«При этом Грейс сказала, что если я пожалуюсь на неё, то она мне отомстит. Однако, куда ещё хуже? Но я каждый раз думаю, что хуже быть уже точно не может, а тем не менее всё равно становится, – огорчённо думала она. – Может, в следующий раз она меня вообще водой обольёт, и я буду весь школьный день мокрая ходить. Нет, я так не хочу. Ну а, думаешь, мадам Дюваль хочется жить и не знать о том, что её обсуждают в плохом ключе её же ученицы? Нет, не хочется…»

– Мэри, – с набитым ртом окликнула её Мишель.

– Да?

– Я забыла, а сколько вы с Дорианом общаетесь?

Мэриан хотелось сказать сестре в ответ что-то колкое, но в какой-то момент задумалась над этим.

– Мэри? – повторяет та, думая, что Мэриан не поняла её или не расслышала – настолько долго она молчала.

– Да-да, – поспешно отзывалась Мэриан. – Чуть меньше двух месяцев, кажется, – неуверенно ответила она.

– А-а-а, – глупо и безумно по-детски протянула Мишель, и Мэриан захотелось улыбнуться от этой её беззаботной и смешной манеры разговаривать. – Ясно, – зачем-то добавила Мишель, с важным видом комкая чечевицу в тарелке.

После еды Мэриан, даже будучи сонной, решила проверить по-быстрому почту и ответить на письмо, конечно, извинившись за долгое ожидание. Но, признаться, напоминание, что Дориан ждёт её ответа, слегка разбудило её, и задача не спать ещё около получаса казалась ей более чем выполнимой.

Но во «входящих» и не было ничего такого, что Мэриан привыкла называть письмом. Там была лишь короткая фраза – всего пять слов.

Пять слов, которые никак не укладывались у Мэриан в голове и казались игрой собственного помутившегося от недосыпа разума:

«Тогда я люблю тебя, Мэри».

Ей хотелось кричать, но приходилось сдерживаться, потому что отец уже лёг спать, Мишель тоже, а мать громко гремела посудой на кухне, перемывая её.

Но насколько Мэриан была рада, ровно настолько она и не верила в реальность происходящего. И ей настолько не верилось, что она уже даже не думала о том, что отправленное Дорианом сообщение – правда. Мэриан просчитывала, какой вариант вероятнее: то, что Дориан издевается над ней, или то, что ей всё кажется.

«Если кажется, то, когда я проснусь завтра утром, этого сообщения не будет, – внезапно подумала Мэриан, и эта мысль показалась ей крайне умной. – Не стоит радоваться заранее. Потому что если мне кажется, то я только зря порадуюсь, а потом разочаруюсь из-за того, что этого не было в реальности», – с лёгкой грустью решила она, сама тем временем дрожа от нетерпения и желания написать ответ.

«Тебе не кажется! – с живостью возразила маленькая. Её глаза горели и поблёскивали. Она то сжимала руки в кулаки, то перебирала пальцами, то комкала край тёплой кофты, то растягивала её и тянула вниз. Она нервничала. – Ты же не шизик».

«Тогда почему я могу разговаривать с тобой? Об этом ты не подумала?» – с некоторым раздражением откликнулась большая, потому что ей нужно было деть куда-то свои эмоции, а в какое русло пустить их, она ещё не придумала, вот и использовала подвернувшуюся возможность.

«Это другое!» – очень волнуясь, пояснила маленькая.

«Почему?» – искренне не поняла Мэриан.

«Долго объяснять, – выдохнула та. – А теперь пиши ему ответ. Срочно».

«Ты рехнулась?» – перепуганно забормотала большая, не слишком упираясь, потому что ей всё же хотелось написать Дориану. Главное – написать, а что именно – вовсе не важно».

«Это ты! – разозлилась маленькая. – Не я».

«Хорошо, а что мы писать-то ему будем?» – невнятно спросила большая. В волнительные моменты она почти всегда заикалась и ужасно торопилась, из-за чего казалось, что она не выговаривает слова и у неё каша во рту.

«Ты первый раз в жизни получаешь от кого-то признание в любви. Действуй, пока он не передумал», – торопила маленькая, она отчего-то считала, что чем дольше они оставляют без ответа письмо Дориана, тем больше он начнёт сомневаться в своих чувствах к Мэриан.

«Так что напишем?» – Мэриан растерянно шарила глазами по комнате и в десятый раз перечитывала признание Дориана.

Взгляд девочки не останавливался на чём-то надолго, и в какой-то момент она почувствовала усиливающееся с каждой секундой давление в горле. Глаза неприятно защипало, а под языком свело. Мэриан давила в себе слёзы, и от этого горло сжалось так, что в какой-то момент она не смогла вдохнуть воздух. Когда девочка всё же расслабилась и пустила эмоции на самотёк, чтобы вновь обрести дыхание, несколько слёз-жемчужинок сбежало по щекам Мэриан, оставляя после себя тонкие, едва видимые мокрые дорожки. Мэриан слизнула языком скатившуюся к уголку рта солёную каплю.

«Что ты ноешь?» – укорила её не очень-то весёлым тоном собственная маленькая копия.

«Это я волнуюсь!» – глотая слёзы, Мэриан глубоко вздохнула и начала набирать ответ:

«Привет. Извини, что сразу не ответила. У меня был трудный день.

Очень неожиданно получить от тебя подобного рода сообщение. А за что ты любишь меня?»

Письмо вышло довольно коротким, но хоть подлиннее письма Дориана.

«И всё? – изумилась маленькая, с удивлением перечитывая только что набранное ею сообщение. – Это всё, что ты хотела ему написать? Ты так плакала и нервничала, что я думала, ты тоже признаешься ему в любви, оттого, собственно, так и волнуешься, а ты… а ты как-то скудненько написала», – разочарованно протянула она.

«Неправда! – обиженно парировала Мэриан, вытирая тыльной стороной ладони мокрые ресницы. – Неправда, что скудненько!» – надтреснутым голосом повторила она. Её голос писклявый, но хриплый. Почувствовав неприятную тягу в горле, Мэриан прокашлялась, и к ней вернулся её нормальный, родной голос.

«Почему ты не написала, что любишь его?» – с горечью спросила маленькая Мэриан, и от собственных мыслей большая Мэриан заалела. Она после слёз-то порозовела, а теперь и вовсе напоминала малину.

«Я не… – возразила было она, но как солжёшь самой себе? Можно врать кому угодно – собственным родителям, одноклассницам, сестре, учителям, но только не себе. Можно тщательно прятать от самой себя правду, можно стараться завешивать эту правду паутиной в самых потаённых уголках сознания, дабы никогда не лезть в эту дрянь-правду, но ты всегда будешь знать её. Можно только стараться не думать о ней, но знание это никуда не исчезнет. – Я не… – снова пытается она спрятать эту правду в чулан и закрыть на тысячу замков, повесить на них паучков для отпугивания, чтобы никогда не пытаться открыть это проклятое место, но ком в горле не даёт сказать, и Мэриан наконец оставляет попытки. – Да» – вздохнула она и быстро облизнула ещё солёные губы.

«Я знаю, что да, – многозначительно кивнула маленькая. – Но почему ты не написала это „да“?» – уже без особой надежды спросила она.

«Мне интересно, за что меня можно любить, – пожала плечами большая. – Для нас с тобой это же в новинку. Как тут не поинтересуешься? Даже глупо было бы не спросить».

«В общем-то, ты права. Правильно сделала, что спросила, но всё-таки надо было в конце дописать, что ты…» – маленькая не успевает закончить мысль, как большая перебивает её своей, более громкой:

«Я поняла тебя, не заканчивай», – отвечает Мэриан, пытаясь перекричать голос своей маленькой копии, и Мэриан в голове с обидой хмурится.

«Всё же пытаешься не думать об этом, да? А что так?»

«Ещё нет полных двух месяцев, как мы с ним познакомились, а он мне уже нравится, – с огромным чувством вины промямлила большая, ковыряя мозоль на среднем пальце, которая образовалась от постоянного держания ручки. – Я думаю, что это глупо».

«Нет. Это нормально. Он же не подумал, что может показаться глупым написать девочке, с которой он знаком почти два месяца, что он любит её».

«Он мальчик», – небрежно бросила Мэриан.

«А ты?» – рассмеялась её копия.

«А я девочка», – смущённо, но будто с гордостью ответила настоящая.

«Ясно. Тебе бы теоремы в геометрии доказывать, – покачала головой маленькая и захихикала. – Отправляй сообщение и ложись спать. А то мне кажется, что ты так можешь и всю ночь просидеть за компьютером, ожидая сообщения от него».

«Могу. И как же ты хорошо меня знаешь…»

«Да, отлично знаю. Как себя прям», – саркастично улыбнулась маленькая, слегка закатив глаза.

Глава XVIII

Проснувшись рано утром на следующий день, Мэриан спросила себя, чем же отличается вчерашний день от всех остальных. Иногда она задавала себе тот же вопрос в разные утра жизни, и каждый раз ответ не удовлетворял её. Вчерашние дни либо ничем не отличались от остальных, либо отличались, но чем-то ужасным.

На следующий день после убийства Джексона Эллингтона она не спрашивала себя, чем же отличается вчерашний день от остальных в её жизни, потому что ответ и так очевиден, а ещё не хотелось сыпать себе соль на рану и в очередной раз думать о выткнутых глазах.

Мэриан по-прежнему старалась не думать о Джексоне. Но это был как раз тот случай, когда прячешь воспоминание в чулан, закрывая дверь на все замки, а это воспоминание только крепнет, становится сильнее, вскоре срывая все замки, выламывая дверь и выбираясь наружу.

С такими воспоминаниями приходится жить. Такие воспоминания растут вместе с тобой, но блекнут, и чем дальше, тем меньше ты помнишь детали. Но знание, как было на самом деле, в самом деле пугает. Пусть ты и не помнишь всего-всего, но помнишь ощущения, помнишь то, как это было.

Мэриан ещё очень далеко было до того, чтобы воспоминание поблекло, и ещё дальше – до того, как перестанет помнить все детали. Как же тут забудешь, если тебе каждый день напоминают, что ты убила человека? Каждый, мать его, день! Если не прямо, то намёками, если не в школе, так дома. Но обязательно напоминают.

«Мне ещё повезло, что он не знает», – всегда с облегчением думала Мэриан. Но, как бы то ни было, она надеялась и верила, что Джексон – в прошлом. А Дориан – в настоящем.

Вчерашний день точно отличался от всех остальных дней в её жизни. А ещё он очень отличался от других особенных дней тем, что «отличие» – далеко не плохое. Наоборот, хорошее. Определённо, вчера был хороший день.

«Может, даже самый лучший в моей жизни», – с улыбкой потирая глаза после сна, подумала она.

«Это так романтично! – поддержала её маленькая Мэриан, тоже просыпаясь. – Прям как в фильмах разных».

«Как будто мы смотрим что-то кроме ужастиков», – усмехнулась большая Мэриан. У неё такое хорошее настроение, что ей сразу захотелось заправить постель, хоть она этого никогда и не делала – потому что какой смысл всё заправлять, если ночью опять нужно будет ложиться?

А Мишель всегда заправляла свою постель. Причину этого Мэриан не выяснила. Ей так и не было понятно: то ли Мишель подлизывается к родителям, чтобы на фоне старшей сестры выглядеть в разы лучше, то ли ей и правда нравится аккуратная кроватка.

«Блондинки такие…» – хотела подумать Мэриан, но слова, точно описывающего блондинок, Мэриан не смогла придумать.

«Глупые?» – подсказала маленькая.

«Нет, – поморщилась Мэриан. – Ну, и это тоже, но я другое хотела сказать».

«Смешные?» – предположила её копия.

«Тоже нет. Блондинки – такие блондинки. Вот! – с довольным и умиротворённым вздохом подумала она. – И ты знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего на свете?» – с хитрой улыбкой спросила она саму себя.

Маленькая копия в её голове тоже улыбнулась, по-лисьи прищурившись, точно Шегги на её прикроватной тумбочке. «Коне-е-ечно, знаю», – протянула Мэриан в голове, сминая край розовой ночнушки в пальцах.

«Молодец!» – очаровательно улыбнулась настоящая Мэриан.

Она наскоро почистила зубы, переоделась в школьную форму и уже через несколько минут сбежала на первый этаж по лестнице, так круто завернув на углу, что едва не врезалась в стену.

Мэриан с замиранием сердца открыла почту, и ей на какое-то мгновение показалось, что она умерла, когда увидела во «входящих» письмо от Дориана.

«Ну, я люблю тебя за то, что ты классная. Ты весёлая, с тобой интересно, с тобой не бывает скучно. Ты всегда хорошо слушаешь меня. Ты поддерживаешь меня, ты хороший собеседник <3»

Мэриан была в восторге. Ей хотелось пищать и прыгать на месте, и она бы непременно раскричалась от радости, если бы дома находилась только она. Но мама стирала, а Мишель ещё спала, поднимать шум совсем не к месту. А сейчас привлекать к себе внимание и вовсе очень нежелательно. Иначе обязательно спросят о причине такого бурного восторга, а Мэриан не хотела бы говорить правду: Мишель посмеётся, мама не одобрит. Мама может папе рассказать, он вообще всю эту лавочку тогда прикроет… В итоге ей придётся солгать, выдумать достаточно убедительную причину, чтобы никто не сомневался в её правдивости, чтобы никому даже в голову не пришло, что это может оказаться неправдой. Поэтому лучше никому не говорить. Пусть все думают, что она и Дориан просто общаются. Как друзья или приятели. Но не как влюблённые…

«Он даже не сказал, что ты красивая, – с едва уловимыми нотками грусти констатировала маленькая Мэриан. – Он не сказал, что любит тебя за то, что ты красивая. Хотя плохо, конечно, когда любят за одну только красоту. Всё же личностные качества дороже красоты».

«И что? – продолжая радоваться, ответила большая, совершенно не обращая на замечание внимания. – Конечно, он уже забыл, как я выгляжу. Даже я уже не помню его внешность. Он ещё и в капюшоне своём чёрном был…»

«Ладно, это понятно, но Дориан не написал тебе ни про какие твои уникальные черты! – возразила маленькая. – То, что он тебе написал, можно практически каждому написать».

«Зато написал!» – упрямо и совсем капельку обиженно продолжила спорить Мэриан, не желая, чтобы Дориан падал в её глазах. Если ей хочется рисовать его идеальным в своей голове, значит, он будет иметь идеальный образ в её голове, и ничто и никто теперь не заставит её думать о Дориане плохо.

«Он-то написал, – фыркнула маленькая Мэриан, с сарказмом кивая, будто соглашаясь. – Но написал ерунду. Я думаю, что если бы он по-настоящему любил тебя, то написал бы тебе побольше комплиментов и приятных вещей».

«Но он любит меня! Понимаешь, он любит! Это же чудо само по себе! А за что – это не так важно. Меня вообще никто ни за что никак не любит, а он хоть за что-то и как-то любит. Лучше уж как-то пусть меня любят, чем совсем никак», – настоящая Мэриан постаралась сохранить весёлый настрой и позицию а-ля «мне всё нравится, я всем довольна», но настроение слегка испортилось. Хоть и отношение Мэриан к Дориану ни капли не изменилось, но она немножко начала сомневаться в искренности его чувств к ней, хоть и старательно пыталась отмести от себя плохие мысли, думая лишь о хорошем.

«Если тебе так нравится его защищать и оправдывать, если ты так хочешь думать, что он по-настоящему тебя любит, но по какой-то от него не зависящей причине написал тебе мало комплиментов – можешь надеяться, что он просто глупый», – без улыбки ответила маленькая Мэриан.

«Или что у него скудный словарный запас и по этой причине он не может выразить всю свою гамму чувств», – добавила настоящая Мэриан.

«Это практически одно и то же – глупость и небольшой лексикон».

«Практически. Но не одно и тоже».

«Возможно».

«Не „возможно“, а точно», – обрубила Мэриан диалог, который, если разобраться, был монологом. Она пресекла возможность своей маленькой копии спорить с ней самой же, нажав кнопку пуска на компьютере и тем самым заканчивая работу устройства, затем, поскрипывая деревянными ступенями, она побежала по лестнице на второй этаж – будить Мишель в школу.

Мишель со своими как всегда идеально расчёсанными волосами ужасно раздражала Мэриан, но даже не подозревала об этом. Вернее, Мишель-то знает, что старшую сестру всегда обижала и расстраивала эта несправедливость, но что прямо сейчас Мэриан кое-как сдерживается, чтобы не дёрнуть её изо всех сил за волосы – этого она не подозревала. Младшая сидела перед зеркалом на маленьком мягком стульчике без спинки, мурлыча очередную песенку под нос так тихо и нежно, что казалось, будто она вот-вот свалится со стула и уснёт. Но нет, она то и дело открывала глаза, немножко вертелась в попытках разглядеть своё отражение.

– Не вертись, – заскрипев от злости зубами, пробормотала Мэриан. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты сидела спокойно, пока я делаю тебе причёску?

– Я не могу сидеть спокойно, – нагло ответила Мишель, делая при этом невинный взгляд. – Я же человек, Мэри. А люди постоянно двигаются. Даже во сне люди шевелятся. А ещё люди должны дышать. И всё время сидеть без движения – вредно, а ещё… – она не успела закончить свою занудно-поучительную речь, потому что Мэриан окончательно разозлилась и больно вцепилась сестре в худые плечики.

– Ай! – пискнула Мишель. – Мне больно!

– Так и должно быть! – рявкнула Мэриан.

Косичка, которую с таким усердием плела Мэриан, начала распускаться, и Мэриан ещё больше взбесило то, что до этого она, получается, теряла время зря, ей же сейчас снова придётся заплетать эту мерзкую косичку. Почему вообще она обязана заплетать Мишель волосы? И да, Мишель плела замечательные косички, вот только не себе, а своим куклам. Она иногда и Мэриан заплетала косы, только когда Мэриан хорошо прочешет все свои клоки. Даже при том, что у Мэриан кудрявые волосы, косички всё равно выходили потрясающими, а вот почему родители решили, что это Мэриан должна заплетать Мишель косы, в то время как та прекрасно умеет делать это сама – для Мэриан оставалось загадкой.

Мишель как всегда просто жалели. Родителям всегда хотелось, чтобы Мишель поменьше работала, поменьше училась да побольше играла и бездельничала. Если нужно закрыть окно где-то в доме – обязательно идёт Мэриан. Если нужно найти пульт от телевизора – его ищет Мэриан. Если под мамину диктовку нужно написать список продуктов, которые потом необходимо купить в супермаркете, когда они поедут по магазинам, – его пишет Мэриан. Иногда Мэриан даже заставляют пойти и выключить свет в комнате Мишель ночью, потому что Мишель не видит в темноте, а ещё она уже легла в кровать и так уютненько устроилась, что вставать и идти к выключателю ужас как не хочется. А Мэриан же видит в темноте, да и к тому же ещё не успела классно устроиться в кровати и спрятаться под одеялом так, чтобы торчал один нос. Ей же всегда хочется выключать всем свет тогда, когда уже легла, закрыла глаза и настроилась на сон. Это просто её самое любимое дело! И всегда говорят про Мишель: «она же маленькая, она ещё ребёнок»… Её даже до сих пор водят за ручку. И на прогулках Мэриан всё ещё заставляют держать Мишель, чтобы та не попала под машину и не упала, запнувшись о камушек или бордюру. Мама всегда кричит: «Мэри, держи её! Осторожнее пусть идёт! Мишель, возьми сестру за руку!», а Мэриан в ответ приходится цедить через зубы: «Да, мама, конечно», от невысказанных слов свободной от Мишель рукой впиваясь ногтями в собственную ладонь, чтобы хоть как-то выплеснуть гнев.

Наверное, родители волновались за Мэриан чуть меньше первых пяти лет её жизни. В смысле, они волновались за Мэриан, пока не родилась Мишель. Тогда Мэриан и было четыре года и шесть месяцев. Можно сказать, что детство Мэриан формально закончилось девятого мая тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Но она тогда ещё не понимала, что детство закончилось. А сейчас прекрасно понимает. Младшая сестра бессовестно отобрала у неё все, сама того не подозревая. Она отобрала у неё родительскую любовь и беззаботное времяпрепровождение, ведь Мэриан, даже будучи ещё ребёнком, приходилось смотреть за другим ребёнком, только младше неё. Разве дитя может брать ответственность за кого-то? Родители единогласно посчитали, что может.

Мишель отняла у неё всё. Хорошее отношение, справедливость, любовь, заботу, сочувствие… детство. Когда появилась Мишель, всё пошло наперекосяк. Теперь всё то время у родителей, свободное от работы и дел, доставалось маленькой Мишель, в то время как раньше это время целиком принадлежало Мэриан. Ей перестали читать сказки перед сном и сюсюкаться с ней, а игрушки, которые дарили ей на дни рождения, вскоре отдавали Мишель, объясняя это тем, что Мэриан, как они решили, уже наигралась, а маленькой Мишель игрушки нужнее, чем ей. Да и зачем Мэриан игрушки, она ведь уже скоро станет совсем большой? Но Мэриан была не из тех детей, которым игрушки со временем надоедали. Мэриан была из тех детей, которые с течением времени привязывались к вещам всё сильнее.

Мишель всегда называли красавицей. Что в четыре года, что в восемь. Все всегда обожали её выразительные тёмно-синие глаза и светлые волосы. Все называли её принцессой. А Мэриан в детстве говорили, что она милая и забавная. Опять же, ей это говорили до рождения Мишель. А после и это говорить перестали. Теперь все комплименты были только в адрес Мишель.

На одинаковые оценки у дочерей родители тоже реагировали по-разному. Если у Мэриан не хватит одного балла до «отлично», все лишь недовольно хмыкали и спрашивали, почему она не получила высший балл, говорили, что это общеобразовательная школа, что занятия рассчитаны на среднестатистических детей, а не на гениев, заявляли, что если Мэриан не учится на высший балл, то глупее ровесниц. А если Мишель не зарабатывала «отлично», а получала оценку на балл ниже, её никто не ругал. Её целовали в лоб и обещали, что в следующий раз она получит «отлично», если постарается получше.

Мишель называли любимицей и лучшим ребёнком в мире. Мэриан никогда такого не говорили.

Но она никогда не винила Мишель в том, что произошло. Мэриан не считала Мишель виновницей того, как изменилось отношение родителей к старшей. Она никогда не говорила «лучше бы тебя не было» и подобное. Она никогда так даже не думала. Даже если у них с сестрой случались ссоры, Мэриан всегда в глубине души любила Мишель. Любила её смешные синие глазки и гладкие блестящие волосы, красивый носик и пухлые розовые губки. Даже если Мишель раздражала её, выводила из себя, Мэриан солгала бы, если сказала бы, что не любит её.

Мэриан только одного не могла понять. Почему Мишель пользуется тем, что родители любят её больше, чем Мэриан? Почему она пользуется тем, что её считают несамостоятельной? Почему Мишель никогда не против того, чтобы Мэриан в очередной раз наругали из-за того, что она не взяла младшую за руку? Мишель как будто нравится, когда ругают Мэриан, когда Мэриан наказывают. А сама она строит из себя невинную овечку, делает губки бантиком и с напускной неловкостью возражает: «Мэриан, ну ты же…». А после «ты же» может быть что угодно: от «ты же знаешь, мама говорит, что тебе нужно брать меня за руку» вплоть до «ты же знаешь, что я маленькая и младше тебя». И да, Мишель всё ещё считали маленькой. Даже при том, что ей в мае этого года исполнится уже девять. А Мэриан перестали считать маленькой в четыре с половиной года. Во всяком случае, ей после рождения Мишель уже точно перестали говорить, что она маленькая. Напротив, ей стали говорить, что она уже большая и что в своём возрасте точно уже может приглядывать за младшей сестрой.

Но Мишель уже восемь, и Мэриан совершенно искренне не понимала, почему этой глупышке не доверяют такую ерунду, как заплести себе косички в школу.

– У меня же останутся синяки, – хнычет Мишель и тянется к рукам старшей сестры, всё ещё стискивающей её плечи. – Тебя мама накажет.

– А ты маме не говори. И папе тоже не говори, – назидательно говорит Мэриан с некоторым раздражением, только-только начавшим проходить. Какое-то время она ещё держала Мишель, но, сделав глубокий вдох для успокоения, на выдохе отпустила сестру. Она мельком глянула на своё отражение в зеркале и поняла, какое злое у неё сейчас выражение лица, поэтому расслабилась и продолжила как ни в чём не бывало плести косичку.

– Почему это я не должна говорить родителям? – с обидой проговорила Мишель. – Мне было больно. А если ты причиняешь мне боль, то должна нести за это наказание. Мы договаривались.

– Мы договаривались, – передразнивает её Мэриан, потому что Мишель опять начинает противно себя вести.

«Она как шерстяная вещь. Такая же раздражающая», – желчно скривилась маленькая Мэриан.

«Да, точно! Как шерстяная кофта!» – не без злорадности подумала настоящая Мэриан, потому что ей до ужаса понравилось это сравнение.

«Ага! Такая кофта, которую надеваешь без рубашки или майки снизу. То есть, не как жилетку, а как полноценный верх».

«Типа как футболку?»

«Именно!» – маленькая Мэриан заулыбалась и подмигнула.

– Давай мы с тобой договоримся снова? – с надеждой спрашивает Мэриан у Мишель, тут же делая доброжелательное выражение лица. – Я что-нибудь сделаю для тебя, а ты не будешь рассказывать родителям, м? Как тебе такое предложение? – нежно произнесла Мэриан, гладя Мишель по волосам. Уж очень ей не хотелось, чтобы её опять наказали на ровном месте.

– Ну-у-у… – задумчиво тянет Мишель. – Даже не знаю.

– Так узнай, – шепчет старшая с трепетом и ласковостью, на которую она только способна.

– Ладно, – с некоторой грустью соглашается Мишель. – Только больше так не делай. А то я точно расскажу всё маме.

Мэриан со счастливым спокойствием и полной удовлетворённостью выдыхает.

– Спасибо, – старшая с искренней благодарностью смотрит на сестру в зеркало. Та ловит её взгляд и тоже улыбается.

– Не за что, – мило смущается Мишель. – Только, пожалуйста, поторопись. А то мы в школу опоздаем, – просит она, и Мэриан хмурится.

«Я же ещё не написала ответ Дориану…» – проносится у неё в голове, но она изо всех сил старается не думать об этом, чтобы не расстраиваться.

«Уже до школы и не напишем, – с явным огорчением вторит ей маленькая копия в голове. – Попросту не успеем».

Глава XIX

Школьный день прошёл не так уж хорошо, но и не слишком плохо. Нет, пожалуй, можно было сказать, что хорошо, но хорошо довольно относительно. К Мэриан никто не приставал: ни Грейс, ни её подружки, ни остальные одноклассницы. Все усиленно делали вид, что её не существует. За все занятия Мэриан даже не услышала ни одного оскорбления в свой адрес. В неё не кидались бумажными комками с клеем, не ставили подножки и не издевались за внешность. Все просто вели себя так, будто Мэриан сегодня не пришла в школу.

«Оно и к лучшему, – подумала Мэриан. – Вот бы так всегда было. Почему так не может быть всегда, а?»

«Потому что Грейс сейчас переживает из-за того, что ты можешь выдать её учителям или директрисе, – терпеливо объяснила маленькая Мэриан большой. – Что тут непонятного…»

«А, так ты про тот случай, когда она оскорбила мадам Дюваль? – наконец догадалась большая Мэриан. – Ну, правильно делает. Пусть переживает. Потому что такое про учительницу говорить нельзя».

«А давай тогда, когда она начнёт над нами снова издеваться, мы её прижучим? – с поблёскивающими от воодушевления глазами предложила маленькая Мэриан, довольно потирая руки. – Она как снова возьмётся за старое, мы тут же всё расскажем первой попавшейся учительнице. А лучше мадам Дюваль сразу!»

«Мелко плаваешь! – задиристо произнесла Мэриан, и, не вытерпев, смеётся над своими же мыслями в реальности, тут же опомнившись и замаскировав смешок под обыкновенное покашливание. – Надо сразу директрисе, вот что!»

«Точно! – у маленькой Мэриан засветились глаза от восторга. – Представляешь, что сделают Грейс, когда мы всей школе расскажем о том, что думает она о нашей милой мадам Дюваль…»

«О да! – злорадно отреагировала большая. – Ей будет очень-очень плохо…»

«А давай сейчас нажалуемся? – взволнованно спросила маленькая Мэриан, очень надеясь на положительный ответ. Она так сильно сейчас хотела услышать „да“, что её надежда едва ли не превышала тогдашнюю на то, что суд разрешится в её пользу. – Пожалуйста, скажи, что сейчас!» – жалобно проскулила она, делая щенячьи глазки и складывая руки в молебном жесте.

Настоящей Мэриан очень-очень хотелось согласиться, но она вынуждена отказать – и едва хочет в мыслях сообщить маленькой себе, что сейчас они этого делать не будут, как маленькая Мэриан всё понимает и тотчас же мрачнеет.

«Я так и знала, что ты не захочешь сейчас!»

«Нам нужно дождаться. Сейчас не время»

«Чего дождаться? Когда в нас кинут не шарик из бумаги, а гранату? Этого нам дождаться, да? Тогда, не знаю, веришь ты мне или нет, но нам будет уже не до жалоб на Грейс, а до того, чтобы попробовать не умереть после того, как нам в лоб кинули гранату».

«Почему в лоб-то?»

«Потому что шарик прилетел нам в лоб. Граната тоже туда прилетит».

«Я надеюсь, они промахнутся… Или она. Смотря кто кидает».

«А я надеюсь, что эти идиотки просто не додумаются принести гранату в школу. А, на улице полно камней, их можно насобирать… Знаешь, я тут подумала и решила, что гранату, может, в оружейном и не выдадут, а камень в глаз тебе точно может прилететь».

«Ещё не лучше. Час от часу не легче!»

«Поэтому тебе лучше поторопиться, чтобы Грейс, а лучше и её шайку вместе с ней, выперли от школы. Выгнали, в смысле. Чтобы больше ноги её здесь не было. Тогда шанс того, что тебя покалечат твои же одноклассницы, уменьшается».

«Почему ты думаешь, что они не могут просто прийти к моему дому и кинуть камень или гранату в меня там? Разве им что-то мешает?»

«Об этом я не подумала… Но ты на Грейс всё равно нажалуйся. Лишним не будет».

«Сейчас не надо. Давай лучше тогда, когда действительно повод будет».

«Вся ваша совместная школьная жизнь, все издёвки над тобой за целые восемь лет, твои подруги, которых у тебя нет благодаря Грейс, – разве это не один сплошной повод? Это даже не один. Их много, этих поводов. Одумайся, пока не поздно».

«Всё будет в порядке. Когда Грейс хоть малейший выпад сделает в мою сторону – ей крышка. Честно-пречестно».

«Ладно», – рассерженно согласилась маленькая Мэриан, будучи очень недовольной тем, что в кои-то веки, когда у неё выдалась возможность хорошенько напакостить Грейс, она почему-то должна не пользоваться ею, а зачем-то ждать, пока та в очередной раз не продемонстрирует, какая она последняя сволочь.

И всё было бы хорошо в этом дне, если бы не рекордная невнимательность Мэриан на занятиях. Ей не давало покоя то, что она прочитала письмо и не ответила сразу же. Она понимала, что Дориан не знает, прочитала или нет (слава Богу, в почте такой функции не было!), но стыдно всё равно – ведь она это знает.

Мэриан нехарактерно для себя витала в облаках на уроках, долго засматривалась в одну точку и шевелила губами, будто вела беззвучный диалог сама с собой. Учителя то и дело одёргивали её и призывали внимательнее слушать, а Мэриан тут же приходила в себя, извинялась, пыталась настроиться на учёбу, но всё равно все её мысли сводились к Дориану.