Я подошел, не отводя намагниченных глаз от хрупкой фигурки.
– Ты – моя! – еле слышно прошептал я, чувствуя, как за левым плечом хмыкнул Велиал.
Глава тридцатая
Вечер, 10 ноября 2013 года, воскресенье
(продолжение)
***
Взгляд уцепился за отражения в зеркале: мое и Верино.
Ее отражение было укутано красно-розовыми туманом, с прожилками желтого и фиолетового, моя же аура мерцала карминно-красным и грязно-коричневым по краях.
«У нее интерес и легкое желание, – отметил я. – У меня неприкрытая похоть».
Это мне казалось или было наяву?
Я не мог ответить. Как и не мог сказать, наяву ли происходит эта скабрезная фантасмагория.
«А если это полуявь-полусон, то и дозволено в ней много больше, чем в реальности, лишенной раздвоения».
***
Пьянея от надуманной вседозволенности, я подступил к Вере. Бесцеремонно ухватил за край свитерка, поддел, запустил руки к горячим, пульсирующим в такт сердечка, грудкам. Коснулся набухших жемчужин сосочков, ущипнул.
– А-ай! – пискнула Вера, но не отстранилась.
Еще раз ущипнул, прокрутил меж пальцами: девушка, дернулась, ухватила меня за запястья.
– Не трогай! – отбросил ее руки.
«Откуда это во мне? Почему я так думаю? Почему делаю?
Я страшный человек! НЕЧЕЛОВЕК! Я – чудовище…
Я и убить смогу, если возникнет такая необходимость. Уже проверял.
А, вот Веру, например, смог бы убить?
Прямо здесь и сейчас, своими руками, а не с помощью ЖЕЛАНИЯ?..».
***
Девушка, вероятно, почувствовала мои мысли. Убрала руки за спину, опустила голову.
Ее аура в зеркале пошла сине-серой рябью.
«Она боится. Но… ей ЭТО нравиться!
Она заодно с Велиалом?
И как же я раньше…»
От неожиданной догадки я зло прищурился, посмотрел на покорную фигурку, пунцовые щечки, сбитое дыхание.
«Что ж, вполне-вполне…».
Я подхватил край свитера, принялся медленно закатывать под мышки, под самую шейку, открывая грудь.
Чуть отступил, залюбовался белеющими конусами, оттененными еще сохранившимся летним загаром: с маленькими пупырчатыми ареолами, с камушками сосочков в навершии, отмеченных сплюснутыми дырочками.
– Как зовут твоего парня?
Вера подняла глаза, будто выныривая из дремы.
Дернула рукой, пытаясь откатить свитер.
– Стоять! Опусти руки.
Опустила, замерла.
– Какого? – хрипло шепнула.
– За которого замуж собралась?
– Женя. Евгений. Я же говорила…
– Он тебя любит?
– Да… Наверное.
– А ты его?
Вера отрицательно качнула головой.
– Он тебя ТАКОЙ видел?
– Нет?
– Кто тебя такой видел?
– Никто.
– Совсем никто?
– Ты…
– А так?
Я запустил пальцы за резинку брюк, сдернул одним рывком до колен. Потом и трусики в голубеньких легкомысленных цветочках.
Вера рефлекторно сжала колени, присела, подхватывая скатанные джинсы.
– Стань, как стояла!
Девушка затравлено глянула, вздохнула, но послушалась. Распрямилась, прикрывшись ладошками.
– Руки убери!
Убрала, еще больше краснея.
***
Я подошел к Вере, цапнул рукой курчавый горячий бугорок между ног, сжал в горсти.
Еще раз сжал, и еще – сильно, властно.
– Ай! Мне больно!
Девушка вздрогнула, качнулась, прерывисто вздохнула, но не отстранилась, исступленно отдаваясь на волю моих нахальных рук.
Продолжая тискать ее, продавил указательным пальцем меж влажных лепестков, в горячую липкую глубину до первой… до второй фаланги.
Вера заурчала, чуть просела, разводя ноги, стреноженные слоеной скаткой джинсов.
Подняла глаза:
– Что ты со мной де… – выдохнула.
– То, что заслужила!
Надавил свободной рукой на хрупкое плечико, опуская ее на колени и выдергивая влажный палец.
Слизнул с пальца терпкую амброзию, произведенную заповедными глубинами моей преклонившейся гордячки, сунул и ей в рот. Вера покорно принялась обсасывать палец, покусывая дрожащими зубами.
– У тебя БЫЛО этим летом? – шепнул, умирая от любви-ревности, от обожания, от извращенного желания, чтобы у нее с кем-то БЫЛО, почти воочию представляя, как ее распинают на скамейке у подъезда, в парке на траве, в душистом стогу сена… Как она сосет на пыльном чердаке, стоя коленями в птичьем помете…
Вера повертела головкой, не отпуская пальца.
Я знал, что она беззвучно врала, но какое мне дело до ее вранья.
«Я сам вру! Я враль и сволочь!.. И плевать я хотел на унылых праведников!».
***
– Я тебя никому не отдам… – сказал, опускаясь возле нее на колени.
Отобрал обласканный палец, впился в слюнявые дрожащие губы долгим поцелуем, чувствуя на шевелящемся язычке солоноватый нерастворенный вкус.
Прижал, почти переламывая тоненькое тело, толкнул на неметеный пол.
Сорвал джинсы, затем трусики.
Разъял дрожащие колени.
Зарылся головой меж раскинутых ног, чувствую щеками жар ее бедер, погружаясь языком в липкую пахучую глубину.
Глава тридцать первая
Вечер и ночь с 10 на 11 ноября 2013 года,
с воскресенья на понедельник
***
На диван мы так и не перешли – грязный ковер служил пристанищем нашей любви.
***
Вера лежала на спине, распахнув колени. Я пыхтел, тужился, подзадоривал себя, что вот, в этот самый миг я в ней, как давно хотел.
«Она стояла у остановки с книгою в руках, и в троллейбусе – недоступная, гордая, умно морщила лобик…
А теперь я в ней, и могу щипать, и чувствовать ее горячий лобок своим, занемевшим, и чувствовать ее девичий запах».
***
Очередной раз, закончив фугу, мы, не в силах разъединиться, оставляли размягченного приапа в горячей уютной неволе.
Пребывая одним целым, отдышавшись и возвратившись из мира ощущений в материальный мир, мы вновь целовали друг друга.
От Вериного горячего дыхания у ключицы, шевеления ее влажных губ на шее и за ухом, вылизывания моих грудей, нежного покусывания сосков, сгоревший Феникс воскресал, наливался упругой силой, и все начиналось сначала.
Не разъединяясь, мы умудрялись менять позы, спасая девичью спинку от шершавого полового покрытия, терзавшего трением-качанием нежную кожу распластанного Ангела.
***
Первой благоразумие проявила Вера. Она решительно поднялась с пола, раскатала свитерок и села на диван.
Я перебрался к ней, обессилено прислонился, растворяясь в сладкой неге.
– Вы больной… – сказала Вера, прижимаясь ко мне плечом.
– Это вопрос или диагноз?
– Это констатация. Вы сдвинутый…
– Да. Любовью к тебе. Вернее – желанием. Я тебя постоянно ХОЧУ. Это хроническое.
– Вам так хотелось меня помучить? Вам это было приятно?
– Не-зна-ю…
Я, и в правду, не знал.
Недавняя злость на Веру прошла. Подозрения в пособничестве Велиалу казались глупостью.
«Не может эта податливая и горячая прелесть быть ведьмочкой – это противоречит законам Гармонии.
Не может божественно-красивое и совершенное быть Злом.
Не может уродливое нести Добро».
***
– Я не хочу уходить, – сказала Вера, разбавляя сладкое забытье.
– Даже после того, что произошло?
– Даже… – она потянулась.
– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. Оставайся.
– А можно?
– Я же сказал. Можешь навсегда.
– Где-то читала, что «навсегда» и «никогда» – страшные слова. Изначально не правильные. Нельзя их употреблять. Они лгут…
– Может быть, – блаженно проворковал я, поглаживая липкий, истерзанный бархат между ее ног. – В жизни много страшного и неправильного, чего делать не следует. Вот, например, мы с тобой сейчас лежим голые, липкие, пахнем потом и спермой. Я трогаю тебя за самое сокровенное, за что ЧУЖИМ дядькам трогать категорически нельзя. А перед этим мы жестко трахались, нам чешутся и щемят натруженные места. При этом, мы не состоим в браке, ни по гражданским, ни по церковным законам. И если бы сейчас нас увидели твои родители, то… ну, ты представляешь, что было бы. А перед этим… Мы многое делали перед этим, чего делать не принято. Само твое пребывание здесь со мною – страшное и неправильное. Тебе семнадцать, мне – сорок пять. Я старше тебя больше, чем в два раза. Я старше твоей матери и отца! Но мы же ЕСТЬ здесь и сейчас. И небо не упало нам на голову, и земля не разверзлась под ногами. Значит – МОЖЕТ ТАКОЕ БЫТЬ. Как и слово – НАВСЕГДА. Таким образом – оставайся навсегда.
Вера ткнулась головой мне под мышку, запустила узкую ладошку в шерсть на груди, принялась наматывать ее на тоненькие пальчики.
– За нашу встречу я продал свою душу. Ты веришь в душу?
Вера молчала.
– Ты веришь в душу? – не унимался я.
Вера отрицательно качнула головкой, с усмешкой смотрела на меня.
– А в Бога? Или в дьявола?
– Вы переутомились.
– Не называй меня на «вы»!
– Я не могу…
– Но недавно же могла!
– Я тогда не соображала. Чудной вы… То творите со мною ТАКОЕ, что вспомнить стыдно, – Вера вздохнула, – то о Боге спрашиваете.
– Не переводи разговор. Я давно хотел сказать…
– Не нужно.
– Но я НЕ МОГУ не сказать… А если скажу, то ты станешь меня презирать.
– Я же говорю – чудной.
– Да чудной. Называй меня на «ты»!
– Я не хочу… ТЕБЯ презирать, – Вера запнулась, будто пробуя новое слово на вкус. – Я не хочу ничего слушать. Иди сюда… Только не прижимайся ко мне всем телом, держи упор на руках. Я хочу видеть, как ОН в меня входит.
***
Мы опять сочетались. Вере приходилось оживлять затертого приапа распухшими от поцелуев губами. Нам обоим было больно, но мы терпели, исступленно сливаясь.
Затем мы пили чай. Опять ложились. Мне казалось, что удовлетворился на годы вперед.
Я так и не рассказал Вере в тот вечер о своей страшной ТАЙНЕ.
Глава тридцать вторая
11 – 19 ноября 2013 года
***
Вера осталась жить у меня.
Как оказалось, проблемы у нее гораздо серьезнее, чем я вчера, в ревнивом и оккультном бреду, себе представлял.
Ее бывший парень, который серьезно запал на неподатливую Веру, удостоверившись, что его невеста ходит к пожилому мужику в старую хрущевку, да еще там ночует – страшно рассердился.
Он вызвал девушку на откровенный разговор. Не услышав покаянных слов, ударил ее по лицу, затем кинулся просить прощения, упал на колени, тыкал коробку с колечком и делал предложение.
Не покорив норовливую барышню, он словно с ума сошел: кинулся к Вериным родственникам, уличал девушку в разврате, показывал тайно снятые фотографии, где она заходит в подъезд моего дома, а затем выходит серым утром.
Родственники, естественно, потребовали Вериных объяснений, позвонили ее родителям. Вера психанула, собрала самое необходимое и пришла ко мне.
Вот такая история. Ее я узнал со слов Веры.
Возможно, она приукрасила, по девичьи переврала, но в целом картина выходила неприглядная – ей негде жить: с родственниками и родителями рассорилась, домой, в райцентр, возвращаться не хочет, да и не может – не бросать же университет из-за того «недоделанного Отелло» – как говорила Вера.
***
Таким образом, во второй декаде ноября началась моя с Верой семейная жизнь.
Утром она шла на занятия. Я ее ждал, готовил обед, который больше походил на ужин, потому что приходила Вера, когда смеркалось.
Я втихаря ревновал, но, глядя в ее ясные глаза, понимал, что изменить она мне не может.
Мое понимание было глупым и наивным. В тоже время я ЭТО чувствовал дьявольским своим предчувствием.
***
Вера была обычной девчонкой: капризной, ленивой, чуть неопрятной.
Ее настроение менялось как погода. Она могла беспричинно тосковать, затем злиться. Мне порою с ней было трудно.
Она питалась гамбургерами, ничего не готовила. Ми стали завсегдатаями ближайшей «Кулинарии».
Она не имела привычки мыться с мылом, и потому пахла девичьим запахом. Это не уменьшало ее прелести, но приводило к догадкам, что идеальная пособница напомаженного Велиала вряд ли имела бы такие недостатки.
***
Окончательно поняв, что мы будем жить вместе, я ЗАГАДАЛ двадцать тысяч гривен и теперь сорил деньгами.
В выходные, а то и в будние дни, после Вериных занятий, мы бродили городом, покупали сладости и разнообразные одежки – колготки, лосины, юбочки, кофточки – что мне было в диковинку, но доставляло массу удовольствия.
Вечерами я одевал Веру в купленные одежки, затем медленно их снимал.
Будучи днем скромной первокурсницей, нескладной и серьезной, ночью она неистово отдавалась. В тоже время лицо ее заливал румянец стыда. Она будто стеснялась своего положения.
Вера смущенно прятала под одеялом маленькое тело, когда мы падали обессиленные после любви, и просила отвернуться, когда одевалась, прикрывая ладошками грудки и курчавую прелесть между стройных ног.
***
Опьяненный ее чарами, я уже не представлял жизни без Веры.
Я благодарил Велиала за нашу встречу, о чем не раз повторял во время оргазма. Мне было все равно – кому Вера служит.
«Если даже она ведьма… Сам я – чем лучше?
Построим крепкую сатанинскую семью, будем поклоняться рогатой голове, или чему там они поклоняются?
И если меня поставят перед выбором – Вера или весь мир, я выберу Веру, даже если завтра мир погибнет.
Какое мне дело до всех живущих – ближних и дальних?
Чего хорошего они мне сделали?
Я всегда был лишним и чужим среди людей.
А Вера – она мягкая и податливая. У нее ласковые руки и нежный горячий рот».
Так мы и жили в своем двуедином мире, в холодном ноябре, не обращая особого внимания на то, как по городу бродят бездушные тени, а над городом висит запах большой беды.
***
Ночь с 20 на 21 ноября 2013 года
Уставшая после любви, Вера заснула. Я – обессиленный и счастливый – даже не выключив светильник, дремал, прижавшись к ее попке.
Я любил прилепляться к ней сзади, называя это «ложечкой».
Не раскрывая глаз, почувствовал, как в комнате, у кресла, пустота сгустилась, потяжелела.
– Завтра начнется. Ты готов? – спросил Велиал вместо приветствия.
Конец второй части
Обратная связь:
oin-yas@meta.ua
oleg888serafim@gmail.com