Мухаммед. Жизненный путь и духовные искания основателя ислама. 571—632

Хадиджа

Никогда Бог не давал мне лучшей женщины.

Мухаммед

Пустыня. Идет караван. Двадцать или тридцать верблюдов величественно вышагивают один за другим. Их глаза выражают меланхолическую гордость, их шаг – олицетворение спокойствия и размеренности. Животное это отличается умеренностью и ровным характером. Но погонщик допустил бы ошибку, подойдя к нему слишком близко: он вытянул бы шею и больно укусил бы. Верблюд хитер, груб, опасен. Он похож на пустыню, свое место обитания. На спине первого в цепочке сидит молодой человек. На нем шелковый тюрбан и аккуратная одежда. Его кожа вокруг глаз натерта ароматным маслом, чтобы защитить их от жары, падающей на пустыню с высоты раскаленного неба. Ему двадцать пять лет; его борода, гордость, украшение араба, еще не успела стать длинной. У него серьезный вид. Верблюды несут тяжелый груз; надо его еще более увеличить; молодой человек занимается этим. Его темный взгляд серьезен; он спокойно смотрит вдаль. Его руки столь же мало огрубели, как и у ученого, его рот – алая полоса внизу лица.

Идут часы. Молодой человек смотрит вдаль. Он здесь первый среди всех, и на него по-прежнему распространяется невидимое покровительство города Мекки. Но кто в Мекке осуществляет эту защитную миссию? Тайна. Молодой человек смотрит на расстилающийся перед ним простор. Он уверенно ведет караван. Он продает товары, ведет переговоры с хитрыми купцами, удачно покупает и увеличивает богатство своей госпожи.

И вот снова: пустыня, верблюды, часы пути и одинокие мысли. О чем он думал в пустыне? О вечном песке? О безграничном небе и невидимых силах, управляющих тем и другим, о Боге. В мире, открывавшемся Мухаммеду, каждый думал о Боге; религиозные вопросы пользовались большой популярностью. Бог, находясь в центре мира, занимал то самое место, которое в наши дни занято политикой. Каждый человек имел свои представления о божественной силе, и каждый спорил с идеями других. В Йемене и в Сирии караван Мухаммеда встречал, на первом плане по актуальности, вопросы о Боге. На базарах, среди чиновников, в церквях, в садах, в банях не спорили ни о чем другом. Приверженцы различных сект проповедовали в общественных местах; каждый убеждал в истинности собственной веры и обличал ошибки коллег. Монофизиты, монофилиты, григориане, копты, несториане, христиане и иудеи самых разных тенденций сходились в жарких спорах. Все претендовали на знание божественного откровения, каждый по-своему понимал смысл Библии, хотя содержание ее было одинаково для всех. Достаточно было каравану спокойно проехать через город и пустыню, чтобы оказаться вовлеченным в дискуссии. Стоило остановиться на базаре, и тут же тебя окружали фанатичные проповедники. В пустыне встречались старые аскеты, спрашивавшие, во что вы верите, проповедовавшие скорый конец света и всегда призывавшие на помощь божественное откровение, должное подкрепить их слова. Одним словом, все вращалось вокруг религии.

Религия! Только человек, чужой для Мекки, мог не знать, сколько интересов зависело от нее. Разве большой город в пустыне не возник вокруг святилища? Разве его богатство не увеличивалось пропорционально количеству его богов? Религиозные споры продолжались даже на пороге Каабы, где разные племена спорили о силе Хубала, Латт, Уззы. А кроме того, там встречались христиане и иудеи, также пылко отстаивавшие правоту откровений, полученных ими от Бога, и проповедовавшие в пользу своих сект. Все эти различия очень нравились мекканским торговцам: они придавали городу известность.

Сами они слабо верили в идолов своих богов, помогавших завлекать посетителей и получать прибыль. Древняя религия умерла. От нее остались только реклама, внешние обряды, устаревший культ, неповиновение и варварство. В Мекке многие это чувствовали, знали. Но как отказаться от богов, обеспечивающих городу богатство? Купцы отказывались от этого категорически, со всей возможной энергичностью. Тому, кто желал в первую очередь найти божественную веру, истинную веру, оставалось лишь покинуть Мекку. Таких душ, ищущих Бога, было достаточно, но горожане не обращали на них внимания. Каждый мог самостоятельно искать путь к спасению, лишь бы только эти поиски не поколебали основы их богатства. О богоискателях, ханифах, говорили с иронией, смешанной с почтением.

Но где найти истину? Выйдя из Мекки, что ты там обнаружишь? В Сирии, Палестине, в Египте – практически везде вокруг арабской земли творилось примерно одно и то же: христиане яростно враждовали между собой. Простая душа жителя Мекки, отправившегося на поиски Бога, не могла разобраться в этом хаосе. И ни иудеи, ни христиане, ни сектанты не могли принести ей успокоения. Тогда ханифы отправлялись странствовать по пустыне, читали различные священные писания и оставались во власти сомнений. Почти все они отвергли мертвых богов Мекки; они сохраняли память о великом и могущественном божестве, называемом Аллахом, прежнем владыке арабского народа. Но никто не знал, каким путем прийти к этому Богу: древний монотеизм арабов умер, погребенный под тысячелетними легендами, за которыми его невозможно было различить. Так что, хотя пламенная вера ханифов была обращена на древнего верховного Бога, ни один из них не решался ее воскресить. Они без устали ходили по пустыне, седели, терпели разочарование в своих поисках истины, а народ воспринимал их то как святых, то как безумцев.

Хашимит Мухаммед насмотрелся на эти вещи во время своих долгих поездок. Он тоже знал, что боги Каабы отжили свое и какие обстоятельства продлевали этот культ мертвых. Слышал он и о существовании откровений, которые обсуждал мир и которые непременно исходили от могущественного и истинного Бога. Его большие глаза внимательно отмечали все, что встречали в пустыне, в том числе и людей, ушедших туда за истиной. Но Мухаммед был еще молод, а его верблюды были тяжело нагружены. И он должен был нагрузить их еще больше, чтобы увеличить богатство своей госпожи. Сам же он получал от Хадиджи оплату, составлявшую две телки, что считалось весьма выгодным.

У него было достаточно ловкости и опыта в практической жизни. Ежедневные переговоры о торговых делах не только увеличивали его благосостояние, но и оттачивали его ум. Он водил караваны уже три года, и очень немногие деловые люди соединяли в такой высокой степени, как он, честность и успешность. Богатство Хадиджи росло, а параллельно рос и престиж ее управляющего, достигшего двадцативосьмилетнего возраста. Сам же он так и не разбогател. Он оставался бездетным холостяком, тем, кого арабы называют «человек без продолжения».

И тут к нему пришло нежданное счастье.

Историкам мало что известно о прошлом Хадиджи. Видимо, о ней особо нечего рассказывать. Она являлась дочерью Хувайлида из рода Курайш, то есть она принадлежала к благородному племени Курайшитов. Была уже не молода, дважды побывала замужем и пережила обоих супругов. Как и все в Мекке, она занималась торговлей, жила уединенно, копила богатства и мечтала о счастье. Из-за угла окна она наблюдала за привозом и вывозом товаров, за приходами и уходами своего молодого управляющего и караванщика. Он был столь же красив, сколь и молод. Он покорил ее сердце. Многие мужчины мечтали получить руку Хадиджи, но мало кто в Мекке мог соперничать с Мухаммедом в добродетели и личном обаянии.

Однажды раб Хадиджи Майсара пришел к Мухаммеду.

– Почему ты не женишься? – спросил он его. – В твоем возрасте у мужчины должна быть по меньшей мере одна жена и несколько детей.

Мухаммед ответил, как ответило бы большинство мужчин, занимавших его положение:

– Я зарабатываю довольно, чтобы удовлетворять собственные потребности, но недостаточно, чтобы заводить жену и детей.

– А что, если тебе найти жену богатую, при этом красивую, да к тому же благородную, – продолжал раб.

– Подобных женщин не бывает.

Так осторожно ответил Мухаммед.

На следующий день к нему пришла сама Хадиджа и заявила своему управляющему:

– Мухаммед, я люблю тебя за твою верность, искренность, за чистоту твоих нравов. Тебя уважает народ; как и я, ты происходишь от благородного корня Курайш. Я хочу стать твоей женой.

Мухаммед принял предложение Хадиджи.

И тут начались странные, специфически арабские сцены. Брак с бедным служащим, какой мезальянс! Как на него согласится отец Хадиджи?

Хадиджа устроила пир, на который позвала Мухаммеда и старейшин Хашимитов. На почетном месте восседал отец хозяйки, Хувайлид, старец, любивший выпить. Дочь не переставала наполнять его стакан, который он жадно осушал с радостью и благодарностью. Затем вышли две красивые рабыни, которые станцевали перед Хувайлидом и сыграли на цимбалах, что ему очень понравилось. Когда он уже начал клевать носом, Хадиджа приказала принести свадебный наряд; после чего старейшина Хашимитов, Абу Талиб, произнес торжественную речь, восхваляющую его племянника, и за скромную плату в несколько верблюдов попросил для него руку Хадиджи.

Старик почти не понял, о чем идет речь. Когда все закончилось, Хадиджа взяла его за руку, подняла ему голову и попросила дать ей отцовское благословение. Потом, в соответствии с обычаем, принесли верблюда в жертву в пользу бедных, и какой-то пребывавший в хорошем настроении дядюшка быстро произнес установленную брачную формулу. На следующий день отец узнал неприятную новость. Сначала он хотел объявить своему зятю и всему клану Хашимитов вечную кровную месть. Лишь с большим трудом удалось утишить его гнев.

Так Мухаммед женился на Хадидже.

Их брак продлился долгие годы. До самой смерти Хадиджа никогда не пожалела о том, что выбрала в мужья скромного погонщика верблюдов из клана Хашим.

Счастье Мухаммеда

Я всего лишь такой человек, как вы.

Мухаммед

Через свой брак Мухаммед вошел в высшую мекканскую аристократию. Его престиж вырос. Он был счастлив. Он спокойно продолжал заниматься делами, каждый день приходил на большой двор Каабы и вел размеренную жизнь удачно женатого негоцианта. Как мы сказали, Хадиджа могла только радоваться своему выбору. За сорок четыре года их брака Мухаммед проявил себя лучшим из мужей. Время шло, спокойно и без происшествий. В городе хвалили Мухаммеда, отличавшегося аккуратной одеждой, легким характером, скрупулезной честностью и благочестивой богобоязненностью. Сам он однажды сказал: «Благовония, женщины и особенно молитва – это для меня лучшее, что есть в этом мире!»

В те времена, как и позднее, он хвалился своей несравненной мужской силой, делавшей его знаменитым среди племен страны. Мудрые арабские старцы с почтением рассказывали, что «Бог дал ему столько же семени, сколько тридцати мужчинам». Для жителей Востока нет лучшего доказательства милости Всемогущего. Позднее у Мухаммеда будет много случаев подтвердить свою мужественность. Гораздо примечательнее отметить, что он, самый мужественный из всех арабов, оставался непоколебимо верен бывшей намного старше его супруге до самой ее смерти.

Его путь был прямым и незапятнанным. Никто не мог обвинить его ни в малейшем грехе. Именно из круга его ближайших друзей, досконально знавших его частную жизнь, выйдут в будущем самые пылкие и самые верные адепты его миссии. Притирания, помады, уход за волосами также были ему знакомы. На ночь он натирал глаза, чтобы сохранить сильное зрение и еще больше увеличить их блеск. Черные волосы, которые он смазывал помадой, ниспадали до плеч, заплетенные в две косы. Его голову украшал элегантный шелковый тюрбан. В течение дня он совершал многократные омовения, постоянно жевал щепочку, чтобы зубы всегда были белоснежными, носил бороду, имел резкие черты, темно-золотистую кожу и чувствительное обоняние. Достаточно было поесть в его присутствии чесноку, чтобы доставить ему неприятные ощущения. Так Мухаммед вел себя до своей миссии, таким он останется до смерти. Эта радость, которую он испытывал от своего тела, своей силы и своей красоты, останется характерной чертой ислама. Для Мухаммеда христианские аскеты и кающиеся грешники, умерщвлявшие плоть и отказывавшиеся от радостей, были предметом отвращения и ненависти; он не мог их понять.

Но этот элегантный и богатый человек, такой холеный с виду, такой надушенный, казалось, полностью предававшийся радостям жизни, был тем не менее серьезен до суровости. Неудивительно, что помимо ароматов и женщин он больше всего любил молитвы.

Когда Мухаммед достиг сорокалетнего возраста, он начал посещать Совет нотаблей Мекки, заседать на собраниях в Каабе. И там тоже его ценили за прямоту характера, как человека, на которого можно рассчитывать, хотя он скупо давал обещания. Его серьезность внешне не сочеталась с даром изящного красноречия и поэтическим даром, которые арабы превозносят до небес. Зато цельность характера принесла ему всеобщее доверие. Возникало ли разногласие между купцами, считал ли кто-то себя оскорбленным или обманутым, за советом сразу обращались к Мухаммеду. После объективного и глубокого изучения вопроса Мухаммед решал спор.

Хотя от мекканского торговца ожидали совсем другого, он не оказывал богам Каабы большого почитания. Как и все, он присутствовал при традиционных обрядах и произносил обычные молитвы. Но он предпочитал в одиночестве уходить на окружающие город выжженные равнины и там погружаться в свои мысли и, возможно, молитвы. Однако это никого не удивляло: нельзя упрекать за такое столь уважаемого человека. Как мы уже сказали, религиозная терпимость мекканцев была велика.

Со своей стороны Мухаммед в ту пору встретил предмет для неприязни. Он ненавидел всевозможных прорицателей, магов и колдунов, непрерывно сновавших по двору Каабы. Опять-таки это касалось только его. Вера в эти меркантильные практики никому не навязывалась. В городе, где царствовало просвещение, клиентуру магов и колдунов составляли лишь самые наивные, суеверные бедуины.

В обществе Мухаммед всегда вел себя любезно и доброжелательно. Оказавший ему услугу всегда мог рассчитывать на его благодарность. Его дядя Абу Талиб оказался через некоторое время в затруднительном положении; тогда Мухаммед взял на воспитание его сына Али, который больше не покинет дома пророка. Али был красивым юношей, немного простоватым, но отважным, благородным, восторженным. Его ждало большое будущее: он станет четвертым халифом ислама.

С приходом лета, когда на город опускалась удушливая жара, Мухаммед, как и другие члены городской верхушки, перебирался в Таиф, где ставил свой шатер близ горы Хиры, пещеры которой сохраняли некоторую прохладу. Он любил эту голую возвышенность неподалеку от Мекки, откуда открывался вид на суровый и грубый пейзаж с протянувшейся вдали линией садов Таифа. Ему нравилось время от времени оборачиваться на пещеры Хиры, даже когда семья возвращалась в Мекку.

Такой была жизнь Мухаммеда до его миссии. Она протекала мирно, достойно; в ней не было приключений или скандалов. Видимо, он хотел бы до конца жизни оставаться таким же человеком, как все вокруг.

Арабу не была знакома идея бессмертия души. Для него существовала лишь идея преемственности: обеспечить появление на земле нового побега на дереве племени. Мухаммед думал так же. Хадиджа родила ему трех сыновей и трех дочерей. Это привело их отца на вершину счастья. Он принес богам богатые жертвы. Сыновей он назвал Аль Касим, Абд Менаф и Ат Тахир. Этого достаточно для понимания того, насколько в то время Мухаммед был далек от попыток религиозных реформ. Абд Менаф означает «раб Менафа», большого идола, очень почитаемого в Каабе. Сам Мухаммед принял имя Абу Касим, отец Касима; в этом случае он также соблюдал арабский обычай.

Как мы уже говорили, запыленность Мекки и нездоровый воздух делали условия жизни в ней очень нездоровыми. Детская смертность была огромна. Так случилось, что все три сына пророка умерли в один день. Он снова стал «человеком без продолжения», который не сможет продолжать жить в своем потомстве. Он мужественно пережил это горе, возможно, самое тяжелое испытание в жизни. Но также возможно, что оно стало отправной точкой для его духовного перерождения.

Сначала незаметно, но жизнь его понемногу стала меняться. Его неизменная любезность пропала. Его все реже видели на большом дворе Каабы; он все меньше участвовал в религиозных обрядах. Но это не привлекало внимания. В глазах простого наблюдателя Мухаммед эль-Эмин, Абу Касим, Хашимит по-прежнему оставался человеком, которому судьба благоприятствует. Конечно, ему пришлось оплакивать смерть сыновей, но он усыновил племянника. Старшая его дочь уже была замужем за достойным человеком, вторая была невестой. Его богатство продолжало увеличиваться. Из-за чего бы ему тревожиться?

Но в нем произошла заметная перемена. Мирный и добросовестный коммерсант – явление, не виданное до него в Мекке, – вдруг стал пренебрегать делами. Он прекратил зарабатывать деньги. Вместо того чтобы ходить на базар, спорить о ценах, снаряжать караваны, он в одиночестве бродил вокруг города, казалось переживая внутренние горести. Его часто видели идущим по равнине, с ввалившимися щеками, с лихорадочным взглядом. Теперь он редко появлялся в своем роскошном доме, расположенном на севере от Каабы. Что-то тревожило его, а он не мог ни с кем поделиться причиной этой перемены. Да и знал ли он ее сам? Но он знал о пустоте существования в Мекке, стремление к обогащению и верования сограждан перестали его удовлетворять. Он стремился придать жизни более возвышенную цель, вернуть душе мир. Сограждане уважали эти занятия. Хадиджа, для которой перемены случились неожиданно, не думала после стольких счастливых лет проявлять малейшее несогласие с супругом. Она предоставила ему поступать так, как он считал нужным, надеясь, возможно, что в один прекрасный день он снова станет прежним. Стремление к одиночеству и религиозная сосредоточенность не были в Мекке неслыханным делом. Здесь знали это ощущение пустоты существования, эту тревогу, это религиозное смятение; лучшие умы часто проходили через это. Период, проводимый ими в уединении, назывался «месяц покаяния»; больше о психологических проблемах не говорили ничего. Хадиджа поначалу не считала, что ей следует вмешаться.

Чаще всего Мухаммед уходил на гору Хира, к востоку от города. С этого места открывался вид на Мекку, на каменистую пустыню, на бесконечную равнину. Гору прорезали глубокие пещеры; погруженный в свои размышления, одинокий Мухаммед садился на пороге той или иной из этих нор. Дочери приносили ему еду, но он едва смотрел на них, глубоко уйдя в созерцание бесконечности, песков, камней, безграничной лазури, исчезающей в тени горы Хира.

У подножия горы ходили туда и сюда мекканские торговцы. Они бросали равнодушные взгляды на нечеткую одинокую фигуру и говорили, не придавая этому значения: «Наш Мухаммед стал ханифом».

«Аль-Аляк»

 
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
 

А.С. Пушкин

Что видел Мухаммед в пустыне? В ней были люди. Мухаммед не единственный искал между голых скал, на серой равнине, окружающей Мекку, освобождения от земных горестей. Многие ханифы, как и он, ходили по этой местности. Закутанные в широкие плащи, они присаживались в тени скал. Они размышляли о вечной истине, читали странные древние книги, вспоминая неизвестного Бога. Мухаммед разговаривал с ними, узнал их сомнения, читал вместе с ними старинные манускрипты. Но истины в них не нашел; для ханифов и для него она оставалась непроницаемой.

Самый отчаявшийся из них, Саид ибн Амр, воскликнул: «О, Владыка мира, если бы я знал, как правильно поклоняться тебе, я с радостью делал это». Другие, такие как Убайдулла, Умар, Умайя, могли лишь поделиться своим отчаянием с Мухаммедом. Перед ними раскинулся мир, полный страданий и греха, подчиненный множеству богов. Люди быстро проходили путь от колыбели до могилы, в пыли, жалкие, беспорядочно суетясь, лишенные веры, не способные найти истину. Ханифы, после тщетных поисков, могли обращаться лишь к древнему, словно мир, средству – песне. Гармония всего обыденного и земного, она была истинной, потому что истина оставалась недоступной. «Они оставались приклеенными к земле», – скажет о ханифах Коран.

Наиболее примечательным из них был слепой старик Варака ибн Науфала, родственник Хадиджи. Он искал Бога с юности, но не нашел. Он поочередно оставил все вероисповедания, прочитал все книги, поклонялся всем богам, но истины так и не нашел. Сначала язычник, он принял иудаизм, затем перешел в христианство; он первым перевел на арабский язык фрагменты Священного Писания. К концу жизни он пришел к твердому убеждению в том, что после него придет человек, который откроет истину. Но ему было неведомо, кто этот человек и когда он появится. Именно Варака познакомил Мухаммеда с писаниями иудеев и христиан, с верой в пророков, а также представил как совершенно неразрешимые загадки человечества.

Сердце Мухаммеда омрачалось все больше и больше. Мир в его глазах оставался монотонно-серым. Над ним было небо стального голубого цвета. Между ними никакой истины. Мухаммед в лохмотьях без устали бродил по горам и равнинам. В нем ничего не осталось от элегантного столичного аристократа. С растрепанными волосами, он шел неровным шагом, обводя окрестности растерянным взглядом своих больших глаз; он целыми днями ничего не ел. Встретивший его не мог не подумать: состояние супруга Хадиджи вызывает тревогу. Но никто не знал, что его довело до этого состояния; он сам этого не осознавал. Простой торговец без образования, он не умел красиво говорить. Он не мог бы сказать ни какая мука терзает его и гонит в пустыню, ни какое чудо ищет там его блуждающий взгляд. Днем и ночью он прятался от людей в темных пещерах горы Хира.

Вокруг него простирался фантастический пейзаж Хиджаза. Вечное солнце жарило причудливых форм скалы, которые в лучах заката приобретали цвета радуги. Сухой и чистый воздух открывал безграничные горизонты.

С вершины Мухаммед видел широкие пески, пастухи гнали овечьи отары, ездили бедуины на своих величественных верблюдах; также он видел, как внезапно, почти без перехода, день сменяется ночью. Целыми месяцами Мухаммед не открывал рта. Он не встречался ни с одной живой душой. Камни, скалы, песок, а над высушенной ветрами пустыней вечные звезды.

Этот безжизненный мир, звезды, скалы, камни, пещеры, постепенно стал ему казаться пробуждающимся к жизни. В ночной тишине, в бесконечные раскаленные дни, они как будто разговаривали. Мухаммед бежал от говорящих камней, они его преследовали. Он слышал крики, стоны, голоса скал, многочисленные голоса, терзавшие его. Тогда он закрыл лицо и бросился на землю. Все его тело сотрясала конвульсивная дрожь. На дрожащих губах выступила пена, настолько голоса, которые он слышал, отличались от человеческого голоса. Придя в себя, весь в поту, полупарализованный, он садился на корточки в углу своей пещеры. Его взгляд устремлялся вдаль, и он находил лишь скалы, песок и лазурь неба. Возможно, он также видел недоступные символы, используемые народами Библии, возможно, пламя, которое для иудеев заменяет все изображения Бога. Старые, наполовину подсознательные реминисценции всплывали у него в голове, чтобы тут же исчезнуть: белые монахи, походы караванов, бесчисленные еретические речи. А потом начинается новый день, камни снова блестят под палящим солнцем, и снова звучат пугающие его странные суровые голоса. Мухаммед отправляется в путь по пустыне, закрывая лицо, спотыкаясь на камнях. Далекий зов все звучит; голоса и непонятные видения безжалостно терзают его слух и его душу. И вновь, изнуренный, он падает, смотрит на камни, дрожит с головы до ног и ждет, когда в терпком воздухе раздадутся те же самые слова: «Я – тот, который есть; слушай меня».

В раскаленном воздухе пустыни путались мысли и туманилось зрение. Небо и земли наполнялись видениями. Словно далекий прилив, словно свист ветра, таинственный голос шепчет Мухаммеду: «Ты – человек, которого ждали; объяви имя Господа!» Но сколько голосов в пустыне, сколько глаз, чей взгляд пронзает людей! Демоны, джинны, злые духи преследуют вас там, и никто не знает, какой акцент, какой голос выбрал Лукавый, чтобы соблазнить вас. Мухаммед был простым человеком, торговцем из Мекки, необразованным. Как он мог распознать эти голоса? Единственное, что он знал, – это то, что человек окружен множеством демонов, желающих его увлечь, подчинить. Поэтому он полагал, что стал одержимым, одним из тех людей, что можно увидеть на базарах, с пеной на губах объявляющих жуткие демонические истины, бессильных освободиться от земных уз.

Мухаммед ненавидел всех этих прорицателей, одержимых, магов. А теперь опасался, что сам может попасть под чары демонов. Однажды он сказал Хадидже: «Всю мою жизнь я презирал магов и колдунов, а теперь боюсь стать одним из них». Впрочем, он не знал, какой демон его преследует.

Напуганный мыслью об одержимости, о страшном пустынном безумии, он еще быстрее бежал через пески и скалы, спотыкаясь, словно пьяный, бросая вокруг себя растерянные взгляды, ища избавления и не находя его. Он падал на землю, и все его тело, покрытое потом, дрожало. Проходили дни, недели, месяцы; все теперь было для него дурнотой и мучением…

И вдруг внезапно, неожиданно, пришла ночь аль-Кадр.

Что это такое?

О благочестивых чудесах, об особом милосердии Всемогущего и о человеке, которому Бог даровал особую милость, жители Востока говорят: «Такое возможно только в ночь аль-Кадр, в великую ночь чудес…» Ночь аль-Кадр бывает в месяц Рамадан, в месяц поста и покаяния. Но никто не знает, которая из тридцати ночей Рамадана ночь аль-Кадр.

В эту ночь природа засыпает. Реки перестают течь, ветер стихает; злые духи забывают следить за происходящим в мире. Можно услышать, как растет трава и разговаривают деревья. В заснувших реках встают нимфы. Песок из пустыни замирает. Люди, ставшие очевидцами ночи аль-Кадр, становятся мудрецами или святыми, ибо в эту ночь они видели мир сквозь пальцы Бога.

В ночь аль-Кадр, в месяц Рамадан, Мухаммеду было открыто слово Божье.

Измученный невидимыми голосами, демоническими призраками, изнуренный борьбой, страданиями, надеждой, Мухаммед лег у входа в большую пещеру горы Хира, когда-то прорубленную мечом Сатаны. Возможно, он спал, возможно, бодрствовал, погруженный в свои мысли. И вдруг увидел перед собой нечеткий силуэт. Человека? Демона? Во всяком случае, живого существа. Ему показалось, что глаза, огромные, как небо, пронзают его, и услышал голос, самый чистый и самый звонкий из всех, что когда-либо слышали его уши. Он сказал: «Аль-Аляк, читай!» Голос был таким четким, таким понятным и не внушавшим никакого страха, что Мухаммед со всей искренностью ответил: «Я не умею читать». Тогда невидимые руки схватили его, бросили на землю и сжали горло так, что он подумал, что сейчас задохнется, а голос повторил свое повеление: «Читай!» Охваченный смертельной тревогой, Мухаммед ответил: «Что я должен читать?» Фигура развернула перед глазами пророка большой кусок шелка, на котором пылали эти слова, первые слова Корана: «Читай во имя твоего Господа, Который сотворил все сущее, сотворил человека из сгустка крови. Читай, ведь твой Господь – Самый великодушный. Он научил посредством письменной трости – научил человека тому, чего тот не знал». И тут же фигура исчезла; вокруг Мухаммеда воцарилась тишина. Ночь замкнулась за ним; пустыня спала, как и весь мир в ночь аль-Кадр.

Мухаммед встал, вышел из пещеры и поднялся на вершину горы. Он увидел звезды Аравии, фантастическое кружево скал и город Мекку со святилищем Каабы. Потом снова, подобный легчайшему ветерку пустыни, до его ушей долетел голос, говоривший: «О, Мухаммед! Ты – посланец Аллаха, а я – Джабраил, его архангел». Потом голос смолк. Два огромных глаза рассматривали Мухаммеда. Он посмотрел направо и налево, вверх и вниз; отовсюду за ним следил суровый взгляд архангела. Мухаммед, шатаясь, торопливо спустился с горы; острые скалы ранили подошвы его ног, но он этого не замечал. Он бежал, растерянный, куда глаза глядят, через каменистую равнину. Глаза Джабраила продолжали следить за ним. Это продолжалось до полудня следующего дня.

Обессиленный, он наконец вернулся домой, позвал Хадиджу и все ей рассказал.

– Я не знаю, – признался он, – добрый ли дух или демон преследует меня.

Хадиджа была мудрой женщиной и знала, как помочь мужу.

– Садись мне на левое колено, – предложила она. – Ты все еще видишь своего духа?

– Да, – ответил Мухаммед.

– Садись мне на правое колено.

– Все еще вижу.

Тогда Хадиджа глубоко вздохнула, разделась и любовно прижалась к Мухаммеду.

– Ты все еще видишь его? – спросила она.

– Больше не вижу, – был ответ.

– В таком случае, Мухаммед, это добрый дух, потому что злой стал бы разглядывать меня голую, тогда как добрый целомудренно удалился.

Мухаммед был мужчиной; слова Хадиджи его успокоили. Он заснул. Хадиджа была женщиной, поэтому продолжала беспокоиться и желала точно знать, что приключилось с ее мужем.

В Мекке было много мудрецов, способных решить любой вопрос, касающийся торговли, цен, товаров. Но редко кто разбирался в делах небесных, в добрых и злых духах. Хадиджа бесшумно встала с постели, выскользнула из дома и отправилась к своему ученому родственнику, ханифе, слепому Вараке ибн Науфалю, знавшему всех богов и отвергавшему все вероисповедания, поскольку так и не нашел в них истины. Она рассказала ему о призраках, донимавших ее мужа. Когда Варака выслушал, он воздел руки к небу и, глубоко взволнованный, воскликнул: «Во имя того, кто держит мою душу в своей власти, если все произошло так, как ты передаешь, Мухаммеду явился великий архангел, как некогда он являлся Моисею и всем пророкам этого народа. Передай своему мужу, что он должен продолжать, непоколебимо».

Успокоившись, Хадиджа вернулась домой. Варака был мудрецом; он не мог ошибиться. На следующий день Мухаммед, все еще во власти сомнений и недоверчивости, отправился в Каабу. Следуя древнему обычаю, он семь раз обошел вокруг священного здания. На седьмом круге он натолкнулся на слепого Вараку.

– Расскажи мне, что ты слышал, – попросил тот.

Мухаммед в точности пересказал ему то, что Варака уже знал от Хадиджи. Тогда слепой заявил дрожащим голосом:

– Поистине, ты – пророк этого народа. Величайший из архангелов приходил к тебе. Люди не захотят поверить тебе. Станут обвинять во лжи, грубо с тобой обходиться, осудят тебя, станут с тобой сражаться. Будь тверд, ибо ты призван стать пророком народа.

Старик поклонился Мухаммеду, поцеловал его и благословил.