Люцифер небрежно махнул рукой – распятие над ареной исчезло.
– Соберитесь же вокруг меня! Слишком долго руке мертвеца дозволено было стерилизовать живую мысль.
***
Я чувствовал, как сомнения мои тают. И я верю. И нет возражения, лишь уютное тепло и ласковый шепот:
– …вас избрали мои стражи и привели ко мне. Вы мои.
Вы всегда были моими. Помните – я всегда с вами. Грейтесь в моих лучах.
– …вы хотите власти, денег, славы и здоровья? Вы их получите. Вы будете моими соратниками, но взамен вы будете властвовать над слабыми и больными.
– …слабые и неудачники должны погибнуть – первое положение нашей любви к человеку. Им нужно помочь в этом.
– …Апокалипсис уже наступил. Впереди последняя битва. Мир давно принял меня, живет по моим законам. Я пришел и победил еще в начале прошлого века.
***
Люцифер умолк, будто готовился сказать главное. Его темно-синие глаза прожигали.
Было слышно, как в тишине потрескивают факелы, закрепленные на колонах.
– Христианство, – продолжил он, – самая пагубная религия, которая истребляет личность. В зазнайстве своем христиане ссорятся, а мы действуем вместе.
– …я счастлив, что настало время, и я стою на том месте, откуда пошла в славянский мир христианская скверна, которая превратила людей в рабов.
– …через месяц на эту землю упадут первые ростки Хаоса, взовьются Валькирии. Ми готовим форпост для решительного наступления на твердыню христианства скверны.
– …падет московское православие, и на Земле безраздельно буду править я! Наступит мое царство. Наше царство, соратники!
– …вы под моей защитой. Вы не одиноки. Вы никогда не будете одиноки. Мы будем вместе. И да пребудет с нами Сила!
Глава тринадцатая
Ночь с 31 октября на 1 ноября 2013 года,
с четверга на пятницу. Параллельная реальность
(продолжение)
***
Люцифер сложил руки на груди и растаял в розовом сумраке.
Несколько мгновений в Амфитеатре звенела благоговейная тишина.
Затем, мало-помалу, оцепенение рассеивалось, гости засуетились. Со всех сторон послышались восторженные крики.
Сердце сдавило печалью, смутной тревогой. Я опять хотел видеть и слышать Его. Чудилось, будто с уходом Люцифера я утратил нечто, без чего счастье невозможно.
– Тебе понравился наш проповедник? – спросил Велиал. – Не такой страшный черт, как его малюют. Не правда ли?
– Не такой, – ответил я, еще пребывая во власти звучащего во мне голоса.
– Главное, Он прав.
Я утвердительно кивнул.
«Люцифер, действительно, прав. Во многом. Но не во всем…».
Велиал почувствовал мое сомнение.
– Ты лишь прикоснулся к Его мудрости. И чем больше узнаешь Его, тем больше полюбишь.
***
– Ладно, – Велиал поднялся со скамьи. – Нам пора домой, а то скоро рассвет. С первыми петухами нечисть должна уйти в свои мрачные глубины, – Он улыбнулся. – Хоть, где в Киеве найти петухов? Да и нечисть – не совсем нечисть, как ты мог убедиться. Кстати, ты теперь тоже, так называемая, «нечисть», – если быть до конца откровенным.
– Да уж…
– Но, на самом деле, ты – будущий Воин Света, Воин Ангела Утренней Зари, Побратим Светлого Воинства.
– Мне всегда казалось, что Светлое Воинство – это что-то противоположное. Вас…
– Нас, дорогой мой друг. НАС!
Я замялся:
– Ну да. Нас называют силами Тьмы.
– Кто называет? – притворно удивился Велиал.
– Я конкретно не могу сказать. Так повелось.
– Мне кажется, что на эту тему мы уже говорили. Но давай еще раз обсудим, если уж…
Демон насмешливо посмотрел на меня:
– Кто НАС называет «тьмой»?
– Все называют. Книги называют, фильмы, Библия, церковь. Люди, наконец!
– В том и беда, что не зная, они придумывают… Ты же был на собрании, слушал Лучезарного. Он похож на ТЬМУ?
Я отрицающе качнул головой.
– Ну, вот…Ты плохой ученик.
Велиал присел на скамью, посмотрел на меня как на двоечника:
– Во-первых, – продолжил он. – Суждение «ВСЕ» для больших величин – изначально ложное. Его употребление свидетельствует о твоих скромных умственных способностях и незнании формальной логики. Но не будем углубляться.
Во-вторых. В канонических христианских религиозных и священных книгах, в том числе – в Библии – Люцифер и его соратники в конкретном смысле упоминаются очень редко, или вообще не упоминаются. И, в-третьих…
Велиал хмыкнул. Брезгливая гримаса тронула его губы:
– В-третьих, ты сказал, что Христова церковь считает нас Силами Тьмы, Черным Воинством. А себя – соответственно – Светлым. Но, открою тебе секрет Полишинеля – церковь врет. Опять же, не будем углубляться в подробности. Замечу только одну деталь, которая лежит на поверхности: любимый цвет одежды христианских священников – разнообразных сутан, ряс и подрясников – черный. Я уже не говорю о монахах… А у служителей Люцифера чисто темных одежд не встретишь: все красный да фиолетовый, да золото на голубом. Если уж черный – то в серебре или в рубинах. Думаю, скоро ты сможешь в этом убедиться. Цвет одежд – мелкая деталь, но она говорит о многом.
– А рисунки? Картины Рая и Ада?
– Если бы мы занимались аналогичной ерундой – то есть строили помпезные храмы Люцифера, сатанинские монастыри и тому подобные культовые сооружения – в них бы находились аналогичные рисунки, но в зеркальном отражении: Воинство Люцифера – в светлых тонах, а приспешники мертвого бога – в темных и коричневых. Я удовлетворил твое любопытство?
***
Велиал коснулся моей руки. Амфитеатр в мгновение окутался густым туманом и растаял вместе со зрителями.
Исчез сандаловый аромат. Мы очутились в давешней сумрачной пещере с облезлыми стенами и запахом разложения.
– С возвращением, – сказал Велиал.
Чувствуя мой страх, он держал меня за руку. Обратный путь оказался много короче и без жутких излишеств.
Проникавший в дверной проем лунный свет помог подняться нам по лестнице.
Выбравшись наружу, я вдохнул свежий ночной воздух. Со страхом огляделся – никого, лишь полуразрушенный склеп да силуэт моего провожатого.
– Пора домой, – сказал Велиал и коснулся моего лба.
Реальность поплыла, я провалился в мягкое забытье.
Глава четырнадцатая
День, 1 ноября 2013 года, пятница
***
Просыпался вязко, с отголосками боли в запревшем мозгу.
Разлепил мутные глаза.
За приоткрытой форточкой шелестел дождливый ноябрьский день.
«День!».
Глянул на часы: половина шестого вечера!
«Не вышел на работу!»
Затем вспомнил, что отныне я безработный.
Вспомнил о Настеньке, о Степане, об аварии и трех убитых по моей милости.
«Туда им и дорога».
***
Сквозь ватную пелену реальности проступил вчерашний сон.
«Или не сон?!».
Вспомнился запах сандала, переполненная чаша Амфитеатра, прекрасный юноша в пурпурном плаще…
«Вчера ночью я слушал Люцифера!».
Сонливость мигом растаяла. Не от страха – от осознания небывалого приключения, подаренного Велиалом.
Зачесалось под левой ключицею.
Сердце сжимали колючие ноготки тревоги, но больше щекотали пальчики любопытства. Как в раннем детстве, когда перед сном легонечко, одними подушечками, трогаешь себя ТАМ, и хочется трогать и трогать, потому что это необычно и приятно, даже если родители не разрешают, укладывая руки поверх одеяла.
Несмотря на все запреты, мне хотелось думать и думать о вчерашнем приключении.
Меня распирала гордость!
***
Я чувствовал, что боготворю Люцифера, восхищаюсь им!
Я чувствовал себя частицей великой силы, которая изменит мир.
И, даже, если прекрасный юноша для кого-то – олицетворение Зла, для меня он красивый и добрый.
«Для МЕНЯ – это главное. Это мой Принцип Целесообразности.
Мне плевать на других. Как им – на меня.
Человек человеку – волк. Сказал римский драматург Плавт.
А, может, и не Плавт.
Но мне все равно! Великий Универсальный Принцип Пофигизма в действии – это уже из Эльдара».
Я до хруста потянулся, разминая залежалое тело. Сонливость уходила, вместе с послевкусием головной боли.
Хотелось жить!
«Прочь догмы и тухлую мораль!
Как бы я не корил себя, но Эльдар прав. И Велиал прав: наш мир – это гибель за метал.
Все продается, все покупается. Все на продажу: политика, совесть, любовь…
Еще немного осталось: покорится Киев – покорится славянский мир.
Люцифер подводит последний штрих, накладывает последние мазки к почти завершенной картине, расширяет Европейскую цивилизацию, где браки между мужчиной и женщиной – пережиток, а жалость к ближнему – рудимент.
В старой доброй Европе все, в полном составе, выстроились в очередь, чтобы подписать договор с Дьяволом. Тот человек, который этот договор не подписывает, кажется даже не модным… Унылый натурал, – как говорит Ирка.
Так в чем мое прегрешение? В том, что я хочу принять сторону победителей, стать таким, как ВСЕ?».
Я обвел очумелыми глазами комнату. Будто впервые увидел явное убожество моего существования, и перспективы, которые открывались для Посвященного.
«Стоит лишь захотеть… Я хочу!
Как тысячи и тысячи вчерашних посетителей Амфитеатра».
***
Взгляд зацепился за дешевенький образок Иисуса, по случаю подаренный покойной мамой. Основа пластмассовая, картинка блеклая – совсем никудышный образок.
Верующим я не был, но иконку не выбросил, не сунул под стол вместе с остальным хламом, а приспособил на верхней полке среди книг.
Так она там и пылилась – невостребованная и забытая – вместе с другими репродукциями, которые жалко было выбросить.
Иконка благополучно пережила все мои сношения с Дьяволом (что бы там Велиал не говорил!), и ничем себя не проявляла – в который раз доказывая, что является лишь кусочком пластмассы с наклеенной картинкой.
Но сейчас было по-другому: глаза Иисуса на иконе ожили, губы тронула скорбная улыбка.
Он был огорчен. Не осуждал, но сожалел.
Так сожалеют о неразумном ребенке, который по незнанию или из любопытства, поддавшись на подначки сверстников, прикоснулся языком к замороженному металлу, а теперь мается, плюется кровавой слюной.
***
Былое умиление от ночного путешествия растаяло, сменяясь тревогой.
В который раз пришло понимание, что Велиал втянул меня во что-то нехорошее, откуда нет возврата.
«Но стоит ли жалеть? Я и так пропащий.
Я уже потерял счет загубленным душам.
Да и что изменится, если стану упорствовать?
Если мои ночные видения не бред, то рожи из телевизора давно уже служат Люциферу. Все как один: и левые, и правые, и серединные, и патриоты, и сепаратисты. Они играют свои роли по заданному сценарию, отрабатывают дарованное право исполнения ЖЕЛАНИЙ…».
Теперь мне становилось понятно, откуда среди всеобщей нищеты и разрухи повырастали эти дворцы под Киевом, эти дорогущие машины на разбитых дорогах.
«Благосостояние избранных, как показатель близости к Сатане!
И куда мне, пылинке, менять установленный порядок.
Если заартачусь, попаду меж жерновов, то раздавит меня – мокрого места не останется».
Глава пятнадцатая
День 1 ноября 2013 года, пятница
(продолжение)
***
Придавленный Иисусовой улыбкой, я неподвижно лежал в постели.
Опять зачесалось под левой ключицей – бесовское клеймо чувствовало мои сомнения.
«Пусть чувствует.
Ничего менять не собираюсь.
Если бы не Вера!
Если она, чистая душа, узнает…
Не узнает!
Она ушла и больше не вернется.
А если и захочет, то я не позволю.
Никогда ее не увижу.
Не нужно мне ее видеть, втягивать в эту грязь…
Вернуть бы все обратно, без Велиала.
Да только, без Велиала ничего бы не случилось…».
***
От воспоминаний обдало похотливой волной.
Я дико захотел Веру!
«Хоть бы дотронуться!..».
Незавершенный гештальт проклюнулся, разрастался, жег изнутри.
Я страшно жалел, что тогда не воспользовался ею сонной.
«Должен был!».
Иначе все мои сомнительные мероприятия теряют смысл.
«Стоит захотеть, и Вера опять придет!».
***
Чтобы не создавать из похотливых мух безобразных развратных слонов, я выскочил из постели. Прямиком под холодный душ.
Колючие иголочки впились в пропащее мое тело, обезболили рассудок.
Терпел минуту, может две, может три. Похотливая дрожь отпустила, заменилась дрожью от холода.
Когда выпорхнул на волю, до пекучего зуда растерся махровым полотенцем, то уже знал, что НИКОГДА больше не попрошу помощи, не загадаю ЖЕЛАНИЯ.
«Бог в том, где можно, но нельзя, – говорила покойная мама…
Вот именно!».
Распахнул дверцы шкафа, принялся искать подходящую одежду.
«Покаяться во всем…
Если существует Сатана, значит, существует Бог!».
Глянул на часы: половина седьмого вечера.
«Пока доберусь – будет восемь. Ворота Лавры запрут, и никуда я не попаду.
Можно сходить в ближайшую церковь, но вряд ли ее хлипкие ненамоленные стены помогут искупить мой грех. Да еще дождь…».
Найдя себе оправдание, опустился в кресло.
«Глупо сейчас идти. Бессмысленно.
Пойду завтра, с рассветом.
В Ближние пещеры, в келью преподобного Антония.
Упаду ниц, буду валяться на коленях, но отмолю непростимый грех мой. Чистым приду к Вере».
Глава шестнадцатая
Ночь – день, 2 ноября 2013 года, суббота
***
Меня накрыла серая меланхолия.
Ничего не хотелось, даже читать. Жить не хотелось!
Лег пораньше, чтобы убить призрачный день, чтобы скорее наступило завтра.
Долго не мог уснуть.
Думал о благих намерениях, которыми выстелил себе дорогу. О Сатане и его соратниках, пришедших на нашу землю. О лоснящихся мордах из телевизора – мудрых и велеречивых – которые, как оказалось, давно служат Люциферу, потому и имеют, то, что имеют. Потому и будут умирать в муках и позорных болезнях, страдая из-за своих бестолковых потомков.
***
Но больше я думал о Вере, хоть и заставлял себя не думать.
Или, хоть бы думать о ее умных глазах, румяном личике, хрупких пальчиках в синих росчерках шариковой ручки.
Но мысли опускались все ниже – прямиком к двойному шву ее джинсов, который мешал дотронуться плотнее. И дальше: за шов, за джинсы.
Опять нахлынули позорные химеры, лишали покоя.
Так извел себя фантазиями, что налитое естество саднило от напряжения.
Заснул лишь под утро, стыдливо излившись в ванной, потому как другого способа освободиться от наваждения не нашел.
***
Проснулся в полдень, с ватной головой.
Нужно было собираться в Лавру, замаливать грехи.
Моя вчерашняя задумка о покаянии отдавала плохим спектаклем. Но иного способа разорвать проклятый круг не было.
«Разве что, удавиться…
Спасет ли Велиал, если полезу в петлю?
Он говорил, что мне уготована особая миссия.
Бред!
Я слабый и безвольный сорокапятилетний слизняк, который ради девчонки пошел на поклон Сатане».
Над левою ключицею укололо – напомнило.
«Пусть колет, а в Лавру я пойду. Прямо сейчас!»
***
Решительно поднялся, сполоснул запухшее лицо.
Принялся одеваться, стараясь не смотреть в старое надтреснутое зеркало в створке шкафа, боясь увидеть там насмешливую морду Велиала.
Мне всегда казалось, что именно в таких зеркалах живет нечисть.
«Я уже один из них…Что бы Велиал не рассказывал.
Демон Лжи – ЛЖЕТ!».
Накинул куртку, сунул в карман горсть бумажной мелочи, туда же старенькую трубку мобильного. Отомкнул дверь.
– С Богом… – шепнул, ступая в пахучий мрак лестничной площадки.
Под ключицею нестерпимо зачесалось.
«Не любит Божьего имени!».
Перекреститься не хватило духу. Рука не поднялась.
***
В кармане пиликнул телефон.
«Эсэмэска» – определил по звуку.
Решил не смотреть – некому мне писать. Очередная глупая акция мобильного оператора меня не интересовала.
Все же не удержался, вынул трубку: дурное любопытство, которым пользуются рекламщики.
«Удалить! Удалить не читая».
Втиснул кнопочку просмотра:
«Вера» – проявилось на слепящем экране.
***
«ВЕРА?!».
Дрожащими пальцами, чуть не роняя трубки, открыл сообщение: «Как ваши дела?».
«Как мои дела?! Написала же. Помнит…».
Заколдованный неожиданным счастьем, возвратился в квартиру, захлопнул двери.
Прислонился спиной к дверному косяку.
«Этого не может быть!
Как мои дела? Теперь уже хорошо.
Что ответить?
Или не отвечать?
Я же решил идти в Лавру, покаяться…
Как теперь каяться, когда сладкой занозою щемят в сердце три присланные слова, одиннадцать букв и знак вопроса?
Она набирала их своими тонкими пальчиками, думая обо мне.
Что она в тот момент думала?
Я этого не узнаю никогда.
Не узнаю, если не отвечу…».
***
«НЕТ! Я отвечу!».
Не снимая куртки, прошел в кухню, сел на табурет.
Закурил, унимая дрожь в руках. Разбавленная никотином кровь чуток приглушила бухающее сердце.
«Что написать в ответ?
Скучаю и думаю только о ней.
Не нужно ей этого знать!
Чем меньше женщину мы любим…».
«Плохо без тебя» – натыкал непослушными пальцами, путаясь в затертых кнопках. Подумал и добавил: «Я часто о тебе вспоминаю».
«Нет, “тебя” нужно написать из заглавной буквы».
Исправил.
Перечитал: дважды повторенное «Тебя» резало слух.
«Пусть остается».
Это было правдой – ее образ давно стал центром моего ущербного мирозданья. Вроде Бога, в которого я все больше начинал верить.
Опять перечитал, уже хотел нажать кнопку с зеленою полоской. Удержался. Выходило очень навязчиво и неприкрыто.
«Еще надумается, что без нее страдаю».
Нещадно съел курсором последнюю фразу, а затем и «без Тебя». Оставил «Плохо…» с многоточием, которое предполагало разнообразные вариации.
Нажал: «Отправить».
«Сейчас она прочитает.
Или – не сейчас?
Может, забыла уже, что написала обычное, ничего не значащее: “Как дела?”.
Или, не ко мне обращалась, а прислала по ошибке».
Однако местоимение «ваши» убеждало в обратном.
«Не стоит гадать.
Подожду десять минут. Лучше двадцать. Если не ответит, то сделаю, что задумал. Даже куртку снимать не стану».
Поднялся на ватных ногах со стула, нацедил из крана стакан воды. Выпил отдающую хлоркой влагу, стараясь не расплескать – тело все так же била мелкая дрожь.
«А на что я надеюсь? Что она сразу примется отвечать?..».
Глава семнадцатая
День, 2 ноября 2013 года, суббота
***
Я сидел за столом и заворожено смотрел на телефон.
Во мне боролись две крайности, два противоположных желания, которые одновременно притягивали и страшили: я до сладкой дрожи хотел, чтобы Вера ответила, и в тоже время боялся.
«Лучше бы она не отвечала. Перестрадал бы пару недель, и жил бы как жил. Без нее. И без Велиала…».
***
Телефон на столе пиликнул, содрогнулся.
Не раздумывая, подхватил трубку.
«Что случилось?» – писала Вера.
«Я часто о тебе думаю» – набрал, робея от своей несусветной смелости.
И еще смелее дописал: «Но то, чего хочу – между нами невозможно».
Отправил.
«Теперь юлить глупо. Я открылся. Она все поймет, и если не ответит, это будет лучшим ответом. Хватит заниматься ерундой. Как школьник…».
«Почему?» – пришло спустя несколько секунд.
«Потому что…» – набрал в ответ, не зная, что написать дальше, перебирая в закипевшем мозгу слова, объяснения, банальности вроде возраста и прочего, из чего равнодушный мир выстроил между нами стену.
Телефон в руке дрогнул, обрывая боязливые рассуждения, которые после ее «Почему?» не имели смысла.
«Можно к Вам прийти сегодня вечером?» – прочитал, уже умирая от сладкой дрожи.
Присел на подвернувшийся стул.
«Да» – поочередно тыкнул две кнопочки. Отправил.
«Что случилось!? Почему она хочет ко мне прийти?».
Телефон опять вздрогнул: «Перезвоню позже, сейчас занята. Ждите».
«Диво дивное!
Аттракцион неслыханных чудес.
Я буду ждать, сколько потребуется, прелесть моя…».
***
Снял куртку, отнес в прихожую.
«Что случилось? – думал я, меряя шагами унылое пространство. – Почему так срочно ей понадобился.
Она вправду МЕНЯ ХОЧЕТ?
Не о книгах же будем с нею говорить, если придет.
Она понимает. Она не может ЭТОГО не понимать…
А может и о книгах. Может ей плохо, и она хочет поплакаться в жилетку.
Не подходит – плохая из меня жилетка…».
О визите в Лавру я уже не думал.
Всем пропащим телом Я ХОТЕЛ ГРЕХА. Я его ЖДАЛ!
***
Нечаянное Верино обещание лишило покоя.
Недочитанные, самые забористые книги валились из рук, утратив смысл.
Даже голливудская кинофантастика в компьютере казалась блеклой и не интересной, по сравнению с тем, что – ВОЗМОЖНО! – принесет сегодняшний вечер.
Я заставлял себя не думать о предстоящем Верином визите, чтобы не сглазить. Но только о нем и думал.
Единственное спасение нашел в уборке.
В сладкой истоме, в предвкушении, я самоотверженно мел и скоблил, мыл и оттирал давно не знавшие влажной тряпки углы. Я перемыл посуду, даже ту, которая по определению не могла быть использована при романтическом ужине.
Додумавшись до ужина, я выгреб из закоулков остатки сбережений. Молнией метнулся к ближайшему гастроному, накупил конфет, фруктов, даже «Киевский торт».
Я не знал ее вкусов относительно спиртных напитков.
Возможно, она вообще их не употребляет, но все равно купил шампанское.
Возвратившись, долго колдовал над праздничным столом.
Переделав все возможное, последние два часа тупо сидел в кресле, уставившись на трубку мобильного телефона.
***
Вера не звонила.
Липкие червяки сомнения закопошились в голове, превращаясь в безобразных удавов, напитанных обидой и ревностью: возможно, она и не думала ко мне приходить, лишь посмеялась над доверчивым дядькой, представляя, как он суетится, страдает в ожидании.
«Нет! Она не такая, – успокаивал я себя. — Возможно, не сложилось – мало ли какие заботы могут помешать девчонке прийти к пожилому любовнику».
– Пожилому… – повторил в голос.
«Вот именно. И нечего распускать слюни».
Затем укололо иголочкой самодовольства:
«В этот раз я не загадывал Желания. Она сама придет…
Если придет».
Глава восемнадцатая
Вечер, 2 ноября 2013 года, суббота
***
Вера пришла около восьми вечера – без предупреждений – чем повергла смущенного хозяина в шок.
Когда задребезжал звонок, я знал, что это ОНА!
Уже мертвым, открывал двери, неуклюже отступал к стенке деревянными ногами, пропуская гостью в свою сверкающую чистотой квартиру, напитанную многочасовым ожиданием.
***
Вера зашла смущенная, румяная. Кроме необходимого «Доброго вечера» ничего не сказала.
Она молча сняла курточку, подала мне.
Молча смотрела, как я неуклюже пристраивал пахнущую фиалками девичью одежку на вешалке.
Затем так же молча, подошла ко мне, потянулась на цыпочках, охватила тоненькими руками за шею, притиснулась к моей щеке холодным лбом, а затем влажными губами.
Время сместилось.
Замерла реальность, больше походившая на сон.
Мои невозможные мечты становились явью, и я не хотел гадать – наяву это происходит или снится – чтобы не вспугнуть нечаянного счастья.
***
Я подхватил невесомую Веру на руки, отнес на диван.
Она покорно легла, вытянулась во весь рост: молчаливая и бездвижная, со смеженными веками, которые чуть подрагивали от моих касаний.
Я легонечко – едва трогая – целовал ее в губы.
Затем медленно, умирая от предвкушения и счастья, принялся снимать ее волшебные одежки.
Вера податливо прогибалась, помогая мне стянуть тоненький свитер, мягкую шерстяную юбку, осторожно скатать капроновые колготки, с наметившейся стрелкой на щиколотке.
Я оставил ее в бежевых простеньких трусиках с чуть влажным пятнышком в промежности, и в бежевом топике, заменявшем бюстгальтер, сквозь который проступали едва означенные грудки с горошинками сосков.
***
Налюбовавшись, я упал перед нею на колени.
Вдохнул девичий запах.
Неспешно, боясь развеять мираж, сняв оставшиеся бежевые лоскутки, я целовал ее маленькие груди, плоский живот и курчавую тайну между тоненьких ног, которые она послушно раскинула, отдавшись на милость нежному любовнику.
Вера, закусив губы, молчала. И лишь когда, вылакав пряный нектар ее лона, я приноровился и неспешно – умирая от осознания – вошел в горячую глубину, тихонечко заскулила, засияла нимфеточным пламенем. А затем – жмурясь от смущения, страха, неискушенного любопытства – самоотверженно кинулась навстречу, подаваясь худенькими бедрами.
***
Она оказалась НЕ-девственницей! И, на диво, умелой любовницей.
Приторная ревность уколола сердце, что кто-то до меня уже входил в это хрупкое тело, так же тискал и покусывал эти груди, пробирался жадными губами по нежной шейке, к мочкам ушей с продетыми в них простенькими сережками.
Кто-то играл этими сережками, забавлялся, как барбарисками, перекатывал во рту и кряхтел от сладости.
Вспомнился недавний дурной сон, в котором над моей возлюбленной измывалось стадо инкубов. Но это воспоминание лишь добавило страсти и силы закаменелому приапу, который еле удерживался, чтобы не взорваться тысячами щемящих иголок, не излиться прямо в этот миг в разъятую, распластанную подо мною нежность.
Остатками размягченного сознания я понимал, что мне достался НЕЗАСЛУЖЕННЫЙ приз, и я должен пользоваться этим призом, будто принимая воздаяние за все мои грехи, совершенные и не совершенные, но которые ОБЯЗАТЕЛЬНО СОВЕРШУ, поскольку жить без Веры не смогу.
И если для этого нужно продать душу Дьяволу или отдать застенный мир на растерзание его слугам – я отдам не торгуясь.
Глава девятнадцатая
3 ноября 2013 года, воскресенье
***
Не разлепляя глаз, почувствовал, как зудит натруженная крайняя плоть, как припухлые губы еще хранят вкус девичьей промежности. Под мышкой у меня посапывало мягкое и теплое.
«Так значит, ЭТО – ПРАВДА!».
Щемящая волна радости окутала мое невесомое тело.
«Правда!».
Я уже забыл, как это – засыпать и просыпаться вдвоем!
«Остановись мгновение! Ты прекрасно!».
***
Было около десяти утра. Вера еще спала, уткнувшись мне в ключицу горячим лбом.
Левая сторона моего тела затекла, но я боялся шевельнуться, чтобы не вспугнуть нечаянного счастья, которое пахло топленым молоком и манной кашей.
Если бы не колючие мурашки в кончиках пальцев, я бы решил, что мне снится это ноябрьское утро, и мягкая живая игрушка у меня под боком.