Веня молча шагал позади слегка притихших, но также бурно болтающих Максима и Вани. Разглядывая плотные ряды могил, между которыми, как между зубами, практически не было зазоров, Веня подумал: "Им там, наверное, тесно". Ему было боязно праздно бродить по кладбищу. Казалось, что, если и можно сюда приходить, то только по веской причине, вроде смерти близкого или же своей собственной. А они заявились в такое место с улыбками на лицах и пакетами в карманах, чтобы собрать побольше конфет. Это походило на воровство, только Веня не мог понять, у кого они воруют: у живых или у мертвых. Он шел в ожидании, что вот-вот из-за кустов выпрыгнет какая-нибудь старушка со сморщенным от горя лицом и прогонит их, как следует отхлестав мокрым от слез полотенцем.
Между тем Ваня и Максим принялись шарить по могилам и, не разбирая, складывать найденные конфеты в шелестящие кульки. Веня смотрел на них с удивлением: до самого конца он не верил, что им действительно удасться хоть что-то здесь отыскать.
–– Э-э-э, ты че все себе заграбастал? Это мои конфеты!
–– Это с какой такой радости?
–– Я их первый нашел.
–– А я первый забрал.
–– Так ты их первый забрал потому, что увидел, что я их увидел и иду за ними!
–– Но я ведь первый до них добежал.
–– Но это нечестно!
–– Это с какой такой радости?
–– Ты крыса!
–– А ты баба.
Пока друзья ссорились, Веня подошел к ним и стал рассматривать могильную плиту, рядом с которой они стояли. Анатолий Борисович Гусев, 1956-2009. С холодного камня на Веню взирал черно-белый старик со строгими лохматыми бровями, оттопыренными ушами и толстой бородавкой на щеке. Лицо Анатолия Борисовича было сосредоточенным и серьезным, будто на момент съемки он уже знал, что эта фотография будет отпечатана на его надгробии. Веня заметил, что большинство покойников выглядели точно также и точно также смотрели на мир живых холодным, металлическим взглядом. Обычно, фото для надгробия берут из паспорта усопшего, а ведь именно на паспортной фотографии чаще всего человек получается неудачно.