«В Рождество происходят чудеса – так написано. А значит, можно прийти в Дом Божий и попросить, чтобы родители перестали пить. И тогда обязательно сбудется!», – Кристина не могла нарадоваться тому, что придумала. Она подпрыгнула на кровати, а постельное белье выбилось и упало на пол. Давно его никто не перестилал. Кристина исправила положение: пыхтя как паровоз, залезла под матрац и обернула грязной простыней. Не очень чисто, зато поприятнее.

Она выскочила в коридор. «Нужно пойти в церковь, чтобы попросить о родителях у Него», – решила Кристина.

Но тут за стеной раздался грохот. Вместе с разбившимися бутылками, у Кристины опустилось сердце. Она вбежала на ругань родителей. На кухню, преодолев мозаичное стекло. Не стоило так делать: если дверь закрыта, то лучше оставлять её закрытой. Перед девочкой раскинулась страшная картина: и мама, и папа вскочили на дыбы и спорили на повышенных тонах. Каждый обвинял друг друга в том, что оба остались без увеселительных напитков.

Кристина не могла смотреть на это. Она не знала, что ей и делать и бросилась между ними. Внутри нее все завертелось: голоса родителей, прочитанные в календаре страницы. Запах свежей бумаги в календаре, вонь от алкоголя. Слишком яркий смрад. Кристина покосилась в пластмассовое ведро: похоже, кто-то очистился от выпивки прямо на кухне.

– Упала бутылка, упала, – орал отец.

– Выпивка упала!

– Горючее кончилось, неси заряд, дура.

Мама закрыла лицо руками.

– Упавшая бутылка, падшая женщина, – сыпались обвинения от отца.

– Да, падшая, падшая, – мама прекратила отбиваться, а лишь горько плакала.

«Падшая женщина, падшие ангелы», – о последних Кристина прочитала на одной из оборотных страниц календаря. Там же она узнала, что мать может благословить свое дитя, и что ее пожелания обладают особой силой. Мать, мама.

«Мама Глаша, любименькая, она же святая! Пожалуйста, услышь ты, услышь меня. И никуда мне не надо будет ходить, просто сделай».

Кристина схватилась за подол маминого платья и уперлась в ноги.

– Пожалуйста, прекрати, хватит! Хватит пить, пожалуйста, брось!

Кристина кричала нечеловеческим голосом: раньше она даже плакала в тихую, а теперь точно все водопады слез забурлили в ее горле и истошным воплем вырвались наружу.

– А ну закрой рот, не верещи! – крикнул отец и схватил ее под силки. А затем вынес из кухни и хлопнул дверью перед носом. Той самой, с матово-мозаичным стеклом. Во второй раз Кристина нарушать правило не стала: закрытая дверь значит, что она закрыта.

– Что ты делаешь, оставь ребенка, – настоящий голос мамы пробивался через пьяный дурман.

«Нет, так не получится», – решила Кристина и побежала в коридор. – «Я ухожу!». Дело осталось за ботинками, но скрипнула половица. И совсем не под Кристиной. Отец открыл кухню и кинул длинную тень в коридор.

– Ты куда это собралась? А ну марш обратно, – в руке его розочка из бутылки, видимо, которая упала и разбилась. Но Кристина почему-то почувствовала опасность, исходящую от отца, точно сейчас он набросится на нее и заколет. Папочка не должен ведь? Но он только что больно надавил ей, зацепив под силки и выкидывая из комнаты, хотя раньше никогда так не делал.

Кристина наспех натянула ботинок и даже не стала его застегивать. А затем выбежала на улицу. Вот только она нажала на вызов кнопки лифта, как услышала, что входная дверь снова открылась. Проклятущие петли давно нужно бы смазать, но сейчас они спасли Кристину. Она повернулась и увидела разгневанного отца. Ему пришлось выйти за ней.

«Думаю, это он мне не простит», – решила Кристина и не стала медлить. Она сорвалась по лестнице, не дожидаясь прибытия кабины.

Она выбежала из подъезда, буквально ощущая пьяное дыхание отца за спиной. Похоже, ему лифт оказался кстати. Он едва не поймал её за шиворот, но не успел. Кристина неслась по двору, и слышала, как её зовет отец.

Она забежала в подворотню, где совсем не горели фонари, но поняла, что не удалось оторваться от родителя. Кирпичная стена с облупленной краской перекрыла ей дорогу. Тупик. Кристина повернула голову и увидела перед собой темную сущность: с клыками и горящими глазами. Слюни стекали вниз по взлохмаченной груди четырехлапого монстра.

Собака! Беспризорная!

Она надвигалась на Кристину, а та не нашла ничего лучше, как достать календарь и выискать молитву. Может, тут есть что-то от злых собак?

Но вот только пес не стал дожидаться и набросился на Кристину. Она успела отвернуться и закрыть лицо руками. Собака прыгнула на спину и едва не сломала позвоночник как тростинку. Чтобы сбросить чудовище, Кристине пришлось развернуться: ногами она попыталась пнуть собаку в живот. Но вместо этого теплое дыхание чудовище обожгло лицо и что-то острое впилось в него. Кристина вскрикнула и выронила календарь из рук. Он перекинулся несколько раз через себя и разорвался по корешку пока катился. Кристина резко повернула голову, от чего клыки застряли где-то в ухе. Красная пена из крови и слюней перемешалась и заполонила глаза Кристины. В следующее мгновение она приготовилась увидеть того, о Ком писали в церковном календаре. Но хватка собаки ослабла, и Кристина смогла вздохнуть. Темное чудовище кто-то оттащил, послышалось рычание и человеческая речь. С губ отца слетело слово, означающее самку собаки, но возможно, имелось в виду кое-что бранное. Кровь залилась в ухо, и Кристина услышала только слабый скулеж, как сквозь набранную ванну у себя в квартире она слышала родительские разборки. Кристина специально набирала много воды, погружалась в нее с головой и тогда крики умолкали. Сейчас почти тоже самое.

Календарные страницы разлетелись на четыре стороны. Бессовестно исчезли. Кристина смотрела одним глазом, как исчезают будущие дни в сумраке вечера. Эти числа могли быть как темными, зачеркнутыми, так и открыть чистый луч спокойного утра. Мысли уносили Кристину дальше. Гораздо дальше тех мест, куда улетали слабые листы серой бумаги.

Только спустя четверть часа, когда подъехала карета скорой помощи с мигалками и обжигающими слух сиренами, Кристина поняла: что-то не так.

***

В больнице Кристина слизнула слезы. Солоно. Она плакала, снова тихо, как дома. И еще больше спала.

В Сочельник произошло ужасное событие, которое отрезало путь до церкви и теперь Кристина здесь. В страшном месте, где ходят люди в белых халатах и делают больно.

Кристину обжигала злость в груди. Её обижали и ничего не говорили. Чуть позже пришли родители: как оказалось, собака покусала не только её, но и отца. Папу тоже осмотрел врач, только в больнице для взрослых.

Ему тоже сделали уколы, как и Кристине. Несмотря на скандальный побег и предшествующую ругань, радость разлилась при виде отца. Кристина поднялась с койки и попыталась дотянуться ногой до пола, но неудачно. Она сползла с края, но удержалась. Не упала. Сил спрыгнуть не осталось. Поэтому пришлось смирно сидеть.

Она поймала взгляд отца. Такие же некогда голубые как у нее глаза давно потухли.

«С ним все хорошо», – решила Кристина. Она размышляла так, потому что не видела на нём никаких бинтов или пластырей. Тем более, похоже, он спас её от собаки. Может, заколол её той самой стеклянной розочкой?

Кристина вспомнила почему-то уроки учительницы, посвященные художественному чтению и родной речи. Она говорила, что внешность обманчива. Вдруг отец, который на вид выглядит крепким и целым, на самом деле хуже себя чувствует, чем Кристина? Скорее всего, так и есть. Ему давно стало плоше, чем Кристине. Задолго до встречи с собакой. Кристина хмыкнула. Похоже, если бы папа не вырос до взрослого, то именно он стоял бы в конце шеренги на физкультуре.

Но куда чаще забилось сердце Кристины, когда она увидела родной лик мамы.

Мама Глаша схватилась рот, когда увидела Кристину, а морщины вокруг её глаз зашевелились. Такой живой маму Кристина давно не видела. Обычно это застывшая восковая маска, которая словно смазывалась маслом и блестела в свете слабой кухонной лампы. Сегодня же – чистое и трезвое лицо.

«Видимо, мой вид её напугал», – решила Кристина. И испуганно бросила взгляд на алюминиевую ложку, которая валялась рядом с нетронутой кашей. В ложке при особом желании можно рассмотреть себя, правда довольно смутно: словно смотришь через кухонную мозаичную дверь на родителей. Что ж, вид у Кристины и правда был неважнецкий: покоцанное ухо и рваные раны на щеке. Отвернутая кожа торчала безжизненными кусками: то, что не удалось иссечь хирургам. Мама зашла в палату также тихо, как Кристина заходила на кухню, когда отдыхали родители. Мама Глаша приземлилась на постель дочери и пригладила ее волосы.

– Ах, девочка моя, девочка. Прости. Как же теперь быть?

Кристина ничего не понимала и уставилась на отца, который как приведение проник в палату.

– Ну не пугай её, мать. Еще ничего не понятно.

Растерянный взгляд мамы побегал Кристиной, затем перескочил на отца, но в итоге замер на несчастной ложке. Может, мама тоже хотела рассмотреть отражение, но Кристине надо было кое-что знать. Она спросила:

– Мама, что случилось?

Мама утерла слезы. Она, не поворачиваясь, рассказала, что врач опасается, будто при укусе собаки повредился нерв. И теперь половина лица может отставать в мимике или вообще замертво повиснуть. Мама попыталась приободрить дочь. Она развернулась к ней, и внутри Кристины все затрепетало.

«Мамочка, посиди так со мной ещё. Побольше. Пожалуйста!», – она сама схватила маму за руку. Та мягко отстранилась, но полностью пальцы не высвободила. Мягкие, как тесто. Тёплые. Родные.

Мама растаяла. Она добавила, что обещают лишь легкую асимметрию. Но с её слов, для девочки такое тоже никуда не годится. Кристина не понимала в чем кручина, и зачем так лить слезы – когда все втроем вместе, рядом и живы?

«Никаких собак. Никаких календарей. Может, сходим на карусель? Я хочу покататься на лошадке с синей лентой».

Кристина глянула на маму, которая словно ждала реакции. Девочка вздохнула и поняла: никуда они не пойдут. Останутся здесь. Навсегда.

Она поддалась настроению матери. Если мама Глаша говорит, что плохо, значит, дело плохо. Кристина тоже поплакала. А потом подумала, что с таким лицом вряд ли понравится Ромке из 2 «Б». Да и вообще слабо верится, что она сможет улыбнуться ему. Чистой ровной улыбкой. Впрочем, Кристина и с прежним лицом боялась подходить к мальчику. Запах родительской алкогольной квартиры, въелся в ее кожу. И не стирался даже, когда Кристина окуналась с головой в ванну. Не отбить ни в жизнь. Один только Он, о ком написано в церковном календаре, знает: может поэтому на Кристину напала собака. Ведь говорят, у них чуткий нюх, а пьяниц псы не переносят. И теперь, когда девочка пропахла смрадом, она тоже пьяница.

Слёзы выдавливались одна за другой. Сначала с усилием, а затем усилие потребовалось, чтобы их остановить. В какой-то момент Кристина разрыдалась так, что пришлось выбирать: реветь дальше или дышать. Тогда мама легонько похлопала ее по спине.

– Ну, ну, дочка. Зато теперь у нас папа не пьет, – сообщила она и бросила на него взгляд.

Кристина остановилась. Судорога воздуха влетела в её грудь. Девочка посмотрела на маму и задала вопрос:

– А ты?

Металлический голос прозвучал неожиданно громко для той, кто без сил лежал на кровати и только что плакал. Мама выдержала пронзительный взгляд дочери и моргнула.

– И я.

Отец вмешался.

– Да, Кристинка, наделали мне уколы от вшивой дворняжки. Сказали, что по инструкции запрещено принимать алкоголь. – Папа почесал лоб, а спиной уперся о дверной косяк. Он не унимался и оживился, – иначе кони двину, представляешь? Вот тебе и завязал, – посмеялся папа. Но кроме него слова смешными никому не показались.