы проблема заключалась только в этом. Но постоянно подвергать их опасности, постоянно желать их кровь… нет, я так не смогла бы!
Значило ли это, что пока мне придется остаться с Эшем?
Но была ли способна я его простить?
Сам он сидел рядом, не шевелясь, и я только чувствовала его запах.
Наконец, я решительно повернулась к нему, хотя пока не знала, что сказать.
Мысли сменялись одна другой с невероятной скоростью. Мне хотелось броситься на него с кулаками. Хотелось кричать, обвиняя его. Хотелось рыдать в голос и кидать ему холодные грубые слова, как он недавно делал это со мной. Я была зла на него, но даже так чувствовала, что продолжаю любить его. Что он мне дорог.
Все мои гневные крики застряли в горле, стоило только увидеть вампира.
Эш неподвижно сидел на кровати и… по его щекам катились слезы. Лицо было мокрым и блестело в темноте, но сам он при этом не издавал ни звука.
Это было так невероятно, что казалось плодом моего воображения. И прежде чем я смогла ему что-то сказать, он сам взял меня за руку, робко и несмело. Теперь его кожа не казалась холодной, как лед, потому что сама я была точно такой же.
Ладонь Эша слегка подрагивала, будто он боялся, что я вот-вот выдерну свою руку.
Все так же ничего не говоря, он сгреб меня к себе, уткнувшись в мою грудь, что быстро промокла от его слез.
И все грубые слова, которые я хотела сказать ему, застряли в горле, оставив после себя лишь горькую тоску, обиду и печаль. Но не гнев. Разве я могла сейчас добить его окончательно?
– Прости, Хоуп, – прошептал Эш, не решаясь поднять на меня взгляд.
Это был первый раз, когда он обратился ко мне по имени.
Простить?
Если бы у меня был выбор – я бы умерла. Но теперь ничего нельзя было изменить.
– Зачем ты сделал это? – спросила дрожащим голосом, тоже заплакав.
Что ж, если я могу плакать, значит не все потеряно?
Эш отпустил меня, переместился в дальний угол комнаты и отвернулся. Теперь я не могла видеть выражение его лица, только слышала голос. Печальный и охрипший, словно он плакал несколько часов подряд.
– Я… – начал Эш, но тут же замолк.
Я тоже молчала, пытаясь разобраться в себе.
Сердце мое сжималось от понимания того, что теперь я никогда не увижу родителей и друзей. Что лишь с вампирами смогу нормально общаться, без опасения стать убийцей.
Но я не могла ненавидеть Эша.
Обижаться, переживать, расстраиваться.
Но не ненавидеть. В отличие от графини.
Она столько лет подавляла Эша. Она обратила его и сделала таким, какой он есть сейчас. Из-за нее он воздвиг барьер вокруг своей настоящей сути, сломать который так боялся, что предпочел убить меня.
Да, определенно я никогда не смогу спокойно смотреть на графиню, но Эш…
Возможно, позже… кто знает?
Не сейчас. Сейчас я не готова его простить.
– Наверно, я не хотел, чтобы ты уходила, – сказал Эш так тихо, что я едва расслышала его. – Но теперь ты все равно уйдешь.
На последнем слове голос его сорвался.
– Ты же знаешь, я не могу уйти. Куда, если теперь солнце сожжет меня за секунды?
– Замок в твоем распоряжении. Если ты хочешь, уйду я, – Эш все же смог справиться с собой и теперь говорил несколько отстраненно.
– Зачем?
– Ты ведь ненавидишь меня.
– Нет. Не ненавижу. Но я все равно не понимаю, почему? Почему ты это сделал? Если ты не хотел, чтобы я уходила, достаточно было сказать мне об этом.
– Я объясню, но ты можешь выйти вместе со мной на улицу? Здесь… – он словно задохнулся и некоторое время молчал.
Я не видела его лица и не слышала от него ни звука, но почему-то мне казалось, что он снова плачет, и сердце мое невольно сжалось от жалости.
– Здесь все еще пахнет кровью, – наконец, продолжил Эш, снова взяв себя в руки. – И я будто слышу, как хрустят твои кости.
Я согласилась, и он вышел, не дожидаясь меня.
Опасаясь наткнуться на кого-то из слуг (или их тела) и не сдержать жажду, я попыталась пробежать замок так, чтобы быстрее очутиться на улице.
Это получилось гораздо лучше, чем ожидала. Конечно, ведь я больше не была человеком.
Эш ждал меня за воротами, на опушке леса. Он стоял спиной к замку и ко мне, утопая в тени деревьев.
Раньше я вряд ли бы смогла его заметить, но сейчас… сейчас я не только чувствовала его запах, но и отлично видела.
Кто-то однажды сказал, что луна – солнце мертвых. Наверное, это был вампир.
Сейчас я была мертва и в полной мере ощутила правильность этого высказывания.
Луна светила мне, уже прилипшая к краю неба, но все равно яркая, как тысячи огней. Ее свет лился с небес расплавленным серебром. И мне было бы сложно смотреть наверх слишком долго, как прежде было сложно смотреть на солнце, потому, что глаза начинали слепнуть.
Весь мир вокруг казался таким ясным, словно сейчас стоял день. Только вот цвета были куда таинственнее: синий и фиолетовый стали глубже, а зелень затиралась, превращаясь в темную бирюзу.
Но наверно, я все равно буду скучать по солнцу.
Разве есть что-то прекрасней густых летних закатов, когда небо окрашивается во все оттенки багрянца, от насыщенно-оранжевого, до светло-розового? Или трепетных рассветов, когда чувствуешь рождение нового дня, а краски такие чистые и светлые?
Однако теперь мне навсегда останется лишь синева ночи, пускай она больше и не так темна.
Эш молчал, не зная, с чего начать. Да и не было таких слов, что могли бы исправить свершившееся.
Снова сделать меня человеком.
– Так будет всегда? – наконец, первой спросила я, не в силах сдержать накатившего отчаяния.
– Нет, – все так же стоя спиной, Эш покачал головой, отчего его волосы пришли в полный беспорядок. – Жажда нестерпима только первые несколько лет. Потом ты научишься ее контролировать.
И он снова махнул головой, словно для убедительности. Это было странно, стоять вот так в нескольких шагах от него, и видеть каждую прядь, каждый волосок так четко, будто он находится прямо передо мной.
– Звучит обнадеживающе. Но пока я не научилась, то могу кого-то растерзать?
– Да, – горько ответил он. – Пока тебе лучше не встречаться с людьми, иначе ты никогда не сможешь себя простить. Поэтому я убрал из замка всех слуг.
В голосе его звучала странная тоска.
Словно для него никто не сделал подобного, и он не смог сдержать себя, о чем после долго жалел. А может и жалеет до сих пор. Кто знает, какие люди оказались с ним рядом в тот момент? И насколько они были дороги ему.
Чего точно не скажешь о несчастных слугах, которых он убил вместе со мной, но которые больше не оживут.
Я прикрыла глаза, стараясь справиться с охватившими меня эмоциями. Может теперь Эш и сожалел об их гибели, вот только сделал он это не потому, что не смог справиться с жаждой, а в порыве злости. И, на мой взгляд, это было хуже.
– Хоуп, – наконец заговорил Эш, все так же не поворачиваясь ко мне. – Сейчас я скажу тебе кое-что и прошу, не перебивай. Кажется, я открою свои эмоции кому-то в первый раз за почти тысячу лет с тех пор, как стал вампиром.
Я невольно охнула.
Тысяча лет. Как же он стар. А сколько тогда графине?
А Эш продолжил, не дожидаясь моего ответа, словно боясь передумать:
– Наверно, ты права. Ты была права во всем. С тех пор, как Ольга обратила меня, она внушала мне мысль, что вечность это дар, а жестокость к людям есть сама суть любого вампира. Что нельзя быть немертвым и при этом не убивать людей. Да, она чуть мягче, чем был граф, но она достойная его ученица. И об этом говорит уже то, как хладнокровно она убила его. Он был чертовски жесток и любил пытать людей… хотя речь сейчас не о нем.
Он замолчал. Я тоже не проронила ни звука и даже не шевелилась, боясь спугнуть эти откровения.
Наконец, когда мне уже показалось, что больше он ничего не скажет, Эш проговорил дрожащим голосом:
– Когда я только обратился, жажда мучила меня так же, как и тебя. И я… Ольга не сочла нужным как-то меня остановить, или просто быть рядом со мной в этот момент. А я, обезумев от жажды, перегрыз горло своей племяннице. И теперь это будет преследовать меня вечность.
Да. Я оказалась права. И я бы тоже не смогла простить себя, если бы причинила кому-то вред.
– После этого я еще пытался как-то сохранить в себе остатки человечности, но граф и Ольга… не позволили мне этого. И чем сильнее я просил их пощадить кого-то из людей, тем больше они мучили его на моих глазах. Тогда я пришел к выводу, что лучше спрятать все это в себе как можно глубже. Я замкнулся ото всех вампиров. Я притворялся таким же, как они, но я всегда отпускал своих гостей. А потом появилась ты…
Он шумно вздохнул и снова замолчал, пытаясь справиться со своим голосом.
Да, выходит графиня еще большее чудовище, чем я предполагала.
Не знаю, каким она была человеком и сколько ей лет (хотя, она наверняка старше Эша), но теперь очевидно – в ней не осталось души. И, кажется, я начала понимать, почему он так старательно скрывал все человеческое внутри себя.
– Сначала то, как ты обошлась с Рамоной, огрев ее лопатой… это заставило вступиться за тебя. Рамона, она… если бы дело было только в красоте, то это не задевало бы меня. Но графиня обратила ее по ошибке, и после этого Рамона пыталась доказать ей свою пригодность быть вампиром. Слабая сама по себе, она с удовольствием мучила людей, став хорошей ученицей Ольги. И я не мог отдать тебя ей. И… – он перешел на шепот. – Прости за Роксану. У меня не было возможности спасти ее.
Из моих глаз снова брызнули слезы, и хотя я все еще не видела Эша, но была уверена, он сейчас также плакал.
Роксана… еще одно деяние графини, которому нет прощения. Ведь она легко могла спасти ее.
– Когда ты досталась мне, я думал отпустить тебя, как делал это обычно со своими гостями. Но ты была так удивительна… и я не смог. Прости. Прости, я не хотел. Но когда ты начала говорить о моей человечности я… я вновь вспомнил все то, что Ольга и граф делали на моих глазах с людьми, которых я пытался защитить. Все то, что я не смог бы забыть уже никогда. И если бы Ольга узнала о моих чувствах к тебе… я просто не мог этого допустить. Я так разозлился на тебя за правду. И так испугался. Прости… я знаю, я не достоин, но… может когда-нибудь, ты сможешь простить. Мне надо было просто отпустить тебя раньше, а не дожидаться, пока Ольга что-то почувствует и потребует твоей смерти.
И он ушел так стремительно, что даже обостренным вампирским зрением я едва разглядела его.
Эш.
Вот, выходит, что ты чувствуешь.
Я подошла к дереву, около которого он стоял совсем недавно, и прислонившись к нему спиной, села прямо на землю. Мне нужно было немного побыть в одиночестве. Подумать о будущем, прошлом и настоящем.
Конечно, это не извиняло его поступка, но… хотя бы оправдывало.
Я никак не могла понять, почему он скрывает свою человечность, почему объясняет все свои добрые поступки извращенной вампирской мыслью. Выходит, дело всегда было только в графини. И он делал это не для себя, а для людей.
Чтобы не доставлять им лишних мучений.
Как же он жил все это время? И каково ему приходилось среди остальных вампиров, когда даже его «друг» не догадывался о его настоящих чувствах?
Конечно, он не должен был обращать меня, но… он ведь боялся за меня. Он сделал это, потому что я небезразлична ему. Хотя да, ему надо было отпустить меня раньше, или позволить умереть, особенно зная мое отношение ко всему этому.
А что теперь делать мне?
Да, я немного защищена от графини, но она все равно сильнее меня. И разве это жизнь – мучиться жаждой и бояться сорваться, навредив дорогим тебе людям. Хотя, Эш сказал, что жажда нестерпима лишь первое время, а дальше…
Значит, я должна смириться?
У меня еще было право выбора.
Я могла остаться здесь до рассвета и покинуть этот мир, пока не успела совершить ничего ужасного.
И оставить Эша одного с графиней на целую вечность.
Я могла попытаться справиться с этим сама. В обиде на Эша покинуть его и жить, как жила прежде. Точнее, не жить. Не выходить на солнце, избегать людей. Забыть про всех своих друзей. Тихо сходить с ума в одиночестве, показывая свой никому не нужный характер, от которого будем страдать мы оба.
Или же я могла остаться с Эшем. Могла забыть его поступок, простить его и жить дальше. И конечно помочь ему в борьбе с графиней.
Тогда я останусь в замке, а он не даст мне совершить глупости. Он будет добывать для меня кровь, и учить бороться с жаждой. И возможно, так я даже смогу встретиться со своими родителями. Смогу свыкнуться с этой новой нежизнью. А у нас будет одна вечность на двоих.
Эш тоже хотел этого, я знала. Теперь он сам сказал мне о своих чувствах. О том, что я не безразлична ему.
О том, что его страсть была самой настоящей. Как и моя.
Даже сейчас я любила его, пусть мне и было горько, а во рту солоно от слез.
Слез вампира.
Наверняка теперь мои глаза стали того же насыщенного алого цвета свежей крови, а моя кожа была бледной и твердой, словно мрамор.
Я непроизвольно оглядела свою обнаженную руку. Так и есть. Бледная, безукоризненно чистая, она будто вспыхивала в свете луны таинственным жемчужным блеском. Я потрогала свои волосы, что стали гуще, шелковистей и длиннее. И думаю, я сейчас был куда красивее, чем прежде, если вспомнить то, как восхитительно выглядел Эш.
Я рассмеялась сквозь слезы хохотом, что был близок к истерике.
Подумать только, теперь Билли Уэйлис, который не пригласил меня в школе на бал, наверняка бы сдох от сожаления, что упустил такой лакомый кусочек.
Смех перешел в громкие рыдания.
Или он сдох бы от моих острых клыков.
Я провела под деревом остаток ночи, погруженная в истерику и собственные сбивчивые мысли.
Что ж, единственным выходом было попытаться смириться со своей новой сутью вампира и сохранить в себе человечность, ведь я не изменилась в худшую сторону, если не считать тех моментов, когда на меня накатывала жажда…
Я не успела додумать, как телу поступил отчетливый сигнал бежать прочь с открытого пространства. До рассвета оставалось несколько минут, и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта.
Этот сигнал исходил из глубины сознания, из той вампирской части, что появилась после моей смерти, и был таким настойчивым, что я тут же подскочила на ноги.
Удивительно, как Эш смог забыть о восходе солнца с таким мощным напоминанием? Или это еще одна особенность новообращенных, наряду с жаждой? Логично, ведь чем меньше возраст вампира, тем быстрее солнце сожжет его.
Я заставила себя остаться на месте.
Нет, я не желала сгореть заживо, но вглядывалась новыми глазами в этот посветлевший мир. Теперь, когда небо стало бледно-голубым, синева ночных красок ушла, уступив место нежным пастельным тонам. И это приносило мне какое-то непонятное успокоение.
Ведь раз я могла наслаждаться красотой природы, значит, справлюсь и с жаждой, оставшись верной себе, да?
У меня еще хватало времени убраться в замок, когда внезапно передо мной появился Эш. Лицо его было полно отчаяния. Он сгреб меня в охапку, сделав это довольно легко, и перенес в спальню, где мы провели такую незабываемую ночь, последнюю в моей жизни.
Опустив меня посреди комнаты, он рухнул передо мной на колени и, взяв за руки, посмотрел снизу вверх лицом, полным горя, тоски и мольбы.
– Хоуп, прошу, я оставлю тебя в покое. Я уйду и не буду тебе мешать. Я сделаю все, что скажешь, но пожалуйста, – он запнулся, помотал головой и продолжил также быстро и горячо. – Пожалуйста, обещай, что больше никогда не попытаешься сделать это снова. Я… я просто не переживу этого и уйду за тобой. Я слишком много и многих потерял за все свои девятьсот шестьдесят четыре года и не выдержу еще одной потери.
Эш… он подумал, что я решила сгореть?
И… он готов сделать это вслед за мной?
Из глаз моих, в который раз за эту ночь, брызнули слезы. Если у меня еще и оставались сомнения в правильности выбранного пути, то сейчас они окончательно развеялись.
Разве я могла оставить его одного?
Что ж, я постараюсь забыть зло, причиненное им, пусть это будет и достаточно сложно. Я постараюсь простить его, начав прямо сейчас. Я постараюсь смириться с новой нежизнью и остаться собой. А жажда… с ней мне поможет справиться сам Эш.
Я молча опустилась рядом и обняла его.
Когда я была человеком, его тело казалось мне холодным и твердым, похожим на белый мрамор. Сейчас, когда я стала такой же, как он, то чувствовала, как его кожа прогибается под моими пальцами, как если бы мы были простыми людьми. И я ощущала его тело каждой клеточкой своего.
Эш затих в моих объятиях, хотя на макушку мне продолжали капать его слезы, теперь уже редкие.
– Это значит? – прошептал он, но не посмел продолжить свою же фразу.
– Я останусь с тобой. И я буду стараться тебя простить. Но только с одним условием.
– Любое!
Он пылко стиснул меня, а в его голосе прозвенела такая решимость, что я действительно поняла – он сейчас готов на все.
– Ты больше не будешь бояться Ольги. Не позволишь ей и дальше творить зло и причинять людям вред. И не станешь прятать свою человечность.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Да, я больше не стану, но… – он нахмурился. – Не позволить ей творить зло… у меня просто не хватит сил. Она разозлится из-за тебя, но не посмеет причинить тебе вред, иначе против нее ополчатся остальные члены клана. Но не позволить ей делать что-то… остановить ее… не могу…
Он бессильно опустил руки и отвел взгляд.
– Почему?
– Если ты скажешь, я готов выкинуть остатки своей вечности и умереть, пытаясь покончить с Ольгой раз и навсегда. И меня даже поддержат мои сторонники. Но у Ольги они тоже есть. И я погибну, ничего не добившись. А она продолжит жить.
Он замолчал, все так же не решаясь посмотреть на меня.
А я ненавидела графиню так сильно, как никогда и никого до этого. И если мне было суждено жить вампиром, то я сделаю это на своих условиях. Да, больше всего я бы хотела вернуть человечность, но это были неисполнимые мечты.
И раз я немертвая, то смогу победить жажду. Если только Эш будет рядом со мной. И если не будет этого чудовища, что своим существованием уничтожила столько добра в этом мире.
Я решилась.
Осторожно взяв пальцами подбородок Эша, я повернула его так, чтобы видеть глаза.
– Тогда мы попробуем убить Ольгу вместе, и будь, что будет.
Будь, что будет, потому что самое худшее уже случилось с нами обоими.
И подтверждая свои слова, я поцеловала Эша горячо страстно и крепко.
Так, как может только вампир.