– Заткнись!
Арокх теперь выпрямился и своей силой заставил нас с Кремером вновь упасть на колени. Падение было столь неожиданным и быстрым, что мои колени хрустнули, было больно, но, вероятно, это лишь малая цена за сопротивление воли Богов.
– Не забывай, чародей, где ты находишься! Ты будешь говорить, только когда тебе это позволят!
Фейсал даже не моргнул. А вот Ирана сморщилась и посмотрела неодобрительно на Арокха, хотя продолжила хранить молчание.
Кремер склонил голову. Я последовала его примеру. Мне хотелось многое сказать этому павлину, но он же Бог, и мы в его власти. Ради нашего благополучия я лучше промолчу, а по тому, как прикусил губу Кремер, мне стало понятно, что наемник тоже сдерживает себя.
Арокх, довольный собой, вальяжно присел на свой трон и мелодично продолжил:
– Итак, Кремер, ты нарушил решение Фейсала. Решение было предельно ясным: все Источники подлежат уничтожению!
Арокх не смотрел на меня, но намек ясен как белый день. Кремер не убил меня и Ремиса, и в этом его смертный грех.
Он не просто не убил нас с Ремисом, он еще и не раз спасал меня. Он заботился обо мне, и за это он должен умереть. Только через мой труп!
Я встала, правда, было тяжело, казалось, на моих плечах мешок весом с тонну, но все же мне удалось подняться. Покачиваясь и силясь справиться с эмоциями, я уставилась прямо Фейсалу в глаза.
– Хотите кого-то убить? Убейте меня! Желаете смерти, крови и зрелищ? Вот я!
Кремер вскинул руки, чтобы удержать меня на месте, его взгляд умолял заткнуться, но вот лицо Фейсала не изменилось, он никак не отреагировал, Ирана же улыбнулась, и мне показалось, что это было нечто сродни жалости ко мне. Зато Арокх отреагировал бурно.
– Неужели? Источник жаждет смерти? И почему я не удивлен?
– Алика, замолчи! Прошу тебя!
Наемник все-таки схватил мою руку, чем полностью привлек мое внимание к нему.
– Если ты думаешь, что я буду молча сидеть тут и хлопать глазами, пока тебя обвиняют в том, что ты не уничтожил меня и Ремиса, то ты меня все еще не знаешь, Кремер!
Я улыбнулась ему, наверное, самой откровенной улыбкой за все время. Я была ему признательна за все, но с меня хватит. Хватит прятаться в пыльном шкафу заброшенной библиотеки.
Он хотел мне что-то еще сказать, я видела это по его лицу. Его губы шевелились, силясь найти подходящие слова, но я не дала ему шанса.
– Я люблю тебя, Кремер.
Мои слова ему были приятны, но на лице не было удивления, услышав их именно сейчас.
– Я знаю, Фитилёк, знаю. Но, пожалуйста, ради нас обоих не становись на мою защиту!
Это были самые желанные слова, которые я когда-либо мечтала услышать от Кремера, это даже не слова любви, это нечто большее. Он ценит свою жизнь меньше, чем мою. Он защищает меня ценой своей жизни.
И хотя мы говорили почти одними губами, кажется, наш диалог не остался не услышанным.
Ирана не произнесла ни слова, но то ли всхлип, то ли вздох привлек мое внимание к ней. Она выпрямилась и уже не держалась за руку Фейсала, который все так же был неподвижен словно статуя, взгляд которого был направлен лишь на Кремера. Меня не существовало для него, Фейсал меня не замечал. То, что я поднялась и огрызнулась, нисколько не заставило его обратить свое внимание на меня.
– Кремер не виноват!
В следующую секунду я отлетела и с высоты примерно метр упала на спину. Мне показалось, что я сломала руку, а заодно и позвоночник. Воздух покинул мои легкие, слезы от дикой боли, что пронзила меня, потекли из глаз. Я, как рыба, выброшенная на берег, безрезультатно пыталась поймать ртом воздух.
– НЕТ! – голос Кремера, услышанный мною сквозь легкую контузию, был глотком легкого обезболивающего.
Но вопреки моим желаниям Кремер не притронулся ко мне, вероятно, по непонятным причинам противостоять Богам ему сложнее, чем мне.
– Арокх, это лишнее, – прозвучал мелодичный голос Ираны, словно канарейки, поющей на ветке дерева в теплый весенний день. От одного ее голоса мне уже стало не столь больно.
Спустя какое-то время боль исчезла. Кто это сделал? Ирана или Фейсал? Явно же не Арокх, чертов садист.
– Поднимись, Источник!
Этому голосу невозможно противостоять. Эта команда, произнесенная тихо, но жестко, не дает никаких шансов ослушаться. Я вскочила на ноги так быстро, как смогла, быстрее вскакивают лишь те, кто случайно садится голым задом на раскаленные угли.
И вот теперь Фейсал направил свое внимание ко мне. Впервые за все время, как я тут оказалась. Даже не знаю, радоваться или горевать из-за этого. Но, может, мне дадут шанс сказать пару слов в защиту Кремера, а также Ремиса? Про себя я даже и не думала в этот момент.
Я все ждала, когда зрительный контакт с Фейсалом приведет к тому, что он заговорит, но он лишь смотрел на меня, а я не осмеливалась заговорить с ним первой. Поэтому не нашла ничего лучше, как склонить голову.
– Есть причина, по которой ты и Кевилс сохранили жизнь Источникам?
Это был Арокх, и он, кажется, несколько успокоился после того, как показал мне мое место – на лопатках перед волей Богов.
– Мы сохранили жизнь маленьким, беззащитным детям. Мы не знали, что они были Источниками.
Кремер отвечал хладнокровно, его лица я не видела, так как все еще стояла с опущенной головой, но по голосу могу судить, что он не считает нужным оправдываться.
– Уточню свой вопрос: вы бы спасли детей магов, знай вы, что они Источники? – Арокх вновь начал терять спокойствие.
– Лично я не участвовал в той операции, но… – Кремер запнулся, явно ища подходящие слова, – нет, думаю, что чародеи убили бы и их тоже, вместе с родителями.
– Значит, Кевилс приютил и вырастил, как он думал, обычных магов? – В голосе явно читалось недоверие.
– Да, мы все были в этом убеждены.
Я заметила, что Кремер не выгораживает себя, но он определенно защищает Кевилса и остальных чародеев.
– А когда стало известно, что это Источники, что тогда вам помешало уничтожить их?
– Они не являлись угрозой, они не заслужили смерти.
– И кто же это так решил? Ты или Кевилс?
Не знала, что Боги умеют рычать, но вопрос определенно прозвучал, как звериный рык.
– Я.
Один ответ, одно слово, и Кремер принял весь удар на себя, защищая Кевилса. Удивлена ли я? Нет. В этом весь Кремер – защитник до конца своей жизни.
Я подняла голову, только чтобы увидеть, как Кремер сжал кулаки и смотрел только на Фейсала, словно ища у него понимания. Тело наемника жесткое, вся его поза говорила о том, что он принимает свою участь с гордо поднятой головой.
– Поразительно, не правда ли? – Арокх хлопнул в ладоши, словно радуясь, что наконец-то решил сложную задачку. – Вот так просто он решил, что не обязательно исполнять волю Богов!
Не надо быть гением, чтобы понимать, что судьба Кремера решена.
Наша с Кремером история «жили они долго и счастливо» сложилась не так, как я мечтала. Жили мы вместе недолго и не всегда счастливо, зато, точно умрем в один день.
– Известно ли тебе, по какой причине все Источники были приговорены к смерти?
Фейсал вступил в диалог, и это заставило меня перевести взгляд с Кремера на Фейсала. Но то, как он заострил внимание на слове «все», не осталось не замеченным для Кремера и для меня.
– Да, Источники являли собой воплощение зла и бездушности. Они убивали все живое, несли в себе угрозу для существования не только людей, но и других бессмертных.
Не то чтобы я не была согласна со словами Кремера, но от его слов меня передернуло. Ведь тогда получается, что родителей, которых я помнила любящими и нежными, не существовало. Но ведь это не так! Я не видела в моих родителях ничего злого, хотя… должна признать, по сути я ничего о них не знаю. Просто мне хочется верить, что они, как и мы с Ремисом, не являлись проклятым злом и ужасом для всего смертного и бессмертного существования.
Но тут я вспомнила, как отец рассказывал истории Ремису на ночь про битвы акритов и магов, а в этих историях было много ужасного. Может, папа рассказывал свои личные истории, а мы с Ремисом просто тогда этого не осознавали. Я тяжело сглотнула ком, подступивший к горлу. Я помню, что те истории меня пугали, и маги меня ужасали… Что, если отец рассказывал о себе, а не просто о каких-то там магах? Боги! Я судорожно пыталась вспомнить детали тех историй, но ничего толком в голову сейчас мне не приходило. Только общее впечатление: страх, кровь и всегда триумфальная победа магов. Я похолодела от ужаса. Меня даже стало немного трясти.
Кремер заметил изменения, что начали происходить со мной, и то, как я обвила себя руками в тщетной попытке успокоиться. Видимо, он решил, что это от его слов, поэтому захотел смягчить сказанное им.
– Но не все маги – зло, и могу поклясться, что Ремис и Алика определенно не являются злом. Они ничем не похожи на тех безумных Источников.
– Ты так думаешь?
Фейсал ничего не ответил, но Арокх вклинился в разговор с усмешкой, словно чародей сказал абсолютную глупость.
От защиты Кремера, направленной на меня и Ремиса, мне стало немного легче, было утешением услышать, что он не считает меня с братом угрозой всему сущему. Я и так знала, что Кремер придерживается этой точки зрения, но одно дело – он говорит это мне, а другое – защищает нас перед Богами.
– Да, я уверен. Эти маги выросли в стенах чародейского замка, они воспитывались на принципах справедливости и чести, в понимании разницы между добром и злом, они обрели свои магические силы с четкими ориентирами, как следует их применять.
Арокх ничего не ответил, Фейсал тоже не спешил продолжать разговор. И это не сулило ничего хорошего.
Когда молчание затянулось, Фейсал заговорил:
– Проблема с Источниками заключается не в том, какими они рождаются – злыми или нет. Проблема в силе, которой они наделены. Она им не принадлежит, это сила Богов, в этом суть невозможности их существования. Подобная сила требует соответствующего обхождения и контроля, а с контролем у магов всегда были, есть и будут проблемы. Рано или поздно Ремис или Алика не справятся с той силой, которой обладают, и тогда обязательно пострадают невинные.
– Чародеи могут и дальше направлять их. Я могу их контролировать.
Но в голосе Кремера даже я могла расслышать нотки сомнения.
– Вы правы!
Все трое на пьедестале и чародей перевели взгляды на меня. Было понятно, что эти слова – последнее, чего они ожидали услышать от Источника.
Наконец-то я завладела всеобщим вниманием!
– Вы правы – с контролем у магов проблемы, и, может, эта сила не должна быть у Источников, но по воле Богов… – я специально сделала паузу и акцент на богах, – …мы ею наделены. Я не просила для себя подобного, я не хотела этого. Всю свою сознательную жизнь в замке чародеев я училась, как правильно готовить зелья, я переживала и психовала из-за того, что у меня ничего не получается, но я никого не уничтожила за свои неудачи. Я знаю, что такое «страдать», я уже знаю, что такое «потерять близких мне людей», но я не ищу мести. Я никому не желаю зла и честно признаюсь: моя сила меня саму пугает, но я смогу с нею справиться, я обязана это сделать ради тех, кто мне дорог. И я справлюсь!
Не сильно надеясь на понимание со стороны Богов, я все же в большей степени хотела защитить Кремера, ведь он один сейчас защищает меня, Ремиса, Кевилса, при этом не ища защиты для себя самого. Мы есть друг у друга, мы и дальше будем защищать друг друга, как это было последнее время.
– Ты веришь в то, что говоришь. – Фейсал немного сдвинулся со своего трона и склонил свое могущественное тело в мою сторону. – Чародей верит в то, что ты говоришь, даже мы верим, но опять вы с чародеем упускаете важную деталь: ты убьешь невинного рано или поздно, когда возникнет причина, которую ты сочтешь оправданной для нападения!
Когда я попыталась возразить, Фейсал вытянул вперед руку, жестом приказывая мне молчать.
– И ты уже это сделала!
Я сделала? Прошедшее время? Что? Я посмотрела на Кремера в поисках подсказки, но на его лице также читалось непонимание. А когда я вновь посмотрела на Фейсала, заметила, что он улыбается, при этом улыбка не была ироничной, как у Арокха, а скорее даже с некой добротой. Эта улыбка была столь неуместна, что это смутило меня еще больше.
– Ты убила моих охранников. А их способна убить только сила Богов.
– Я защищалась! – Выпалила я громко от обиды, еле удерживаясь на ногах. Такое обвинение в мой адрес – не шутка Бога, он серьезен. – Это несправедливо! Это не я к ним пришла с мечом, это они пришли к нам!
– Правда? И от кого же ты защищалась? – Спросил Фейсал.
Арокх громко хмыкнул и даже засмеялся.
– Алика защищала меня и себя, она верила, что они угрожают нам, она…
– Она сама может говорить, насколько мы видим, – прервал Кремера Арокх.
Сложно подобрать правильные слова, когда тебя обвиняют в том, что ты ранее принимала за героическое спасение, а теперь это является преступлением.
– Сильные воины появились из ниоткуда, я не знала, кто они, но они не отпустили бы нас. Я видела, что Кремер сражается, но это ни к чему не приводит, я спасала и его, и себя!
– Именно! И поэтому ты их убила. – Фейсал ответил и кивнул головой.
И как на это что-то возразить? Я их убила. А кто бы не стал на моем месте защищаться?
– Я тоже с ними дрался. К чему обвинять лишь Источника? Я тоже повинен в том, что вступил с ними в схватку.
От чувства благодарности с большим трудом сдержалась, чтобы не броситься к Кремеру и не обнять его.
– Сейчас ты только подтвердил мои слова.
Такого недоумения на лице Кремера я не встречала никогда: шок и полная растерянность. А я уже поняла, что хочет сказать Фейсал.
– Если бы не было Источника, те бойцы выжили бы. Ты рано или поздно истратил бы все свои зелья и в конечном счете потерял бы силы, не смог сопротивляться, они схватили бы тебя и привели ко мне. В итоге все были бы живы. Но не тогда, когда в дело вступает Источник. Я уже сказал, этих бойцов может убить только сила Богов, ты такой силой не обладаешь, а вот Источник – да. И это лишь вопрос времени, когда Источник найдет подходящую причину для убийства невинных. А они были невинны, они следовали лишь моим приказам и не причинили бы вреда ни тебе, ни даже ей!
Ничего, ровным счетом ничего невозможно противопоставить этим словам. Но только Кремер так не считал:
– Вы наказываете Источника только за то, что ее наделили Боги силой, но несмотря на это, я верю, что Алика способна учиться и взять под контроль свои силы. Она не убила онгхусов в схожей ситуации, поскольку узнала, что тогда пострадают души. Она не стала защищаться в схожей ситуации. Это говорит о том, что Источник обладает божественной силой, но это не всегда плохо, ее силу стоит лишь верно направить. Например, на защиту слабых и невинных.
Я прошептала слово «спасибо» лишь одними губами, глядя на Кремера. Он не сдается, чего не могу сказать о себе.
– Глупец, в тебе говорят лишь чувства к этой женщине. Но это не спасет тебя от нее же самой, если она решит, что ты являешься угрозой для нее или для Ремиса.
Арокх не просто обвиняет меня, он еще и Кремера хочет настроить против меня? Зачем, какой в этом смысл?
Глава 34
В эту минуту многое может прийти в голову разумному существу, могут вовремя появиться правильные слова, которые следует употребить в данной ситуации, но только не у меня. Когда Кремера обвинили в том, что им движут только эмоции и чувства ко мне, вся эта ситуация перестала казаться мне настолько ужасной, как вначале. Глупо. Да, ведь это не спасет нас, но принимать обвинения, какими бы ужасными они ни были, значительно легче, если твоим адвокатом выступает любимый человек.
Кремер верит в меня, он знает, я достойна того, чтобы меня защитить перед Богами. Чародей забывает о собственной судьбе, о собственной жизни и ставит во главу угла защиту Источника. Это невероятно, с какой стороны ни посмотри. Не найдется ни одного бессмертного, кто бы с легкостью поверил в происходящее. Невозможно представить, что чародей будет защищать Источника, и уж тем более невероятно, что подобное происходит на суде у Фейсала.
Даже Арокху эта реальность представляется немыслимой. Поскольку его слова не вызвали у Кремера желания оправдываться, Фейсал лишь вновь расслабленно облокотился на спинку трона, словно услышал то, что хотел услышать, но о чем догадывался ранее, а меня это словно встряхнуло и отрезвило, я абсолютно перестала дрожать. Вероятно, Арокх рассчитывал на другую реакцию достопочтимой публики, для которой он так умело играет роль свирепого прокурора.
– Ты даже ничего не скажешь в свое оправдание, чародей?
Арокх явно не любит, когда его речи остаются без должного внимания.
– Не считаю нужным оскорблять слух Богов оправданиями в своих чувствах, ведь в чувствах нет ничего плохого.
– Только если эти чувства не становятся фундаментом для преступлений, – не унимался Арокх.
Чем его так задевают наши с Кремером чувства?
– Фундаментом всех преступлений являются чувства, которые превращаются в порок: ревность, зависть, злость, но любовь сама по себе не является пороком.
Я резко обернулась к наемнику, чтобы увидеть его гордый профиль, ощутить его уверенность и внутреннею силу. Он только что признался, что любит меня? Вот так прямо? Открыто и без капли сомнений? Не знаю, как я удержалась и не закричала о своей ответной любви к Кремеру, такое желание горело внутри. Видимо, чувствуя мой пристальный взгляд, Кремер повернул голову в мою сторону и встретился со мной глазами, в которых читались нежность и обреченность одновременно. Он едва заметно кивнул мне и вновь обратил взор на Фейсала и Арокха.
– Ты прав, любовь не порок. Любовь помогает создавать жизнь, она обладает созидательной силой, она способна менять жизнь и переворачивать миры. И лишь от силы любви зависит, как далеко распространяется ее всепоглощающая мощь, как далеко это может тебя завести. – Ирана произнесла эти слова очень тихо, настолько тихо, что все замерли, вслушиваясь в ее слова.
Ее лицо освещала улыбка, настолько нежная, что казалась видением, ее глаза блестели, а ее хрупкое точеное тело напоминало ангела, который спустился для защиты этого невесомого мира любви. Фейсал повернул в ее сторону лицо, она же не обратила на это внимания и только смотрела то на Кремера, то на меня. Когда Фейсал оторвал свой взгляд от Ираны и повернулся к обвиняемым, на его лице была еле заметная улыбка. В этот момент он мне казался простым смертным, а не бугименом всех бессмертных, которым пугают с самого рождения.
– Ирана, твои слова прекрасны, но нельзя прикрываться эмоциями в столь серьезных вопросах. – Арокх, говорил с еле сдерживаемой досадой, а чтобы телом не выдавать себя и свое раздражение, он облокотился на подлокотник своего каменного трона и склонился в сторону от Фейсала, давая понять без слов, что ему стало неприятно, когда его яркие, как ему казалось, талантливые речи перебивают сладким монологом влюбленной женщины.
Фейсал не счел нужным смотреть в сторону Арокха, но следы улыбки исчезли в миг. Можно понять, что ему не понравился выпад Арокха в сторону Ираны. Эта мысль была ободряющей, значит, у этих троих нет единодушия, что уже хорошо. Есть шанс, что хотя бы кто-то из них не будет настаивать на непременной ликвидации Кремера и меня. Хотя невозможно сказать, чей именно голос будет превалирующим в принятии решения. Я всегда думала, что суд вершит один Фейсал, а тут на троне трое, и роль каждого для меня загадка.
– Скажи, наемник, – Арокха словно неожиданно поразила мысль, от которой он вытянулся по струнке, и на его лице заиграла неприятная улыбка, – а столь же ты уверен в чувствах Источника?
– Я уверен, что чувства Алики направлены лишь в сторону добра и близких, которых она любит и о которых заботится. И эти чувства сильны.
Кремер продолжал говорить четко, но потом добавил уже с чуть меньшей уверенностью:
– Как и сильно ее неприятие действий магов в прошлом.
Он прав – действия магов в прошлом вызывают у меня неподдельный ужас, гордости за их поступки я не испытываю, хотя мы с ним это и не обсуждали. Я готова признаться в том, что не могу смириться с мыслью, что мои родители могли участвовать в тех преступлениях. Да, я хочу верить, что они не были в этом замешаны. Когда Кремер добавил эти последние слова, в его тоне уже не было такой твердости. Он понимает, что я до последнего буду верить, что мои родители были исключением из печальной истории зверств магов.
– А не желаешь ли убедиться в обратном?
Арокх явно что-то задумал, и это что-то грозит мне и Кремеру неприятностями.
Мы с Кремером одновременно посмотрели друг на друга и в явном замешательстве. Затем мы одновременно уставились на Арокха в ожидании продолжения.
– Что если прямо тут и сейчас я пообещаю, что она и ее брат останутся жить, но для этого ей придется убить тебя?
Арокх встал и сделал шаг по направлению ко мне. По его лицу расплылась жестокая улыбка.
Я замотала головой как безумная, когда Арокх приблизился ко мне, но смотрел он на Кремера, который ничего не ответил, а на его лице читалось неверие в происходящее. Ни наемник, ни я не издали ни звука, я просто не могла найти подходящего ответа на предложение Бога. От ужаса и того выбора, который он мне предлагает сделать, я буквально онемела. Мне хотелось возразить, но я не понимала, как именно. Боги же не станут ставить перед таким ужасным выбором бессмертного?!
– А! Вижу, ты потерял дар речи. Что такое? Уже не столь уверен в ее чувствах? Нет? Ты не прислушался к словам моего брата о том, что Источник всегда найдет причину для применения разрушительной силы. Они не знают любви или добра, они не остановятся! Как думаешь, кого Источник предпочтет? Жизнь Источника и магов или жизнь чародея – их врага?
Кремер пошатнулся и сделал шаг назад. От этого меня словно пронзили кинжалом, а от сомнения, которые я смогла прочитать на лице Кремера, этот самый невидимый кинжал еще и провернули у меня в груди.
– Нет!
Мой крик был адресован и Кремеру, и Арокху, а может, и судьбе в целом, которая предоставила мне такой выбор – между смертью и смертью. Ведь если Кремер умрет, я умру вместе с ним.
– Что нет, дорогая?
Арокх навис надо мной, а потом продолжил, уже крича:
– Нет порочности, нет Источникам, нет жизни чародеям? Что нет?!
Слезы было не удержать. От несправедливости происходящего, от своего бессилия, от того, что Кремер даже хоть на мгновенье мог допустить такую мысль, от невозможности себе помочь и от обрушившегося на меня ночного кошмара. Я не могла прошептать ни слова, все, что мне удалось, – это опять мотать головой и протянуть руку в сторону Кремера. Я хотела уцепиться за него, дать понять, что я – не зло, чтобы он не слушал Арокха, а также убедиться самой, что Кремер все еще со мной. Я хочу прикоснуться к нему хотя бы еще один раз.
Арокх не стал мешать моей попытке дотянуться до наемника, как и не стал ждать от меня ответа. Вместо этого он, наполненный радостью, вновь уселся на свой треклятый трон, закинув ногу на ногу, словно в ожидании зрелища из первого ряда в зрительном зале.
– Кремер, нет!
Я сделала к нему шаг, потом еще один.
На этот раз он не стал отступать, а просто смотрел на меня, будто бы искал ответы или, быть может, способ меня ликвидировать. Сквозь слезы я смотрела ему в глаза и безмолвно пыталась донести до него мысль, что я никогда не буду угрозой для него. Одними губами я шептала только одно слово: «Пожалуйста». Пожалуйста, не отворачивайся от меня, пожалуйста, останься со мной!
Я не знаю, что в этот момент творилось в голове Кремера, но он обхватил мое тело, которое уже готово было рухнуть на землю и разрыдаться. Кремер крепко прижал меня к себе, одна его рука расположилась на моей спине, а второй он обхватил мою голову.
Боги не пытались нас прервать, они продолжали молча наблюдать за нашими объятиями.
– Тише, Алика. Тише.
Кремер старался успокоить меня?! Своими слезами я залила ему уже всю грудь, но их поток не прекращался.
– Я не могу, я не хочу, – голос сорвался, сквозь всхлипы я продолжала бессвязно что-то бормотать. – Кремер, я не могу. Ты должен… должен знать это!
– Я знаю, знаю. – Шепча эти слова, наемник гладил меня по голове.
– Не отпускай меня, – сама не понимала, что я несу, но остановиться не могла, – никогда не отпускай меня, Кремер. Не уходи, не оставляй меня, я не смогу без тебя! Ты мне нужен!
– Я тут, я держу тебя, я тут. – Кремер разговаривал со мной очень нежно как с потерявшимся ребенком.
Было совершенно не важно, что и как мы говорили друг другу, главное, что мы говорили, мы держались друг за друга.
– Ты отошел от меня, ты испугался, ты…
– Не от тебя, Алика, никогда от тебя, слышишь меня?
Это заставило меня оторвать лицо от груди Кремера и заглянуть ему в глаза. Я боялась, что не найду там подтверждения его слов, а увижу, что это лишь слова утешения, не имеющие под собой никакой почвы. Но я видела все то же лицо Кремера – всегда твердое и уверенное в себе и в своих словах.
Когда я уже почти поверила, что все у нас с Кремером хорошо и это была просто проверка со стороны Богов, услышала холодный голос Арокха:
– Мы дали вам достаточно времени, чтобы попрощаться. А теперь приступим!
Я сильнее вжалась в Кремера.
– Нет, я не могу, я не могу, не могу, не могу, – шептала я, как сумасшедшая, вцепившись в Кремера мертвой хваткой.
– Не можешь? – Арокх засмеялся. – Но ты можешь, Источник, и прямо сейчас ты нанесешь свой самый сильный магический удар по чародею, если желаешь, чтобы твой младший брат и ты продолжили загрязнять этот мир своей магией и дальше.
После этих слов наши объятия с Кремером были разорваны, и мы оказались примерно в десяти метрах друг напротив друга. Сквозь слезы я продолжала смотреть на него и умоляюще тянула к нему руки.
– Сделай это!
Вначале мне показалось, что это сказал кто-то из Богов ровным и без сожаления голосом, но потом до меня дошло, что это произнес сам Кремер. Может, мне послышалось и он просил не делать этого?
– Итак, Источник. Перед тобой чародей – враг магов, он убивал магов, наверняка и Источников. И все же он сейчас – шанс выжить. Неужели ты не желаешь спасти жизнь себе и младшему брату?
Я ненавижу Арокха настолько, насколько допустимо испытывать ненависть к Богам. Может, это неправильно, но эмоциями сложно управлять, когда бьют по самому дорогому – по Кремеру и брату.
С надеждой я посмотрела на Фейсала, но, не увидев в его расслабленном выражении лица и намека на поддержку, я обратилась к Иране с не произнесенной вслух мольбой. Но меня встретили лишь напряженный взгляд и плотно сжатые губы женщины.
– Алика, посмотри на меня.
Призыв Кремера был таким спокойным, словно ему не угрожает опасность.
Когда наши с Кремером глаза встретились, меня затрясло так сильно, что, казалось, я могу упасть на колени перед этим мужчиной и умолять о прощении за то, что он оказался со мной в той пещере под водой, за то, что он спас меня, и за то, что в итоге оказался сейчас напротив чудовища, которое вынуждают ударить по нему огнем и спалить его и его чувства ко мне.
– Фитилёк, сделай это!
Как он может быть таким спокойным даже в подобной ситуации, как можно призывать Источника ударить огнем по нему, зная, что удар будет смертельным?
Эмоции готовы были взорваться и вырваться изнутри, эмоции, что наполняли меня с каждой секундой все сильнее, словно бочку, в которую вливали горючее из крана под большим давлением, одновременно поднося зажженную спичку. На всякий случай я задвинула руки себе за спину, боясь себя и своих эмоций.
– Алика, помнишь ту ночь, когда убили твоих родителей?
И без того удерживать огонь в руках было сложно, а при упоминании той страшной ночи я стиснула зубы, чтобы не закричать и не запустить огонь в самого Арокха. Но он не понимал этого или не считал меня угрозой, поскольку продолжил давить на меня и разжигать внутренний огонь.
– Помнишь последние слова отца? А что тебе сказала мама, когда в последний раз заглянула тебе в глаза? Наверное, сложно забыть ужас маленького Ремиса, правда?
– Зачем вы мучаете меня?
Этот вопрос был адресован Фейсалу. Просто невозможно быть настолько жестоким! Но Фейсал опять никак не отреагировал, даже бровью не повел. Он полностью одобряет драму, которая разворачивается на его глазах, а может, и не считает это драмой.
– А кто тебя мучит? Всего один удар, и я обещаю, что вы с Ремисом после этого суда будете жить. Разве можно рассчитывать на большее, зная о решении Фейсала уничтожить всех Источников? Это очень великодушно с нашей стороны.
Арокху оставалось только начать потирать ладошки, как игроману, купившему очередную порцию фишек в казино. Ему просто не терпится увидеть развязку затянувшейся скучной батальной сцены в фильме.
Кремер молчал, его руки располагались вдоль тела, которое было готово к бою. На лице читалась лишь сосредоточенность на противнике, хоть противником выступала в данный момент я.
Либо Кремер смирился со своим смертным приговором, либо у него есть некий козырь, о котором я ничего не знаю. Но это все равно не может заставить меня вытянуть вперед руку и выпустить мощь огня в Кремера. И тут перед глазами всплыло лицо Ремиса, я решаю не только за себя, но на мне тяжким грузом лежит судьба Ремиса.
Выбор между Кремером и Ремисом. Если я откажусь сделать удар, меня убьют, но, может, будет шанс у Ремиса? Ведь он может спрятаться. Шансов мало, но они есть. Я не могу сделать этот удар, просто не могу собственной рукой уничтожить любовь всей моей жизни. Вместе с Кремером умрет моя душа, мое сердце, я не хочу жить без него. Я не могу убить его, просто не могу.
– Позвольте ускорить принятие решения.
Я не смотрела ни на Арокха, ни на Фейсала, я смотрела только в темные и так мною любимые глаза Кремера.
– Алика, чародей все равно умрет, с твоей помощью или без нее, но если удара с твоей стороны не будет, также умрешь и ты с Ремисом. Я лично уничтожу его, не доверяя больше чародеям! А если ты сделаешь удар, то ты и Ремис будете жить, от меня вы будете защищены.
Ох, от него мы будем защищены, но не от других Богов, верно? Эту битву никто не переживет. В этой игре Богов победителями окажутся только Боги. А я рассчитывала на что-то другое? Ужас происходящего, боль за Кремера и страх за Ремиса смешались в единый ком, теперь у меня не хватало дыхания даже на то, чтобы лить слезы. Но в колодце эмоций была еще и злость – джокер, позволяющий разогнать силу магов до катастрофической мощи, но его я совсем не хотела применять. Ярость по отношению к Богам, обида за их обвинения Кремера не смогут заставить меня ударить смертельным пламенем по Кремеру.
Я уже хотела повернуться к Арокху и указать ему путь, куда ему стоит отправиться с его предложением и выбором, кого мне спасать, а именно туда, где не светит солнце, но мое внимание вновь привлек Кремер.