Так хотелось ее утешить. Обиженная, несчастная, она была мне еще дороже.
– У меня и таких денег нет, – сокрушенно ответила Маргарита, но плакать перестала.
– Неудобно вмешиваться, однако… Я смогу помочь вашему горю.
Маргарита смутилась, щеки заалели. Она подняла глаза:
– Не нужно. Почему вы должны решать чужие проблемы?
– У меня друг в сервисном центре работает, – вдохновенно соврал я.
Друзей у меня не было. Кроме Ирки, да и та – лишь коллега. Но очень хотелось помочь Маргарите. Тем более…
***
Тем более, сбывалось мое ЖЕЛАНИЕ!
Я уже не сомневался, что СБЫВАЛОСЬ, и от того сладко щемило меж лопатками.
Сбывалось желание, которое должно привести к исполнению невозможного. Еще вчера невозможного, еще сегодня утром, а теперь – вполне реального.
«Вот только денег на ремонт у меня нет…
Разве СЕЙЧАС это главное!
Кстати, как Маргариту зовут?».
– Я – Игорь, – протянул девушке руку, – Владимирович. Можно просто Игорь.
– Вера, – ответила девушка без особой радости.
Нехотя положила узкую ладошку в мою ладонь. Сразу забрала.
«Не рада знакомству…».
Но я чувствовал, что предложением о помощи задел. Видно ей, действительно, некуда деваться.
– Экран я заменю. Не переживайте. Вам это ничего не будет стоить.
– Так не бывает.
– В смысле денег, – улыбнулся я самой безобидной улыбкой.
Девушка оценивающе глянула на меня, опять замотала головой:
– Спасибо, не нужно заботиться. Как-нибудь сама.
«Боится… – думал я. – Как она тревожно глянула, когда сказал о бесплатности! И зря.
Мне бы сначала подружиться.
Я хочу – по любви…».
Раззадоренные мысли пустились галопом, опережая одна другую, наполняя душу щемящим трепетом.
***
Мы сидели на скамейке под навесом чужой остановки. Утренняя суета притихла, людей стало меньше. Незнакомка, которая оказалась Верой, молчала. Я тоже. Все слова сказаны.
«Но я не могу отпустить ее ПРОСТО ТАК!».
Скосил глаза, невольно разглядывая ее пальчики, сжимавшие злосчастную книгу. Лунки на них необычайно большие (белая, а под ней – розовая). На мизинце правой руки заусенец. Большой пальчик на левой – по-детски – отмечен свежим штрихом синей шариковой ручки.
«С утра готовила уроки…».
Взгляд опустился на коленки, обтянутые прозрачными колготками, зацепился за краешек темно-синей шерстяной юбки.
«Нельзя туда смотреть!
По крайней мере – так откровенно».
***
– Пойду, – сказала Вера, поднимаясь со скамейки. – Спасибо за сочувствие, и за предложение.
– Подождите! – Я вскочил, цапнул девушку за руку. – Мне, действительно замена экрана ничего не стоит. Совершенно! У меня знакомый. Он мой должник. У них экранов этих – завались. Мне он тоже…
Вера обернулась, недоверчиво посмотрела на меня. Забрала руку, но уйти не спешила.
– Я даже не знаю, – смущенно сказала девушка. – Если поможете… Но бесплатно не нужно. Я деньги отдам. Устроюсь в «Макдоналдс», заработаю и отдам.
– Поживем-увидим. Главное – книжку отремонтировать. Дайте… – Я протянул руку.
Вера нерешительно замерла. Вынула из сумочки книгу, но отдавать не спешила.
– Не бойтесь, – с улыбкой сказал я.
В ее смущении, в детской робости, было такое очарование, что мое бедное сердце зашлось от умиления.
– Я не боюсь.
Вера передала книгу, которую я бережно запрятал в портфель.
– Запишите мой адрес, если хотите. И номер телефона. Вернее, скажите свой, – попросил я.
Вера по памяти продиктовала. Я потыкался в кнопки, радуясь заветному приобретению. Нажал клавишу вызова. В сумочке у девушки запиликала «Лунная соната».
Вера вынула трубку, принялась обзывать неопознанный номер.
Украдкой подглядел, что назвала меня «Игорем», чем добавила сладкого томления и так счастливому влюбленному сердцу.
– Еще адрес запишите, – предложил я.
– Говорите, запомню.
Я назвал.
– Так мы живем в соседних домах! – удивилась девушка, будто это стало для нее откровением.
– Возможно.
«Она меня раньше не замечала!».
– А я вас видела каждое утро на троллейбусной остановке, – сказала Вера. – Даже чувствовала, как вы на меня смотрите. И как рядом пытаетесь стать в троллейбусе, и в книгу заглядываете.
– Это было так заметно? – смутился я.
– Конечно, – улыбнулась Вера. – Мне даже не нужно было смотреть на вас. Поначалу думала, что вы маньяк, но потом, опять же, почувствовала, что вы хороший и не причините мне зла. – Девушка доверительно посмотрела в глаза. – Оказалась права?
Я кивнул, заливаясь колючей радостью, сдерживаясь, чтобы не сказать что-либо преждевременное.
Мои невозможные мечты сбывались, и от того сладко щекотало в груди.
Глава одиннадцатая
Утро, 14 октября 2013 года, понедельник
(продолжение)
***
– Троллейбус! – Вера поднялась со скамейки.
Я нехотя вынырнул из нашего двуединого мира, проявился в реальности. Оказалось, что на остановке вокруг нас столпилось десяток горожан, которых я раньше не замечал, очарованный Верой.
Троллейбус, брызнув грязью из-под колес, остановился.
Кандидаты в пассажиры устремились к дверям, толкая друг друга и мешая выходящим.
Вера кинулась в общую кучу. Я не шевелился.
Я не хотел нарушать благости, которая нежной дымкой окутала мое невесомое счастливое тело.
Будто на экране волшебного кинотеатра я наблюдал, как моя новая знакомая, и давняя Возлюбленная, пыталась втиснуться меж напористых горожан.
Как ее маленькую, вежливую, оттеснил насупленный дядька. Как она оглянулась, снизала плечиками и возвратилась под навес.
– Я опоздала на первую пару, – обреченно сказала Вера.
Присела на скамейку.
– А я на работу, – выдохнул я, разглядывая ее круглые коленки; боясь поднять глаза, чтобы посмотреть в лицо.
«Она – студентка!».
– Это вы из-за меня…
– Нет! – замотал головой. – Сам так хотел.
– Почему?
– Мне стало вас жалко. Потому, что я действительно за вами наблюдаю… – глубоко вдохнул, набираясь смелости. – Я давно хотел с вами познакомиться, только не находил повода. Вот…
– Почему именно со мной? – удивленно спросила Вера, заливаясь румянцем.
– Потому, что вы читаете книги.
– Многие в транспорте читают.
– Так как вы – никто не читает.
***
– А когда сможете отремонтировать книгу? – деловито спросила Вера, опуская меня с романтических небес на скучную землю.
«Мои признания ей неприятны…».
Представил себя на ее месте – выходило скверно: помощь-помощью, но намеки о желании познакомиться в устах взрослого дядьки звучат непристойно.
– Постараюсь до выходных, – деловито сказал я, превращаясь в старшего товарища, которым хотела видеть меня Вера.
– Если можно, – голос девушки потеплел. – Вам до метро?
– Как и вам, если судить по нашему каждодневному маршруту. – Сердце укололо обидой. Становилось предельно ясно, что ей от меня надо.
«А на что я могу рассчитывать?
Если бы не ЖЕЛАНИЕ и не разбитая книга, она бы в мою сторону и не посмотрела».
– Давайте пешком, а то совсем опоздаем, – сказала Вера. – Все равно на последних остановках в троллейбус не залезем.
– Пошли, – согласился я.
***
Минут пятнадцать мы топали до метро.
Больше опасных тем не касались.
Мы говорили о погоде, прочей ерунде, которая не имела для меня значения, поскольку главным наполнением окружающего мира была Вера.
Ее щебетание растопило холодные ревнивые мысли – я безоглядно простил ей недавние подозрительность и расчет.
***
Вера рассказывала, что учится на первом курсе юридического факультета в педагогическом, куда поступила прошлым летом. Живет у родственников, потому как приехала из райцентра соседней области, где выросла и закончила школу. Подруг у нее нет. Очень любит читать.
Я до конца не верил, что мне удалось познакомиться с этой чудной девочкой, которая будто сошла со старой фотографии.
«И я могу с нею безнаказанно говорить.
Даже ненароком коснуться руки!
У меня есть ее мобильный номер.
И мы еще обязательно встретимся, потому, как у нас имеется УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА».
Глава двенадцатая
День, 14 октября 2013 года, понедельник
***
На работу опоздал на полчаса.
Начальницы еще не было, но по сочувственным ухмылкам коллег понял, что те донесут, да еще приврут для правдоподобия.
Уж очень всем хотелось, чтобы скучного дядьку, который не разделяет их умиления «американской мечтой», хорошо попинали, а еще лучше – уволили.
«Пусть доносят…» – равнодушно думал я.
Грудь распирало ТАКОЕ СЧАСТЬЕ, что хотелось разбить монитор, поцеловать унылую соседку Анфиску и выпорхнуть в приоткрытую форточку.
«Я познакомился!
Мы еще встретимся.
Я приглашу Веру в театр, затем в кафе, затем проведу домой.
Заболтаю, понравлюсь…
Почему-то уверен, что смогу ей понравиться.
Это для татуированных остолопов с одной извилиной, что сидят в соцсетях, я скучный и неинтересный. А для читающей Веры?..
Я смогу быть интересным. Попытаюсь, по крайней мере. Как Жоффрей для Анжелики».
***
Так я размышлял, поглаживая заветный Верин букридер, украдкой пристроенный на коленях под столом.
«Еще совсем недавно Она касалась его пальчиками…».
Я отстраненно глядел сквозь окно на серый октябрьский день, на счастливую Настеньку, которая запрыгивала в «Range Rover» Генерального, на самого Степана Андреевича, подсадившего ее под попку, на шелудивую дворнягу, рывшуюся в мусорном баке, на докучавших ей ворон.
«Сегодняшнее утро изменило мой облезлый мир, – думал я, испытывая давно забытое чувство БУДУЩЕГО. – Начать можно и в сорок пять!.. Я даже не надеялся, что ТАКОЕ может произойти со мною».
***
Единственное, что тяготило – нужны деньги.
Сколько стоит ремонт Вериной книги, я не знал, но догадывался, что остатков моей зарплаты не хватит.
Решил в обеденный перерыв заглянуть к Ирке – авось одолжит пятьсот гривен. Хуже, если у нее нет. Буду искать у родственников.
«В любом случае, новое ЖЕЛАНИЕ не загадаю».
Мне так не хотелось омрачать свое светлое чувство даже тенью сомнения.
«Как буду Вере в глаза смотреть, если ЭТО окажется правдой?!».
Глава тринадцатая
День, 14 октября 2013 года, понедельник
(продолжение)
***
У Ирки пяти сотен не оказалось.
– Откуда такие деньги! – отмахнулась подружка, когда мы после обеда курили в туалете. – А тебе зачем?
– Надо.
– Бабу завел?
– Почему сразу – бабу?
– Не мужика же.
Я выпустил дым через нос, уставился на дверь, отмеченную эмблемой писающего мальчика.
Захотелось врезать Ирке по довольной физиономии.
«Жаль, что женщина.
Правда, она не совсем женщина, но все равно не могу.
Да и люблю ее, как тираны любят шута, от которого могут услышать правду».
Заметив мою реакцию, Ирка миролюбиво хлопнула по плечу.
– Расслабься, унылый натурал. Я пошутила. Но зачем тебе деньги? Именно пятьсот. На продукты – много, на «iPhone» – мало, – кивнула на мою десятилетнюю кнопочную «Nokia».
– Мало ли какие дела могут быть у одинокого мужчины.
– Прям одинокого. Судя по твоему придурковатому виду – ты кого-то очень хочешь. Но не нашу бухгалтершу – та тебе даром даст, – заключила Ирка. – На святое дело не жалко, но у меня, вправду, деньги закончились. Я сапожки осенние купила. Зацени.
Ирка выставила ногу, поддернула штанину.
– Ну, как?
– Хорошие. Тебе идут.
– Деревня. Это «Casadei», из самой Италии. Не дешевка, – Ирка повертела ступней, зацокала языком.
«Сапожки как сапожки. Видно, что хорошие…».
– Конченый совок! – заключила Ирка. – Перед тобой даже похвастаться невозможно. – А ты у Настеньки одолжи. У той точно есть. Одни ее трусики в три раза больше стоят.
– Ты откуда знаешь?
– Догадываюсь, – вздохнула Ирка. Отвернулась к окну.
***
У Настеньки просить было неловко.
Все-таки несколько раз выходил в коридор, чтобы – ВРОДЕ СЛУЧАЙНО – встретить стремительную Принцессу.
С четвертой попытки удалось.
– Здрасьте… – промымрил я.
Настенька зыркнула на меня, как на бездомную собаку, кивнула, обдала шлейфом кисло-сладкого парфюма и упорхнула в кабинет Генерального.
«Не удивлюсь, если она не знает, как меня зовут».
***
Больше в офисе денег не искал. Лучше у соседей занять, чем выставлять себя посмешищем.
В который раз решил уволиться, найти другую работу.
Однако не сомневался, что и там, среди молодых да ранних, буду чувствовать себя таким же рудиментом прошедшей эпохи.
Перед уходом домой порылся в Интернете, нашел адрес сервисного центра по обслуживанию электронных книг.
После работы, поменяв три маршрутки, заехал, поинтересовался стоимостью ремонта и окончательно сник. Как оказалась, новый экран стоит даже больше, чем предполагал – девятьсот гривен. Больше ста долларов по курсу: восемь к одному.
Домой пришел унылый и растерзанный:
«Придется ждать до зарплаты. И нужно будет лгать Вере. А мне так не хочется…».
***
После холостяцкого ужина из одноглазой яичницы, прозрачного чая и невеселых размышлений, надумал зайти к соседям – авось помогут.
Из моих предположений выходило, что нужна тысяча гривен. Именно тысяча, не меньше.
Кроме ремонта еще хотел организовать для девушки подобие культурной программы; например – пригласить Веру в театр. Или в кафе – что более вероятно.
Глава четырнадцатая
Вечер, 14 октября 2013 года, понедельник
***
На площадке первого этажа, где находилась моя квартира, было еще две: трех и однокомнатная.
В трешке жила соседка – Светлана Ивановна, лет пятидесяти.
Как на свой возраст, выглядела она превосходно: ухоженная, в меру пухленькая. На пожухлом лице еще оставались следы былой миловидности, но без изюминки.
Была она не замужем, квартиру делила с единственным сыном Егором, девятнадцатилетним студентом Могилянской академии, умницей; со слов матери – владеющим тремя иностранными языками.
Ввиду постоянной занятости, общением сын маму не баловал. Как результат – соседка была, до тошноты, словоохотливой.
Стоило нам нечаянно сойтись на лестничной площадке или возле подъезда, как потом приходилось долго и настойчиво отнекиваться от приглашений «заглянуть на вечерний чай», или парировать явные намеки принять гостью у себя.
О сути и результатах подобных визитов я догадывался, потому, мило улыбался и притворно не понимал.
Близкие отношения со Светланой Ивановной казались мне чем-то неправильным. Гораздо хуже ночных бдений в Интернете с виртуальными гетерами. А после встречи с Незнакомкой, даже сама мысль о соседке, как о женщине, вызывала брезгливость.
Таким образом, я вовсе не хотел лишний раз общаться со Светланой Ивановной, тем самым, давая ей поводы для напрасных надежд. К тому же был уверен, что необходимых денег у нее нет.
***
Пока рука тянулась к дверному звонку соседкиной квартиры, я уже почти уговорил себя оставить эту затею. Но было поздно – палец тронул грязную кнопочку.
Соседка открыла сразу.
– Ой, доброго вечера! – сказала Светлана Ивановна. – Заходите-заходите. Дома никого нет. Егорка пошел с ребятами праздновать годовщину УПА. Он у меня националист. Это сейчас модно! Говорил, что до утра не вернется… Заходите же.
Женщина поправила полы халата, да так небрежно, что я мельком смог разглядеть целюлитные ноги до бежевых трусов. Заметив мой скошеный взгляд, она притворно ойкнула, исправляя намеренную оплошность. Шагнула спиной в глубину тесного коридора.
– Заходите.
– Нет! – отмахнулся я. Нужно было действовать решительно, иначе потом не переслушаю доверительных откровений. – Мне нужны деньги. Пятьсот гривен. Лучше тысяча. До зарплаты, – выпалил на одном дыхании.
Светлана Ивановна округлила глаза. Уставилась на меня, явно что-то решая.
«Лучше бы, у нее денег не оказалось».
– Сейчас не могу, – промолвила соседка, отступая дальше в коридор. – Но вы заходите. Что-то решим.
– Не нужно решать! Спасибо. Я просто…
– Если зайдете, то ВСЕ может быть, – парировала мое упрямство Светлана Ивановна.
– Нет. Я спешу. Доброго вечера.
Я обернулся и нырнул в приоткрытые двери своей квартиры. Захлопнул. Щелкнул замком.
Прислушался к шорохам на площадке: соседка медленно, будто нехотя, ушла к себе.
«Если бы не Вера, может быть, и согласился на визит – вон как ноги выставляла».
Глава пятнадцатая
Поздний вечер, 14 октября 2013 года, понедельник
***
На площадке оставался еще один сосед. К нему я не хотел идти даже больше, чем навещать говорливую Светлану.
В первый же день моего поселения в этом доме, Светлана Ивановна открыла глаза. Наш общий сосед, с ее слов, был личностью скрытной. Настолько скрытной, что его имя она узнала случайно, лишь через год. Не от него узнала, а от жековских работников. Имя было подозрительное, как и его хозяин.
Обитателя однокомнатной хрущевки звали Эльдар. Поселился он здесь еще до меня, лет шесть тому назад, после смерти предыдущей хозяйки. Кем он приходился покойной, и где обитал до этого – оставалось неясным.
Насколько помнила Светлана Ивановна, загадочный Эльдар жил сам, гостей не водил, имел нехорошие глаза и, как водится, был извращенцем, поскольку внимания на нее не обращал.
– Короче – маньяк, – заключила тогда Светлана. – Или мужеложец, или педофил, или наркоман. А, иначе, зачем таиться? И что может делать одинокий мужчина дома целыми днями? Явно – что-то ТАКОЕ…
– Не исключено, что он маленьких бродячих собак. Вместо женщин, того… – подсказал я соседке.
– Да-да! – Светлана Ивановна в ужасе прикрыла рот ладошкой. Видимо, поверила.
До слез посмеявшись, я тогда не обратил внимания на соседкины рассуждения. Я всем сердцем понимал отшельника, не желавшего слушать ее бредни. Однако, спустя несколько дней, встретив соседа на лестнице, согласился, что доля правды в тех словах была.
На вид Эльдар оказался ровесником Светланы, или немного младше. Возможно, моих лет. Высокий, сухопарый, с ежиком коротко стриженых светлых волос, которые подчеркивали глубокие залысины. В глаза бросалось навусовое родимое пятно посреди лба, размером с копеечную монету, которое напоминало ритуальный индийский тилак.
Пальцы у соседа были длинные, нос крючковатый, ноздри нервные, губы тонкие, глаза под светлыми бровями колючие, цвета неопределенного, ближе к поздним сумеркам.
Он и вправду был похож на стилизованного фентезийного злодея.
***
При первой встрече сосед лишь снисходительно кивнул на мое приветствие да спросил: каким нехорошим ветром занесло меня в эту ЖОПУ?
Так и спросил. Я еще тогда понял, что личность он неординарная, воспитанием не кичиться и слов не выбирает.
Когда знакомились, свое имя он назвал с таким апломбом, будто сообщил великое откровение, и руку пожал крепко.
После того знакомства мы еще несколько раз случайно пересекались на лестнице и во дворе. «Здоров будь!» – задорно отвечал Эльдар на мои приветствия и заговорщицки подмигивал. Но порою лишь хмыкал под нос, или вообще не замечал, пребывая в своем мире.
***
Как это случается между соседями, подружились мы с Эльдаром по бытовой надобности.
Дело было года два назад, осенью, поздним дождливым вечером. Я сидел на кухне, читал и курил. На очередной сигарете, возможно последней за день, иссякла моя одноразовая зажигалка.
Желание закурить, усиленное фактором невозможности, удесятерилось, а спичек, как назло, тоже не нашел.
Затяжная трехдневная морось на улице не способствовала визиту в ближайший ночной магазин, поскольку отсутствие асфальта и фонарей в нашем переулке было чревато непредвиденной эквилибристикой на раскисшей дороге.
Набравшись смелости, решил пойти к соседям.
Светлана Ивановна, на робкий полуночный звонок в дверь, тогда не откликнулась. Зато открыл сосед.
Мне показалось: не успел я коснуться кнопки звонка, как его дверь распахнулась.
– Заходи, – сказал, не слушая моих оправданий.
Сам отошел с прохода, давая дорогу. Защелкнул за мной входную дверь.
– Мне бы… – начал я.
Было ужасно неудобно, что потревожил его так поздно.
– Не потревожил. Проходи.
«Он читает мои мысли?» – испугался я!
– Мысли прочесть невозможно. Лишь эмоции. Тебе неудобно за полуночный визит. Брось. Люблю ночь. Как Виктор Цой.
Я молча зашел в комнату. Огляделся.
Как для психически больного холостяка-извращенца, комната была достаточно ухоженной, пахла больше индийскими благовониями, чем нестиранными носками и разложившимися остатками несчастных жертв.
В огромных, еще советских, акустических колонках шелестел фоновый инструментал. Все, свободное от старенькой мебели, пространство было отдано книжным полкам. Явно самодельным.
– Все разгадки этого мира в книгах, – сказал Эльдар, заметив мой интерес. – Жаль, их мало кто читает. Садись в кресло. Чаю попьем.
– Мне бы спички или зажигалку.
– А ты садись. И закуривай.
Сосед вышел из комнаты. Когда через минуту возвратился, то держал в руках массивную пепельницу толстого стекла.
Поставил на журнальный столик. Рядом положил стилизованную под пистолет зажигалку.
– Садись. Кури.
Я опустился в кресло, на самый краешек.
Хоть сигареты лежали в кармане, но закурить в комнате не решался. По запаху ясно, что сосед дома не курит.
– Не курю. Уже лет десять, – подтвердил сосед.
Он взял зажигалку-пистолет, прицелился куда-то в угол, дурашливо, как ребенок, пукнул губами, имитируя выстрел. Затем несколько раз нажал спусковой крючок: из овального отверстия в затворной рамке показался язычок пламени.
– Подкуривай, – сосед поднес зажигалку.
Я спешно вынул пачку, губами выдернул сигарету за фильтр, окунул табачный краешек в желто-горячий язычок.
Затянулся.
Краешек заалел. Облачко сизого дыма поплыло по квартире.
Эльдар с наслаждением, широко раздувая ноздри, вдохнул.
– Блаженство! – сказал он, закатывая глаза. – Курение табака – из мира духовного. Это одно из высших наслаждений, которые даровано человеку и существует в этом чудном мире. Табак в моей иерархии ценностей на третьем месте. Я его ставлю даже выше музыки, которая на четвертом. Ты можешь представить?
– Ну…
– А музыка, ведь, создает пространство, где обитает душа. Ты любишь музыку?
– У-гу.
– Какую? – глаза его заинтересованно блестели.
– Разную. Например, такую, – кивнул на колонки, где проникновенно звучали переборы акустической гитары.
– Я тоже разную, – простодушно сказал Эльдар. – При том – совершенно разную, под настроение: от классики до босяцких песен и попсы, особенно советской – «Верасы», «Самоцветы». Единственно не люблю тяжелого рока – он меня бесит!
– Как правило, у всех наоборот.
– А Я ПЛЕ-ВАЛ! – зло отчеканил Эдьдар, четко, с нажимом, проговаривая по слогам. В голосе блеснули истерические нотки. – Рок – это музыка протеста. А я не протестую. Меня устраивает мир, в котором живу, – он хитро прищурился.
– Так не бывает.
– Бывает, потому что у меня СВОЙ МИР, СОБСТВЕННЫЙ. Не будем об этом. Тебе еще рано.
***
Он поднялся с кресла, пошел на кухню готовить чай.
Я докурил сигарету, растер окурок в пепельнице.
От Эльдаровой категоричности было неуютно. Но уходить не хотел. Сосед мне явно нравился своей детской непосредственностью, которую – в его возрасте – можно объяснить лишь больной психикой.
Затем мы пили чай с баранками под «Matia Bazar». Оказалось, что и в этом наши вкусы совпадают.
Когда Эльдар проводил меня до дверей, я решился спросить о первых двух местах в его иерархии:
– Четвертое – музыка, третье – табак; а второе и первое?
– В другой раз. Выдержим интригу, —сказал тогда Эльдар. – А то услышишь ответ, испугаешься и убежишь, а я давно с людьми не общался. Лишь простейшие да баобабы встречались на моем пути.
Глава шестнадцатая
Поздний вечер, 14 октября 2013 года, понедельник
(продолжение)
***
Так мы подружились с Эльдаром.
До прошлого сентября, когда судьба мне подарила Незнакомку, я навещал соседа по несколько раз в неделю.
***
– Я знал, что мы подружимся, лишь только тебя увидел, – говорил Эльдар, когда мои визиты к нему стали постоянными. – В тебе есть обреченность. Мы похожи. Мы потеряли невинность в боях за любовь.
Я соглашался. Многое он говорил по делу. Порою возникало чувство, что он знает мои мысли, воплощает их в слова.
Но особо мне нравилось, когда Эльдар бесцеремонно бодался с окружающим миром и произносил в слух, то, что произносить не принято.
Он радовался щенячьей радостью, когда ему удавалось повергнуть меня в шок.
– Мне плевать на окружающий мир и его нормативное право. На государство и его аППарат. Я люблю свою родину, но ненавижу государство. ЛЮБОЕ! Я живу в СВОЕЙ придуманной Стране, за установленными мною же законами, – вдохновенно говорил Эльдар. – Я сам себе правитель, и сам себе народ.
– Но у вас же есть паспорт гражданина ЭТОЙ страны, код, дипломы, наконец! – не сдавался я. – Вам нужно оплачивать коммунальные услуги, телефон, Интернет, вступать в разнообразные связи с другими людьми, с чиновниками.
– Кто тебе сказал, что чиновники – люди? – возмущался Эльдар, вскакивал с кресла и потрясал кулаками. – Они бесполезные функции! Две трети их выгони – мы даже не почувствуем.
– Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя! – не соглашался я. Меня бесил его самонадеянный тон.
– А я говорю – можно! – не унимался Эльдар. Глаза его горели. Он любил спорить. – Тут вопрос в том, что считать жизнью. Для меня жизнь, это те мыслительные процессы и эмоции, что происходят ВО МНЕ! Мои мечты, планы, убеждения, мое мировоззрение, желания, похоть… Да-да – сладенькая, липкая, щекотная похоть – реакция на девочек… Между прочим, в иерархии моих ценностей, девочки – на втором месте. Слаще музыки, и вкуснее сигарет!
Он озорно смотрел на меня и улыбался.
– Девочками я называю ВСЕХ женщин, вне зависимости от возраста. А ты что подумал?
Я снизал плечами. Я ничего не подумал, но ничему бы не удивился.
– А на первом месте? – спросил в ответ.
Эльдар хитро прищурился:
– Ты конечно бы хотел, чтобы я сказал: мальчики. А еще лучше – собачки или кролики. Что бы, так сказать, завершить картину моего социального падения жирным мазком. Но я тебя разочарую – это не так. Все много проще и банальнее. Короче, догадайся сам.
Он театрально закивал головой.
– Так вот, – продолжал Эльдар, как ни в чем не бывало. – То, что ВО МНЕ – это и есть моя жизнь! Никто не может мне приказать думать и чувствовать не так, а иначе. В чем наименее властны другие люди и внешние обстоятельства – в нашем внутреннем мире. Никто не запретит мне любить то, что я люблю. И не любить, то, что не люблю. Вот как я отношусь к чему-то – так и отношусь, и ничего вы со мной не сделаете!
Он решительно стукнул себя кулаком по колену.
– А то, что приходится совершать вне своей ракушки, – продолжил Эльдар, – там: зарабатывать деньги, ходить на работу, в магазин – это откупная жертва Внешнему миру. Я приношу жертву миру людей, чтобы он меня не занимал. Как правило, эта жертва – время. Ну, еще чуток жизненной энергии – процентов десять, не больше. Десятина. Но, при этом, я оставляю за собою право судить о мире за пределами СЕБЯ по собственным убеждениям.
– Я тоже. В уме.
– Почему – в уме? Ты помнишь о «Всеобщей декларации прав человека»? Она еще в 1948 году принята в ООН. Если ты настоящий историк, а не фуфловый, которых сейчас тьма, то должен знать.
Я кивнул. Лет двадцать назад проходил в институте, но что-либо вразумительное сказать о ней не мог. Да и кто может?
– Вижу, что не знаешь. Даже ты не знаешь! Но Бог с ним… Самое страшное, что ее не знают, и знать не хотят, наши власть имущие!
Эльдар умолк. Задержал дыхание – явно успокаивался.
– Так вот, – продолжал он. – В названной Декларации есть статья девятнадцатая: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».
– Это рекомендательный документ, насколько помню, – сказал я. – И национальное законодательство может не придерживаться…
– А мне плевать! – зло сказал Эльдар.
В течение десяти минут он больше не проронил ни слова. И не смотрел в мою сторону, будто меня нет в его тесной конуре.
Я тогда допил чай и ушел домой. Было обидно.
***
С той поры все наши чаевничания заканчивались размолвками.
Я уходил домой возбужденный и злой, но меня тянула к Эльдару какая-то необъяснимая сила.
Незадолго до встречи с Велиалом, у меня с соседом возник любопытный диалог о неисполнимых мечтах. Как потом оказалось – знаковый.
Эльдар вдохновенно проповедовал афоризмами:
– Мечты, как правило, не сбываются. Но человек должен мечтать. Всегда! Вне зависимости от того, какой бы невероятной и неисполнимой казалась мечта.
– У вас такая есть? – спросил я.
– Да. Самая невероятная и неисполнимая! – Он уставился в потолок, видимо, демонстрируя неисполнимость.
– Коль не секрет?
Эльдар хмыкнул, тоскливо посмотрел на меня.
– Мечта издать свою давно написанную книгу вымышленных мемуаров. Называется «Девиация».
– Вы написали книгу? – переспросил я, почему-то не сильно этому удивляясь.
– Написал.
– О чем?
– О грехе. Но, У НАС, ее не напечатают. Да и нигде не напечатают.
– Вы уверены?
– Да. Я пробовал. Мне везде отказали.
– Плохо написана?
– Не думаю. Язык получше, чем у многих издаваемых – уж поверь мне. Я давний, хороший и благодарный читатель, и кое-что смыслю в беллетристике… Беда в том, что моя «Девиация» – это зеркало. Уродам страшно смотреть в зеркало.
– Гм… Любопытно ознакомиться, – заинтересовался я.
Судя по Эдьдаровой личности, его книга обещала быть весьма неординарной.
– Как-нибудь дам, если дорастешь, – смутился он. Но тут же нашелся, переводя тему. – А у тебя есть такая мечта? Самая невероятная и неисполнимая?
Я долго не думал. У меня с недавней поры появилась такая мечта. САМАЯ… Я никому не мог о ней рассказать. Разве что Эльдару…
– Я хочу познакомиться с девочкой-студенткой, которую каждое утро встречаю на троллейбусной остановке.
– И все? – разочарованно выдохнул сосед.
– Не все… – я набрался духу. – Хочу с нею переспать.
– Вот!.. Боже, какая прелесть! – воскликнул Эльдар, потирая руки. Глаза его озорно сверкали. – Да ты поэт, батенька!
Он подхватился с табурета, зашагал вокруг меня, насколько позволяло кухонное пространство.
– Обычно в твои годы мечтают о богатстве, о карьере, влиянии, о прочей проходящей ерунде, – лепетал Эльдар. – А ты – о ЛЮБВИ! Уважаю! Это даже круче моей мечты. Только…
Он перестал ходить, сунул руки в карманы брюк, уставился на меня:
– Только слово это неправильное, не передающее сути и величия процесса. Даже, можно сказать, лицемерное.
– Какое слово? – не понял я.
– ПЕ-РЕ-СПАТЬ! – кривляясь и брезгливо поджимая губы, выговорил Эльдар. – Переспать – то есть, предаваться сну – можно с законной женой, на супружеском ложе, не прикасаясь, на метровом расстоянии, обернувшись спиной к спине.
Он пренебрежительно фыркнул.
– С девочкой-студенткой нужно не «переспать», а… Есть такое хорошее доброе русское слово – начинается на букву «Е». Вот с нею ЭТО нужно делать, неспешно, пролонгировано, с оттяжечкой и расстановкой, кусая, шлепая, вылизывая и посасывая.
Он замолчал, думая о чем-то своем. Присел на табурет у стола:
– Хорошая у тебя мечта. Береги ее. Поставил цель – добейся! И точка. Не я сказал, а какой-то Габриель.