ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4

Глава пятнадцатая

Утро, 10 января 2014 года, пятница

(продолжение)

***

Уже приоткрыл двери своей квартиры, как услышал за спиной сдавленный смешок:

– Светлану Ивановну ХОЧЕШЬ? – ехидно спросил Эльдар.

– Почему сразу – хочешь?

Я обернулся и зло оглядел его довольное лицо.

Эльдар развел руками, будто оправдываясь:

– Дед – ведьмак, мама – ведьма.

– Ну, и…

– Да заходи. Поговорим о любви.

– Некогда, – отмахнулся я.

«Только его разговоров мне не хватало! Да еще о любви…».

– Не лги. Заходи. У меня как раз утренний борщ подоспел. И к борщу есть.

– Я не пью… – неуверенно воспротивился я, понимая, что соглашусь. Его борщ был как нельзя кстати.

– Знаю, что не пьешь – уже наблюдал. Пошли.

Я прикрыл дверь своей квартиры и шагнул за Эльдаром.

***

Он разлил борщ. Нарезал хлеба. Выложил на блюдце квашеных огурцов. Поставил на стол бутылку водки и две граненые стопочки.

– Может, не нужно? Еще девяти нет, – ненастойчиво заупрямился я.

Сел за стол.

– Конечно, с утра пить водку не нужно, – согласился Эльдар. – Это вредно по ряду причин. Но…

Он взял бутылку, свинтил золотую головку. Наполнил обе стопочки до краев.

– Но… – продолжил Эльдар. – Речь пойдет о любви. А, значит, нужно выпить!

Он откинул голову и вылил содержимое в рот. Смачно екнул, занюхал хлебом.

Я принялся цедить мелкими глотками, превозмогая горькие спазмы. Меня бы вырвало, если б не Велиалова энергия, которая расходовалась так бестолково.

После первой рюмки мы молча принялись за борщ.

Тут дело пошло веселее – со вчерашнего дня ничего не ел.

***

– Ну, как? – спросил Эльдар, забирая пустую тарелку.

– Угу… – благостно отозвался я, дожевывая и кивая головой.

Мне было хорошо: желудок наполнился питательной жижей, а хмель разлетелся по крови и подарил счастье.

Даже похоть отпустила. Теперь я мог говорить о чем угодно.

– Поговорим о любви, – сказал Эльдар, наблюдая мое довольное лицо. – В Библии написано: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный.

– Стрелы огненные? Хорошо сказано…

Эльдар удовлетворительно кивнул:

– Приходилось?

– Еще как приходилось, – я пьяно улыбнулся. – Была в моей жизни… Вот уж точно – «стрелы огненные»! Вспоминать страшно. Зато поучительно.

– Ну и? – уставился на меня Эльдар.

– Долго рассказывать.

– А мы никуда не спешим.

***

Мне было сытно и пьяно. Можно поговорить.

– В ранней-ранней юности, еще до службы в армии, – начал я протяжно, будто сказку, – на все лето к бабушке в деревню приезжал. И влюбился там в одну девочку. Звали Леной, но мы называли ее Аленкой.

Она тоже приезжала на каникулы из Киева. Классная девчонка: стройная, тоненькая, светло-русая коса до пояса, глаза голубые. И умница – какую книгу не вспомню, ту она читала. Танцами занималась, музыкой, гимнастикой. Отличница, короче… Тогда ей лет шестнадцать было, а мне семнадцать. И так я в нее, как говорят, втюрился! Жизни без нее не мыслил, стихи посвящал, за конфетами и мороженым для нее на мопеде каждый день в райцентр мотался. А если удавалось случайно ей под платьице заглянуть да трусы увидеть, то я, потом, с этим видением не одну ночь проводил. Одним словом – ВЛЮБИЛСЯ!

***

– Но, как всегда: чем меньше женщину, – подзадорил Эльдар.

– Да. Чем меньше… Аленка любовь мою, конечно, чувствовала. Она, как умная девочка, с благодарностью принимала ухаживания, стихи и конфеты. Улыбалась. Но… не больше. Расстояние всегда держала «пионерское». А, если я, пыхтя и сбиваясь, заводил разговор о своих чувствах, то мило «не понимала», отшучивалась и называла меня «единственным верным другом». Тоска, короче.

– У ТАКИХ – кавалеров много, – знающе подметил Эльдар.

– Так и было. Наши общие подружки – ее верная свита и тайные завистницы – мне по секрету рассказали, что в Киеве у Аленки много поклонников, но она на них внимания не обращает, поскольку у нее, вроде бы, есть парень из, ну о-очень, уважаемой семьи, да и учиться ей нужно, думать о будущем. Вот такая серьезная девочка.

– Да и черт с ней! Видели мы… – пьяно заметил Эльдар.

– Я тоже так подумал. Со временем смирился – не судьба, значит. Не по Сеньке шапка, и так далее. Однако мы продолжали дружить, и я в тайне надеялся на «авось»… И, возможно, у меня бы и получилось – почему-то мне так кажется. Уж очень плотно в оборот ее взял, вниманием окружил. Под конец второго месяца нашей «дружбы», она даже разрешала себя в щеку целовать вечером, после дискотеки. Еще оставался третий летний месяц – благословенный август. На него очень надеялся.

Но тут…

***

– Разлучник? – участливо спросил Эльдар, закатывая глаза.

Я горестно вздохнул:

– Как всегда бывает в жизни, в самый неподходящий момент появляется какая-то задница смазливая, и все рушит. Этой задницей для меня стал мой ровесник Тимур. Он тоже к бабушке погостить приехал. Из самого Владивостока, где его отец военным летчиком служил. Они всей семьей приехала на японском микроавтобусе с правым рулем. Богачи!.. И как все новое и блестящее, стал тот Тимур центром всеобщего внимания: стройный широкоплечий красавец, волосы темные, лицо смугловатое, глаза голубые, манеры барские. На знаменитого актера похож – фамилии не помню. Все девчонки от него без ума! Ребята дружбу предлагали. Харизматическая такая личность.

– И черт бы с ним! Послал бы подальше – мало ли напыщенных индюков на свете!

– Да. Но он, гад, на МОЮ Аленку глаз положил! И она на него запала – где и девичья гордость делась? Даже о перспективном киевском женихе забыла, сучка! Тимур пальчиком поманит – Аленка бежит за ним хоть на дискотеку, хоть купаться, хоть в лес, по ягоды. И чувствовал же, паразит, что в том селе Аленка для местных парней – вроде принцессы, и что я по ней сохну. Но чтобы покуражиться, свою важность показать да поиздеваться над нами, он при всех на дискотеке Аленку обнимал, целовал и лапал. А она, как дурочка, хихикает, глаза опустит, но руку его не уберет – видно, самой ей этих зажималок хотелось. Аленкины поклонники с ума сходили, побить Тимура не раз собирались, но не знали как подступиться – настолько он их обаял своею харизмой.

***

Я перевел взгляд на Эльдара – тот внимательно, и, казалось, сочувственно смотрел на меня, кивал головой.

– А потом и вообще пошел слух, что этот Тимурка нашу Аленку на сеновал водил, и что там у них «все по-взрослому» было, и не один раз. И он, вроде бы, об этом лично на дискотеке рассказывал, и посмеивался, что сделал нашу принцессу соской… Вот тут я на своей шкуре, вернее – на сердце – ощутил «стрелы огненные», о которых вы сказали. Первым моим желанием было взять нож и прирезать гада. Но, поразмыслив, я затаился и решил положиться на судьбу.

– Самое мудрое решение в отношениях с девчатами. И вообще…

***

– Ну, да. Судьба меня не обманула. Под конец августа, когда Тимуру Аленка надоела – брошенная и ославленная она уехала в Киев – а я, наоборот, по неизвестным причинам, перешел в разряд его друзей, мы вместе отправились на карьер. Обычно всей компанией ходили купаться – ребята, девчонки – но в тот раз, не помню почему, мы пошли с Тимуром вдвоем. А этот Тимуня, хоть и нес себя выше крыши, и другие его возносили – особенно девочки – на деле был парнем опасливым, ни драться, ни плавать толком не умел. Почему-то в жизни всегда так случается: если мальчик-красавчик, то чмо на постном масле.

– Это верно. Сам не раз видел…

– Ну, значит, купались мы, купались, и надо было так случиться, чтобы Тимура судорога «схватила», и именно в тот момент, когда мы над омутом проплывали. Я, конечно, бросился его спасать, но без толку. Вытащил на берег уже синего. Он не дышал. Мои процедуры ему не помогли. Да и не такой я дока в реанимации…

***

– Интересное кино!

– Можете представить мой ужас! Поняв, что Тимур мертвый, я кинулся звать на помощь. Я очень боялся, чтобы на меня не подумали, будто это я его утопил. Молодежь же знала, что я за Аленкой сох, а Тимоня ее драл… Но никто тогда не подумал – не до меня всем было. Ребята, правда, шушукались меж собою, даже, кажется одобряли. Но я возмущенно отбросил все намеки, и, на правах друга и очевидца, во время похорон больше всех непритворно ронял мужские слезы.

– А эта, твоя? Вернее – его?

– Аленка? Тоже на похороны приехала. Рыдала над Тимуровым гробом, плакала, что его любила, и будет любить всю жизнь. Это притом, что он ее опозорил на всю деревню – после того случая больше к бабке Аленка не ездила.

– Вот такое загадочное женское сердце, – сказал Эльдар, участливо качая головой. – Вот и «стрелы огненные». И где она сейчас?

– Не знаю, и знать не хочу. После того лета, мою любовь к Аленке как рукой сняло. Даже противно о ней вспоминать. И о Тимуре, гори он в Аду. Двадцать восемь лет прошло, черви кости его обглодали. А я не простил!

***

Ми помолчали. Эльдар переваривал мой рассказ, а я взялся жевать квашеный огурец – от долгого монолога в горле пересохло.

– А теперь поговорим о любви, – серьезно сказал Эльдар.

– А мы о чем говорили? – удивился я.

– О страсти. Это семерка червей перевернутая. Но пришла пора поговорить о любви к здравому смыслу. А это уже – девятка треф прямая. Совсем разные масти, и разные вещи. Для этого, собственно, я тебя и позвал.

Он опять замолк, наблюдая мою реакцию. Реакция была положительной.

«Хоть и о любви к родине…».

– Но, сначала, наливайте, – сказал я. Страх как не хотелось лишиться хмельной благости. Да еще после вчерашней страшной ночи. Да еще после воспоминаний о Тимуре и Аленке.

Эльдар налил. Мы выпили, зажевали огурцами.

Глава шестнадцатая

Утро 10 января 2014 года, пятница

(продолжение)

***

– Как тебе события в центре города? – озабоченно спросил Эльдар.

Он вмиг переменился: из бесшабашного шутника возник дерганный и нервный гражданин, которых нынче много понаехало в Киев.

Я таких всегда презирал. Но этот был КОРМИЛЬЦЕМ.

«А я – человек слабый. Особенно, когда сытый и пьяный…».

– Н-никак, – икнул я.

– Они называют это революцией! – не унимался Эльдар.

– Меня не интересуют революции, – пьяно ответил я. – Клал я на все революции вместе взятые, и на рЭволюционЭров.

– Меня тоже не интересуют. Не интересовали. Но…Вот ответь мне на один вопрос. С прошлого ноября все ломал голову, никак ответ найти не мог. А теперь нашел! Вот, смотри: матери своих детей с детства учат быть хорошими, послушными, защищать младших и уважать старших. Сказки разные читают, где добро побеждает зло… И вот скажи: где взялась на нашей земле та нечисть, которая скачет по площадям, ломает, крушит, палит огнем, разрушает живую человеческую плоть? Этому ли их матери учили? Где взялись эти выродки, в какие щели пролезли, из чего произошли?.. А я тебе отвечу… – Эльдар перешел на шепот, – это не люди. Это – бесы! Они не от матерей родились, а из смердящих болот выползли, из трясины…

– Осиновый кол им в задницу! – перебил я. – Лучше поговорим о бабах. Не хочу о политике. Я в ней не разбираюсь. Скажите лучше, у вас со Светланой Ивановной «было»?

– Да. Но дело…

– БЫЛО!? – я чуть с табурета не свалился.

– Какое это имеет значение! Тут революция…

– Вот-же штучка-дрючка… Я, пожалуй, пойду. Не обижайтесь. Я – пофигист. Вы же сами говорили о Принципе Пофигизма. Мне пофиг ИХ революция. А тут, Светка…

– Сядь! Я говорил о Законе Пофигизма. Но есть исключения.

***

Эльдар плеснул по полстопки. Мы снова выпили.

– Школьный курс истории, седьмой класс, – продолжил Эльдар, утершись рукавом. – Есть два пути развития общества: эволюционный и революционный. Первый предполагает длительное постепенное развитие в зависимости от естественных изменений производственных сил и общественных отношений. Это долго, нудно, неинтересно, зато стабильно. Тихое болото, короче: пишутся книги и картины, строятся дома, люди занимаются любовью, женятся, изменяют друг другу, рожают детей. Живут, одним словом. Обывателям хорошо. А вот «пассионариям» в таком обществе заняться нечем, как и разного рода авантюристам, которым в одном месте крутит, и, конечно же – маргиналам. Преступный мир – их судьба, а тюрьма – дом родной.

Эльдар замолчал, посмотрел на меня: слушаю ли?

– Вам нужна трибуна? – ответил я на его пытливый взгляд, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

«Так, значит, он Светку Ивановну… Во, жучара!».

Эльдар насупился.

– Ладно, чешите. – Я сделал вид, что слушаю – не хотел обижать кормильца.

– И второй путь развития, —продолжил Эльдар, – путь революционный. Все разрушить до основания, а на освобожденном месте построить новое… Как правило, со строительством проблемы. Потому что строить – не ломать. Пассионарии и Ко строить не обучены. Зато ломать и прихватить бесплатно чужое – запросто!..

Эльдар перевел дыхание, глаза его зло, безумно сверкали.

– Но самое мерзкое: революционный путь – это смерть, слезы, разрушенные семьи и судьбы, и страдания-страдания-страдания. И не только той неупокоенной сволочи – будь они прокляты! – а простых мирных людей, которых буйные презирают!.. Это колоссальный откат назад в развитии страны, деградация материальной ее основы и духовного наполнения. И ради чего? Ради какой «высокой» цели? Чтобы к власти пришли следующие уроды, которые будут хуже предыдущих. Не может быть хорошего плода от плохого дерева, и наоборот. А какие плоды приносит насильственное изменение существующего порядка? Уже слышали и видели. В семнадцатом, в девяносто первом. И еще увидим, если доживем.

***

– Зачем вы мне ВСЕ ЭТО рассказываете? Я и сам знаю – я же историк. В прошлом. И не только историк… А от вас не ожидал.

– Чего не ожидал?

– Что у вас БЫЛО со Светланой Ивановной.

Эльдар уставился на меня:

– Давай выпьем, а то – жопа.

– Давайте, – согласился я.

Мы выпили. Зажевали огурцами и хлебом.

– Запомни, – продолжил Эльдар, как ни в чем не бывало, – ни одна революция в истории, НИ ОДНА, за время существования нашей цивилизации не сделала людей счастливыми, кроме небольшой кучки подонков, которые приходили к власти. Но и их, в конце концов, революция сожрет.

Я кивнул.

«Каждый сходит с ума по-своему».

– И еще запомни. Самое главное. СОЗИДАНИЕ И ПОРЯДОК – ЭТО БОГ, ХАОС И РАЗРУШЕНИЕ – ДЬЯВОЛ. Всегда и везде, при любых обстоятельствах, в любое время. Это – аксиома. Это лакмусовая бумажка – чтобы определить, что происходит.

Он многозначительно замолк, давая переварить сказанное.

– Таким образом, любая революция, самая благородная, – это шабаш нечисти, порождение Сатаны! Какое бы не носила название! Какими бы лозунгами не прикрывалась!

Эльдар облокотился на стол, устало опустил голову.

– Ты понял?

– Конечно, понял, – воодушевленно откликнулся я, понимая, что он выдохся. – И больше вашего знаю… Сейчас мы допьем остатки. За женщин.

***

Я разлил в рюмки – вышло чуть больше половины.

– Ты прав: давай лучше за женщин. Политика, разнообразные «измы», идеи и революции – это проходящее. Это – для душевнобольных. А Любовь – вечна.

– Особенно, половая!

Мы чокнулись, выпили. Эльдар покряхтел, я занюхал рукавом. Закусить уже было нечем.

– А как вы Светлану Ивановну? – спросил я, когда отдышался от горячей волны в гортани. – И где?

– Такие вопросы – mauvais ton – мой любопытный друг. – Эльдар огорченно вздохнул. – Однако, если у нас такой откровенный разговор… В своей прихожей, у дверей. Да уж… Был дождливый вечер. Она зашла за солью. У меня было лирическое настроение…

– А как же «психический», «извращенец» и прочее. Она вам не говорила?

– Не помню. Говорила, что я – животное. И во второй раз говорила, и в третий.

Глава семнадцатая

12 января 2014 года, воскресенье

***

Утреннее застолье с Эльдаром напрочь выбило из привычной колеи.

Я проспал весь день, затем ночь.

Одиннадцатого, в субботу, на больную голову, перечитывал «Игру в бисер» Генриха Гессе. Бедного Мастера игры никто не тревожил.

Зато, утром двенадцатого, еще затемно, всем полубесам объявили сбор: во сне привиделась дикая морда Валафара, который трубил в пионерский горн сигнал «Подъем!» и зло щерился.

Не вставая с постели, я сгруппировался, ушел в астрал и поспешил на Майдан.

Меня сверлила беспокойная мысль о своей «особой миссии», про которую постоянно талдычил Велиал, и которой я мог бы воспользоваться, чтобы игнорировать сбор. Но просить Велиала напрямую не отчаялся, а он сам не предлагал.

Пришлось подчиниться.

***

Во мне еще дрожала вчерашняя утренняя пьянка.

Конечно, в астральном теле я похмелья не чувствовал, но оно подспудной хандрой отдавалось в монаду.

Да и бестолково проспанный вчерашний день не давал повода к оптимизму, и соседка, которую поначалу брезгливо игнорировал, а когда захотел, то она оказалась шлюхой.

«Какая тоска, Цинцинат. Какая каменная тоска!..».

***

Полубесов собрали на крыше гостиницы «Украина». Валафар провел инструктаж, поставил задачи, распределил по секторам.

Исполняя приказы, мне пришлось целый день мотаться над скопищем народу на Майдане в сорок втором секторе, обеспечивать форсированный гипнотический сеанс под кодовым названием «Народное вече».

Возвратился в пустую квартиру уже на закате. Зябкое тело оказалось неподъемным. Сродни моему настроению.

Дневная суета немного растормошила, отвлекла от липучих эротоманских мыслей, но все равно на сердце было паскудно.

***

Самым отвратительным было не позавчерашнее ночное приключение с Иркой, не вчерашняя попойка с Эльдаром и утреннее похмелье, не развратная Светлана Ивановна, которую уже не хотел. Больше всего меня угнетало Верино отсутствие.

Я, конечно же, понимал, что ТАК оно проще. Не нужно искать оправдания своим отлучкам, поскольку оставлять бездушное тело в присутствии Веры я бы не решился. Тем более, в новогоднюю ночь она не захотела меня выслушать.

«Может и к лучшему…».

Допив чай, я уже собрался заглотнуть снотворного и завалиться спать, как задребезжал дверной звонок.

***

Я даже не предполагал, кто это может быть.

Открыл сразу – залипшие мозги не соображали.

– Что же это творится?.. – спросила Светлана Ивановна с порога.

Вопрос был риторический. Но в голосе, которым задан, сквозило больше игривости чем желания узнать правду.

«Ах ты, развратница!».

Я посмотрел на соседку. Была она на этот раз какой-то особенной – не той, которую я раньше избегал и сторонился. Даже одета не во всегдашний халат, а в легонький свитерок и длинную зимнюю юбку.

Светлана Ивановна, видимо, заметила мои разглядывания:

– Только с работы. Выходной, а у меня дежурство…

«Только с работы… Шлюха!

А она совсем ничего.

Или дело в моем одиночестве?

В демонской энергии?

У меня неделю не было с Верой…».

– И что же это творится? – повторила соседка, с интересом уставившись на меня.

«Чувствует?!».

– Вы о чем?.. – В горле першило. Еще недавно разбитое мое тело наливалось желанием.

– О сегодняшнем Майдане, – ответила соседка. – За день насмотрелась телевизор, а теперь страшно. Вы же знаете моего Егора.

– Да вы проходите. Чаю выпьем.

Светлана Ивановна явно не ожидала приглашения. Смутилась, опустила глаза, будто решала.

– Ну, тогда подождите десять минут. Умоюсь с работы.

Она обернулась и ушла домой.

***

Я вернулся к себе. Входные двери не запирал.

Знал наверняка, что соседка через десять обещанных минут придет, и у нас БУДЕТ, если я захочу… А я захочу!

«Меня уже стали привлекать сверстницы?».

Это, явно, было что-то новое.

Я поставил чайник на плиту, смахнул со стола крошки.

Посмотрел на часы: двадцать ноль-ноль.

«Прошло десять минут. И если она сейчас придет…».

***

Входная дверь скрипнула без предупреждающего звонка.

– Вот и я, – сказала Светлана Ивановна, заходя на кухню.

Была она одета в тот же свитер, но юбку поменяла на более нарядную и колготки сняла.

«Чувствует?».

Соседка поставила на стол блюдо с домашней выпечкой, бутылку красного вина.

– Это к чаю…

Она смущенно замерла у стола, не решаясь присесть на табурет.

– Я вас хочу! – сказал я и шагнул к ней.

***

Светлана Ивановна не отступала, не упиралась. Она подняла удивленное лицо, с интересом посмотрела на меня.

Не отводя глаз, я положил руку ей на бок, затем опустил на бедро. Охватил ладонью за рыхлую ягодицу, притянул к себе.

Светлана Ивановна прерывисто задышала:

– Даже не знаю… Так неожиданно.

– Не лгите. Вы знали.

– Ну да…

– И к Эльдару ходили.

Она испуганно глянула на меня.

– И он. Вас…

– Что вы себе позволяете! – она напряглась, пытаясь вырваться, но я не отпустил.

– Я тоже буду. Сейчас.

– Вы – нахал! Похотливое животное… – пролепетала Светлана, но без осуждения.

Я наклонился и поцеловал ее в губы.

Губы пахли недавней зубной пастой.

***

А дальше все происходило по банальному сценарию нечаянного совокупления, который из века в век, миллионы раз, разыгрывали мои предки, играют современники, и будут играть потомки. С небольшой поправкой на эпоху, место и погоду.

Я впился в податливый рот Светланы Ивановны тягучим засосом. Тем временем смело и настойчиво трогал ее там, где нельзя трогать посторонним, но можно любовникам.

Медленно и решительно я залез ей под свитер, поддернул его, высвободил на волю из бюстгальтера дряблые груди в синеватых дорожках, с большими коричневыми ореолами.

Не разрывая поцелуя, я залез ей под юбку, трогал через тонкую материю ее мягкости, потеребил кружевные оборки трусов, а затем, поддев пальцами резинку, запустил развернутую ладонь вовнутрь, продавливая пальцы меж спутанных влажных волос.

Светлана Ивановна прерывисто дышала, тихонечко скулила, притворно не пускала мои руки, сводила ноги, зажимая ладонь. А затем, отыграв положенный «ритуал женской недоступности», принялась шарить по моей футболке, пытаясь ее снять.

Я этого не хотел: никогда не любил активных женщин.

Я убрал ее руки. Надавил на плечи. Светлана опустилась на колени. Будто исполняя хорошо заученный ритуал, делово расправилась с моим поясом, затем пуговицей, затем молнией. Умело высвободив, начала искусную прелюдию.

***

Достигнув необходимой упругости, я поднял женщину с колен, развернул к себе спиной, наклонил грудью на стол.

Принесенное блюдо с выпечкой грохнулось, брызнув по углам печенюжками и фаянсовыми осколками.

«Что-то похоже было с Аней…».

Падающую бутылку успел подхватить и переставить на тумбочку.

Светлана Ивановна, казалось, этого не замечала, послушно уткнувшись лицом в столешницу.

Она даже подыграла, двигая тазом и помогая спустить трусы за колени, а потом и совсем их снять.

Она знающе прогнула спину, развела бедра и выпятила зад в сиреневых цыпках.

Мы соединились. Женщина заурчала, колыхнулась назад, подалась навстречу.

***

Светлана Ивановна явно хотела мне понравиться. Ей это удавалось.

Она синхронно виляла попой, шумно дышала и повизгивала. Возможно ей, и в правду, было хорошо.

Мне тоже было хорошо.

Но, не настолько, как с Верой – там мозги кипели, а тело без оккультных камланий уходило в астрал.

С Верой главными были не ощущения, а сам факт обладания. Со Светланой же я мог сконцентрироваться на том, что чувствую, и что, при этом, думаю.

***

Первое, что я понял: соседка за десять минут пред визитом ко мне успела вымыться.

Обычно, когда неожиданно берешь женщину сзади, она пахнет. Светлана Ивановна не пахла, и трусы на ней были свежие, только надетые. И эта, вроде бы мелочь, тешила мое самолюбие.

«А второе…».

Качая Светлану Ивановну, я осознал, что отдельно взятые физические ощущения от трения наших гениталий, неотличимы от таких же ощущений с обеими моими бывшими женами, с Верой, и с двумя десятками разнообразных случайных женщин, встреченных на жизненных тупиках и закоулках. Возможно, так было бы и с Аней, сложись иначе.

Эти женщины по-разному пахли, разною была на ощупь их кожа, разным был обхват таза, размеры и упругость грудей, жесткость волос, плотность тайны. Но ощущения? Идентичные!

«И значит: ощущения – ничто, форма – все!

И значит: миллионы женщин будут такими!

Все кинозвезды, телеведущие, смазливые сотрудницы на работе, симпатичные чужие жены… Закрой глаза, представь, и они – твои!

Так зачем эти страсти с Верой?

Не проще ли остепениться, завести дружбу с соседкою или с бывшей бухгалтершей.

И прощай капризная девчонка! Прощай Велиал!

Здравствуй, спокойная жизнь…».

***

От размышлений о перипетиях любви, приап чуточку завял, и уже не чувствовал трения в слизком пространстве.

Нужно было заканчивать, иначе через минуту-две он вяло выскользнет наружу. Да и Светлана Ивановна, видимо, подустала с непривычки: скулила реже, дыхание стало тише; она лежала грудями на столе, и уже не подавалась навстречу.

Я шлепнул ее ладонью по ягодице, удобнее перехватил за налитые бока и рванул к финишу. Не прошло и минуты, как внизу живота защемило, приап взорвался тысячью иголок и я необильно кончил Светлане Ивановне на крестец, чуть забрызгав задранную юбку.

Она с минуту лежала на столе бездвижно. Затем распрямилась, смущенно отвернулась, раскатала юбку, заправила груди в бюстгальтер, опустила свитер.

Затем, продолжая стоять ко мне спиной, подняла с пола трусы, одела.

Она даже не вытиралась.

Я знал женщин, которые нарочно, нескольку дней ходят в забрызганном любовниками белье, получая от этого какое-то свое извращенное девичье удовольствие.

А возможно, все было много проще – Светлана при мне стеснялась вытираться.

***

Я предложил ей присесть за стол. Поставил чайник на газ.

Пока чайник закипал, я собрал с пола печеньки и подмел осколки разбитого блюда.

Затем мы пили чай и вино, заедая двухцветными слойками.

Мы боялись смотреть друг другу в глаза и говорили на отвлеченные темы.

Оказалось, что Светлана Ивановна приходила ко мне поделиться своей тревогой насчет Егора, который постоянно пропадает в центре города. Я ее не утешал, однако советовал категорически запретить сыну ходить на Майдан.

– Кто меня слушает! – сокрушалась соседка, но глаза у нее были довольные. Ей по душе было наше приключение.

Да и мне было уютно и спокойно.

«Хотел бы я, чтобы СЕЙЧАС на месте соседки была Вера?

Не уверен…».

А еще я не был уверен, что у нас со Светланой Ивановной повторится подобное, и что она заменит мне Веру.

Глава восемнадцатая

Ночь на 13 января 2014 года, понедельник

***

– Шалун, – сказал Велиал. Он сидел в кресле и довольно улыбался.

– Это ты подстроил. С соседкой?

– Вот именно – ПОДСТРОИЛ. Мы лишь создаем условия. Подстраиваем. А «делать» или «не делать» – решаете вы, люди. Тем более, ты ТАК ее позавчера ХОТЕЛ. Следовательно: нечего пенять на зеркало, коль рожа кривая. Так, кажется, у вас говорят?

– Будто сам не знаешь.

– Я многое знаю. Даже то, что ты порою тяготишься нашим сотрудничеством и жалеешь. И хочешь уйти в православный храм, покаяться. Вернуть божью благодать. Я прав?

– Велиал посмотрел с недобрым прищуром.

– Да, хочу, – честно признался я.

– Так, значит, неверующий Фома поверил. Ну и зря. Миллионы двуногих отказались бы от божьей благодати в пользу возможностей, которые дарует Люцифер. Чтобы как у тебя.

– Двуногих? А сам-то…

– У меня нет ног – уже объяснял. И нет тела из плоти и крови. Я – энергия. А ты, и тебе подобные – пыль на колесах истории. Люди – лишь ресурс для построения Нового Мира. Не больше. Смирись с этим. Но ты же не хочешь пылинкой?

– Мне все равно, – обиженно сказал я.

– Лжешь! И не нужно быть демоном, чтобы это понять. Если бы тебе было ВСЕ РАВНО, ты бы со мною не связывался. Но ты же ЗАХОТЕЛ ту девочку.

– Я влюбился! Ты это прекрасно знаешь.

– Любить можно на расстоянии, даже не дотрагиваясь. Как у вас говорят – платонически, высокой и чистой любовью. А лапать ТАМ – это не любовь. Это похоть и блуд. Тем более, ты – прелюбодей. Уже после знакомства, изменял Вере – сначала со шлюхой в туалете, затем со старухой на кухне.

– Но ты же сам ЭТО подстроил! Сам втюхал мне энергию. На квартире у Ирки. Зачем? Да я чуть с ума не сошел… Уже лесбиянку ХОТЕЛ! Единственную подругу.

– Я наглядно тебе показываю, что не с твоим рылом в калашный ряд. Ты хочешь спасти свою, давно проданную душу, в которую, кстати, до конца не веришь? Хочешь убежать в церковь и покаяться? – Велиал зло посмотрел на меня. – Куда тебе каяться, извращенец и развратник! Да на тебе клейма негде ставить! Из самого нежнейшего детства, с первого запретного желания ты наш. Помнишь, в первом классе?

Я понуро опустил голову:

– Не нужно…

– Ладно. Я хочу развеять твои накопившиеся сомнения, и предупредить будущие сомнения. А так же предложить место во Втором миллиарде, который останется на этой планете после нашей победы.

– Во втором?

– Да. Но если будешь меня слушать, то у тебя есть все шансы перейти в Первый.

***

– Открою тебе НУ-ОЧЕНЬ большой секрет, который никто и никогда не откроет полубесам. Это Я могу себе ТАКОЕ позволить.