Другой «Идиот»: истинный и правдивый, печальный и фантастический. Книга 1. Князь Мышкин: Крест и Голова

ГЛАВА 16

Птичьи фамилии в романе

Почему в романе так много птичьих фамилий? Это вопрос, на который достоеведы так и не смогли дать понятного и убедительного ответа.

Например, Т. Касаткина в одной из своих лекций, представляя сквозь живописную призму образ Франциска Ассизского «как жизнь еще одного Христа», усматривает аналогию между проповедями Франциска птицам и желанием Мышкина читать подобные проповеди людям с птичьими фамилиями: «Даже обилие людей с птичьими фамилиями в романе (огромные семейства Лебедевых, Иволгиных, Птицыных), с которыми общается и которых «имеет мысль поучать» князь Мышкин, напоминает нам о проповеди Франциска птицам»¹⁾.

На мой взгляд, данная позиция Касаткиной ошибочна. Во-первых, она слишком отвлеченна и держится на чрезвычайно далекой ассоциации, которую отнюдь не каждый подготовленный читатель и вспомнит.

А во-вторых, и это самое главное, количество птичьих фамилий в романе выходит за рамки этих трех семейств, что Касаткиной совершенно не учитывается. Ведь есть еще и адвокат Чебаров (молодая чайка, птенец), и некто генерал Соколович с семейством! Этих персонажей нельзя сбрасывать со счетов, не просто же так Достоевский наделил их точно такими же птичьими фамилиями. Однако ни под какие проповеди Мышкина (как проекцию проповедей птицам Франциска Ассизского) ни господин Чебаров, ни генерал Соколович не подпадают вовсе!

Исследовательница Е. Степанян-Румянцева предлагает свою версию. Она полагает, что птичьи фамилии в романе связаны исключительно с Павловском: дескать, Павловск и представители птичьих фамилий – это некий «птичий двор», «павловский гротескный птичник», в котором нет «благочестивых пташек»²⁾.

Однако и эта версия содержит в себе исключительно павловских дачников, то есть всё те же семейства Лебедевых, Иволгиных и Птицыных, снова оставляя за бортом Чебарова и Соколовича. И если хотя бы фамилия Чебарова пусть и опосредованно, но все-таки звучит в Павловске (хотя самого Чебарова там нет, так что в неблагочестивые павловские пташки его никак нельзя зачислить), то генерал Соколович не имеет к Павловску и вовсе никакого отношения, даже косвенного. Таким образом, всё тот же неполный список персонажей с птичьими фамилиями ставит под сомнение и этот вариант – «павловского гротескного птичника».

Кроме того, в число птичьих персонажей исследовательница Степанян-Румянцева занесла Ипполита Тереньтева на том основании, что «в русском фольклоре Терентий – сказочное прозвище тетерева»³⁾. На мой взгляд, это ошибка. Такое чересчур сложно определяемое допущение идет явно в разрез с настоящими птичьими фамилиями в романе, которые не требуют никаких догадок, чтобы идентифицировать их с птицами.

Каков же верный ответ? Он прост, понятен и однозначен: птичьи фамилии потому и присутствуют в романе, что все они являются типичными масонскими метками, говорящими о принадлежности их носителей к вольным каменщикам!

Птицы занимают в масонской эмблематике одно из первых мест, прежде всего на том основании, что, как выразился метафизик и эзотерик Генон Рене, «птицы часто выступают символами ангелов, то есть именно высших состояний»⁴⁾.

Вот несколько примеров. Голубь – «в масонстве голубь считается символом чистоты и невинности»⁵⁾; у масонов-розенкрейцеров – перевернутый голубь, пикирующий с солнечных небес в чашу с розами с эмблемой креста. Орел – солнечный знак, символизирует неустрашимость и царственность вольных каменщиков. Сокол – также солнечный знак, часто использовался как символ вселенской гармонии миропорядка в изображении либо крылатого диска, либо сокола с раскинутыми крыльями и солнечным шаром на голове. Также сокол являлся составным элементом в изображении масонского универсального бога – это пирамида с головой сокола (посланника сатаны). Феникс – это и вовсе символ вечности масонства. Пеликан – символ мудрости, жертвенности; часто замещается изображением Лебедя. «В масонском символизме кровь пеликана означает Тайную работу, которой человек «поднимается» от рабства невежества к свободе, дарованной мудростью»⁶⁾.

Таким образом, все эти люди – старшие дети и главы семейств Лебедевых, Иволгиных, Птицыных, а также «каналья» Чебаров и проживающий в Москве генерал Соколович – все они являются масонами.

Перейдем к доказательствам.

СНОСКИ К ГЛАВЕ 16:

¹⁾ Касаткина Т. А. Живет в тебе Христос. Достоевский: образ мира и человека: икона и картина. / http://t-kasatkina.livejournal.com/76071.html /дата обращ. 13.10. 2016.

²⁾ Степанян-Румянцева Е. Изобразительный код «Идиота». / Вопросы литературы, 2011, №5. – Стр. 318—337.

³⁾ Там же.

⁴⁾ Генон Рене – Символы священной науки / http://www.e-reading.by/chapter.php/85279/8/Genon_-_Simvoly_svyashchennoii_nauki.html / дата обращ. 06.10.2016.

⁵⁾ Мэнли Палмер Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. / http://telesmi.info/holl/ensy018.htm / дата обращ. 29.09.2016.

⁶⁾ Там же.

ГЛАВА 17

Домик Лебедева

Тот факт, что Лебедев масон (хотя и совсем невысокого градуса), находит свое подтверждение в петербургском жилище Лукьяна Тимофеевича. Его небольшой деревянный домик оказался «красивым на вид, чистеньким, содержащимся в большом порядке», и даже «с палисадником, в котором росли цветы». Что же увидел князь, пройдя в гостиную Лебедева? Вот что:

В этой гостиной, обитой темно-голубого цвета бумагой и убранной чистенько и с некоторыми претензиями, то есть с круглым столом и диваном, с бронзовыми часами под колпаком, с узеньким в простенке зеркалом и с стариннейшею небольшою люстрой со стеклышками, спускавшеюся на бронзовой цепочке с потолка, посреди комнаты стоял сам господин Лебедев, спиной к входившему князю, в жилете, но без верхнего платья, по-летнему, и, бия себя в грудь, горько ораторствовал на какую-то тему.

Как видно из отрывка, гостиная Лебедева буквально напичкана символами вольных каменщиков. Первая деталь – стены «темно-голубого цвета». Это ритуальный цвет – цвет облачения, занавесей и алтарных покровов в зале Собрания так называемого Голубого масонства (Иоанновского), включавшего начальные степени: Ученика, Подмастерья, Мастера. «В иаонновской ложе <…> Стены затягивались голубыми тканями, подвешенными на золотом шнуре»¹⁾.

Здесь же, в темно-голубой гостиной, находятся еще четыре важнейших предмета, также относящихся к масонству. Все эти предметы, будь они по отдельности, не имели бы никакого масонского смысла. Однако собранные в одном месте, да еще на фоне тем-голубой гостиной, их истинный (масонский) смысл не оставляет сомнений.

«Круглый стол» – масоны вообще любили круг как символ Великого Архитектора вселенной. Круглые столы они почитали особо – как символ древней британской легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, посвятивших себя поиску Священного Грааля, из которого вкушал Иисус. По легенде, в Грааль Иосифом Аримафейским была собрана кровь Иисуса. Эта чаша, по преданиям, позже хранилась у тамплиеров, но была ими утрачена. Поиски Грааля являлись одной из важнейших задач масонства.

«Бронзовые часы под колпаком» – аналог масонских песочных часов; во время ритуалов их ставили на круглый стол вместе с Библией и черепом с костями, что в совокупности символизировало скоротечность и бренность бытия.

«Зеркало» – в масонстве символ самопознания: «благо есть искати Зерцала Премудрости», как писал известный русский масон Иван Владимирович Лопухин (1756—1816) в своем труде от 1791 года «Искатель премудрости, или Духовный рыцарь», посвященном описанию масонских обрядов²⁾.

«Стариннейшая небольшая люстра» – в масонской системе знаков это аналог светильника; он символизировал свет истины, входил в орденское название самих масонов – сыны света; ищущими света масоны называли новичков, только вступающих в орден.

В дополнение следует отметить и весьма символические растения в кадке на дачной террасе Лебедева (курсив мой): «На террасе <…> было наставлено несколько померанцевых, лимонных и жасминных деревьев, в больших зеленых деревянных кадках <…>».

Что означают все эти деревья? Как верно, на мой взгляд, отметила в своей статье Анна Свинцова, хотя и нисколько не догадываясь при этом о масонском подтексте этих символов в романе: «Померанец, разновидность лимона, – сокращение латинского pomum aurantium, «золотое яблоко», то есть, учитывая божественную символику золотисто-желтого цвета, – райский плод. <…> Жасмин (как, впрочем, и померанец) в средневековой христианской символике – цветок Девы Марии. <…> На этой же «райской» террасе Аглая читает «рыцаря бедного», что усиливает тему земного рыцарского поклонения Деве Марии как прекрасной даме»³⁾.

«Наш Пушкин»

И здесь снова нельзя не вспомнить про Пушкина. Протянутая Достоевским сквозь роман красная (сигнальная) нить масонства поэта А. С. Пушкина, совсем не случайно вдруг коснулась и Лебедева. Он оказался единственным человеком, у которого в доме (на павловской даче) обнаружилось полное собрание сочинений поэта. Это лебедевское полное собрание является двойником московскому полному собранию, которое Мышкин читал вместе с Рогожиным («Пушкина читали, всего прочли»).

Масоны любили завлекать в свои ряды знаменитостей и гениев, ведь это, помимо практической пользы, еще и повышало авторитет организации, поднимало планку доверия у обывателей. И неважно, что некоторые гении со временем глубоко разочаровывались в вольных каменщиках и порывали с ними всякие связи. Даже кратковременное пребывание гениев в их рядах навсегда становилось рекламой масонства.

Подобная история произошла и с Пушкиным. Как известно, поэт к концу своей короткой жизни отошел от масонства. Как пишет В. Брачев: «А то, что масонство А.С.Пушкина было случайным эпизодом в его биографии – это несомненно. И убедительное свидетельство тому – резкое охлаждение отношений поэта со своими братьями по ордену в 1830-е годы. И виноват в этом был, прежде всего, сам А.С.Пушкин, или вернее, его государственно-патриотическая позиция в эти годы. Одно уже стихотворения «Клеветникам России» многого в этом отношении стоит»⁴⁾.

Однако этот глубокий разрыв Пушкина с организацией никак не сказался на масонах, они до сих пор спекулируют его именем, по-прежнему считая его своим – «нашим». Именно такое отношение к поэту мы видим и у Лебедева (курсив мой):

– Что это? – обратилась Лизавета Прокофьевна к Вере, дочери Лебедева, которая стояла пред ней с несколькими книгами в руках, большого формата, превосходно переплетенными и почти новыми.

– Пушкин, – сказала Вера. – Наш Пушкин. Папаша велел мне вам поднести.

– Как так? Как это можно? – удивилась Лизавета Прокофьевна.

– Не в подарок, не в подарок! Не посмел бы! – выскочил из-за плеча дочери Лебедев. – За свою цену-с. Это собственный, семейный, фамильный наш Пушкин, издание Анненкова, которое теперь и найти нельзя, – за свою цену-с.

Как видим, у Лебедева Пушкина не читали – экземпляры были «почти новыми». Это было редкое ценное издание большого формата и в превосходном переплете. Именно такой, богатый, Пушкин и был для масона Лебедева «нашим», «семейным», «собственным» (которого тем не менее масон Лебедев готов был с удовольствием продать).

Так что отнюдь не случайно в самом конце этой сцены Лизавета Прокофьевна, являющаяся в романе представительницей чистейшего русского православного дворянства, вконец разозленная невероятной беспринципностью Лебедева, с гневом кричит ему (курсив мой): «Ну, людишки! Не надо мне твоего Пушкина, и чтобы дочь твоя ко мне не являлась!»

Ясно, что Лизавета Прокофьевна отвергает и даже отторгает от себя вовсе не самого поэта, а только лишь его лебедевскую ипостась – «его» Пушкина, «собственность» Лебедева.

СНОСКИ К ГЛАВЕ 17:

¹⁾ Тайные общества и секты. Сост. Н. Макарова. М.: Литература, 1996 г. – 624 с.

²⁾ Масонские труды И. В. Лопухина: I. Духовный рыцарь, II. Некоторые черты о внутренней церкви. М.: Товарищество типографии А. И. Мамонтова. 1913. – 148 с.

³⁾ Свинцова А. Тема рыцарства в романах Ф. М. Достоевского «Идиот» и Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго». / Достоевский и XX век. Под редакцией Т. А. Касаткиной. В 2-х томах. Т. 1. – М.: ИМЛИ РАН, 2007. – 752 с. – Стр. 252—253.

⁴⁾ Брачев В. С. Масоны в России: от Петра I до наших дней. – СПб.: Стомма, 2000. —337 с.

ГЛАВА 18

«Генерал Иволгин, отставной и несчастный»

Генерал Ардалион Александрович Иволгин, будучи «лет пятидесяти пяти или даже поболее» (думаю, не более 58 лет), явный представитель той старой масонской гвардии, которая еще успела кое-как тайно сформироваться напоследок, после окончательного запрета масонской деятельности в России (1822; 1826). Поскольку начало романа приходится на 1867 год, то родился генерал примерно в 1810—1813 года.

Принято считать, что генерал не только пропойца, но и патологический лжец. Однако Ардалион Александрович лжет далеко не всегда. Во всяком случае существенно реже, чем принято думать. Он часто фантазирует, это так. Иногда в его голове, возможно от алкоголя, начинают путаться мысли, что тоже похоже на ложь. Однако, как ни странно, но именно генерал Лебедев слишком часто говорит правду.

Вот показательный момент, который указывает на масонство генерала Иволгина, и даже на немалый градус его посвящения. Будучи в подпитии, он по просьбе Мышкина ведет его якобы к дому Настасьи Филипповны. Идя вдоль Литейной, он вдруг указывает на некий дом, в котором, со слов Ардалиона Александровича, живет его старый боевой товарищ – генерал Соколович:

– … Видите ли вы, князь, этот дом? Здесь в бельэтаже живет старый товарищ, генерал Соколович, с благороднейшим и многочисленнейшим семейством. <…> Этот генерал Соколович (а давненько, впрочем, я у него не бывал и не видал Анну Федоровну)…

Как уже говорилось выше, изображение сокола относится в масонстве к солнечным, т.е. высшим символам. Это значит, что и некий генерал Соколович является масоном высшей степени посвящения. Вот с этим-то высшим масоном генерал Иволгин некогда и впрямь был очень и очень дружен. Очевидно же, что масон высокого градуса не стал бы водить дружбу с не ровней.

Пьянство Ардалиона Александровича не только вынудило его подать в отставку, но и сделало изгоем в масонской среде. Вот почему «отставной и несчастный» генерал Иволгин с таким пылом воспринял появление Мышкина, искренне намереваясь служить ему всем сердцем в надежде хоть как-то реабилитировать себя в масонском кругу.

И князь это прекрасно понимает. Например, когда в Павловске к князю пожаловала с нехорошими намерениями компания во главе с Антипом Бурдовским, то именно генерал Иволгин, взволнованный и даже разгоряченный этим направленным против князя визитом, сопровождал нежданных гостей (курсив мой):

Вошло пять человек, четыре человека новых гостей и пятый вслед за ними генерал Иволгин, разгоряченный, в волнении и в сильнейшем припадке красноречия. «Этот-то за меня непременно!» – с улыбкой подумал князь.

Как видим, князь был полностью уверен в преданности Ардалиона Александровича.

Праздник генерала Иволгина

Главный аргумент в пользу того факта, что генерал Иволгин масон, заключается в следующем. В тот день, когда Мышкин был перевезен к Лебедеву на дачу, Лукьян Тимофеевич завел с князем разговор про генерала Иволгина, среди прочего внезапно упомянув число 11 июня (курсив мой):

– Низок, низок, чувствую, – неожиданно отвечал Лебедев, с чувством постукивая себя в грудь, – а генерал для вас не слишком ли будет гостеприимен-с?

– Слишком будет гостеприимен?

– Гостеприимен-с. Во-первых, он уж и жить у меня собирается; это бы пусть-с, да азартен, в родню тотчас лезет. <…> Это бы ничего-с, маленькая слабость, но сейчас уверял, что всю его жизнь, с самого прапорщичьего чина и до самого одиннадцатого июня прошлого года, у него каждый день меньше двухсот персон за стол не садилось. Дошел наконец до того, что и не вставало, так что и обедали, и ужинали, и чай пили часов до пятнадцати в сутки лет тридцать сряду без малейшего перерыва, едва время было скатерть переменить. Один встает, уходит, другой приходит, а в табельные и царские дни и до трехсот человек доходило. А в день тысячелетия России так семьсот человек начел.

В рассказе Лебедева о застольях Ардалиона Александровича упоминается много праздников, и почти все они имеют название. Это «табельные и царские дни» – общее именование официальных государственных и церковных праздников, знакомых каждому жителю Российской Империи. Также открыто звучит название другого праздника – «день тысячелетия России», торжества по этому случаю проходили в сентябре 1862 года.

И только один праздник (только один!) остается анонимным, определяясь Лебедевым лишь как число – 11 июня. При этом, как видно из текста, ни князю, ни самому Лебедеву эта анонимность нисколько не мешает. Никаких дополнительных пояснений или вопросов по этой дате им абсолютно не требуется, как будто и ему и князю без всяких пояснений ясно, какой такой праздник 11 июня мог отмечать столь широким застольем генерал Иволгин.

Какой же? Есть такой праздник. День официального создания масонской организации! В 1717 году именно 11 июня по старому стилю (а в романе все даты, разумеется, исчисляются только по старому стилю), или 24 июня по новому стилю, представители английского масонства объявили об официальном создании своей организации. С этого момента дата 11 июня считается у вольных каменщиков самым большим праздником – днем рождения масонства.

В России масонство было запрещено. Вот потому-то в беседе князя и Лебедева этот праздник остался неназванным – просто число, и всё. Просто некое анонимное торжество. Которое широко отмечается генералом Иволгиным. И при этом не требует никаких дополнительных объяснений, если о нем говорят два масона.

Генерал Соколович

Этот проходной персонаж упомянут в романе аж четырежды, что чрезвычайно много для такого неприметного лица. Нет сомнений, что этот генерал Соколович, масон высшего (солнечного) градуса, которого Ардалион Александрович называет своим «старым товарищем», являлся им не только в полковом смысле, но и в смысле масонского братства.

Есть в рассказе Ардалиона Александровича и другие говорящие подробности на ту же тему. Упрямо заставляя князя идти вместе с ним к Соколовичам, генерал Иволгин приговаривает (курсив мой):

– … Впрочем, почему же не ввести мне сына моего лучшего друга и товарища детства в этот очаровательный семейный дом? Генерал Иволгин и князь Мышкин! Вы увидите изумительную девушку, да не одну, двух, даже трех, украшение столицы и общества: красота, образованность, направление… женский вопрос, стихи – всё это совокупилось в счастливую разнообразную смесь, не считая по крайней мере восьмидесяти тысяч рублей приданого, чистых денег, за каждою, что никогда не мешает, ни при каких женских и социальных вопросах…

Как известно, изобретателями всех этих женских и социальных вопросов были масоны. Безусловно, равенство женщин или сословное равенство сами по себе важны и полезны. Однако не секрет, что в руках масонов они неизменно оказывались удачным средством к революционным шатаниям и свержениям всего, что можно свергнуть и расшатать. В этом контексте обладающее столь говорящей в масонском смысле фамилией семейство Соколовичей явно не случайно поощряет все эти женские и социальные вопросы, как и положено в масонской семье.

*

И еще один важный момент. Затащив-таки князя в чужой дом, генерал Иволгин по выходе вдруг обнаружил, что Соколович живет совсем не здесь: «… Соколовичи, я теперь вспомнил, в другом доме живут и даже, кажется, теперь в Москве».

Зачем Достоевскому понадобилось наделять этих, казалось бы, абсолютно проходных Соколовичей такой деталью, как проживание в Москве? Дело в том, что на тот период единственным крупным (хотя и подпольным) масонским центром в России оставалась Москва. Как пишет В. Брачев: «Какого-либо единого масонского центра после 1822 года в России, видимо, не существовало. Наиболее значительные масонские силы группировались вокруг ложи «Ищущих манны» в Москве. <…> Ложа эта просуществовала в Москве до середины 1830-х годов, после чего распалась на более узкие по своему составу кружки братьев «Теоретической степени» и «Капитула ордена». <…> Численность их непрерывно падала, и к началу 1860-х годов в Москве функционировал, по-видимому, всего один только эзотерический кружок В.С.Арсеньева, в котором подвизалось не более десятка членов. Что касается Петербурга <…> к началу 1860-х годов о каких-либо масонcких кружках в Петербурге сведений уже нет. <…> Тайную масонскую ложу в Москве возглавлял вплоть до начала 1860-х годов Сергей Павлович Фонвизин»¹⁾.

Понятно, что все эти распавшиеся московские ложи никогда не исчезали до конца, а внешнее затишье всегда являлось лишь тихим омутом, черти в котором по-прежнему водились.