Первая девушка, маленькая и хрупкая, как подросток, – дочь моей приятельницы Тамары, с которой я знакома около двенадцати лет. Сейчас Нина живет в Америке. Замужем за вдовцом, который воспитывает несовершеннолетнюю дочь. Нина тоже вдова. Семейная жизнь Нины и ее первого мужа Ларри оборвалась неожиданно. Супруг Нины погиб, когда их малышу исполнилось восемь месяцев, – нелепая для молодого парня смерть. Ночью толкал по трассе заглохшую машину. Водитель грузовика, несущегося на большой скорости, не разглядел во тьме движущиеся без освещения объекты. Снес с дороги Богдана вместе с машиной. Смерть наступила мгновенно. Нашли его только под утро в кювете под расплющенной «Волгой». Водитель грузовика с места происшествия скрылся.

Родители не знали, как сообщить кормящей мамочке о смерти мужа. Но Нина известие о гибели Богдана восприняла довольно сдержанно. Закрыв обеими руками лицо, она долго раскачивалась и что-то бормотала. Если бы кто-то мог разобрать, что она шепчет, то он был бы поражен, услышав: «Так тебе и надо. Ты сам во всем виноват. Это тебе за мои слезы». Только на третий день, стоя у гроба мужа, Нина осознала необратимость происходящего и горько разрыдалась, опаляя нечеловеческой тоской сердца всех присутствующих.

Через месяц после смерти Богдана Ниночка позвонила мне и пригласила в гости. Она приготовила для меня стопку книг индийского мистика Ошо, которыми зачитывался Богдан и которые она хотела отдать в память о нем неравнодушному к Ошо человеку. Нина рассказала мне, что в тот роковой день они с мужем сильно разругались. Он ушел, хлопнув дверью, бросив напоследок: «Не нравится, я могу и другую найти».

– Вообще Богдан очень добрый, уравновешенный, сына обожает и меня на руках носит, – продолжала свое повествование Нина в настоящем времени, ласково гладя на фотографию в траурной рамке. – А меня он называл Пандушкой. Почему? Я маленькая, мужу по грудь, а когда ходила беременная, располнела и переваливалась с ноги на ногу, как потешная толстенькая панда. А еще – только, Надя, вы никому не говорите, особенно маме, а то подумают, что я сумасшедшая… Богдан приходит ко мне и стоит за балконной дверью. Мы смотрим друг на друга через стекло и оба плачем. Но только я делаю шаг навстречу, чтобы обнять его и как раньше уткнуться ему лицом в грудь, он исчезает. Поэтому сейчас я просто стою, смотрю ему в глаза и не шевелюсь. Я так соскучилась… Я так сильно по нему скучаю… Во мне нет живого места… Так больно, так больно… И я во всем виновата. Ведь это я сказала: «Уходи. Чтоб я тебя больше никогда не видела!» Так и получилось. Боже, что я наделала! О, если бы я знала!!! – Все это Нина говорит скороговоркой, чтобы не дать душащим ее рыданиям прорваться наружу.

Мы говорили с Ниночкой до полуночи, пока ее маленький сынок не проголодался, потребовав заботы и внимания. Я уходила, невольно оглядываясь на балконную дверь. Смерть наступила неожиданно и мгновенно, Богдан не осознал своей гибели, поэтому он возвращается в дом, где живет его любовь, снова и снова. А его маленькая жена еще не готова навсегда расстаться с ним, объяснив ему факт его смерти следующими фразами, расставляющими все по своим местам: «Ты умер, а я живу. Ты ушел, а я осталась. Твое место в том мире, мое – в этом. Ты мертвый, а я живая. Я отпускаю тебя, сохраняя навсегда любовь в своем сердце. Когда-нибудь, когда Богу будет угодно, мы с тобой обязательно встретимся».

Что же, всему свое время. «Свидания» с погибшим мужем прекратились, когда родители Нины поменяли ее крошечную квартирку на последнем этаже девятиэтажки на более просторную, расположенную недалеко от их жилья. Они всем сердцем полюбили внука, названного в честь деда Николаем, и хотели проводить больше времени с малышом.

Сердце Аннет, жены Ларри, остановилось, когда малышке Тэсс исполнилось одиннадцать месяцев. Катастрофически располнев во время беременности и кормления грудью, молодая женщина начала принимать широко разрекламированные капсулы для похудения известной американской фирмы. За один месяц Аннет похудела на сорок килограмм и вес продолжал стремительно падать. Сердце не выдержало. Последние ее слова были обращены к любимой дочке. Шепча их, она склонилась над детской кроваткой и вдруг отпрянула. Девочка смотрела на нее глазами, полными непролитых слез. Взгляд был недетским – боль, любовь и отчаяние пронзили материнское сердце.

Своей смертью мать обеспечила дочери безбедное существование. После трехлетнего разбирательства суд потребовал от фармацевтической компании-производителя капсул погашения морального и материального ущерба семье пострадавшей. В результате девочка из среднестатистической американской семьи стала миллионершей. Но все это не могло компенсировать материнской любви, в которой так страстно нуждался ребенок.

Когда Богдана не стало, родители Нины взяли всю ее жизнь под контроль. Они диктовали ей, где жить, что есть, как одеваться, что делать, с кем дружить, а вернее – НЕ дружить, НЕ ходить, НЕ гулять. Вся ее жизнь теперь должна быть посвящена только сыну. В редкие моменты ее робкого сопротивления и непослушания папа грозился отобрать у нее ребенка и усыновить. Отца Ниночка знала хорошо. Он никогда не бросал слов на ветер. Сказал – сделал. Загнанная в тиски родительской опеки юная мать запаниковала. Как птичка, познавшая волю во время своего недолгого замужества, она билась о прутья своей новой клетки и не находила выхода.

Спасла ее подружка Эмма, с которой они познакомились, прогуливаясь с колясками в парке. Муж подруги был жив, но для нее он умер. Увидев его целующимся под окнами дома с длинноногой девицей, Эмма захлопнула входную дверь перед его носом и вместе с дверью захлопнула и свое сердце. Воя по ночам в подушку от нестерпимой боли, чтобы не разбудить сладко сопящую малышку, она поклялась ей и себе выжить и во чтобы то ни стало стать счастливой. Через неделю она уже ходила в брачное бюро как на работу. Общалась в скайпе с иностранцами, кружила головы, заводила романы, получала подарки и бросала поклонников жестко и хладнокровно – так же, как ее бросил муж. Сейчас она находилась в отношениях с состоятельным юристом из Швейцарии, который своей любовью, вниманием и заботой прорвал ее мстительную оборону, отогрел ее душу и шаг за шагом учил ее заново доверять миру, мужчинам, себе.

Брачное бюро

Эмма, чуть ли не силой затащила Нину в брачное бюро, где сама в то время уже работала переводчицей. Хрупкая, миниатюрная Ниночка обладала безупречным вкусом в стиле Кристины Орбакайте. Ее фотосессия в шелковистом брючном костюме нежно-бирюзового цвета с подобранными вверх и небрежно заколотыми светлыми локонами произвела фурор среди иностранных клиентов, жаждущих найти русскую жену. Письма с предложениями серьезными и не очень хлынули лавиной. Из всех претендентов Нина выбрала троих и начала с ними переписываться. Все они были высокими, крупными, а один из них – Ларри – еще и цветом волос, стрижкой напоминал Нине Богдана. Он опередил других, уже через пару месяцев появившись на пороге ее дома с чемоданом в руках.

Все это время Ниночка занималась английским на интенсивных курсах, чем удивляла мать с отцом. Любовью к учебе она не страдала, окончила медучилище и теперь с горем пополам дотянула до последнего курса мединститута. Она туда не хотела. Она вообще не знала, чего хочет, как многие из нас в ее возрасте. Разве что рисовать на полях тетрадок барышень в дивных кружевных нарядах. Но у папы, всю жизнь проработавшего в органах КГБ, были связи. Папа так решил, мама поддержала, и Ниночка с отвращением ходила в престижный, но ненавистный институт, зажмуривалась на многих лекциях, ибо не питала восторга от вида скелетов, внутренних органов, плавающих в физрастворе, походов в морг. А от вида крови она вообще теряла сознание.

Ларри понравилась общительная, беспрестанно щебечущая невеста. Ее страстное желание, трепетность и сексуальность помогли ему закрыть глаза на беспорядок в доме, разбросанные вещи и отсутствие горячего обеда. Диплом будущего стоматолога тоже играл немаловажную роль в принятии решения взять Ниночку в жены. С маленьким Колей он с первых дней обращался как с родным сыном. Дружелюбно, заботливо. И сразу приучал к дисциплине, подолгу разговаривая с двухлетним малышом как со взрослым.

Ниночку это умилило. Ларри был большим и тучным, хотя свой приезд он отложил на месяц, чтобы хоть немного похудеть. Это не была любовь с первого взгляда. Но его внимание, решительность и умение брать на себя ответственность покорили ее. Немаловажными моментами стали его постоянная работа независимым аудитором, его шикарный дом площадью около тысячи квадратных метров с бассейном пусть и в знойном штате Аризона, но зато вдали от неусыпного контроля родителей, жесткости отца и страха, что у нее отнимут сына.

За неделю до приезда жениха отец выследил дочь, когда та выходила из дверей брачного агентства. Он в бешенстве бросился к Нине и наотмашь ударил ее по щеке. Тамара, семенившая за ним, в страхе отскочила в сторону. Прохожие оборачивались, кто-то вскрикнул, Коля, которого Нина везла в колясочке, расплакался. Девушка с красной щекой от отцовской затрещины, оберегаемая праведными возгласами зевак, дрожа от страха и толкая впереди себя коляску, обогнула разъяренного родителя и поспешила к себе домой. Это была очень болезненная, но последняя точка в ее сомнениях уезжать или не уезжать из страны. Она уехала. Но перед отъездом попросила сделать расстановку, чтобы понять, как родители, особенно отец, относятся к ней.

Расстановка
Нина поставила в расстановку заместителей себя, отца и матери. Замещающая мать женщина, лишь мельком взглянув на дочь, не сводила глаз с мужа. В какой-то момент она начала отворачиваться от него, но остановилась так, чтобы он оставался в поле ее зрения. Впоследствии на мой вопрос о своем состоянии и чувствах она ответила:

– Внутри все сгорело. Когда-то я его сильно любила, а сейчас просто боюсь его потерять. Но в то же время знаю, что он от меня никуда не денется!

– А какие чувства у тебя к дочери?

– К дочери? – она удивленно подняла бровь, словно впервые про дочь услышала. – Нормальные чувства. Ровные.

В это же время между отцом и дочерью происходило что-то похожее на молчаливый танец невысказанных страстей. Вначале заместитель отца, заложив руки за спину, нервно мерил шагами пространство комнаты, бросая огненные осуждающие взгляды на девочку. Потом он подошел к ней и начал трясти за плечи, оттолкнул ее от себя, но сразу подошел, обнял и снова отстранился. Заместительница дочери, втянув голову в плечи, дрожала от страха и боялась поднять глаза.

– У меня к ним хорошие, теплые чувства. Но все же меня тяготит зависимость от них, ощущаю сильную болезненную связь с отцом. Мне только большим усилием воли удается держать себя в руках, чтобы не упасть в обморок от страха.

Сидящая рядом со мной Нина зажала рот руками. Из ее глаз текли слезы, она согласно кивала, не в силах вымолвить ни слова из-за беззвучных рыданий. Я обняла ее за плечи и прошептала на ухо: «А ты поплачь. Здесь можно плакать. Где же, если не здесь». После того как молодая женщина, дав волю слезам, успокоилась, я задала ей напрашивающийся из увиденного в расстановке вопрос:

– У твоего отца до женитьбы на матери были любовные отношения?

– Что вы?! Мама – его первая и единственная любовь. Они у меня такие моралисты. Я родилась поздно, когда им было за сорок. Поэтому папа так привязан ко мне и беспокоится, чтобы ничего плохого со мной не случилось.

В словах Нины слышалась какая-то заученность, поэтому я доверилась своей интуиции и поставила в расстановку в порядке эксперимента заместительницу женщины – возможной партнерши отца, о которой девочка могла и не знать. Какую фигуру ввожу, я не озвучила.

Атмосфера расстановки разрядилась, словно после бури наступил штиль. Заместители отца и его возможной партнерши медленно подошли друг к другу и встали рядом, взявшись за руки. Мать гневно посмотрела на счастливую парочку, но, увидев, что они оба с улыбкой смотрят на ее дочь, смягчилась и тоже доброжелательно посмотрела на нее. Сидящая рядом со мной Нина вздохнула с облегчением, слезы высохли, спина распрямилась.

Я не стала копать дальше – такого запроса клиентки у меня не было. Было важно узнать, как родители относятся к ней, чтобы спокойно уехать за тридевять земель, в неизвестную Америку. Теперь Нина видела их дружелюбные взгляды, и это привело ее к умиротворению, стало ресурсным состоянием, перед тем как сделать окончательный выбор.

На этом я завершила расстановку. Меня никто не спросил, что за фигуру я ввела в расстановку. А если бы спросили? Я ответила бы: «Это была Тайна».

Зная много лет мать Нины Тамару, самоуверенную, властную, красивую женщину, Львицу по гороскопу и Львицу по жизни, я никогда не слышала ее разговоров о других женщинах в жизни мужа. Да разве о таком рассказывают в светских беседах? Ниночка уехала счастливая, и я тоже попыталась забыть эту историю.

Хороша страна Америка…

Через месяц Ниночка рыдала в подушку в своем шикарном новом доме в Аризоне. Дом оказался преогромным, а убираться там приходилось ей. К тому же дом был оформлен в кредит, и выплачивать его предстояло еще лет пятнадцать. В стране бушевал кризис, семьи массово покидали маленький городок, устремляясь на поиски лучшей жизни в большие мегаполисы. Работы у Ларри поубавилось, соответственно, денег тоже. Его дочь Тэсс устроила настоящий террор мачехе и ее отпрыску, так что Нина порой даже опасалась за жизнь сына. Когда молодая жена в отчаянии набросилась на мужа с упреками, главным из которых был тот, что собственной крыши над головой у него нет, флегматичный американец парировал: «Но ведь и ты меня обманула, сказав, что работаешь стоматологом». Крыть было нечем, надо было жить дальше.

Ларри купил ей маленькую машину, она окончила курсы вождения и стала домашним извозчиком. Возила Тэсс в школу, на медосмотр, в бассейн, к бабушкам и дедушкам. Мужа, который в целях экономии не заводил свой огромный джип, она тоже возила по делам и на стадион – поболеть за местную баскетбольную команду. Коленьку устроила в подготовительную группу юных скаутов, где его учили быть примерным (то есть удобным) американцем. Там его окрестили звучным именем – Рик, что означает «мощный, храбрый», вместо невнятного русского Коля. Маминого нового мужа Ларри мальчику велели называть папой. На воспоминания о родном отце было наложено табу. Нина не взяла с собой ни одной фотографии бывшего мужа.

Мало того, приехав навестить родню через полтора года после отъезда, она согласилась пойти с сыном в гости к родителям первого мужа только с условием, что они ни словом не обмолвятся о том, что Богдан – его родной отец. Глядя на внука, который был копией их погибшего единственного сына, родители Богдана, глотая слезы и превозмогая волнение и боль от нахлынувших нелегких воспоминаний, слово сдержали. Они были согласны на все, лишь бы изредка видеть маленькую копию своего любимого мальчика. А Коля-Рик остался не только без отца, но и без поддержки бабушки и дедушки. Общаться с внуком им было разрешено. Но только один раз в полтора – два года при условии полного сохранения тайны.

Во время наших редких встреч с Тамарой и ее дочерью я старалась пролить свет на последствия, к которым могут привести семейные тайны. Но женщины меня словно не слышали либо не хотели слышать.

Наконец Нина прочла одну из моих книг. В очередной свой приезд в Одессу она решилась сделать расстановку на взаимоотношения в своей новой американской семье. Такие семьи принято называть «лоскутными» – по аналогии с одеялом, сшитым из лоскутков. И сейчас это одеяло трещало по швам.

За несколько дней до расстановки Нина вняла моим словам и сказала сыну, что Ларри – не его родной отец. Его родной отец Богдан погиб в автокатастрофе. Рассказала она это не напрямую, а как мы с ней договорились – как сказку. Ехать на кладбище на могилу отца семилетний Рик был не готов. Но, к изумлению матери, он не удивился. Подняв глаза к небу, мальчик с глубоким недетским вздохом сказал: «Я знаю, мама. Мой папа сейчас на небе и смотрит на меня».

Расстановка
Мы поставили в расстановку новую семью Нины в полном составе. Ларри, Нина, Тэсс, дочь мужа, и маленький Рик. Судя по тому, как их расставила Нина, можно было предположить, что в семье царил полный хаос. Никто никого не видел, всем было некомфортно, и никто не мог найти свое место. Мы дали энергиям подействовать, а заместителям – возможность двигаться. Через несколько минут все выстроились в одну линию. Ниночка с сыном на шаг впереди, Ларри с дочкой – немного позади. При этом Тэсс заняла место партнерши отца. Глаза у всех были опущены вниз, словно они боялись увидеть то, что было впереди, и, кажется, единственное, что их всех объединяло, – Ее Величество Смерть.

Я не стала вводить эту фигуру в расстановку. Обратив внимание, куда бросают взгляды Нина и ее сын, я положила перед ними заместителя погибшего Богдана. Заместительница Нины сжала кулаки и, поджав губы, пыталась справиться с комом в горле. Раздражение и злость душили ее.

– Ты злишься на него? – мягко спросила я.

– Да, я злюсь на него. Он причинил мне страшную боль. Мне даже хочется сказать: «Так тебе и надо!»

Заместительница сгорбилась, опустив голову и обхватив ее руками, словно собралась рвать себе волосы. Из груди женщины вырывались глухие рыдания.

Я перевела взгляд на клиентку. Сквозь слезы в ее серых глазах блестели огоньки злости.

Заместителя Рика словно всасывало в энергетическую воронку отца. Он вначале удивленно смотрел на него, медленно обходя по кругу. Потом упал на колени, уставившись в пустоту сухими горящими глазами, лег рядом с отцом и вытянулся.

Я ввела вместо заместительницы саму Нину и показала всю открывшуюся картину.

– Душа твоего сына стремится к отцу, когда ты исключаешь его из семьи. За что ты так злишься на первого мужа?

– Он обидел меня! В тот день мы поссорились. Он хлопнул дверью, крикнув напоследок, что уходит к другой. О, если бы все можно было вернуть… Данечка, родненький, любимый мой! – Нина как подкошенная упала на грудь заместителю первого мужа и дала волю горючим слезам и непрожитому горю. За считанные секунды она снова проделала путь роковых потерь: от шока, неприятия, злости, обиды до понимания, прощения, благодарности и любви.

Ее сын в ходе драматичного монолога словно оттаивал, оживал. Наконец он широко открыл глаза и поднялся. Я попросила его склониться перед отцом, выражая уважение к его жизни, смерти, к его судьбе. Последняя фраза: «Папа, ты всегда живешь в моем сердце. Когда-нибудь мы с тобой обязательно встретимся. А пока смотри на меня доброжелательно и радуйся, что я живу», – окончательно высвободила мальчика из энергий смерти. Нина тоже долго стояла в поклоне перед бывшим мужем, пока вздох глубокого облегчения не вырвался из ее груди.

Только после того как Нина увидела и обняла сына, мы смогли продолжить расстановку и довести ее до гармоничного завершения.

Я не буду описывать следующую часть расстановки, так как в этой главе мне хочется поговорить о совпадениях, которые происходят в жизни и отражаются в расстановочном процессе.

Мама, можно?

Иногда тайна намного удобней,

чем знание ответов на вопросы.

Автор неизвестен

Следующую расстановку в этот день заказала миловидная женщина с очаровательными ямочками на щеках и роскошными пышными формами. Ее тоже звали Нина. И это было первое совпадение, перекликающееся с предыдущей расстановкой. Потом совпадения посыпались как из рога изобилия – возраст, даты, сама суть вопроса.

– Я не могу найти свое место в жизни. У меня море идей, но ничего из задуманного я не могу довести до конца. Если мне везет, и я достигаю цели, то находится кто-то, кто этот результат присваивает. В личной жизни ничего не складывается. Мужчины быстро надоедают, и я их выгоняю. С мужем разошлись, прожив восемь лет. Через два года он выкрал у меня сына, которому исполнилось восемь, и увез к своим родителям в Казань. Я была бессильна. От меня как гражданки Украины даже заявление в милиции не приняли.

– Расскажи немного о своей семье. Кто твои родители, состоят ли до сих пор в браке, есть ли братья и сестры? – спросила я.

– Да, родители живут вместе. Они до сих пор любят друг друга и меня тоже, – счастливо улыбаясь, произносит Нина.

– А были ли у кого-то из родителей партнеры до их знакомства, женитьбы?

– Нет… То есть да… Мама была замужем. Была очень пышная свадьба, больше сотни гостей, оркестр… Потом что-то не сложилось, и она выгнала мужа, когда была уже на восьмом месяце беременности. И портрет мужа со всех фотографий свадебных мать удалила.

– А ребенок, что случилось с ним?

Нина некоторое время непонимающе смотрела на меня, потом, словно сама удивляясь собственным словам, произнесла:

– Так ничего не случилось! Я родилась. А когда мне было одиннадцать месяцев, мама вышла замуж за папу. Папа у меня хороший, добрый, любит меня.

– Значит, отец у тебя неродной, тебя воспитывал отчим? – уточняю я.

– Он самый лучший отец для меня, а не отчим. Он меня удочерил. Мне другого папы не надо. Без того… папы жили и не умерли, – повторяет женщина чьи-то слова.

– Да, я понимаю, что ты хорошо относишься к человеку, который тебя удочерил и воспитывал. А что с твоим родным отцом, что ты о нем знаешь, где он сейчас, жив ли?

– Не знаю и знать не хочу. Он плохой, раз мама его выгнала. Она даже его физиономию со всех свадебных фотографий вырезала. Наверное, еще тот гад был! Я даже не знаю, как он и выглядел.

Женщина раскраснелась, жесты ее стали рубящими, резкими, в голосе чувствовались нотки досады, которые расшифровывались: «Да при чем здесь биологический отец, если есть другой, родней родного? Я пришла за счастьем, которого нет ни в одной сфере жизни. Вопросы о мамином первом муже только уводят от главной цели!»