Тени на чёрной воде

А я вспоминал тот скоропостижный отъезд из моего родного Алапаевска, в котором я прожил всю свою жизнь. И объяснение такого быстрого переезда Эллой: « Твоя мать не даёт нам жизни, всегда во всё вмешивается, до всего ей есть дело, а там мы будем только вдвоём». Ложь, всё было ложью, от самой первой нашей встречи до сегодняшней ночи. Кем она стала? Такой же, как Тошала, мёртвой головёшкой?

Она наконец-то посмотрела мне в глаза:

– Вот так всё и случилось! Я знаю, что ты меня осуждаешь, я себя тоже осуждаю. Просто, отпусти меня, я уеду.

– Вы четверых убили. Я не могу даже подумать о том, что две женщины убили четверых девушек! И они не защищали свою жизнь, они не защищали жизнь своих детей, а просто хотели остаться молодыми! Элла! Да ты чудовище! Ты не человек. Если ты мне сейчас напишешь чистосердечное признание про тех четырёх девушек, я просто отведу тебя в милицию и сдам.

– А если не напишу? – Она прищурила глаза – Что, хочешь убить меня? Вижу, хочешь. Но это не просто, поверь мне, я знаю.

– А я не просто тебя убью. Я убью тебя, чтобы предотвратить новое преступление. Против твоей сестры. Я же слышал, о чём ты с Анной говорила. Тася совсем ребёнок. Ты хочешь убить одного ребенка, чтобы родить другого? И твоя подруга этого хочет?

– Просто отпусти меня, ты мне не судья. – Она посмотрела на меня, и в глазах её я увидел испуг.

Она боялась меня. И я боялся себя. Да, я не судья. Но ведь и она не судья тем, кого осудила на смерть. Теперь она предрешила нашу с ней дальнейшую судьбу. Она сломала нам жизни. И обратного пути уже не будет ни у меня, ни у неё.

– Напишешь чистосердечное, уйдёшь живой! – Твёрдо сказал я.

– Ты не сможешь меня убить, я знаю тебя. – Она попыталась встать, но я толкнул её, и она повалилась на бок. – Конечно, с женщиной можно быть таким сильным и смелым! – В тоне её уже зазвучали нотки издевательства.

Я подождал, пока вся её злость изольётся и сказал:

– Элла, твоя и моя жизнь закончилась прямо вот здесь, возле этой невысокой рябинки. Не важно, кто из нас уйдёт отсюда, но мы здесь оба умрём. Ты и меня сделаешь убийцей. Сделаешь равной тебе. Правильно мамка мне говорила, выбираешь свою половину, выбираешь судьбу. Я выбрал.

Домой вернулся я один. Половину ночи лежал без сна, приходя в себя. Да, человека убить очень непросто. Так это же человека. А ту тварь, которая думала только о своей молодости и своём счастье, оказалось убить просто. Но это не значит, что после этого можно продолжать жить, как ни в чём не бывало.

На следующее утро, только я открыл глаза, как в ворота постучали. О, ещё одна тварь пришла. Я открыл Анне ворота и пропустил в дом. Она пробежала мимо меня, видимо, с какими-то срочными новостями. Она заскочила в комнату и повернулась ко мне:

–А где Элка? Ушла что ли уже?

– На рябине болтается. – Тихо сказал я.

Она опешила, но потом опомнилась:

– Чего болтаешь! На работу уже ушла?

– Ты что, глухая? Я её повесил вчера вечером, пока вы с ней своему Тушале, или Тошале, ещё чью-нибудь жизнь не отдали.

Она сползла по косяку на пол, я присел рядом:

– Где блокнот с ритуалом?

– У Элки, в шкатулке её.

Я подошёл к тумбочке, где стояла шкатулка Эллы, открыл её и увидел на дне серый небольшой блокнот. Я достал его, положил на плиту печки, и поджёг. Анна соскочила с пола, и попыталась отобрать его, но я оттолкнул её к окну. Я только открыл рот, чтобы сказать ей, чтобы она писала чистосердечное признание, как увидел, что её глаза буквально вылезли из орбит, и она смотрит куда-то за меня, и пытается мне что-то сказать. Я обернулся и тоже весь похолодел. Прямо на плите печки стояло чёрное существо, всё покрытое обожжёнными коростами и держало дымящийся блокнот своими обрубками.

– Не твоя вещь! – Заскрипело существо – Нельзя! Не твоя! Рассказывать нельзя! Никому нельзя рассказывать! Весь твой род сожгу! И тому, кому ты расскажешь, его, и весь его род тоже сожгу! Нельзя!

Потом у меня потемнело в глазах, и когда я очнулся, возле меня не было уже ни Анны, ни этого Тошалы, и конечно, не было блокнота.

Анна уехала в тот же день куда-то к сестре, да я уже и не искал её. Блокнот забрала эта головёшка. Эллу нашли в этот же день. Все думали, что она сама повесилась, так как я с перевязанной рукой лежал дома. И соседи, оказывается, слышали не раз наши разговоры об отсутствии детей, поэтому все подумали, что она повесилась, потому что была бесплодна.

Как я жил этот год, не знаю. То дико тосковал об Элле, то валялся и выл, вспоминая всё, что она натворила, и всё, что я сам сделал. А два дня назад я увидел, что вернулась Анна. Ну вот, у меня ещё одно незаконченное дело, которое надо завершить, а потом я пойду в милицию. Так что, если у меня больше не появится записей, значит, у меня всё получилось».

Сакатов закончил читать и просто сидел, глядя в одну точку. Я тоже. Все красоты вокруг меня разом померкли, а солнечный день стал просто очередным днём. Вывел из ступора меня телефонный звонок. Звонил Илья:

– Ты что не звонишь, я же беспокоюсь! Чем вы заняты?

– Илья, мы нашли дневник человека, который убил свою жену, которая в свою очередь убила с подружкой четырёх молодых девушек, и подружка эта – и есть наша баба Нюра.

– Баба Нюра Корлеоне! – Илья присвистнул – Ладно, больше ничего пока не рассказывай, хочу ещё пожить, радуясь жизни. Завтра за вами приеду. Как только определитесь со временем, позвоните. Сакатову привет.

Я посмотрела на Сакатова, который неподвижно сидел на каменном выступе, сам похожий на каменное изваяние, а ветер перелистывал страницы дневника.

– Алексей Александрович, но ведь Анна жива! И записей в дневнике больше нет. Чтобы это значило? Да, и самое главное, чемодан Рубашина Виктора у неё!

– Да, Оля, это самое главное. Я думаю, что не он с ней разобрался, а она с ним. И детей у неё нет. Значит, блокнот тогда Тошала с собой взял. А теперь он снова у неё как-то появился, потому что она готова снова отобрать чужую жизнь и продлить свою.

– Ты думаешь, что Тошала вернул ей блокнот?

– Думаю, что да. А что, ему тоже достаются годы девушек, и, причём, не десять лет, а намного больше. Он тоже, наверное, хочет жить вечно.

– Но ведь Катя привозила сюда Дашу, в Калюткино, а не к тому месту, где река уходит под скалы, а ритуал там должен был проходить.

– А мне почему-то кажется, что этот блокнот прямо на ходу сочиняет ритуалы. Карандашиком там водит именно Тошала, с помощью таких вот Анн и Элл, и записывают они под его диктовку то, что ему нужно. Просто блокнот исполнения его желаний. Посмотри, что случилось, когда Анна и Элла впервые не выполнили ритуал до конца. Им намекнули, что бездетными они останутся потому, что сначала нужно было завести детей. Как ты думаешь, могли ли женщины проглядеть такую важную строчку?

– Я думаю, что нет.

– И я так же думаю. Он пишет им по ходу дела, потому что он всегда рядом с блокнотом, и ему нужно, чтобы кто-то постоянно приносил в жертву девушек. Он за это платит продлением молодости. Может Аня и Элла не первые, кто воспользовался Тошалой. Вернее, Тошала не первыми ими воспользовался. Сейчас он людям блокноты подсовывает, а раньше, может, на бересте писал.

– Значит он и теперь где-то рядом с бабой Нюрой. И ритуал изменил так, чтобы удобнее ей было его проводить. Она ведь сейчас не может идти за пять километров в лес. Тогда ещё вопрос. Даша жива, хоть и память покидает её, но её не утопили, как других девочек.

– Ну да, не утопили. Может, ей другую смерть приготовили. Этот Тошала очень загадочная личность, надо поискать его родословную, на что он способен, и вообще, как его нейтрализовать.

– Тебе не кажется странным, что дневник – это улика, и его должны были в первую очередь уничтожить. Зачем хранить такую опасную вещь в доме? Я бы, на месте бабы Нюры, давно бы всё это бросила в печь.

– Это ты бы так сделала, но ты не преступник, поэтому у тебя нет чувства преступника.

– Какого чувства преступника?

– Чтобы быть на грани разоблачения, и не быть разоблачённым. И думать, какой я хитрый да мудрый. А может даже иногда читать и перечитывать.

– Так почему она у себя его не хранит? Вот мы с тобой его нашли, и знаем про эти события.

– Мы с тобой можем это связать, потому что заранее уже знали, кто эта баба Нюра. Она за столько лет себя почувствовала такой безнаказанной, особенно после расправы над единственным человеком, который её мог в чём-то обличить, что совсем страх потеряла.

– Такой дневник не придумаешь.

– Нет. А ты ещё говоришь, что у меня сказки страшные! Жизнь, получается, ещё страшнее!

– Даже не знаю, с чего нам начинать! – Сказала я – Наверное, пора поговорить с бабой Нюрой начистоту.

– Ага, так она тебе и созналась! Теперь, когда молодость и здоровье так близко от неё! Нет, Оля, надо Тошалу этого отловить. И блокнот уничтожить.

– А может, его как-то по-другому зовут? И это просто слова заклинания? Прочитай снова заклинание, пожалуйста! – Попросила я.

– Найди сама, у меня больше нет сил смотреть в этот дневник. – Он протянул мне тетрадку, и я нашла там заклинание.

– Слушай ещё раз. «Тошала, твоя луна надо мной, и ты надо мной, открой глаза, посмотри на меня, возьми сто лет себе, а мне оставь десять». Может тошала – это просто заклинательное слово? Или слово-проводник, которое открывает волшебный ритуал?

– Нет, это имя его, именно к нему обращаются, чтобы он взял сто лет. Пошли Оля домой, посмотришь, что ещё есть в этом чемодане, а я про Тошалу постараюсь больше узнать.

Мы не спеша спустились с горы, прошли по густому, заросшему молодыми соснами, лесу и вышли к деревне. Целая компания туристов, весело обсуждая поход, шла впереди нас. А мы, словно два старика, шли грустные и молчаливые. Как зависит наше восприятие мира от нашего душевного состояния!

Глава 5. Птошала.

– Знаешь, если мы найдём блокнот, то и Тошала возле нас объявится сразу. Надо искать блокнот в доме у бабы Нюры. – Сказала я Сакатову, когда мы пришли домой и сели в своей комнате.

– Так она всегда дома, никуда не выходит, как мы найдём блокнот?

– Ну да, надо её как-нибудь выманить.

– Сначала надо узнать, как нам с этим обгоревшим Тошалой справиться, а потом и думать, как с ним встретиться. Не отвлекай меня. Доставай чемодан и посмотри, может, какую ещё подсказку найдёшь.

Я достала чемодан и стала перебирать старые листки, часть которых можно было сразу выбросить, потому что ничего там было не разобрать. Был там и журнал «Юность» за семьдесят первый год. Там была загнута одна страница, на которой было напечатано стихотворение Александра Хромова «Испытание»:

У женщины гордой

Девять детей.

Горя – по горло

Радости – по горло

С ними ей.

Росли, как просо.

Где силы взяла!

Выросли -

рослые,

русоволосые -

Гордость села́.

Мать смотрела,

Ахала:

– Боги, а не пахари!

Мне понравилось стихотворение. Такое хорошее, русское. Я думаю, что когда Рубашин Виктор читал эти стихи, он думал о своих неродившихся детях, о том, что никогда его не разбудит утром весёлый стук босых пяток по деревянному полу, и никогда не гордиться ему их успехами. Я не стала читать стихотворение Сакатову, чтобы ещё больше не расстраивать его, да и мешать ему не хотелось, всё-таки Тошала у нас сейчас первая цель. В чемодане было полно каких-то билетов на поезда, автобусы, было даже несколько старых советских рублей, но больше никаких интересных записей не было. Я закрыла чемодан, поставила его под диван, и прилегла на кровать. Проснулась я от голоса Сакатова:

– Там Анна Фёдоровна по огороду ходит, поливаться вышла. Не хочешь к ней присоединиться?

– Хочу. Пойду, разведаю обстановку.

– Потом, когда вернёшься, поедим, а то я уже проголодался. Там что-то у нас осталось?

– Полкастрюли лапши с тушёнкой.

Я вышла в огород и подошла к бабе Нюре:

– Баба Нюра, давайте я вам помогу. Я умею поливаться.

– А что тут уметь-то? Невелика наука! – Она сунула мне лейку в руку, повернулась и пошла снимать бельё, висевшее возле бани.

Ни тебе, пожалуйста, ни тебе, спасибо. Вот ведь барыня, приняла всё, как должное. Ладно, чего возмущаться, я сама напросилась! Она сняла бельё и ушла с ним в дом. Вот и поговорили! Я полила длинную гряду с морковью и горохом, таская воду из бочки, которая стояла на входе в огород. Потом прошла вдоль всего огорода. Когда я повернулась, чтобы идти обратно, она уже стояла возле бочки.

– В бочку надо натаскать воды! Вёдра я выставила в ограде. Колодец ты знаешь где. – И опять пошла в дом.

Я вся кипела от её бесцеремонности, но вёдра взяла и десять раз сходила с ними к колодцу. Она больше не вышла, и я вернулась в комнату.

– Ну что, золушка, злая мачеха разрешила тебе ехать на бал? – Сакатов хихикнул.

– Сам же всё слышал. У меня руки отваливаются. – И я снова легла на кровать.

Минут через десять в комнату постучала баба Нюра:

– Идите, я на стол накрыла, творог свежий и лепёшки, поешьте! – Она закрыла за собой дверь и протопала к себе в дом.

– Ого! – Воскликнул Сакатов – Я не ослышался? Нас будут кормить? Значит, осталось в ней что-то человеческое!

– Подожди! – Осадила я его – Как бы этот творог с ватрушками не вылился нам с тобой в кругленькую сумму при окончательном расчёте!

– Да ладно, пошли, поедим. Это всё равно вкуснее твоей лапши.

– Спасибо!

Мы зашли в комнату бабы Нюры, и увидели на столе целый ассортимент разных блюд. Кроме творога и ватрушек, была нарезана колбаса, в отдельном блюде стоял холодец и рядом с ним лежала горчица. У меня даже слюнки потекли от предвкушения, у Сакатова, наверное, тоже.

– Анна Фёдоровна, нам право неловко как-то! – Извиняющимся тоном сказал он.

– Да садитесь уж, чего там! – Она поставила чайник на стол и сделала жест рукой, приглашая нас за стол.

Мы живо заняли места и от души поели, баба Нюра на нас так ни разу и не взглянула. После окончания нашей нечаянной трапезы, мы поблагодарили её, я помогла ей убрать со стола и вымыла посуду. Только мы зашли в свою комнату, и я легла на кровать, а Сакатов развалился на диване, как снова раздался стук в дверь.

– Да, заходите! – Блаженно откликнулся Сакатов, думая про себя, наверное, что приятности продолжаются.

– Надо дверь перенавесить в бане, внизу щель образовалась, дует. – Снова не тратясь на «пожалуйста», коротко бросила баба Нюра. Только она закрыла дверь, как я подскочила на кровати, тихо зашептав Сакатову:

– Это шанс! Пока ты будешь возиться в бане с дверью, она будет рядом с тобой, а я в это время поищу блокнот у неё в доме.

– Много она была с тобой, когда ты возилась в огороде? – Философски изрёк он – Но попытаться стоит. А как я тебе подам сигнал, если она в дом пойдёт? Не буду же я свистеть или мяукать!

– Пой тогда, раз не хочешь мяукать!

– С чего это я там запою?

– Тогда закричи: «Ой, баба Нюра! Кто это у Вас там!» И сделай вид, будто кого-то увидел и испугался.

Сакатов внимательно посмотрел на меня:

– Ольга Ивановна, я что-то не знаю в твоей биографии? Такое на ходу не придумаешь.

Он вышел из комнаты, а я стала у дверей и прислушалась. Баба Нюра вышла из дома, они с Сакатовым зашли в сарай и послышались звуки перебираемого инструмента. Я незаметно выскользнула из своей комнаты, оставив свою дверь открытой, чтобы в случае опасности сразу нырнуть обратно.

В комнате я сразу направилась к шкафу и стала открывать все ящики и дверки, стараясь по возможности не перерывать всё, а просто заглядывая под её многочисленные полотенца, скатерти, салфетки. Но блокнота там не было. Отдельно у неё стояла коробка из-под обуви, где хранились бумаги и документы. Блокнота там тоже не было видно. Я заглянула под матрас, посмотрела среди нескольких книг, лежавших на спинке дивана. В кухне в шкафах тоже ничего не было. Комод в углу был туго забит постельным бельём, оно пахло какой-то душистой травой, я прошарила каждый ящик и каждую простынку. Безрезультатно. Я огляделась, можно посмотреть ещё на печке, я быстро запрыгнула на неё и переворошила все её подстилки. Ну где он может находиться? Не с собой же она его носит!

Может у неё есть подпол? И тут я услышала крик Сакатова. Я пулей спрыгнула с лавки, выскочила из дома, заскочила в свою комнату, бросилась на кровать и закрыла глаза. Сердце моё бешено колотилось. А потом снова раздался крик Сакатова. Я открыла глаза, и услышала, как баба Нюра что-то монотонно говорит Сакатову. Я быстро встала и вышла во двор. Сакатов прыгал на одной ноге, а рядом лежала тяжёлая дверь. Всё понятно. Плотник из Сакатова так себе. Мы втроём навесили на петли эту чёртову дверь, и баба Нюра, вроде бы, осталась довольна.

Сакатов доковылял до дивана, баба Нюра ему принесла тряпку, смоченную в каком-то молочном растворе, и сказала, чтобы он держал её на ушибленном месте.

– Чёрт бы побрал эту бабу Нюру, со всеми бабами Нюрами на свете! Ты хоть нашла блокнот? – Спросил он, морщась от боли, когда за бабой Нюрой закрылась дверь.

– Нет нигде. – Покачала я головой – Я подумала, может у неё в доме есть погреб, и она там его хранит? Если бы ты не закричал, я успела бы посмотреть наличие погреба.

– Ах, извини, что мне было больно!

– Ладно, извини. Больно?

– А ты как думаешь? Вон шишка какая сразу вспухла! А знаешь, эта её примочка реально помогает. Она холодит.

– Что ты хочешь! Ведьмы знают своё дело.

Сакатов наконец-то угнездился на диване, и снова начал изучать что-то в своём телефоне. Я мысленно вспомнила все закутки в комнате бабы Нюры, и единственное, где он мог быть спрятан, так это где-нибудь за обшивкой стен. А может она его не дома хранит, а где-нибудь в сарае?

– Оля, я написал про нашего Тошалу, и мне ответил Рома Саницкий, мой давний приятель. Он считает, что речь идёт про семейство Птоша́ла, которые являются мелкими бесами. Упоминание о них встречается больше в восточной мифологии. И я с ним согласен. Вполне может быть. Так как дневник Виктор Рубашин начал писать только через год после тех событий, то он вполне мог перепутать имя, оно могло в его памяти и подзабыться.

– И что это за семейство такое – Птошала? – Заинтересовалась я.

– Это сообщество, ну, или семья бесов, которые жили когда-то в пустыне, возле колодцев. Птошала – это их общее название, множественное число, в единственном числе они тоже так же называются. Они подкарауливали торговые караваны, и с ними кочевали от колодца к колодцу. Они приносили караванщикам мелкие неприятности, то верблюда укусят, и он взбесится, то развяжут мешок и товар высыплется, в общем, гадили по-мелкому, но постоянно. Сообщество это состояло из пяти-шести особей. Описание их я нашёл в двух источниках, и они немного разнятся. В одном месте Птошала похожи на вытянутую и тощую курицу, с редкими и короткими перьями, на недоразвитых крыльях имеются пальцы, лапы примерно такой же длины, как и всё туловище, глаза красные, огненные, как и у всех представителей преисподней. Но они не жили никогда в аду, они его побочный продукт. Есть небольшое упоминание о том, что Иблис, демон у тюркских народов, вроде нашего сатаны, остановился однажды в селении под видом человека, и в это время два брата там ссорились из-за наследства. Иблис с интересом наблюдал за ними, и пришёл к выводу, что когда близкие люди ссорятся между собой, тогда они выплескивают больше негатива, чем когда ссорятся абсолютно чужие люди. И это ему очень понравилось, поэтому он незаметно для всех бросил в кормушку, где клевали своё зерно курицы, семена шипов адского тука. Курицы после этого превратились в бесов, которые провоцировали близких людей к конфликтам. В другом источнике описываются Птошала, как птицы, прилетевшие к людям после того, как Иблис сжёг первого своего шайтана за то, что тот ему попытался возразить. Он рассыпал этого шайтана на десять частей, и когда все части шайтана с испугом полетели от него, Иблис в след им кинул молнию, и они обгорели. Деятельность их упоминается по той же схеме. То есть, сидят в местах остановки караванов, а это колодцы, караулят добычу, едут с ними до следующего колодца, принося в пути им раздор и неприятности. Только у них ещё над глазами имеется один острый рог. Люди их не видят, ни иногда они им показываются.

– Значит их тут у нас минимум пять-шесть штук? – С ужасом спросила я.

– Слушай дальше. Про этих Птошала первое упоминание было очень давно, три тысячи лет назад. А потом короткое упоминание о том, что нашёлся хитрый колдун, который решил подчинить себе одного такого полезного сотрудника. Он понимал, что целая банда Птошала не будет ему служить, и в любой момент сами могут расправиться с ним, они ведь всё-таки бесы, и у них больше возможностей и сил это сделать. И он придумал им ловушку. Организовал караван на запад, да только вместо шелков и каменьев драгоценных, навьючил на верблюдов мешки с землёй, на которую он сделал заговор рассеивания и забвения. И как только кто-нибудь из семейки Птошала рассыпа́л мешок, то он сразу вдыхал этот заговор, и после терялся в пустыне, забыв, кто он и зачем он. И к тому же под палящими лучами солнца он быстро превращался в мумию, так как не поддерживал больше в себе жизнь доступными ему способами. Так он и извёл всё семейство, оставив только одного, последнего Птошала. Его он поймал на "Око востока", это самый загадочный алмаз, сияющий во сто крат ярче, чем любой другой алмаз в мире. Птошала, не отрываясь, зачарованно смотрел на этот камень, и в глазах его застыл его отблеск. Так колдун привёз последнего Птошала в свой замок и хитростью и коварством полностью подчинил его себе. А планы у этого колдуна были великие. А с чего надо начинать, когда у тебя великие планы? – Сакатов вопросительно посмотрел на меня, и сам тут же ответил – С того, что надо жить долго, иначе никогда и не увидишь, как сбудутся твои мечты. И колдун решил с помощью Птошала добавить себе многия лета жизни. Понятно, что для этого он должен был у кого-то эти годы жизни отнять. И понятно, что это должны быть молодые люди, потому что у старых людей не много лет остаётся впереди. И понятно, что это должны быть девушки, потому что юноши на востоке с малых лет учились сражаться, и с ними было сложнее справиться. Колдун был умелый, и научил Птошала, как приходить во сне к человеку и внушать ему то, что потом этот человек считал полностью своими мыслями. И уже вскоре Птошала принёс ему первый улов, первые десятки лет жизни. Колдун был доволен. Ещё бы! Ведь не просто у него впереди было ещё пятьдесят отобранных лет жизни, он ещё и помолодел! Но мы знаем, что жадность человека, доведённая до абсурда, губит его, каким бы мудрым и продуманным изначально он не был. Вот скажи, добавилось у тебя пятьдесят лет жизни, ты помолодел, болезни от тебя отступили, что надо ещё? Занимайся тем делом, ради которого ты всё это и задумал. Так ведь? Зачем тебе ещё сверху пятьдесят, а потом ещё пятьдесят, и пять раз по пятьдесят! Разве не проще и рациональнее, что ты, когда почувствуешь, что годы твои идут к окончанию, тогда и озаботишься продлением своей жизни? Зачем ненужные жертвы? И потом, а кто сказал, что годы можно добавлять до бесконечности? А может у того, кто видит, как ты себе накидываешь за счёт других десятки и сотни лет, у него, может, другие планы насчёт тебя! Так и вышло. Колдун себя возомнил чуть ли не богом. Но «чуть ли» это ненадёжное понятие. Птошала, который тоже не был до конца уж совсем безголовым орудием, послужил-послужил колдуну и подстроил ему хитрую ловушку. Отомстив, таким образом, ему за ту ловушку, которую когда-то устроил для всей семьи Птошала сам колдун. А может и не сам Птошала сообразил насчёт ловушки, может, кто из его далёких адских братьев ему подсказал. Но ловушка сработала. Колдун и подумать не мог, что годы годам рознь. До этого он получал годы от молодых здоровых девушек, и никаких забот они ему не приносили, только одни радости. И вот, в один не прекрасный день, Птошала приносит ему снова свой улов, и колдун принимает его. В тот же миг нестерпимая боль прожгла его от макушки головы до пят. Он рухнул на пол, ловя ртом воздух, а внутри у него поднимался пожар. Все его внутренности захлестнула нестерпимая боль, пальцы у него скрючились, кости на всех суставах выперло наружу, кожа приобрела землистый оттенок. А всего-навсего, Птошала забрал годы больного старика, всего покрытого страшными кровоточащими язвами и мочившегося под себя, который валялся возле городских ворот! И так как у колдуна было в запасе пятьсот лет, он в полной мере насладился своим немощным состоянием, забыв и про богатство, и про жажду удовольствий. А Птошала обрёл свободу, так как колдун не мог отныне сотворить ни один знак, не мог произнести ни одного заклятия, боль не давала ему больше колдовать. Вот такая, Оля, история произошла когда-то с безымянным колдуном.

– А Птошала? Ему зачем годы? Он зачем себе их берёт?

– Вот теперь про Птошалу поговорим. Можно сказать, это уже не тот Птошала, который когда-то давно пакостил караванщикам. Его перекроил колдун под определённую задачу. Это стало его новой сущностью. Я думаю, что теперь он является чем-то вроде беса, который просто губит людей. Как и все бесы. Только не своими руками, а чужими. Скажи мне, какая польза любому демону оттого, что он человека погубил?

– Не знаю, радость, наверное.

– Радость не радость, но это точно не материальная заинтересованность. Просто, моральное удовлетворение плюс пунктик в его копилочку плохих дел. Человек, когда выполняет какую-то работу, должен кроме моральной заинтересованности, получать материальную, так как ему надо заботиться об одежде и каждодневном пропитании. А демону не надо заботиться о пропитании и об одежде. Ничего ему не надо, ни одежды, ни еды. Так и Птошала, ему не нужны годы погубленных девушек, но ему нужно делать что-то плохое. Может, он так баллы себе набирает, чтобы в пекло его приняли.

– Ладно, с этим понятно. Но ты ведь не думаешь, что он умеет писать и читать? С пальцами на крыльях. А, стоп! Какие пальцы на крыльях? Виктор Рубашин же видел какую-то головёшку обгорелую с горящими глазами! Совсем не похож на первоначального Птошала!

– Согласен, не похож. Но мы ведь не знаем все его приключения за последнее тысячелетие. Может он был в пылающей Москве в одна тысяча восемьсот двенадцатом году, когда там Наполеон сидел, и в пожарах московских обгорел? Или его кто-то почти поймал, и в печке пытался сжечь? Ты думаешь, мы одни только хотим его уничтожить? Я думаю, что врагов у него за его сотни лет хватало. И про то, что он не грамотный. Да, он не грамотный. Так ты что, не поняла, как возникают рекомендации и приказы для людей? Он каким–то образом внушает сонному человеку мысль, что надо исполнить. Раньше люди, когда ещё не была стопроцентная грамотность, как теперь, устно получали инструкции. А теперь человек запросто может в сонном состоянии записать то, что ему диктует Птошала, а утром об этом не помнить, и думать, что это ему кто-то магическим образом написал. Про такие случаи я читал.

– Так что, нам не поможет блокнот поймать его?

– Я боюсь, что Птошала уже получил жизнь Даши, поэтому он не появится больше здесь. И ещё, мне кажется, что мы вообще зря сюда приехали. Дело сделано!

– Слушай, прекрати свой пессимизм другим насаждать! Посмотри на бабу Нюру, она не помолодела, здоровья у неё не прибавилось! Так что же это было за колдовство? Я не пойму, зачем ей память у Даши отбирать? И самое главное, этот ужасный паук у Даши на руке! Что это? Мы с тобой, получается, ещё ни одного шага не сделали, чтобы решить эти главные загадки. Мы ведь должны Даше помочь, а мы пока только про разных чертей и бесов узнали!

– Оля, ну что я сделаю? Мы с тобой всё равно хоть немного, но приблизились к тайне, какую скрывает баба Нюра!

Я поняла, что я зря обвинила Сакатова в бездействии, хоть мы и топчемся практически на одном месте, но ведь это не его вина!

– Когда я навешивал двери в бане, я видел у неё под домом ещё одну дверь, мне показалось, что у неё там цокольный этаж. И замок висит килограмма на два. Такой здоровенный! Я таких вообще раньше не видел. И дверь серьёзная. Доски на ней толще, чем у банной двери. – Сакатов опустил ушибленную ногу с дивана и пошевелил пальцами – Вроде, отпускает помаленьку.

– Ключи нам от этого помещения точно не найти, прячет наверное в самом тёмном углу, или в кармане с собой носит. – Безнадёжно ответила я.

– Такой ключ с собой не поносишь, он в диаметре должен быть не меньше сантиметра, и длиной сантиметров десять. Я, когда мы дверь поставили в бане, гвоздодёр обратно не убрал в сарай, а бросил под баню, так на всякий случай. Можно попытаться ночью оторвать душку замка.

– Ты представляешь, какой скрип истошный будет ночью? Она поймёт, что мы вероломно хотим ворваться на её территорию. Раз мы ничего больше не можем придумать, значит надо с ней напрямую поговорить, припугнуть даже может.

– Это что за звук? – Напрягся Сакатов.

– Это баба Нюра закрывает на ключ свой дом. Ураа! – тихо прошептала я – Она куда-то пошла. Вот мы и заглянем, что она прячет под замком.

Я дождалась, пока баба Нина проковыляла по веранде, надела туфли на крыльце, и пошлепала по двору на улицу. Сакатов меня остановил:

– Оля, надо за ней проследить. Если она повернёт к магазину, пусть топает, а если к реке или к лесу, то нам надо за ней.

– А ты сможешь? – Спросила я, кивнув на его ногу.

Он встал и прошёлся по комнате.

– Надену тапочки, я с собой их взял, они мягкие.

Мы выскочили из комнаты, пробежали по двору и посмотрели из-за забора, куда повернёт баба Нюра. Она повернула к лесу. Мы крадучись пошли за ней по улице, прячась за раскидистыми кустами.

– У неё в руке какой-то небольшой мешочек. – Разглядела я.

– Вроде, как с солью или сахаром. – Добавил Сакатов.

То, что баба Нюра идёт очень медленно, нам это только сыграло на руку, так как для слежки за ней мы выбирали удобные места, и не надо было часто перебегать с места на место. Она ни разу не обернулась. За последним домом она повернула по еле заметной тропке в лес. Но в лес не пошла. Буквально через минуту она уже шла обратно.

– Оля, быстро домой, закройся в комнате, будто спишь. А я посмотрю, что она там оставила, или взяла. – Сакатов спрятался за две толстые берёзы, а я, согнувшись, проскочила до поворота, и со всех ног побежала домой.

Я забежала в нашу комнату, сняла кроссовки и поставила снаружи дверей, рядом с кроссовками Сакатова, и закрыла двери на шпингалет. Прошло минут десять, пока я снова услышала шаркающие шаги бабы Нины по двору, потом на крыльце. Проходя мимо нашей комнаты, она дёрнула входную ручку, но двери не собирались распахиваться. Она дёрнула посильнее, и поняла, что заперто изнутри. Она постояла с полминуты, а потом прошла в дом. Я позвонила Сакатову, он мне сказал, что обошёл нашу улицу со стороны леса и видит огород бабы Нюры.