Кавказская Швейцария – Чечня. XIX-XX век

К шести часам вечера мы добрались до Маштароя, состоящего всего из четырех дворов. Старшина, уже пожилой, но еще вполне бодрый старик, пригласил нас к себе. Через вымощенный каменными плитами тесный двор проследовали мы в дом. Убранство комнаты не представляло каких-либо особенностей, если не считать нескольких плетеных кресел, да разноцветных обоев, украшавших стены.

Как обыкновенно водится в горах, вскоре после нашего приезда комната начала наполняться посетителями: их, конечно, привлекало любопытство и вместе с тем обычай – посетить заезжих гостей, разделить время и заодно откушать в общей компании. Наш хозяин и один из пришедших довольно хорошо владели русским языком, и из их рассказов я узнал подробности катастрофы, имевшей место в Кийском ущелье под 21-е и 25-е числа июля 1902-го года. 20-го числа после полудня разразился страшный ливень, сопровождавшийся грозой и градом, который достигал величины мелкого куриного яйца и в короткое время укрыл землю сплошь толстым слоем. Ливень прекратился только к вечеру 21-го. Переполненная устремившимися в нее с крутых склонов дождевыми водами р. Кий-хи выступила из берегов и с ужасающею силою несла огромные камни. Шум от бушевавшей реки, ливня и града, беспрерывные удары грома и сверкание молнии должны были поистине представлять ужасную канонаду, повлекшую за собою много бедствий: забитый градом и напуганный гулом и грохотом скот метался, попадал в реку и погибал; таким образом унесло много овец, телят и коров. Из конского табуна, пасшегося на свободе по северным склонам Басты-лама, бросились с высокого обрыва в реку 32 самых лучших лошади, и ни одной из них не было возможности спасти. Много нив, частью сжатых, частью стоявших на корне, сено, луга, – все это с пластами почвы смывалось и или погребалось под насосами, или уносилось в речку. Со скатов в дома неслись целые ручьи, и многие из построек сильно пострадали. Таких грозных явлений не могут припомнить местные старики, насчитывающие себе далеко за полвека. Ливень повторился под 25-е июля, но с гораздо меньшей силой и продолжительностью, почему особенных бедствий не причинил. Интересно, что только Кийское и часть Аргунского ущелья служили театром для разбушевавшихся стихий, и они совершенно не коснулись как соседнего с Кийским Бастинского ушелья (по южную сторону хребта Басты-лам), так и котловины речки Гехи. Из рассказов Кийцев я, наконец подробно узнал, что по ущелью Кий-хи к речке Чанты-Аргуну, а также и по последнему до укрепления Евдокимовского дорога совсем уничтожена. Пройти этим путем не только с лошадьми, но и пешеходам невозможно, почему мне предстояло окончательно отказаться от заранее предначертанного плана.

Кийское обшество состоит из 83 дворов, разбросанных в семи отдельных селениях и отселках по главному и боковым ущельям. В пользовании жителей находятся земли, расположенные по обе стороны ущелья, т. е. склоны – северный Басты-лама и южный Юкъ-ер-лама, с его разветвлениями в районе системы р. Кий-хи. За немногими, сравнительно, исключениями, эти земли представляют прекрасные альпийские пастбища, славящийся даже в окрестностях. Местность малолесная, и строительным материалом служит камень; вывозка необходимого в хозяйстве леса сопряжена с крайними трудностями.

Ущелье Кий-хи богато старинными высокими башнями, о которых, к сожалению, мои собеседники не могли мне ничего рассказать.

От Маштароя к Евдокимовскому нам предстояло идти кружным путем, и я попросил старшину с вечера позаботиться о лошади и проводнике в следующий день, а чтобы запастись силами, мы постарались пораньше пойти на отдых. 15-го августа в шесть часов утра мы были на ногах, напились чаю, закусили; скоро явился и проводник – очень бойкий горец из отселка Бурты, который помог объездчикам поседлать лошадей и навьючить наш багаж. Около семи часов наш небольшой караван покинул селение Маштарой и потянулся вначале левым склоном Кийского ущелья к востоку, а затем круто повернул к северу, в боковое ущелье р. Бурты-чоч. Втянувшись в пределы последнего, мы сразу натолкнулись на значительные препятствия: размытые ливнем склоны были сплошь засыпаны толщами разрушенного шиферного сланца и по ним вилась еле заметная тропинка; вследствие крутизны откосов, тропинка как-бы двигалась, ноги тонули в свежей осыпи, и надо было отпускать в дело все наличные средства, чтобы не слететь далеко вниз. Для лошадей этот путь оказался совершенно недоступным, и их пришлось вначале спустить с большим трудом к речке, по руслу которой и провести около версты. Взяв положительно приступом несколько отвесных выступов, мы вскарабкались на левый берег речонки, соединились с проводником и следовали узким ущельем вплоть до отселка Бурты, приютившегося на высоком утесе при слиянии двух горных ручьев. Он вполне может оправдать название каменного гнезда, так как состоит из дикого плитняка и обнесен весь такою же стеною. Мы миновали его и по крутой тропинке стали взбираться на возвышенности. Только к 12 часам дня судьба привела нас к селению Никарой, и проводник еще издали, с бугра зычным голосом оповестил никароевцев о нашем прибытии.

Все 37 дворов этого селения ютятся на площадке, на скалистом мысе при слиянии двух безымянных речек. Постройки очень скучены и дворы обыкновенно располагаются на крышах лежащих ниже домов. Достопримечательство служит единственная древняя башня, очень хорошо сохранившаяся; она имеет до 30 аршин высоты и состоит из четырех этажей, с куполообразной крышей, украшенной каменным шпицем. Постройку ее приписывают родоначальнику фамилии Никароевых, в отдаленную эпоху обосновавшемуся в этих местах. В настоящее время башня необитаема, и под крышей ее, в верхних бойницах привольно живут дикие голуби.

Окрестности селения на большое пространство совершенно безлесны, и необходимый для построек и других хозяйственных надобностей лесной материал жители должны привозить издалека по трудно проходимым горным дорогам; поставленные в тяжелые топографические условия, при полном, можно сказать, бездорожье, никароевцы еле-еле перебиваются получаемыми на месте продуктами своего хозяйства, главными отраслями которого являются скотоводство и земледелие, – последнее в ограниченных размерах, по недостатку подходящих к тому мест.

От Никароя нам следовало идти на сел. Эзихой. Мы обогнули основание скалистого мыса, версты на полторы поднялись вверх по речке и, преодолев два больших подъема и спуска, выбрались на хребет Юкъ-ер-лам, на ту его часть, которая окаймляет с юга восточные истоки р. Гехи в пределах ущельях мелькали селения, вырисовывались хребты, скалы и пологие покатости, заполняющие котловину верховьев р. Гехи.

Солнце жгло немилосердно, несмотря на то, что время порядочно перевалило за полдень. Упарившийся кони шли вяло, да и мы сами изрядно притомились. Теперь мы шли хребтом Юкъ-ер-лам к востоку. В глубоких лощинах к северу кое-где заметны были заросли низкорослых березок, рябины, ивы. Изумрудный ковер суб-альпийских лугов пестрел еще букетами цветов. По склонам ползали стада овец, коров, доносилось ржание коней.

Обогнув котловину р. Гехи, хребет дает широкую ветвистую цепь, круто поворачивающую от вершины Яцеб-корт (Учь-ашн-корт) на юго-восток. Минуя истоки р. Урус-Мартан, тропа проходит по узкому гребню и затем рассыпается в целую сеть тропинок по разветвлениям широких хребтиков. Наш проводник заметно смутился и стал, затрудняясь в выборе дороги к селению Эзихой. Кругом не было и признаков жилья, – только далеко в ущелье р. Урус-Мартан поднимался чуть заметный дымок над саклями аула Пешхой. Из этого неприятного положения нас вывели пастухи, которые указали нам настоящую дорогу.

Когда перед нами показались постройки селения Эзихой, солнце уже готовилось спуститься за горы. В блеске лучей заходящего светила на северо-западе рельефно выделялась конусообразная вершина г. Кеиб-корт, у южных увалов которой располагается оставленный нами несколько часов назад Никарой. На фоне совершенно безоблачного голубого неба к югу очерчивались снежные вершины и между ними красовались два грандиозных конуса горы Тебулос; на седловине их видны снежные накопление, а крутые скаты изобилует темными пятнами – скалистыми обнажениями.

По обильно покрытой росою траве мы спустились в широкую лощину и в восемь часов вечера кунацкая эзихоевского старшины приняла нас под свой кров. Обычные гости и здесь не преминули появиться; к ним присоединилась еще группа нарядно одетых молодых людей с кремневыми пистолетами за поясами. Эта депутация явилась просить нас на свадьбу; но за истекающий день мы изрядно устали (почти три четверти всего пути пришлось пройти пешком), почему любезно уклонились от приглашения.

По случаю нашего приезда традиционный барашек подвергся своей злой участи, и отказаться от ужина было невозможно. В ожидании его я вышел на террасу. Луна только что поднималась из-за гор. Откуда-то издалека доносился с дуновениями ветерка печально-монотонный напев горской песни. Постоянно выплывали из мрака детали окрестностей, развертываясь в очень красивый пейзаж. Вскоре из соседней сакли послышались звуки гармоники, хлопанье в таких ладоней, гиканье джигитов, отжаривающих бойкую горскую лезгинку, и зажигающие кровь пистолетные выстрелы.

Странно, что при такой обстановке на меня нашло прозаическое раздумье о неприглядном культурном положении горцев. Как бы там ни говорили о «внесении в жизнь и понятия чеченцев, путем непосредственного влияния, элементов цивилизации», но на самом деле со времени окончания Кавказской войны «без всяких искусственных мер» в этом направлении существенного ничего не достигнуто. Присматриваясь ближе к жизни чеченцев-горцев. Невольно приходишь к заключению, что ограничиваться одними «естественными рассадниками русской культуры» в виде слобод при укреплениях Шатой, Ведено и Воздвиженская далеко не достаточно и что надо дать нечто другое, что могло бы улучшить экономическое и нравственное положение горцев.

Хозяйство горца, главный источник его жизни – скотоводство – стоит на очень низком уровне. Не будет преувеличением, если мы скажем, что оно ни на один шаг не двинулось вперед за последние 50—60 лет, идет тем-же рутинным путем, как шло и до водворения русского владычества. Скот мелкий, дает мало молока и притом невысокого качества. Обработка продуктов самая примитивная и приносит владельцу мизерную пользу. А посмотрите на прекрасные горные луга и пастбища, раскинувшиеся хотя бы в пройденной местности, и вы, как бы скептически ни отнеслись к вопросу, придете к убеждению, что здесь лежит посеянный самою природой залог благосостояния людского, который не замедлит дать плоды, если умело взяться за дело. При таких условиях улучшение породы молочного скота, по моему мнению, должно было бы оказать несомненную пользу в повышении экономического благосостояния населения, а приобретение по несколько кровных производителей для общественных стад на льготных условиях едва-ли будет обременительным; наиболее подходящей к местности породой будет швейцарская. Равно нуждается в улучшении и овцеводство.

Не помню, где мне пришлось однажды читать, что о степени культурности страны можно судить по состоянию в ней дорог. Более печальное положение путей сообщения, чем в здешних горах, трудно себе представить, а дорог, в точном смысле слова, совсем не имеется. Даже при современном примитивном хозяйстве и жизни горца горные тропы в непогоду составляют чистое горе. Только бесшабашность, безразличное отношение не только к животным, но и к себе лично, и крайняя нужда заставляют человека пускаться в дорогу. Следует обратить внимание на проложенные во время завоевания края войсками дороги. Остатки их еще и в наше время местами сохранились, хотя, без поддержки, находятся далеко не в блестящем виде. Мне думается, что разработкой, расширением и своевременным ремонтом этих дорог можно было бы сильно облегчить сообщение в горах и сделать их доступными во всякое время.

Если коснуться народного образования, то здесь мы найдем также огромный пробел: не только в горной, но и в плоскостной Чечне совсем нет школ. Не могу сказать, чтобы туземцы чуждались образования: напротив, среди них находятся люди, желающие дать своим детям возможность научиться русской грамоте и языку. Мне рассказывали, что с этою целью в одном из плоскостных селений (Старые Атаги) несколько домохозяев-чеченцев наняли какого-то слабожанина (бывшего писаря), дали ему квартиру, столь и за каждого мальчика положили по 1 рублю в месяц за обучение. Быть может, случай этот и единичный, но он до некоторой степени служит показателем потребностей населения и с ним считаться надо. Можно с уверенностью сказать, что, раз будут введены школы в плоскостных чеченских аулах, в них станут отдавать своих детей и горцы, отчего, конечно, дело народного образования быстрее двинется вперед. Весьма возможно, что первоначально придется понудить население принять участие в оборудовании в аулах низших учебных заведений, но стесняться с этим едва-ли следует, имея в виду общественное устройство даже и русских селений и станиц, в которых сплошь и рядом полезные нововведения встречаются неохотно, а иногда и враждебно. В таких случаях приходится действовать и… «речей не тратить по пустому там, где надо власть употребить».

Селение Эзихой состоит из 30 дворов и расположено в долине одного из разветвлений речки Бечик-чоч. Широкое ровное плато с чистенькими постройками и просторными усадьбами производит, после скученных селений Кийского старшинства и Никароя, очень приятное впечатление. К укреплению Евдокимовскому отсюда ведет просторная тропа по левым склонам ущелья. Кое-где куртинами и значительными островами встречаются по дороге насаждения из березы, липы, карагача и изредка дуба. Склоны окрестных возвышенностей мягкие, с небольшими падениями, и по ним на значительной площади разбросаны посевы кукурузы, пшеницы, ячменя, проса и овса. Через три часа пути от Эзихоя мы были уже на склонах, непосредственно обрамляющих левую сторону Аргунского ущелья. Отсюда открываются красивые виды как на главное ущелье, так и на противоположные боковые – рр. Чанты-ахк и Хочарой-ахк, с покрытыми лесом крутыми боками и небольшими плато, сплошь засеянными кукурузой и другими злаками. Открытые свободному действию ветров и солнечных лучей крутые покатости левой стороны Аргуна дают приют лишь скудной суходольной травянистой растительности, а из кустарников здесь произрастают барбарис, палласова крушина, местами алыча.

По зыбкому временному мосту над бушующей, вскидывающей седые гривы своих черных волн р. Чанты-Аргун дорога привела нас к Евдокимовскому. В полуверсте от его стен, за речкой Чанты-ахк, расположен аул Итум-кале (67 дворов), с базаром, на котором имеются два-три двухэтажных дома – местные лавки. В общем это местечко является сравнительно крупным рынком для очень многих окрестных селений и в то же время служит административным центром: в укреплении расположена ставка начальника 6-го участка Грозненского округа.

На протяжении 5—6 верст вниз от укр. Евдокимовского р. Чанты-Аргун течет по дну широкой котловины. Склоны ее почти совершенно безлесны. Слагающие их породы и жгучее солнце, по всей вероятности, не дают возможности развиваться и травянистой растительности: она очень скудна. Из кустарников встречаются: около дороги – барбарис, палласова крушина и держи дерево, по вершинам и головищам балок – куртины березняков. Дно котловины усеяно булыжником и разной величины галькой и прорезывается в двух местах глубокими оврагами, имеющими свое начало в складках левых склонов; после июльских ливней дорога и мосты на них были уничтожены и овраги представляли нелегкие задачи для переправы. Ниже русло Аргуна упирается в отвесную скалу, в которой пробивали новую дорогу вместо сорванной: временно для прохода здесь были уложены каменные плиты, и по ним следовало проводить лошадей, снявши с них предварительно седла, так как навес был очень низок. Брызги от клокочущей между валунами реки так обильно обдают путника, что через 15—20 шагов по помосту платье его промокает насквозь.

Между аулами Безгантхой и Денкале котловина обрывается и Аргун врезывается в мощные толщи известняков, спадая в узкую трещину. Под навесом правого отвесного утеса, у самой воды, прилеплены две древних башни. В отношении самообороны и охраны прохода строителем их место выбрано очень удачно. Здесь же через реку лежит круглое дерево, служащее мостиком для пешеходов; признаюсь, что перебираться по таким сооружениям можно лишь человеку с очень крепкими нервами: малейшая неосторожность, неверный шаг – и смельчак неминуемо должен погибнуть в беснующихся водах реки.

Ниже этого места река все глубже уходит в гигантскую трещину и течет в узком коридоре. Отвесные стены Аргуна достигают 20—40 сажен высоты и по левой стороне его, в скалах, пробита дорога, образующая естественное шоссе на всем протяжении ущелья в полосе известняков. С переменой характера местности появляется и древесная растительность: венчающие склоны ущелья скалы украшаются соснами, ниже их произрастают липа, дуб, карагач, а дорога осенена кустами кизила, орешника, свидины и проч. К особенностям этой части ущелья можно отвести богатые залежи прекрасного алебастра, мощным слоем прорезывающие отложения грубых известняков, да удушливый запах сернистых паров от обильных ключей.

У селения Вашендерой река выходит на простор и широким плесом разливается по дну небольшой котловины. Дорога переходит на правый берег и, перерезавши каменистое русло речки Верды-ахк, поднимается в слободе Шатой. Высокая открытая терраса между рр. Верды-ахк и Аргуном служит местоположением слободы. Непосредственно за небольшой площадью сельскохозяйственных угодий шатоевцев высятся мягкие склоны отрогов г. Хайка-лам, задрапированные лесною растительностью. На противоположной стороне главного ущелья на плато и пологих скатах, спускающихся к северу от хребта Тумсой-лам (под этим названием у туземцев известны горы, служащие продолжением Пешхой-лама к востоку – от истоков р. Урус-Мартан до Аргуна), разбросаны чеченские аулы Цогуной, Вашендерой, Бардой и др.; вокруг и между ними леса совсем нет: он давно уже сведен для получения свободных мест под пашни и покосы.

Твердое полотно дороги по ущелью Аргуна заставило меня на следующий день перед отправлением в дорогу подковать своего коня. Кузнец-лезгин живо обделал эту операцию и в 11 часов дня 17-го августа мы покинули Шатой. Аргун снова закрылся в глубокую теснину и глухо шумел где-то далеко внизу. Однако, ландшафт уже не так дик, а обилие леса смягчает крутые ребра и скалистые обнажения. У поляны Ярышмадры, по половине дороги от Шатоя к Воздвиженской, прерываются наслоения известняков и появляются глины. Прочное природное шоссе заменяется искусственным, но вследствие постоянного сползания почвы здесь его невозможно содержать в порядке: грязь и топи не переводятся в этих местах даже и в сухую погоду. Вырвавшись из крепких каменных берегов на простор, река мечется во все стороны, постоянно изменяет свое течение и подтачивает рыхлые берега. Чтобы оградить дорогу от размыва, требуется из года в год сооружение береговых плотин.

На высокой площадке по левую сторону реки мелькнули развалины бывшего Аргунского укрепления, и отсюда мы окинули в последний раз прощальным взглядом пройденное ущелье. Солнце близилось к закату, и на глубокие впадины уже ложились густые вечерние тени. Вздымаясь одна над другою, убегая к югу, тонули в голубоватой дали несколько параллельных горных цепей, а на самом заднем плане, замыкая картину, высились снежные громады. М. А. Ивановъ.

Экскурсия в нагорную Чечню 1901 год

«Экскурсия в нагорную Чечню и Западный Дагестан летом 1901 года»

Известия Кавказского Отдела Императорского Русского Географического Общества. Том XV. 1902.№4-й.

По весьма лестному для меня поручению Кавказского Отдела Императорского Русского Географического Общества, побывал я в 1901 году в нагорной Чечне и в западном Дагестане, с восточными частями которого я уже раньше познакомился, совершив в 1895 г. с венгерской экспедицией графа Зичи поездку из Петровска на Гуниб и в Хунзах через Дешлагар и Дербент вдоль Каспийского моря и во второй раз, в 1898 г., перейдя Гурский перевал, где берет начало один из истоков Ак-Самура, и поднявшись по верховьям Кара-Самура на Чульты-Даг, откуда спустился к Казикумухскому Кой-Су, перешел к Кара-Кой-Су и вернулся через Вантляшетский перевал в Кахетию.

Экскурсию свою в нагорную Чечню и западный Дагестан я начал с севера, отправившись в первых числах июля месяца по военно-грузинской дороге во Владикавказ, а оттуда по железной дороге в Грозный. Следуя из Беслана по этой дороге, невольно удивляешься тому, что Терек не выбрал для своего течения той низменности, по которой проходит железная дорога и где дальше протекает река Сунжа. Низменность эта, как известно, ограничена на юге отрогами Черных гор, а на севере – двойной горной цепью, достигающей в иных местах 3000 ф. высоты и называемой некоторыми географами Сунженским хребтом. Тут пастбищные места чередуются с пашнями, многочисленные курганы правильными рядами тянутся по равнине, местами появляются осетинские деревни, а дальше и казачьи станицы, походящие с своими высокими тополями на оазисы в пустыне. Ближе к Сунже там и сям приютился лес. Проехав часа четыре-пять по железной дороге, мы приближаемся к Грозному, второму по размерам нефтяной промышленности городу на Кавказе. Уже издали мы видим цистерны и большие резервуары, а также заводы для очистки нефти. Но вышек не видно: они лежат на 12 верст севернее. Добываемая там нефть течет в Грозный по трубам. Насколько грозненская нефтяная промышленность еще уступает бакинской, видно из данных, напр., за 1900-й год, когда в Грозном воров с некоторыми заинтересованными в этом деле лицами я заключил, что никто не желает рисковать большими капиталами и почти все соблюдают выжидательное положение. Раз у одного более смелого промышленника покажется обильный фонтан – сейчас же и все соседи усерднее примутся за дело.

Нельзя сказать, чтобы город Грозный, имеющий теперь до 16000 жителей, производил особенно отрадное впечатление: довольно вспомнить, что народное остроумие перекрестило его в город «Грязный». И действительно, во время дождей мягкий наносный грунт превращается в невылазную грязь. Старая часть города, с широкими улицами и характерными низкими постройками, еще совсем напоминает станицу. В новой части города, за мостом, есть уже более представительные дома и большие магазины. Из окон весьма хорошей гостиницы нам представляется вид на эту новую часть и на реку Сунжу, лениво катящую свои грязные волны среди невысоких берегов.

От первоначального своего намерения направиться из Грозного в Ведено и оттуда по «царской дороге» через Ичкерию к Керкетскому перевалу и к интересному озеру Эзень-ам мы отказались по совету начальника Грозненского округа полковника Ст-а. весьма любезно снабдив нас разными полезными для нашей экскурсии сведениями и бумагами, он предложил нам следующий маршрут: « Воздвиженск – Шатой – Шарой – Ригахой – Эзень-ам». На этом пути нам представилась большая возможность познакомиться с нагорной Чечней и ее обитателями.

В Шатой можно доехать на почтовых. Дорога ведет сперва по степи, порядком уже выжженой июльским солнцем: единственная почти растительность состоит здесь из колючих кустов «держи-дерева» (Paliurusaculeatus) и диких яблонь. Но скоро начинаются обширные пашни; пшеница на плодородной почве хорошо рождается, попадается также много кукурузных полей, местами мы видим и бахчи. Река Аргун остается пока налево в некотором расстоянии от дороги. Лишь у Воздвиженска мы подъезжаем ближе к ней. В этой станице базар в день нашего прибытия был очень оживленный. Большие груды огурцов, груш, яблок и т. д. свидетельствовали о том, что в этой части Чечни жители с успехом занимаются огородничеством и разведением фруктовых садов. За базаром стоит красивая церковь, в ограде которой воздвигнут каменный крест, найденный в земле при заложении укрепления в 1844 г. на месте чеченского аула Чахкери. Крест этот и дал повод к наименованию укрепления. Он замечателен тем, что его концы образуют прямоугольные равнобедренные треугольники. Откуда взялся этот крест, неизвестно; но, во всяком случае, этот символ христианской веры доказывает, что тут когда-то раньше жили христиане. Но, если в некоторых описаниях мы читаем, что в Чечне сохранилось довольно большое число христианских памятников, то это никак нельзя отнести к Грозненскому округу (Западнее, например, в верховьях Ассы, у аула Пуи и у аула Ангушта я знаю развалины двух церквей. Первую я описал в «Кавказском Вестнике» за 1901 г.). Некоторым сведущим людям, с которыми я беседовал по этому поводу, известны еще лишь два креста в названном округе, недалеко от Шатоя, о развалинах же христианских святынь они ничего не знают. – На южном конце станицы расположены большие казармы и рядом обширный лагерь. В виду того, что укрепление находится близ выхода р. Аргуни на плоскость, оно и теперь еще имеет некоторое стратегическое значение, тем более, что Аргунское укрепление при ауле Дачу-Барзой, где сливаются Чанты-Аргунь и Шаро-Аргунь, разрушено. Выход реки на плоскость из лесистой теснины «Аргунских ворот» живо напоминает долину Терека к югу от Владикавказа, с тою только разницей, что там все размеры гораздо величественнее. Тут немного выше слияния двух рек перекинут через стремительный Чанты-Аргунь длинный мост, который, однако, оказывается слишком коротким во время половодьи, когда подъездной путь к мосту находится под водой и сильно размывается. Известно, что в январе 1858-го года на этом месте Шамиль приготовился к упорному сопротивлению, но, благодаря ложным демонстрациям, был вытеснен отсюда генералом Евдокимовым.

Хорошо поддерживаемая красивая дорога ведет вверх по правому берегу реки; прекрасный лиственный лес и кустарник покрывают пологие склоны гор; редко над верхушками высоких деревьев высятся группы красивых скал. За несколько верст до Шатоевского укрепления лес прекращается и узкая долина расширяется в небольшую котловину. По правой стороне мы замечаем несколько башен на скалистом выступе – остатки чеченского аула. А впереди нас белеют стены Шатоевского укрепления, которые, приспособлялись к неровной местности, поднимаются с одной стороны до холма. Грозно смотрят бойницы, из которых уже с давних пор не стреляли. Через ворота мы въехали в крепость, в которой помещается несколько казарм и квартиры офицеров и чиновников, а также несколько лавок и домиков чеченцев (Имя Шатой производят от чеченских слов Шуата – баранья кишка. Следовательно, Шатой – местность, где много бараньих кишек, – другими словами, где процветает овцеводство).

Местоположение маленькой крепости Шатоевской довольно красиво. На юге за зелеными холмами возвышаются снежные вершины Майтис-Тави и исполина Тебулоса. По тому-же направлению в густо населенной долине Аргуни дорога ведет в бывшее укрепление Евдокимовское. Мы же, пересев на верховых лошадей, направились к востоку, следуя вдоль хребта, отделяющего Шато (Чанты) -Аргунь от Шаро-Аргуни. Хребет этот достигает своего высшего подъема на горе Ямбе-Этте (около 6100). Многочисленные чеченские аулы, окруженные хлебными и маисовыми полями, приятно поражают глаз. Домики внутри и снаружи весьма чисто выбелены. Местный белый известняк, в сыром и жженном виде, дает прекрасный строительный материал. Всюду поля заботливо огорожены плетнями и на многих местах устроены террассы для того, чтобы увеличить площадь культурной почвы. Все эти аулы выстроены недавно: чеченцы (в данной местности живут общества Чаберлой) прежде жили на маленьких хуторах, но в интересах большей безопасности и для удобства правления поселили их в аулах. Самый большой из этих аулов – Ханкале – на протяжении почти версты расстилается у подножия хребта. Миновав его, мы по крутому спуску скоро спустились в глубокую узкую долину Шаро-Аргуни, вырезавшей себе ложе среди отвесных известняков; потом, так-же круто, переехав маленький мост, поднялись к ставке Шаро – Аргунь, резиденции пристава. В доме самостоятельного хаджи, недавно вернувшегося из Мекки и Медины для ночлега, и радушный хозяин угостил нас всем чем мог.

На другой день нам пришлось очень долго ждать лошадей, которых надо было пригнать из соседних аулов Соной и Лай, высоко расположенных над «ставкой». Такое замедление впоследствии причинило нам много неприятностей. Вообще в Кавказских горах для путешественника весьма рискованно, когда в дороге его застигнет ночь. На юге нагромождались свинцовые грозовые тучи, не обещавшие нам ничего хорошего. Солнце жгло немилосердно. Крутыми зигзагами поднялись мы на широкий хребет Сурук-Дук. Долгое время дорога шла среди тенистого лиственного леса. Место, где кончается лес, известно сражением русского батальона с восставшими в 1877 г. жителями расположенных внизу в долине чеченских аулов Богачирой и Нежилой.

Путь по широкому хребту Сурук-Дук (выше 9000) с прекрасными альпийскими лугами, с чудными лугами, с чудными видами на глубокую долину р. Ахк-Келой и его притоков, а также на горные хребты меловой формации, тянущиеся по разным направлениям и превосходящие Сурук-Дук своей вышиною, был бы весьма приятен, если бы на самом высоком месте не застигла нас страшная гроза. Сильный дождь с градом сопровождался такой бурею, что лошади ни за что не шли дальше. Пришлось спуститься в маленькую лощинку, которая хоть немного защитила нас от свирепой непогоды. Яркие молнии сверкали вокруг нас, ударяя в высшие точки хребта, и оглушительные раскаты грома беспрерывно носились в воздухе, возбуждая стократное эхо. Гроза, однако, скоро прошла, но вместе с тем наступили сумерки, и густой туман уменьшил и без того уже скудный свет. А между тем до аула Ригахой было еще далеко. По скользкой траве мы поднимались и спускались с холма на холм бесчисленное число раз, следуя по пятам ехавших впереди товарищей, фигуры которых в тумане казались нам какими-то чудовищными. Наши проводники, видно, сами не знали, где мы находимся, пока встретившиеся пастухи не указали им направление дороги. Так наконец добрались мы благополучно до аула Ригахой, мокрые и продрогшие до мозга костей. Багаж наш значительно отстал, а пока мы сушились у камина, где пылал приятный огонек. Тут нам было уютно и хорошо, между тем как крупные капли дождя и снег, гонимые ветром, ударяли в окошко. У нашего хозяина были окна с настоящими стеклами – весьма редкое явление в нагорной Чечне: обыкновенно маленькие отверстия в стене запираются дощечками. Вместо лучин, которыми тут обыкновенно пользуются для освещения, у нас горела настоящая лампа.