ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4

Велиал посмотрел на меня умными серьезными глазами.

Будто и не был минуту назад злым насмешником.

– По сути своей, Новый Мировой Порядок Лучезарного предполагает разделение человеческого общества на два класса – класс избранных и класс тех, кто обслуживает избранных. Избранные – это Люцифер со свитой, демоны и бесы. А также их окружение – возможно даже люди – жены, мужья, любовницы, любовники, дети. Как исключение, в первый класс могут быть переведены и полубесы, – Велиал кивнул на меня, – но за ОЧЕНЬ большие заслуги.

Им сразу присваивается очередной ранг. Таким образом, в первом, или «Золотом» классе собирается элита – общество не ниже бесов со свитой.

Он назидательно кивнул, не сводя с меня прожигающих глаз.

– Второй класс – обслуга первого: бывшие люди – полубесы, а так же обычные люди, ну… не совсем обычные – зомбаки и гипнотики. Вроде ничего особенного?

Велиал вопрошающе уставился на меня.

Я не выдержал его глаз, кивнул.

– Об этом многие догадываются. Но сокровенная ТАЙНА в том, что оба класса должны состоять из не более чем одного миллиарда особей – как Светлого воинства так и людей – больше ресурсы планеты не выдержат. А остальное человечество должно быть «пущено в расход», как полностью нерентабельное или не соответствующее стандартам Нового Мирового Порядка. Ты это понимаешь?

– Да.

– Если ты не совсем дурак, то, наверное, еще до встречи со мною заметил, что в последнее время происходит отрицание сувернитета народов над их территорией и ресурсами. То есть, устанавливается право сильных государств на владение и распоряжение ресурсами всего мира. Ты понимаешь, к чему ВСЕ идет?

– Догадываюсь.

– Догадывайся скорее. При таких раскладах огромная часть населения вообще лишается каких-либо перспектив развития и обречена на деградацию, развал национальной экономики и рост бедности. Развитие здесь сводится к искусственному планомерному регрессу. Это тебе ничего не напоминает?

– Наша страна?

– Умница. И не только ваша. Речь идет о том, что огромная часть мирового населения объявлена нерентабельной. В обороте Светлой Канцелярии существует два термина: «нерентабельные страны» и «нерентабельное население». Это 68 стран с населением больше четырех миллиардов человек. Они названы нерентабельными. А это значит…

– Они должны исчезнуть.

– Совершенно верно! Этим странам и людям отказано в праве на существование. Нерентабельные – Homo nonrentabilis – по определению не должны существовать: они не вписываются в Новый Мир, они там лишние едоки и так далее.

– И мы – среди них?

– А как же! Ты умнеешь на глазах. В Новом Мировом Порядке, сложившемся после девяносто первого года, России, как и другим славянским государствам, выжившим после развала Союза, нет места. По крайней мере, как сильным и самостоятельным, либо вообще.

Велиал закончил свой монолог. Недостающие пазлы стали на свои места.

По большему счету, ничего нового Велиал мне не открыл. Примерно о том же я думал, наблюдая шабаш в центре столицы.

«Но мне – ВСЕ РАВНО…».

– Не лицемерь. Тебе НЕ все равно. Особенно твоя новая девушка. Я это знаю. И теперь определись – ты с нами, или, не с нами. Ты хочешь жить очень долго и наслаждаться жизнью в Первом миллиарде, в Новом Мире Люцифера, или доживать свой бессмысленный век в болезнях, вместе со стареющей сварливой женой, в нищете, в депрессивной стране, тонущей в долгах и кровавых междоусобных разборках?

Велиал смотрел на меня. Я на него.

– Не спеши отвечать, хорошо подумай. А чтобы лучше думалось, я дарю тебе одно бесплатное ЖЕЛАНИЕ, от осуществления которого никто не умрет. Используй его с пользой: например, загадай тонну долларов. Или, юную девственницу. Хоть узнаешь, какое оно – СЧАСТЬЕ.

Глава девятнадцатая

13 – 19 января 2014 года

***

После исчезновения Велиала я загадал. Загадал, чтобы Вера никогда и ни с кем мне не изменяла – это для меня важнее тонны зеленых бумажек или капризной школьницы.

На большее моей фантазии не хватило, поскольку следующую неделю пришлось отрабатывать места во втором миллиарде для себя и привороженной любимой.

***

Тринадцатого января, в понедельник, Валафар снова кликнул полубесов-кураторов с обеих сторон. Учинил разнос за вчерашнее полусонное заборище на Майдане и наказал действовать активнее, поскольку новогодние и рождественские праздники расслабили зомбаков: как среди ментов, так и среди вольного майданного люда.

И если первые подчиняются приказам, их проще направить в нужное русло, то вольные майданщики, одурев от безделья, водки и шмали, вместо науськивания гипнотиков, чинят между собою непотребства и насилуют восторженных студенток, которые приносят им пропитание, но не желают безвозмездно отдавать молодые тела на благо революции.

Чтобы исправить такое вредное положения, Валафар приказал готовить шабаш на следующее воскресенье – девятнадцатого января – в большой христианский праздник Крещения Господня. «Для большего куражу и попрания…» – злорадно пояснил Валафар.

Так же он обязал кураторов привести в боевую готовность спецподразделение зомбаков «Правый сектор» – отмороженных подонков – личным общением с которыми даже бесы брезговали.

Остальных же, в том числе и гипнотиков, нужно было активизировать на решительные деструктивные действия, а не на поедание принесенных вкусностей и похмельное отсыпание в палатках.

Кураторам же противоположной стороны – ментов – вменили в обязанность жестко подавлять любые нарушения общественного порядка, «не жевать демократические сопли, и не цацкаться с майданутыми» – подчеркнул Валафар.

На том и разлетелись по местам службы.

***

Неделя выдалась трудной. Я не появлялся дома и почти не спал. Благо, в тонком мире этого не требуется – перемещение монады в астрал само по себе является сном для физического тела.

Первые три дня я с подопечными готовил бутылки с зажигательной смесью – «Коктейли Молотова». Затем возводил баррикады возле Центрального Почтамта.

Ясно, что на физическом плане лично я ничего не делал – даже не появлялся наяву среди копошливывого люда. Я парил над головами подчиненных в метрах десяти, усиливал и передавал им эманации ретрансляторов, накручивал зомбаков и не разрешал отлынивать гипнотикам, внушая гордость за порученное им праведное дело борьбы с бандитской властью.

«Вас будут помнить благодарные потомки!..» – навевал я гипнотикам, брезгливо морща несуществующие губы.

«Нас будут помнить благодарные потомки!» – думали гипнотики, вскидывая счастливые лица к январскому небу и пуще прежнего ковыряя мерзлую брусчатку.

Зомбаки, конечно же, так не думали: «высокие идеалы» им были по боку. Они прекрасно понимали, КОМУ за что служат. Но именно это и являлось главным катализатором их осознанной деятельности: чувствовать свою значимость и превосходство над не-ведающим быдлом, служить Сатане и выслужить теплое и сытное место в его Воинстве.

***

Через трое суток меня перевели надзирателем на приемный пункт, который сортировал прибывавших зомбаков и гипнотиков из западных регионов страны. Жители восточных и южных областей, а особенно киевляне, неохотно приобщались к восстанию, разве что самые чудные, обиженные да ущербные, а еще восторженные студенты, вроде соседского Егора.

На приемном пункте мне не приходилось вступать в ментальный контакт с чужими грязными монадами гипнотиков, что требовало энергии и вызывало во мне непреодолимую брезгливость. Теперь я парил над новобранцами и лишь усиливать сигнал ретрансляторов.

Думаю, перевели меня на сортировочный пункт по указке Велиала. Он, видимо, опасался, что, близко пообщавшись с рядовым и сержантским составом Светлого Воинства, я опять буду рваться в церковь.

***

Как и обещал Валафар, бесы из Верховной Рады в четверг, шестнадцатого, приняли «законы»: не разрешили ходить мирным демонстрантам на акции протеста в масках и с оружием, а еще обязали отчитываться, из каких зарубежных филиалов Светлого Воинства им платят.

Это известие, мастерски поданное ретрансляторами, крайне возбудило толпу и послужило толчком для радикальных действий.

Притом, даже полубесы понимали, что не было бы этих «законов», придумали бы другие, или нашли иной повод, чтобы растормошить захиревшую революцию – как приказал великий Люцифер.

***

С четверга по воскресенье накалялось и тлело, а девятнадцатого, в Крещение, началось.

С утра на Майдане собралось очередное «вече». Подготовительные мероприятия не прошли даром.

На площадь притянули всех, кто поддавался зомбированию. Тысяч сто собрали, не считая прикормленных зомбаков из спецподразделений Светлого Воинства и радикальных организаций, которые искусно создавали хаос.

Именитые бесы, игравшие роль парламентской оппозиции, выступили перед сборищем и заявили, что власть намерена установить в стране авторитарную диктатуру.

Умело вскидывая руки и плюясь, они требовали созыва «народной рады», отставки президента, новых выборов, срочного вступления в Евросоюз и НАТО, прочей невыполнимой фантастики, которая выбивала искры и должна была зажечь толпу.

***

Толпа зажглась. Гипнотики, ведомые зомбаками, кинулись на милицейские кордоны, охранявшие подступы к Верховной раде. Протестующие намеревались заблокировать парламент, чтобы вынудить депутатов отменить законы, которые мешают им жить по своему разумению.

Зомбаки из «Правого сектора», а за ними и пара тысяч гипнотиков, направились на Европейскую площадь, где перелезли через спецавтомобили и вступили в силовое противостояние с милицией.

Были подожжены четыре автобуса «Беркута», два грузовика, кассы стадиона «Динамо», а самих бойцов зомбаки забросали горящими «коктейлями».

В ход шли дубинки и камни. Милиция применила светошумовые гранаты, слезоточивый газ и водометы.

Одного «беркутенка», раненного в рукопашной схватке, зомбаки затащили в Дом профсоюзов и покалечили, раздробив руки и ноги кувалдой. Еще двоих милиционеров ослепили серной кислотой. А в самой толпе одному гипнотику светошумовой гранатой оторвало кисть левой руки, многие получили рваные раны и отравление газом. Всего же, с обеих сторон пострадало больше двухсот человек.

Христианский праздных Крещения Господня осквернили на славу.

Командующий Валафар был доволен.

Глава двадцатая

Ночь с 19 на 20 января 2014 года

***

Полубесов, которые создавали заваруху на Крещение, Валафар отметил и дал увольнительную на сутки. Приказал отдохнуть, развеяться, поскольку самая интересная работа впереди.

Я решил эти сутки проваляться на диване в физическом теле. Мне так надоела суета, бесы, гипнотики, зомбаки, смердящие палатки, и над всем этим флюиды злобы, агрессии, ненависти.

Я никого не хотел видеть и слышать. Даже Веру.

***

Возвратился домой за полночь, уже двадцатого.

Расходил затекшее без движения тело.

Нырнул под душ, где с чувством глубокого освобождения скоблил себя колючей мочалкой, смывал события прошедших дней, эмоции «майданной» биомассы.

Я выуживал из памяти встреченных на Майдане людей, их лица и глаза, особенно молодых ребят и девчонок – таких же, как Вера, студентов – еще не до конца отравленных революционной пропагандой. Я не мог понять: что их привело в это скопище грязи, злобы и ненависти? как они сами для себя объясняют свое присутствие здесь? зачем ломают и крошат ими не созданное?

Я их жалел за их глупость и осуждал за издевательство над природой и гармонией, поскольку в этом возрасте нужно предаваться безудержной любви, а не слепой ненависти…

«Весь мир сошел с ума!».

***

Мои размышления прервал дверной звонок.

«В три часа ночи!..».

Я не отреагировал, продолжал мыться.

«Возможно, ошиблись дверью. Понаехало в столицу…».

Опять затрезвонили. Более настырно. Еще и еще.

«Сосед Эльдар? Кроме него никто на такое не отважится».

Я вышел из-под душа, намеренно неспешно вытерся полотенцем, накинул халат.

Звонок уже тарахтел, не переставая.

Сжимая кулаки, я неспешно подошел к дверям. Отщелкнул замок, резко приоткрыл.

«Если пьяный Эльдар – в ухо без объяснений!».

***

Я ошибся: за дверью стояла заплаканная Светлана Ивановна.

– Выручайте, Игорек. Сил моих больше нет! – всхлипнула соседка.

Сначала подумал, что притворяется.

– Что случилось?

– Егор пропал. Неделю не звонил… А сегодня, вернее – уже вчера – такое в центре творилось! Я по телевизору видела. Может, его милиция арестовала, он же – националист.

– Да вы заходите, – смутился я.

Она прошла на кухню. Села на табурет у стола, на котором несколько дней назад случилось наше свидание.

Я налил ей стакан «Моршинской» из холодильника. Она залпом выпила.

– Давайте по порядку. Что с Егором?

– Пропал. В позапрошлую субботу пошел с товарищами на Майдан. Говорил, что волонтером. Но я догадываюсь, что он из этих, которые с милицией бьются. Сектор какой-то… У него еще маска страшная резиновая есть – человеческий череп.

– И вы отпустили?

– Да разве он меня слушает! Неделю – ни единой весточки. Трубку не берет – «вне зоны доступа». Я ждала-ждала, а потом в пятницу на Майдан пошла. Искать. К их вожакам, в Дом Профсоюзов. Никто моего Егорку не знает, и не видел. Смотрят на меня, как на дурочку. А я, между прочим, с высшим образованием, еще советским. Ну, я пошла дальше, в самую гущу. На Майдане двое хмурых мужиков согласились отыскать Егора. Деньги вперед требовали. Или без денег, но чтобы я к ним в палатку… Ну, вы понимаете! Я, филолог! И к этой вонючей деревенщине. В палатку!

Она шмыгнула носом, сдерживая слезы. Вытерла платочком глаза.

– А я бы заплатила, и… в палатку пошла б. Но чувствую, что обманут… Вот я к вам.

– А почему именно ко мне?

– Ну, – она опустила глаза, – мы, вроде как, не чужие. И, мне кажется, что вы с ЭТИМИ…

***

– С какими – ЭТИМИ?

– Ну, с хулиганами. Те, что бунтуют.

– С чего вы взяли?

– Не знаю. Мне так кажется… – она некрасиво шмыгнула носом, на глазах выступили слезы. – Помогите! Христом Богом прошу!

Я замялся. Я не хотел грузить себя чужими проблемами, когда своих доставало.

«Тем более, Егор сам виноват – нечего было с чертями связываться…».

Я искал повод отказать, но не находил.

И дело даже не в той минутной слабости, что случилась у меня со Светланой.

«А, если бы, вот так, ушел мой ребенок. Даже непослушный и бестолковый?».

– Хорошо, – согласился я.

– Ой, спасибо! – сказала соседка и протянула мне листочек, на котором красивым почерком были написаны данные Егора.

Я взял, сунул в карман халата.

– Не спешите благодарить. Попробую завтра с утра.

– Попробуйте! На вас одна надежда, я уже совсем…

Она снова хлюпнула носом и разревелась.

Глава двадцать первая

20 января 2014 года, понедельник

***

Где искать Егора я догадывался.

«Если свои не придушили, то, вероятно, он у ментов».

В последние дни проходили ожесточенные столкновения между повстанцами и милицией в центральной части города.

Ведомые бесами и зомбаками, обе стороны исходили злобой, как могли, вредили ближним, мстили за избитых и сожженных товарищей, что приводило к новому насилию и издевательствам.

Сатанинский маховик набирал обороты, но в это никто не хотел верить, упорствуя в своем варварстве и прикрываясь «высокой целью», которую денно и нощно транслировали статуи Люцифера.

Участились аресты особо зарвавшихся активистов и пленения правоохранителей. Как среди милиции, так и среди протестантов, ползли слухи о страшных взаимных пытках, которым подвергались враги в подвалах и камерах.

Центр древнего города, который я обожал в детстве, любил нежной любовью в юности, а теперь – в свете новых событий – брезгливо презирал, погрузился в беспросветный средневековый хаос.

ХАОС требовал новых жертв.

«Не исключено, что Егор стал закланным тельцом на этой тризне…».

***

Сначала нужно было установить: живой ли Егор; если живой, то где находится?

В Киеве десять районов. Восстанием охвачены два центральных. Однако задержанных, и я это знал, развозят по районным управлениям милиции на окраины.

Вместе с тем, возможность использовать «ЖЕЛАНИЕ» или путешествие в сгущенном астральном теле, я сразу отверг.

Не настолько мне был дорог Егор (да и Светлана), чтобы из-за него губить чью-то жизнь или использовать драгоценный эликсир.

***

За время моего проживания в этом доме, я встречался с Егором лишь несколько раз. Ничего, кроме гадливости, наши встречи не вызывали.

Первый раз близко столкнулся с ним прошлым летом на лестничной площадке, где он ругался с матерью.

Я как раз вошел в подъезд, и они меня не видели.

– Я не Егор, я Игор! – кричал Егор Светлане Ивановне.

– Это два разных имени, – несмело возражала соседка.

– Дура! – заорал Егор и кинулся вниз по лестнице, чуть не сбив меня с ног.

– Что это с ним? – спросил я Светлану Ивановну, поднявшись на площадку.

Та лишь горестно вздохнула, и, по секрету, будто о чем-то стыдном, рассказала, что Егор в университете связался с националистами, исповедует фашистские идеи и ненавидит все русское. А конфликт у них случился из-за того, что он не хочет больше быть Егором, поскольку это имя русское и среди его друзей неприменимое.

***

Во второй раз я увидел Егора у двери нашего подъезда, на которой тот клеил листовку со стилизованной свастикой. Еле удержался, чтобы не дать идиоту затрещину.

– Ты что делаешь? – спросил я. – Сними эту гадость!

Тот хмуро глянул на меня, но листовку не тронул.

– Твой дед воевал с фашистами. А ты… Позорище!

– Не воевал. Он в лагерях ишачил, – пробубнил Егор, но затем взял себя в руки, заговорил выученными фразами: – Нация превыше всего! Нация является наивысшей ценностью, которой должны быть подчинены все другие ценности. А вы – враг!

В недоумении я уставился на истерившего юношу.

– Я – враг?

– Враги украинской нации – это все неукраинцы или украинцы, не разделяющие идей интегрального национализма! – зло тараторил Егор.

– Ясно… – мне хотелось заехать ему в ухо, но сдержался. Из-за Светланы Ивановны. – Если я враг, так ты, значит, и твоя шобла – друзья. И вы – против меня?

– Мы против москалей, жидов и ляхов! – убежденно сказал Егор.

– Ага. И ты против своего отца, против матери, и против себя?

– Нет, конечно! Я же сказал, мы против москалей, жидов, и ляхов.

– Твоя фамилия Вишневский?

– Да, – нехотя согласился тот.

– Егор Моисеевич – насколько знаю?

Он насуплено молчал.

– Так ты и есть – натуральный лях. Да и имя у тебя не украинское, и отчество. А если покопаться…

Егор насуплено молчал.

– И почему ты говоришь на русском?

– А почему вы лезете не в свое дело? – раздраженно огрызнулся тот.

– Хорошим бы кнутом, да по заднице, – сказал я, толкая Егора от дверей. Сорвал листовку, бросил в лужу.

– Еще раз увижу – сожрешь!

***

Эти встречи происходили еще до событий на Майдане, когда, в большинстве своем, киевляне воспринимали националистов как обычных хулиганов.

Теперь же, попробовав крови, заручившись поддержкой бесов и управляемая зомбаками, злая шпана оборзела, расстреливала милицейские наряды, громила банки, магазины и особняки, особо не заморачиваясь идейной принадлежностью их хозяев.

Во время наступившей вольницы случались и междоусобные разборки, в которых летели буйные головы революционной братвы, не говоря уже о шестерках, вроде Егора.

И вот теперь мне было нужно отложить свои личные дела, искать и спасать активного юношу, к идеям которого, и к нему самому, я относился с нескрываемым презрением.

Глава двадцать вторая

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

Обходить десять районных управлений милиции города я не собирался – на это ушло бы несколько дней. Я пошел в Главное милицейское управление Киева на Владимирскую, 15.

Сержант, который дежурил у проходной, меня не пустил.

Второй, с оружием и в полной экипировке, подобрался, направил в мою сторону автомат.

– Мне нужен начальник Главка, – пояснил я.

– Начальник занят, – невозмутимо ответил постовой.

– А вы передайте, что я от Велиала. По строчному делу.

Тот записал на бумажке, перезвонил в приемную. Через некоторое время на Первый пост спустился ординарец, пригласил следовать за ним.

***

Мы прошли к лифтам. На одном из них поднялись на третий этаж. Через застекленную дверь с кодовым замком попали в длинный коридор, устланный красным ковром. Стены коридора были украшены фотографиями на милицейскую тему.

В большой приемной ожидало человек пятнадцать, но ординарец впустил меня без очереди, прикрыв за спиной двери.

Я зашел в огромный кабинет. Из-за стола поднялся невысокий лысый мужчина в гражданском костюме, пошел мне на встречу.

– Валерий… Владимирович, – представился он, протягивая руку для приветствия.

– Игорь, – ответил я, пожимая крепкую маленькую ладонь.

– Что привело уважаемого брата к моей скромной персоне? – спросил начальник милиции, показывая на кресла у стены.

Мы присели.

– Не такой и скромной, – возразил я. – Можно сказать, ключевой персоне. Если принять во внимание текущие события.

– Да уж, – он развел руками. – Мы заложники своих ролей в чужих сценариях.

Он замолк. Я тоже молчал.

Нужно было с чего-то начинать.

***

Находиться в присутствии начальника столичной милиции было неприятно.

В его нарочито простецком тоне, в каждом его движении читалось снисхождение ко мне, и я понимал, что если бы не магическое имя моего покровителя, он бы меня на порог не пустил.

– К вам попасть… Постовые сказали, что вас нет.

– Так надо! – доверительно сказал Валерий Владимирович, без обиняков переходя на «ты». – Знаешь, сколько сейчас быдла шастает. И все мнят себя чуть ли не демонами на службе у Люцифера. Считают, что могут запросто к начальнику милиции приходить. И чем ничтожнее, тем больше гонора. Похваляются близостью с Дьяволом, чернокрасными флагами машут. Сейчас, в центре города, куда не плюнь – через одного в зомбака попадешь. Но это, скажу тебе по правде, – шваль, пушечное мясо. Настоящие демоны, и даже бесы, в трехмерный мир носа не сунут – разве что, по заданию, как я. И даже полубесы – как ты – в астрале работают. Им нечего на мерзлую землю спускаться… И вот, когда мне сообщили, что пришел невзрачный гражданин и меня лично спрашивает, то я, грешным делом подумал, что это очередной зомбак приперся братву выручать.

Он замолк, наблюдая мою реакцию.

Я обижено молчал. Хотелось встать и уйти.

«Только куда я уйду без его разрешения? Через посты и коридоры? Я не Мессинг…».

– Да ты на свой счет не бери, – будто извиняясь, сказал начальник; он почувствовал мое состояние. – Я так, образно. Если твой куратор – САМ Велиал, – это снимает все предубеждения. Вот у меня, хоть я и в чине беса… – он сделал театральную паузу, будто подчеркивая свою значимость, – куратором демон Абигор. А у тебя – Велиал! Значит ты им нужнее, если сам приближенный Люцифера тобой опекается. Выкладывай.

Он поднял на меня внимательные глаза.

***

– Мне нужно отыскать парня. Он в одной из националистических шаек. Возможно задержан вашими.

– Зомбак?

– Не думаю. Студент «Могилянки».

– Ну и зря не думаешь. Многие студенты, а именно – из «Могилянки», служат Сатане по доброй воле. Горе от ума – называется: романтика, национализм, европейские ценности, прочая яркая наживка на неокрепшие мозги. Но мы-то с тобой знаем, чем пахнут эти ценности. Они пахнут серой.

Начальник милиции посмотрел на меня, будто решая, стоит ли откровенничать.

Я кивнул в ответ. Мы с ним, видимо, были похожи в оценке порученной миссии, и того, что сейчас происходит в нашем городе.

– Кого тебе нужно найти?

Я вынул листочек, который сунула Светлана Ивановна.

Прочитал в голос:

– Вишневский Егор Моисеевич, девяносто пятого года рождения. Проживает…

– Достаточно, – сказал начальник.

Он нажал кнопку на телефонном аппарате. Спустя несколько секунд в кабинет вошел адъютант.

– Пробей человечка среди задержанных за последнюю неделю. Когда будет готово, доложишь.

Он указал адъютанту на меня. Я передал листочек.

– И еще. Полтора часа я не принимаю. Скажи в приемной.

– Есть, – ответил адъютант и бесшумно вышел.

Глава двадцать третья

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

– А теперь, давай выпьем, – сказал начальник, вставая из-за стола. – Прошу…

Он показал рукой на одну из дверей шкафа за спиной.

– Я не пью, – сказал я не совсем уверенно. В свете последних событий это утверждение было ложью.

– Тогда просто посидишь со мною. Пошли.

Он открыл дверцу, и мы через шкаф вошли в небольшую комнату, в которой стоял сервант с посудой, холодильник, стол со стульями, большой мягкий диван.

– Отсосочная, – сказал Валерий Владимирович и подмигнул. – Одна из радостей начальственного положения.

Мы прошли в комнату. Начальник вынул из холодильника и поставил на стол чуть надпитую, запотевшую бутылку водки и тарелку с готовыми бутербродами. Добавил из серванта две рюмки.

– Садись.

Я присел на ближайший стул. Он плеснул по полрюмки, игнорируя мой запрещающий жест.

– Не ерепенься. Я же чувствую, что порою ты употребляешь. Я же – бес. Я могу чувствовать. Ты не забыл?

– Не забыл.

– Так вот… Понимаешь, коллега, мне не с кем об этом поговорить. Конечно же, в моем окружении есть и полубесы – вроде тебя, и зомбаки – практически все высшее руководство милиции. Но они – ближний круг. Мы все давно служим Люциферу, но каждый погряз в своих страстях, ищет свой интерес. И я уверен, каждый из них продаст меня с потрохами, чтобы занять мое место. А ты…

Он насмешливо посмотрел на меня:

– Это как в одном купе со случайным попутчиком.

– Смотря, с каким попутчиком.

– Верно. Но я же бес – я тебя чувствую… Давай за знакомство!

Он поднял свою рюмку, я свою. Мы чокнулись, выпили.

Зажевали бутербродами.

– Кстати, твое знакомство с начальником киевской милиции никакого блата тебе не принесет, потому что меня очень скоро…

Он махнул рукой.

– … выбросят, как использованный презерватив. У НИХ так заведено.

– Вы не боитесь, так открыто говорить…

– А чего бояться! Сейчас ИМ некогда что-то менять.

ОНИ знают, что я исполню их приказы. Я повязан тысячами ниточек, обязательств и людей. Даже если захочу, то не смогу в один миг бросить службу, остановить, переиначить. За все нужно платить.

Он взял бутылку, налил себе рюмку до краев. Выпил одним махом. Занюхал куском хлеба.

– Я плачу. И ты заплатишь, кем бы ты ни был – хоть самим приближенным Велиала. У НИХ все имеет цену.

***

Тихонько запиликал телефон. Начальник взял трубку.

Выслушал. Положил обратно.

– Нашли твоего Егора Моисеевича. Он в Дарницком управлении. Сейчас…

Валерий Владимирович нажал клавишу «2» на большом плоском аппарате, стоявшем на тумбочке. Взял трубку.

– Анатолий Николаевич! Там у тебя, в камерах, чалится Вишневский… Егор Моисеевич. Да, нацик. Задержан за погром в банке? За ним криминала нет?.. Ну и ладно. Через минут сорок к тебе человечек от меня приедет. Передашь ему Вишневского. Без формальностей. Так сказать – на поруки… До связи.

Начальник положил трубку.

– Слышал?

– Огромное спасибо!

Я привстал со стула.

– Погоди. А поговорить? Я дам машину, тебя довезут. Но пока мы выпьем.

Он налил по полной рюмке. Я не противился. Тем более, после оказанной услуги.

– Так вот. И меня, и тебя, и тысячи таких как мы, КИНУЛИ. Нет, нас не обманули! – он пьяно помахал указательным пальцем, грозя кому-то невидимому. – Сатана по мелочам не обманывает. Нам дали то, чего мы ОЧЕНЬ ХОТЕЛИ. Но, заметь, – все равно, СЧАСТЛИВЕЕ мы не стали.

Он замолк, пожевал бутерброд.

Мне есть не хотелось. Меня тошнило от выпитой водки и от его пьяных откровений.

Зато сердце грела теплая искорка, что ПОЛУЧИЛОСЬ, и я отыскал Егора.

«И больше ничего не буду должен Светке за ТО, единственное, проявление слабости».

Глава двадцать четвертая

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

– Так вот, – продолжил генерал, – я понял две истины. Первая: Сатана может дать все, кроме счастья. И второе: каждый, кто стал на эту дорогу – плохо кончит. Невзирая на все полученные преференции. Так какой смысл во всей этой суете? В деньгах, в положении, в карьере?

Он вопросительно посмотрел на меня. Я притворно снизал плечами. Мне было все равно от его рефлексии.

– Нет, есть все-таки один смысл. Одна отдушина. Единственное, что может служить утешением: с высоты своего положения я могу позволить себе хоть каждый день менять красивых девок, и даже замужних женщин – что мне более по душе. Практически любых. За редким исключением…

Он поднял на меня захмелевшие глаза, ища понимания.

Он его нашел.

– Ладно, отпускаю. А то тебя начальник Дарницкой милиции заждался. Езжай, забери своего оболтуса… Дожились: еврей-фашист. Куда катится мир!

Он нажал кнопку на пульте. Не прошло и десяти секунд, как зашел адъютант.