Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 1

И в самом деле, Система не выдала уведомление об ООС, так что Шэнь Цинцю смог вздохнуть с облегчением.

Ло Бинхэ полагал, что учитель зовёт его, чтобы в очередной раз «преподать урок», и никак не мог ожидать, что тот вместо этого пожалует ему лекарство. Поначалу мальчик обомлел от изумления, а затем, почтительно удерживая маленький флакон двумя руками, от всего сердца произнёс:

– Благодарю учителя за милость!

В это мгновение его лицо приняло особенно детское выражение, а улыбка светилась подлинным теплом – он весь сиял, будто солнышко на рассвете. Пару мгновений Шэнь Цинцю не сводил с него пристального взгляда, прежде чем наконец отвернуться.

Очевидно, что в этом возрасте душа главного героя ещё не начала чернеть, оставаясь благородной и чистой. Тогда он был готов засверкать от малейшей искры света – дай ему лишь кроху добра, и он вознаградит тебя десятикратно. Сказав, что он был невинной маленькой овечкой, Шэнь Цинцю ничуть не погрешил бы против истины.

– Впредь этот ученик удвоит усилия, дабы не разочаровать учителя! – радостно заверил его Ло Бинхэ.

«Ну уж нет, – вздохнул про себя Шэнь Цинцю. – Если бы ты в самом деле удвоил усилия, поверь, именно это стало бы первостатейным разочарованием для твоего настоящего учителя…»

Не одолей он прежде «Путь гордого бессмертного демона», при виде этой картины Шэнь Цинцю точно не удержался бы от слёз, до глубины души преисполнившись жалости к главному герою.

И всё же с точки зрения всеведущего читателя он имел счастье наблюдать за богатыми и разнообразными психологическими проявлениями Ло Бинхэ после почернения. Их можно было подытожить следующим образом: этот мальчишка, который нынче вызывает лишь жалость, в недалёком будущем будет наступать на головы своих противников, разражаясь жестоким и самодовольным смехом. Сохраняя скромное и мягкое выражение лица, про себя он будет прикидывать, как бы половчее вытянуть из человека жилы и вынуть кости, чтобы оставить того погибать на иссушающем солнце.

– В прошлом этот ученик принял немало обид и оскорблений, – с улыбкой произнёс Ло Бинхэ, – и сегодня он стократно отплатит за каждое из них. Тому, кто некогда ранил его руки и ноги, он оторвёт их, а после сотрёт в порошок и развеет их прах…

Второй избранный отрывок из «Пути гордого бессмертного демона»

В дальнейшем он и впрямь осуществит это, превратив своего учителя в человека-палку^[23].

Опустившись в кресло из сандалового дерева, Шэнь Цинцю поинтересовался тоном, в котором не было ни капли дружеского участия:

– Бинхэ, как продвигается твоё постижение начал секретных техник?

Подобное обращение из уст учителя заставило мальчика покрыться гусиной кожей. И всё же, хоть спина Ло Бинхэ тряслась мелкой дрожью, он сумел показать лишь лёгкое смущение.

– Этот ученик чересчур невежественен, – с виноватой улыбкой поведал он. – Он всё ещё… не способен постичь суть учения.

«Ещё бы! То, что ты, занимаясь по поддельному пособию, умудрился не слететь с катушек, да ещё и сохранил отменное здоровье главного героя, само по себе поразительно, где уж тут постигать основы! – взревел про себя Шэнь Цинцю. – Издеваться надо мной вздумал, сопляк?! А ну ступай сюда, чтобы этот учитель наставил тебя на путь истинный!»

В голове тут же раздался дьявольский вой предупреждающего сигнала.

«Что, уже и подумать об этом нельзя? – возмутился Шэнь Цинцю. – Знаю я, знаю, что это нарушение!»

Вслед за этим он небрежно бросил вслух:

– Твой учитель сегодня наказал тебя, потому что запас его терпения истощился. В конце концов, время не ждёт. Сколько лет тебе уже сравнялось?

– Этому ученику четырнадцать, – поспешил ответить Ло Бинхэ.

«Ох, четырнадцать…»

Иными словами, за время ученичества он уже успел разжиться таким «ценным» опытом, как стояние на коленях у главного входа на пик Цинцзин, колотушки от целой толпы учеников, подвешивание и избиение за «дерзость» по отношению к учителю, а также непосильная чёрная работа за то, что он разбил ритуальный сосуд, – и множеством тому подобных замечательных достижений. (Пока-пока, руки-ноги!)

Залепив себе фэйспалм, Шэнь Цинцю сделал вид, что схватился за лоб.

– Мне нужно подумать в тишине, – помахал он ученику рукой, отпуская его.

Шэнь Цинцю отлично умел приспосабливаться к новым условиям.

Раз уж он волею судьбы прописался в «Пути гордого бессмертного демона» после того, как умудрился сыграть в ящик в своём родном мире, то уж лучше как-нибудь обустроиться здесь, пока живётся.

Оказавшись в мире самых что ни на есть настоящих совершенствующихся, он на халяву переродился в одного из них, причём обладающего весьма недурными навыками в области боевых искусств и владения мечом, да вдобавок являющегося членом прославленной праведной школы. Если ему вздумается гоняться за дешёвой популярностью, то она никуда от него не убежит, если же он предпочтёт жить спрятав голову в песок, то ничто не помешает ему укрыться на пике Цинцзин хребта Цанцюн, отгородившись от всего мира. Что ж в этом плохого?

Разве что с поиском подружки могут возникнуть некоторые сложности.

В такого рода гаремных романах любая девица, если только она не откровенная уродина, по умолчанию принадлежит главному герою – это прекрасно известно всем и каждому.

Как бы то ни было, запросы Шэнь Цинцю были воистину скромны: лишь бы, ни в чём не нуждаясь, прожить как можно дольше – этого ему было бы вполне достаточно, ведь это не так уж сильно отличалось от его прошлой жизни.

Однако, учитывая, что здесь есть Ло Бинхэ, мечты о славе придётся оставить. К тому же, пока Шэнь Цинцю пребывает на этом континенте, созданном по законам автора, даже укройся он у Персикового источника^[24], заполучивший полную власть над миром Ло Бинхэ сумеет вытащить его и оттуда, чтобы сделать из него человека-палку.

«Не то чтобы я так уж не желал пресмыкаться перед Ло Бинхэ, – раздумывал Шэнь Цинцю, – но кто ж делает из своего главного героя хренова Диабло^[25]? Этот тип не угомонится, пока тысячекратно не отомстит за нанесённые ему обиды!»

Проматерив так эксперта-Самолёта весь день без остатка, Шэнь Цинцю по-быстрому составил план; если вкратце, то он заключался в следующем:

– прежде всего – ознакомиться с обстановкой;

– как можно активнее налаживать отношения с Системой;

– усердно работать над достижением результата;

– зарабатывать баллы притворства;

– как можно быстрее разморозить функцию ООС.

Если же ситуация будет складываться неблагоприятно, то по ходу дела придётся поискать другой путь отступления.

Двенадцать пиков хребта Цанцюн напоминали двенадцать огромных мечей, выкованных небом и землёй, – их величественные и причудливые обрывистые склоны неудержимо устремлялись ввысь.

Базовой локацией Шэнь Цинцю был пик Цинцзин – хоть и не самый высокий, зато определённо самый уединённый и тихий из всех. Везде, куда ни падал взгляд, вздымались стройные стебли бамбука, укрывавшие весь пик густой зеленоватой сенью, создающей утончённую атмосферу классической изысканности. К тому же почти все до единого ученики Шэнь Цинцю изучали игру на музыкальных инструментах, каллиграфию, живопись, игру в вэйци^[26] и тому подобные искусства, так что время от времени по воздуху разносились напевы струн, декламация и тихий шорох бумаги. Это было воистину превосходное место для молодых почитателей искусства древних эпох, и оно наилучшим образом соответствовало потребностям этого завзятого притворщика – оригинального Шэнь Цинцю.

Несколько встретившихся ему по пути учеников весьма почтительно справились о здоровье учителя. Тот, оттачивая до блеска образ оригинального Шэнь Цинцю, ограничился лёгким кивком, напуская на себя высокомерный и холодный вид, а затем, не обращая ни на кого внимания, двинулся дальше, заложив руки за спину. Хоть со стороны казалось, что он просто следует мимо, на самом деле в этот момент он мучительно ломал голову, как совместить почерпнутые из книги имена со всеми этими маячащими у него перед глазами лицами.

Однако сейчас это не являлось первостепенной задачей; если впредь Шэнь Цинцю желал сохранить собственную жизнь, то прежде всего ему требовалось разобраться с боевыми навыками и мастерством владения мечом оригинального главы пика Цинцзин.

Если он всё верно помнил, то ещё прежде, чем Ло Бинхэ ступил на тёмную дорожку, хребту Цанцюн предстояло пройти через несколько серьёзных испытаний – от провокации каких-то демонов до собрания Союза бессмертных, – и со всем этим Шэнь Цинцю неизбежно придётся иметь дело. Если же в нём от оригинального Шэнь Цинцю по-прежнему будет одна лишь оболочка без малейшего представления о совершенствовании, то, чтобы история пришла к драматическому завершению, не понадобится даже вмешательства Ло Бинхэ – его пристукнет первая попавшаяся мелкая нечисть!

С этими мыслями Шэнь Цинцю в одиночестве направился вглубь леса. Убедившись, что вокруг нет ни души, он снял с пояса меч и, держа в левой руке ножны, а в правой – рукоять, медленно обнажил его.

Меч Сюя, который прославленный мастер Шэнь Цинцю носил с юных лет, можно сказать, добился известности вместе с владельцем. Источаемый им белоснежный свет тем не менее не резал глаз – это было зримым свидетельством превосходных качеств меча. Припомнив принцип: «Если влить в клинок духовную силу^[27], оружие начинает слегка светиться», Шэнь Цинцю задумался, каким образом привести меч в рабочий режим, – и тут длинное лезвие сверкнуло белым светом.

По всей видимости, основы совершенствования и владения мечом были успешно унаследованы им от оригинального Шэнь Цинцю вместе с телом: ему даже не понадобились воспоминания исходного владельца, чтобы интуитивно вникнуть в суть того, как ими пользоваться. Желая оценить полученную силу, Шэнь Цинцю взмахнул мечом.

Кто же знал, что этот удар напугает его чуть ли не до смерти: меч вспыхнул с такой силой, будто из ладони Шэнь Цинцю вырвался разряд молнии, на миг ослепивший его самого. Какое-то время он так и простоял, крепко зажмурившись, а когда наконец решился поднять веки, то обнаружил, что в земле зияет глубокий ров, словно её поразил настоящий удар молнии.

– Херасе!!!.. – вырвалось у Шэнь Цинцю.

Хоть его лицо по-прежнему ничего не выражало, сердце прямо-таки разрывалось от осознания собственной крутости.

Вот это мощь! Воистину достойно первоклассного мастера одного из пиков хребта Цанцюн! С таким-то уровнем совершенствования, если он, не щадя сил, будет тренироваться ещё лет двадцать – кто знает, быть может, в самом крайнем случае, если он всё-таки будет вынужден сразиться лицом к лицу с этим читером Ло Бинхэ… то он хотя бы сможет обратиться в бесславное бегство?!

Ну да, всё, чего он хотел, – это хотя бы успешно обратиться в бегство!

Шэнь Цинцю думал было продолжить тренировку, однако тут его ушей достиг тихий треск сухих веток под ногой.

На самом деле этот звук доносился издалека, но теперь, когда все пять чувств Шэнь Цинцю настолько обострились, ему сложно было бы его не услышать. Взглянув на только что сотворённый им ров, мужчина со стуком убрал меч обратно в ножны и укрылся в тени зелёной чащи.

По мере того, как приближались шаги, стало понятно, что его уединение нарушил не один человек. И в самом деле – вскоре глазам Шэнь Цинцю предстал Ло Бинхэ, с появлением которого рощу будто озарил мягкий рассеянный свет, источаемый его ясным ликом; его опережал нежный и звонкий девичий голосок:

– А-Ло^[28], А-Ло, погляди, тут такой большой ров в земле!

Услышав это обращение, Шэнь Цинцю поспешил спрятаться в листве понадёжнее, чуть не споткнувшись о собственную ногу.

Система тут же снабдила его кратким комментарием:

[Младшая ученица Шэнь Цинцю, Нин Инъин.]

«И кому нужно это представление? – не преминул заметить Шэнь Цинцю. – Можно подумать, так к Ло Бинхэ мог обращаться хоть кто-то другой!»

Тем временем следующая за Ло Бинхэ миловидная девочка также появилась в поле зрения. На вид она была немного младше своего спутника. Белоснежное, словно нефрит, личико обрамляли переплетённые оранжевыми ленточками косы, которые так и подпрыгивали, когда она весело скакала вокруг Ло Бинхэ – сама наивность и непосредственность. Одним словом, глазам Шэнь Цинцю предстала типичная сяо шимэй^[29], образ которой является непременным атрибутом любого романа в жанре сянься.

И эта самая сяо шимэй пробуждала в душе Шэнь Цинцю весьма противоречивые чувства.

А всё потому, что он вынашивал подлые и низкие замыслы в отношении Нин Инъин. Вернее, нет – это оригинальный Шэнь Цинцю вынашивал в отношении неё подлые и низкие замыслы.

Этот самый Шэнь Цинцю был алчным лицемером, каких свет не видывал; внешне – очистивший сердце и умеривший желания небожитель, которому чужда вся грязь этого мира, в душе он был до мозга костей порочным подлецом без стыда и совести. Будучи наставником этой милой весёлой девочки, он питал по отношению к ней грязные желания, неоднократно пытаясь воплотить свои намерения в жизнь, и в конце концов почти преуспел.

Осмелился покуситься на женщину главного героя – стоит ли говорить, каким был результат?!

Ещё тогда, читая роман, Шэнь Цинцю был немного удивлён: отчего же Ло Бинхэ попутно не оскопил своего врага? Этот факт совершенно не соответствовал дьявольскому стилю Бин-гэ^[30]! Ведомый праведным гневом, он отправился в комментарии, где, следуя примеру армии читателей, настрочил целый «небоскрёб»^[31]: «Умоляю, кастрируйте Шэнь Цинцю! И не кастрируйте вместо него текст!» Теперь же при одном воспоминании об этом он приходил в ужас. Если его воззвание и впрямь было услышано… то он точно отрубит себе руку, некогда воздвигшую этот «небоскрёб»!

Лишь разок взглянув в сторону рва, Ло Бинхэ одарил девочку безучастной улыбкой. Не желая оставить его в покое, Нин Инъин за неимением лучшей темы для разговора продолжила:

– А-Ло, как ты думаешь, кто из шисюнов совершенствовался здесь во владении «остриём меча»?

Взявшись за топор, Ло Бинхэ принялся рубить дерево, походя ответив ей:

– Пожалуй, на пике Цинцзин подобных успехов в совершенствовании достиг лишь учитель.

Ограничившись этим, он вовсе перестал обращать внимание на Нин Инъин, с головой уйдя в своё занятие.

Деревья на заднем склоне горы отнюдь не были какой-то хилой порослью, а топор, которым орудовал Ло Бинхэ, наполовину проржавел, и вскоре четырнадцатилетний парнишка весь взмок от усилий. Некоторое время Нин Инъин сидела на стволе старого поваленного дерева, опершись щекой о ладонь, но затем, заскучав, принялась канючить:

– А-Ло, А-Ло, поиграй со мной!

Однако Ло Бинхэ ни на миг не прекращал размахивать топором, даже чтобы стереть пот со лба.

– Не могу. Шисюн поручил мне сегодня нарубить дров, а после этого я должен ещё натаскать воды. Мне нужно поскорее закончить с этим, тогда, быть может, у меня останется немного времени на медитацию.

– Эти шисюны такие гадкие! – надулась Нин Инъин. – Постоянно посылают тебя то за тем, то за этим. Сдаётся мне, они нарочно тебя притесняют. Гм, пожалуюсь-ка я на них учителю, после этого они уж точно не посмеют вести себя подобным образом!

Изначально Шэнь Цинцю собирался добросовестно играть роль стороннего наблюдателя на съёмочной площадке «Пути гордого бессмертного демона», от души наслаждаясь сценой невинной детской дружбы, но стоило ему услышать это, как краска отхлынула от его лица.

«Нет-нет-нет, не вздумай приходить ко мне с этим! – ужаснулся он. – Как же мне тогда, по-твоему, быть? Я ведь не могу допустить OOC, и кого из них в таком случае я должен наказывать?!»

Хоть к этому времени маленький Ло Бинхэ успел сполна вкусить горечи этого мира, в душе он всё ещё оставался тем же чистым белым лотосом^[32], так что лишь покачал головой в ответ:

– Ни в коем случае! Мне бы не хотелось беспокоить учителя подобными мелочами. Шисюны вовсе не желают мне ничего дурного – просто, видя, что я ещё мал, они хотят дать мне больше возможностей поучиться на опыте.

В этот миг Шэнь Цинцю будто воочию узрел исходящее из-за его спины ослепительное сияние и поневоле отступил на три шага вглубь чащи: он был не в силах вынести подобного величия души, столь глубокой степени просветления главного героя!

За неумолчной болтовнёй Нин Инъин Ло Бинхэ наконец нарубил достаточное количество дров и, убрав топор, подыскал относительно чистый участок земли, чтобы опуститься на него, скрестив ноги, закрыть глаза и предаться медитации.

В глубине души Шэнь Цинцю испустил тяжёлый вздох.

На самом деле читерские качества главного героя начали проявляться ещё на раннем этапе этой слезливой драмы, и сейчас уже проклёвывались их первые всходы. Руководство с секретными техниками, позволяющими овладеть основами совершенствования, которым снабдил его Мин Фань, было поддельным – из занятий по подобному пособию не могло выйти ничего, кроме полнейшей чуши. Однако Ло Бинхэ, опираясь на не знающие себе равных природные дарования, что таились в его демонической крови, хоть и шёл совершенно не в том направлении, умудрился вслепую нащупать свой собственный путь – это было прямо-таки антинаучно!

За этим вздохом тут же последовал беспорядочный шум множества шагов.

Едва заслышав их, Шэнь Цинцю тут же понял, что дело плохо – определённо всё это добром не кончится!

Вскоре из-за деревьев показался Мин Фань, за которым следовало несколько учеников рангом пониже. Завидев Нин Инъин, он, охваченный радостным волнением, хотел было взять её за руку:

– Шимэй! Наконец-то я тебя нашёл. Как это ты, не сказав никому ни слова, убежала в столь глухое место? Задний склон горы так обширен – что, если бы ты наткнулась на хищника или ядовитую змею? Посмотри-ка, этот шисюн даст тебе кое-что интересное!

Разумеется, он не мог не заметить Ло Бинхэ, который безмолвно медитировал в сторонке, но не обратил на него ровным счётом никакого внимания, будто тот был пустым местом, – и всё же обладающий безупречными манерами мальчик открыл глаза, чтобы поприветствовать своего шисюна.

– Не боюсь я ни змей, ни хищников, – хихикнула в ответ Нин Инъин. – К тому же разве рядом со мной нет А-Ло?

Покосившись на Ло Бинхэ убийственным взглядом, Мин Фань фыркнул.

Шэнь Цинцю точно знал, что у него на уме: услышав, как Нин Инъин зовёт Ло Бинхэ, Мин Фань, несомненно, должен был преисполниться пущим отвращением к этому без того намозолившему глаза шиди.

В конце концов, Нин Инъин была всего лишь ребёнком, а потому ещё не научилась считывать атмосферу.

– Что это за диковинка, шисюн? – спросила она, склонив голову набок. – Скорее, дай взглянуть!

Вновь расплывшись в улыбке, Мин Фань снял с пояса лазурно-голубую нефритовую подвеску и поднял, чтобы продемонстрировать девочке:

– Шимэй, когда на этот раз моя семья приезжала навестить меня, они подарили мне множество ценных и любопытных вещиц. Вот эта, по-моему, особенно красивая – дарю её тебе!

Взяв подвеску, Нин Инъин внимательно осмотрела её в свете пробивающихся сквозь листву лучей солнца.

– Как тебе? – нетерпеливо спросил Мин Фань. – Нравится?

Подглядывающий за ними Шэнь Цинцю внезапно вспомнил: это же та самая сцена!

Плохо дело: ему не следовало приходить сюда – ведь это попросту опасно!

Однако можно ли было винить Шэнь Цинцю в том, что этот эпизод напрочь выпал у него из памяти? Разве справедливо требовать от читателя, покрывающего бранью дебильную писанину тупорылого автора, чтобы он помнил содержание ранних глав романа, сюжет которого охватывает двести лет, а публикация растянулась на четыре года? Он целых двадцать дней убил на то, чтобы его прикончить! Ну да, он начисто забыл этот вводный слёзовыжимательный отрывок, состоящий из череды бесчеловечных издевательств, – и что с того?!

Очевидно, что Нин Инъин была неспособна судить о ценности этого подарка: небрежно осмотрев подвеску, она швырнула её обратно Мин Фаню, улыбка которого тут же застыла.

– Чему тут нравиться? – легкомысленно бросила Нин Инъин, наморщив нос. – Этот цвет ужасно некрасивый, подвеска А-Ло куда лучше!

На сей раз Мин Фань не просто помрачнел – даже Ло Бинхэ, который до сих пор предусмотрительно делал вид, что его здесь нет, слегка вздрогнул, распахнув глаза.

– …У шиди тоже есть такая подвеска? – процедил Мин Фань сквозь зубы.

Пока Ло Бинхэ колебался, не решаясь ответить, его опередила Нин Инъин:

– Конечно же есть! Он носит её на шее не снимая – так ею дорожит, что даже мне не даёт взглянуть!

Хотя Ло Бинхэ всё ещё сохранял присутствие духа, в этот миг выражение его лица переменилось, и он бессознательно схватился за спрятанную под одеждой фигурку Гуаньинь^[33].

Какой у тебя коэффициент интеллекта и эмпатии, а, девочка?! Из-за тебя главному герою достанется по первое число без малейшего повода с его стороны!

Говоря это, Нин Инъин вовсе не задумывалась о последствиях – просто подвеска, с которой Ло Бинхэ не расставался ни на миг, пробудила в ней своего рода ревность. Каждая девушка больше всего на свете мечтает заполучить то, что для её возлюбленного дороже всего, – ведь это позволило бы ей добиться столь желанного «особого статуса», – а Ло Бинхэ упорно отказывался дать Нин Инъин эту вещицу. Не желая смириться с этим, она воспользовалась моментом, чтобы упомянуть о подвеске в полукокетливой, полукапризной манере.

Ну разумеется, Ло Бинхэ не горел желанием её показывать!!! Ведь его матушка-прачка потратила бóльшую часть сбережений, чтобы кое-как наскрести на драгоценный амулет для своего сына. Вне всякого сомнения, он был для Ло Бинхэ единственным источником тепла в этом полном несправедливости тёмном мире. Впоследствии, когда душа главного героя почернела, именно эта подвеска помогала ему воскресить в себе остатки человечности – разве мог он позволить касаться её кому попало!

Мучимый гневом и ревностью Мин Фань сделал шаг вперёд, напустив на себя грозный вид:

– Похоже, шиди Ло невероятно высокого о себе мнения, раз даже не желает дать шимэй Инъин взглянуть на свою подвеску. Если так и дальше пойдёт, сможем ли мы рассчитывать на то, что перед лицом опасного врага ты протянешь нам руку помощи?

«Молодой человек! – вознегодовал про себя Шэнь Цинцю. – Ты хоть сам понимаешь, что логическая связь между двумя этими утверждениями не выдерживает никакой критики?»

Нин Инъин никак не ожидала, что события примут подобный оборот.

– Не хочет – и ладно! – заявила она, притопнув ногой от волнения. – Шисюн, не надо его заставлять!

Но разве юному Ло Бинхэ по силам было справиться с Мин Фанем? Да ещё когда с тем явилась целая свора младших учеников – верных пособников своего шисюна. Так что вскоре подвеска Гуаньинь с шеи Ло Бинхэ перекочевала в руки Мин Фаня. Поднеся её к глазам, тот внезапно расхохотался.

– Над чем это ты смеёшься? – озадаченно спросила Нин Инъин.

Перебросив ей подвеску, Мин Фань самодовольно пояснил:

– Я-то думал, что это и впрямь какое-то редкостное сокровище, раз он так его оберегает. И угадай, что это, шимэй? Обычная западная ракушка^[34], ха-ха-ха…

– Западная ракушка? Что это такое? – растерялась Нин Инъин.

Ло Бинхэ медленно стиснул кулаки, и в его взгляде проявились доселе не дававшие о себе знать глубинные течения.

– Верни. Её. Мне, – с расстановкой произнёс он.

Пальцы Шэнь Цинцю несколько раз сжались и разжались против воли.

Разумеется, он знал, что нефритовая Гуаньинь – фальшивка, равно как и то, что упоминание об этом пробуждало наиболее свирепые порывы ярости в сердце Ло Бинхэ.

Купившая амулет прачка была очень бережлива, и всё же из-за необразованности она поддалась на обман мошенника, который по неимоверно высокой цене подсунул ей подделку, – это подкосило убитую горем женщину, так что с того дня её здоровье ухудшалось всё сильнее, а потому, разумеется, это происшествие стало постоянным источником страданий для Ло Бинхэ, – так что Мин Фань нанёс ему единственное оскорбление, которого тот был не в состоянии стерпеть!

В этот момент играющий роль стороннего наблюдателя Шэнь Цинцю больше всего на свете хотел протянуть руку, чтобы как следует вздуть Мин Фаня, отнять у него подвеску и вернуть её Ло Бинхэ.

Как знать – быть может, тогда Мин Фань не навлечёт на себя смертельную ненависть главного героя и тем самым сбережёт свою жалкую жизнь…

[OOC!]– тут же вмешалась Система.

«Благодарю за предупреждение, – отозвался Шэнь Цинцю. – Заткнись».

Мин Фань выхватил подвеску у Нин Инъин, скорчив презрительную гримасу:

– Отдам я её тебе, отдам. Кто знает, на каком уличном прилавке куплена эта дешёвка, – боюсь, как бы шимэй не замарала об неё руки. – Однако при этом он вовсе не собирался выполнять обещанное.

Лицо Ло Бинхэ напряглось – и внезапно его кулаки врезались в удерживающих его учеников.

Поддавшись гневу, он больше не контролировал удары рук и ног, подчиняясь разве что ярости, затопившей его сердце. Сперва эта внезапная вспышка ошарашила других учеников, но вскоре они убедились, что перед ними – лишь хилый мальчишка, в котором может напугать разве что сила порыва.

– Что встали? – прикрикнул на них Мин Фань. – Он посмел поднять руку на своих шисюнов – давайте-ка научим его уважать старших! – К его прихвостням тут же вернулось мужество – окружив Ло Бинхэ, они принялись жестоко избивать его.

Нин Инъин замерла в растерянности: своим жалким умишком она была неспособна понять, как ситуация могла дойти до подобного.

– Шисюн! – закричала девочка. – Что ты творишь?! Как так можно? Скорее вели им прекратить, а не то… а не то я больше никогда не заговорю с тобой!

– Шимэй, не сердись! – не на шутку встревожился Мин Фань. – Я скажу, чтобы они перестали бить этого мальчишку, хорошо?.. – но не успел он договорить, как Ло Бинхэ, воспользовавшись тем, что его истязатели на миг потеряли бдительность, вырвался из кучи-малы и, ринувшись к Мин Фаню, зарядил ему кулаком прямо в нос.

Старший ученик вскрикнул от боли, и из его ноздрей тут же брызнули два ручейка алой крови.

Глаза Нин Инъин только что застилали слёзы, грозя выплеснуться наружу, однако в этот момент она, не удержавшись, фыркнула от смеха.

«Сестричка, в конце концов, ты переживаешь за Ло Бинхэ или жаждешь его погубить?!» – взмолился про себя Шэнь Цинцю.

Если до этого момента Мин Фань ещё мог бы пощадить Ло Бинхэ, то теперь, когда из него сделали посмешище прямо на глазах его любимой девушки, он никоим образом не мог ему этого спустить!

Итак, эти двое сцепились, будто собаки: хоть Ло Бинхэ был благословлённым небесами крутышом, он, в конце концов, был ещё слишком юн и не имел возможности учиться по правильным пособиям, а потому принимал на себя большую часть ударов, но, упрямо стиснув зубы, не издавал ни звука. Шэнь Цинцю хотел было вмешаться, но в его голове тут же взвыл устрашающий сигнал тревоги:

[Грубое ООС! Грубое ООС! Грубое ООС! Важные вещи следует повторять три раза!^[35] При данных обстоятельствах оригинальный «Шэнь Цинцю» расплылся бы в улыбке! Он бы не стал вмешиваться или же сам бы прибег к рукоприкладству!]

Требовать от него, чтобы он праздно глазел на то, как измываются над ребёнком, – это чересчур бесчеловечно… и всё же Шэнь Цинцю не мог позволить себе необдуманных действий, так что продолжал молча мучиться, не находя себе места от беспокойства, – и тут внезапно ему в голову пришло компромиссное решение.

Школа Цанцюн владела своеобразной заклинательской техникой «Сорванные листья, осыпающиеся лепестки» – слишком слабая, чтобы годиться для каких-либо высоких целей, она, однако, была весьма любопытной и зрелищной – в оригинальном романе упоминалось о том, как Ло Бинхэ некогда применял её, чтобы с лёгкостью завоёвывать бесчисленные женские сердца. Поскольку попавший в этот мир Шэнь Цинцю был сумасшедшим до подобного рода читов, он также не поленился освоить эту легковесную технику.

Сорвав первый попавшийся лист, он влил в него немного духовной силы – и всё же даже этой толики оказалось слишком много: лист рассыпался в его руках. Второй опыт вышел более удачным; взяв лист кончиками пальцев, Шэнь Цинцю осторожно подул на него и отпустил – и лист, подобно метательному ножу, полетел прямиком в Мин Фаня!

Тот издал протяжный вопль ужаса – а Шэнь Цинцю, отряхнув руки, стёр каплю пота со лба.

Недаром говорят, что в руках мастера и цветок, и дерево равно могут служить оружием… Как бы не вышло, что он ненароком прибил Мин Фаня!..

Ло Бинхэ, которого только что молотили руками и ногами, вдруг почувствовал, что его соперник отпрянул. Вскинув голову, он попытался взглянуть на Мин Фаня, хоть текущая со лба кровь заливала глаза; внезапно старший ученик поднял ладонь – и тоже вытер выступившую кровь.

– Как ты осмелился меня порезать?! – не веря своим глазам, взревел Мин Фань.

Пока они катались, сцепившись в клубок, Нин Инъин не осмеливалась к ним приблизиться, но теперь поспешила вклиниться между ними:

– Нет-нет-нет, у А-Ло не было никакого ножа, это не он тебя поранил!

Ло Бинхэ и вовсе не понимал, что тут творится. Плотно сжав губы, он попытался стереть кровь с лица. На спине Мин Фаня и впрямь алел свежий порез, будто по ней полоснули остриём меча.

– Вы видели, как это случилось? – потребовал он ответа у других учеников. – Был у него нож?

Те растерянно переглянулись, после чего одни покачали головами, другие закивали – словом, толку от них не было никакого.

Такому изнеженному высокородному молодому господину, как Мин Фань, прежде никогда не доводилось страдать от боли, а потому, глядя на свежую кровь на своих руках, он поневоле впал в панику. Как ни странно, ни на земле, ни на тощем теле Ло Бинхэ и впрямь не было видно никакого оружия – не могло же оно попросту испариться?

Шэнь Цинцю продолжал следить за ними, затаив дыхание. Внезапно перед глазами всё побагровело, вслед за чем в воздухе всплыл текст леденящего душу кроваво-красного цвета:

[Нарушение: ООС. С вас снято 10 баллов притворства. Текущее количество баллов: 90.]

Шэнь Цинцю вздохнул с облегчением: он-то думал, что Система штрафанёт его на полсотни баллов разом, а то и вовсе снимет всё, а она отняла лишь десять – в сравнении с его опасениями это было даже слишком хорошо, к тому же в будущем ему наверняка представится шанс отработать эти баллы! Однако его радости не суждено было продлиться долго. Указывая на Ло Бинхэ, Мин Фань завопил:

– А ну-ка, всыпьте ему за меня!

Шэнь Цинцю чуть не исторг из груди целый глоток своей старой крови.

Несколько учеников бросились выполнять команду своего главаря; бездумно сорвав горсть листьев, Шэнь Цинцю со свистом отправил их в полёт.

И тут же пожалел об этом.

«На кой я вообще это делаю? – возопил он про себя. – Ло Бинхэ как-никак неподражаемый главный герой. Ему уже случалось попадать в подобные переделки – ну не помрёт же он от этого?»

Чего ради так напрягать своё никчёмное сердце всякой ерундой?!