Репортаж из морга. Как судмедэксперт заставляет говорить мертвых

Заморозка

Уставший после тяжелой экспертизы, я только собрался уходить, как зазвонил телефон. Одна дама обвинила своего дантиста в том, что он испортил ей зубы. Накануне я изучил двести страниц этого дела. Действительно, было в чем обвинить.

Стоматолог принял решение коронировать бо́льшую часть зубов пациентки; некоторые из них в такой процедуре явно не нуждались. В ходе операции он постарался умертвить зубы, то есть удалить нервы и сосуды, для чего зубной канал сначала вскрывают, а затем закрывают специальной пастой. Врач поставил коронки, к радости своей клиентки, которая вышла из его кабинета с великолепными зубами, белыми и ровными, как у кинозвезд.

Через некоторое время после окончания лечения у пациентки ужасно заболели зубы. В связи с экстренностью ситуации ее проконсультировал другой дантист и обнаружил абсцессы в верхней части каждого зуба, которые лечил его коллега.

Полная реставрация потребовала больших усилий от нового дантиста и хирурга-стоматолога, которым пришлось оперировать образовавшиеся кисты. Всего впустую было потрачено девять месяцев жизни пациентки, не говоря уже о сорока пяти тысячах евро, которые она заплатила. После попытки переговоров со страховщиком стоматолога дело было передано в суд, который назначил на дело меня. Я должен был выяснить, соответствовала ли оказанная стоматологическая помощь установленным стандартам.

Поэтому в тот сентябрьский четверг я вызвал всех к двум часам дня: заявительницу с ее адвокатом, дантиста-халтурщика, его адвоката и медицинского специалиста страховой компании. Встреча проходила в нашей переговорной, организованной так, чтобы каждый мог разложить документы на столе и с удобством вести запись. Поскольку оспариваемые медицинские услуги были переделаны вторым стоматологом, простой осмотр пациентки не показал бы, какие ошибки были допущены при лечении.

И мне пришлось прочитать все двести страниц дела, чтобы зуб за зубом изучить оказанные услуги.

Принимая во внимание, что зубы мудрости у заявительницы были удалены в подростковом возрасте, оставалось изучить двадцать восемь зубов, но я предполагал, что встреча все равно затянется…

Я отметил состояние каждого зуба до лечения, изучил рентгеновские снимки до и после. Затем попросил врача описать его действия. Понятное дело, каждый раз, когда я обнаруживал техническую ошибку, медицинский специалист страховой компании находил возражения. Наконец, около семи часов вечера я смог устно изложить предварительные выводы: дантист-халтурщик действительно несет ответственность за эту катастрофу. На этих сильных словах мы расстались.

И вот я, оставшись один на один с грудой документов, с трудом решаюсь отложить написание заключения до следующего дня. Потому что все-таки легче составлять его по горячим следам, даже если во время встречи и велись заметки. Именно этот момент выбирает телефон, чтобы зазвонить. Вызывают с коммутатора больницы.

– Доктор Сапанэ, вам звонок из жандармерии Сожона.

– Спасибо, я приму.

Мне по меньшей мере любопытно. Жандармы впервые звонят мне через коммутатор. Обычно – секретарю или напрямую на мой мобильный.

– Здравствуйте, доктор, это территориальная бригада Сожона. Мы говорили с опергруппой, они сказали позвонить вам. Нам нужно отправить вам тело на наружный осмотр и еще на вскрытие, наверное, и, если можно, до выходных.

– Здравствуйте. Скажем так, это несколько неординарный способ вести дела. Вы должны направить заявку моему секретарю, а уж он позаботится обо всем остальном.

– Дело в том, что и ситуация неординарная.

– Да? В каком смысле?

– Погибшая – женщина шестидесяти пяти лет, находившаяся в состоянии депрессии на фоне семейного спора из-за наследства недавно скончавшегося мужа. У нас есть сомнения относительно причин ее смерти.

– Почему?

– Мы как раз и хотим передать вам тело, чтобы разобраться. Но не знаем как.

– Оно в виде мелких кусочков?

– Нет-нет, целое. В морозильной камере…

Судмедэксперты привычны к неожиданностям, однако в этот раз я почти потерял дар речи. Но ненадолго:

– И вы сейчас не про морозилку с выдвижными ящиками говорите, да?

Я слышу что-то вроде глухого смеха на другом конце линии. Согласен, острота неважная, но меня оправдывает усталость. Жандарм делает вид, что ничего не произошло, и начинает рассказ о находке. Нотариус, занимавшийся наследством мужа, забеспокоился, не получая от дамы никаких известий. Он уведомил бригаду жандармов, которая обнаружила, что дом пуст, а в почтовом ящике лежит почта за две недели. Патрульные тщательно обыскали дом и даже заглянули во все шкафы, но ничего не нашли. Они вернулись на следующей неделе, снова все обыскали и, проявив добросовестность, открыли небольшую морозильную камеру, стоявшую в подсобном помещении. Действительно, после недавних происшествий с замороженными младенцами бдительность такого рода не повредит. Бинго, дама была в морозилке. Я задаю вопрос собеседнику:

– Вы думаете, это дети сделали?

– Мы не знаем. Прокуратура еще сомневается, сканировать ли тело или вскрывать.

– Ладно, хорошо. Нужно доставить его нам.

– Что от нас требуется?

– Просто привезите морозилку.

– Но она не поместится в штатный транспорт.

– Тогда найдите другой способ.

И они его нашли. Я так и не осмелился спросить, знал ли нанятый перевозчик о содержимом морозилки.

На следующее утро морозильная камера важно возвышается в морге, ее компрессор довольно урчит – служащий морга снова включил ее. От неуместного присутствия бытовой техники в этом месте, предназначенном для отрешенности и семейной скорби, меня бросает в холод. Если можно так выразиться.

Вся служба судмедэкспертизы пришла понаблюдать за вскрытием ящика. Я ломаю красные восковые печати, наклеенные жандармами, и поднимаю крышку. Появляются седые волосы, затем вытянутая вперед голова на скрюченном теле. Оно совершенно замороженное и твердое, как дерево. У каждого свое мнение насчет того, что делать дальше.

– Шеф, надо вытащить ее и оставить в комнате.

– Нет, достанем ее и разморозим в холодильнике.

– Давайте просто отключим морозильную камеру.

Последнее предложение вызывает единодушие: отключенное устройство и его содержимое на выходные помещают в секционный зал с закрытой крышкой. До встречи в понедельник, бабушка.

Есть в моей жизни место и для семейных мероприятий, а иногда и для воскресного обеда с родителями жены. Сегодня суббота, но мне нужно озаботиться обедом заранее, потому что у родителей жены есть один маленький недостаток: моя свекровь часто опаздывает. Из-за этого мне тяжело планировать подачу блюд. На этот раз я выбираю подходящий метод: приготовлю кабаний окорок при низкой температуре.

На следующий день я вынимаю кусок мяса из морозилки и помещаю его в маринад для размораживания. Учитывая вес, он разморозится уже к концу дня, перед началом приготовления.

Пока я предаюсь размышлению о кулинарии, взвешивая отменный кусок мяса прямиком с охотничьих угодий, у меня возникают сомнения. Если исходить из времени, которое требуется для приведения замороженного окорока с соответствующим весом к комнатной температуре, наша бабуля будет оттаивать намного дольше, чем мы думали…

Суббота, поздний вечер: окорок только оттаял, и я все больше беспокоюсь о том, что станет с нашей замороженной бабушкой.

Хорошенько смазав кусок мяса маслом, я ставлю его в разогретую до 240 °C духовку. Как только он подрумянивается снаружи, я достаю его и жду, пока температура не упадет до 80 °C. Одновременно грею маринад. Затем золотистый окорок возвращается в маринад, и я ставлю его в духовку уже до следующего дня. Низкая температура и долгое время приготовления превращают волокнистые ткани и сухожилия в желе, приятное на укус, и мясо просто тает во рту. Еще одно достоинство метода: мясо можно оставить в духовке ровно на столько, на сколько нужно, чтобы дождаться гостей. Его вкус не испортится, и оно точно не обуглится.

Воскресенье. Все утро мясо стояло в духовке при температуре 70 °C. Мне осталось только подать блюдо к столу с обжаренными в сливочном масле белыми грибами, тремя домашними пюре – из груши, яблока и айвы – и соусом из черники с черничным джемом. Вино? Бутылка «Алокс-Кортон», выбранная из множества других заманчивых предложений от продавца моей любимой винной лавки в двух шагах от дома. Однако все, даже лучшее, имеет конец: блюдо из-под окорока возвращается на кухню пустым, а выходные заканчиваются.

Утро понедельника. После общего приветствия и первой чашки кофе я спрашиваю, как там бабушка в обесточенной морозилке. Невероятно, но она все еще несгибаема, как правосудие. Устройство, которое служит ей последним пристанищем, поистине высокого качества. Более того, в инструкциях производителя, найденных в интернете, указано, что оно «приспособлено к условиям тропиков» и способно сохранять холод дольше 48 часов в случае отключения электроэнергии. На этот раз мы решаем оставить крышку широко открытой.

После трех дней в таком режиме результаты по-прежнему неоднозначны. Верхняя часть тела оттаивает, чего не скажешь о нижней. На этот раз вывод ясен. Бабушку нужно вытаскивать. Маневрировать надо осторожно, потому что пространство, в котором размещено тело, тесновато. К счастью, служащие морга берут дело в свои руки. Они просовывают ремни под ее колени и руки: раз-два-три, и вот она появляется, скрестив руки на сине-зеленом халате, скрывающем под собой ночную рубашку. На ней до сих пор надеты серьги и обручальное кольцо. Глаза ее закрыты, а лицо безмятежно.

Помещенная на тележку и надлежащим образом пристегнутая, чтобы не упасть, дама проводит неделю, сидя в секционном зале при регулируемой температуре около 16 °C. Это позволяет наконец в пятницу вечером разогнуть ее, вытянуть и положить в один из холодильников. Фух, самая сложная часть позади.

Что касается следователей, они теряют терпение. Жандарм из Сожона снова звонит мне.

– Добрый вечер, доктор. Итак, на каком этапе вскрытие?

– Ну, пришлось повозиться с разморозкой. В следующий раз привозите тело расчлененным, в морозилке с ящиками. По кускам быстрее размораживается.

– Ах да, как у того парня с острова Ре, помните?

– Да уж, не могу сказать, что забыл.

Было воскресенье, я был в резерве, дежурил из дома. Бригада вызвала меня из-за «человеческих останков, найденных в сгоревшем доме» на острове Ре. Разгневанный муж поджег павильон, никто не мог найти его жену, все разволновались. В развалинах жандармы нашли остов морозильной камеры с выдвижными ящиками, заполненными подозрительными кусками. Последовал быстрый вывод: не разрезал ли ревнивец свою жену на куски? Пуатье находится не то чтобы в пригороде Ла-Рошели, поэтому, когда жандармы перезвонили, я все еще собирался в дорогу. Ложная тревога. Один из их коллег-охотников опознал останки. Это были куски туш косули, оленя и кабана.

Не сказать что недовольный этой новостью, я собирался снова погрузиться в выходную сонливость, когда на связь вышла жандармерия Ньора. Никакой возможности побездельничать, честное слово. Снова кости, обнаружены во время работ в погребе частного лица. Воскресные самоделкины, что за чума! Я опять собрался, на этот раз в Ньор, но, охваченный внезапным озарением, передумал, перезвонил жандармам и попросил их прислать мне несколько фотографий по электронной почте, чтобы получить общее представление.

Я настоял на том, чтобы сфотографировали также концы костей и их суставные поверхности: по ним можно точно отличить кости человека от костей животного.

И хорошо, что я об этом позаботился: сразу стало понятно, что кости конские. Захоронения лошадей, в том числе и в подвалах частных домов, не входили в зону моей ответственности, поэтому я отклонил приглашение.

На третьем звонке я подумал, что меня разыгрывают. Снова бригада Сожона с еще одной костью, обнаруженной частным лицом на пустыре. Я благоразумно попросил фотографию объекта, но не смог распознать его по анатомическому фрагменту. Ни концы, ни тело этой длинной кости не были похожи ни на что, известное мне. Посчитав, что дело несрочное, я предложил жандарму прислать нам объект, что он и сделал. Глядя на идеально симметричные суставы и углубления, проходящие вдоль кости с обеих сторон, я засомневался. Распилил объект посередине. Хотя я и ожидал, что корковый (внешний) слой кости будет толстым, он, напротив, был очень тонок – как слой кожи. Внутри ничего не напоминало костный мозг. Это оказалась старая жевательная кость для собак, сделанная из шкур животных методом литья под давлением. Вот такой «кот в мешке».

После этого краткого погружения в общие воспоминания мне ничего не остается, кроме как успокоить собеседника:

– Не волнуйтесь, я займусь телом в понедельник. Ладно, хороших выходных.

Обещание выполнено. На следующей неделе вскрытие благополучно завершилось. Никаких особых следов или повреждений. Только одно отклонение от нормы: анализ крови выявил наличие большой, но не смертельной дозы снотворного. Это лекарство в разумных дозах прописал погибшей лечащий врач. Следователям это не особенно помогло, а наследники теряли терпение.

– Так, а что нам теперь делать с морозильной камерой? – спрашивает меня один из служащих морга.

Хороший вопрос. Предлагаю вернуть ее семье, но она отклоняет предложение. «Каждый раз, открывая эту камеру, мы будем думать о бабушке. Оставьте морозилку себе. Пусть она вам еще послужит».

Морозилки в виде ларя не очень нам подходят, поскольку удобнее пользоваться камерами с выдвижными ящиками, в которых хорошо хранить и консервировать анатомические доказательства, взятые во время вскрытия и запечатанные. Но я соглашаюсь оставить агрегат. Дети покойной подтверждают дарение по почте. Нам осталось только почистить его и найти новое применение.

Сотрудник морга, отвечающий за эту задачу, сначала вынимает простыню, лежащую на дне ларя. Удивленный, он обнаруживает там пластиковый файл с рукописным письмом внутри. «Дети мои, простите меня за неприятный сюрприз. С тех пор как ушел муж, моя жизнь поменялась. Я больше не хочу жить. Я легла в морозилку сама. Отдаю свое тело науке. Заберите украшения».

О находке сразу сообщили жандармам, которые сравнили почерк письма с остальными документами покойной. Записку написала она сама. Следовательно, это было самоубийство замораживанием. Загадка разгадана. Однако последнее желание дамы оказалось невыполненным из-за непреодолимого препятствия: вскрытое тело нельзя передать науке. Прокурор приказал вернуть тело семье и разрешил кремацию. Вот что называется «бросать из холода в жар»…

А морозильная камера с тех пор так и служит нам, тихо урча в углу.

Удобный случай

Только что завершилось вскрытие трупа 55-летней Моник. Пока помощник зашивает разрезы, я делюсь своими первоначальными выводами со следователями. Обычно выводы включают в себя первичные данные о причинах и обстоятельствах смерти, независимо от того, насильственная она или нет.

В случае с Моник таких вопросов не возникает. Список видимых следов насилия на теле говорит сам за себя. Перелом левой скуловой кости и гематома на шее сзади позволяют предположить сильный удар по лицу с последующим падением назад. Тринадцать колотых ран, нанесенных одним и тем же клинком, сосредоточены в двух областях: у основания шеи и в области печени. Многочисленные порезы в верхней части груди и шеи, один из которых нанесен в результате попытки перерезать горло. Повреждения на уровне кистей, полученные в ходе самообороны.

Несмотря на медицинскую помощь, оказанную парамедиками, и операцию, экстренно проведенную в университетской больнице Пуатье, жизнь жертвы не удалось спасти из-за нескольких кровотечений, главное из которых было вызвано разрезом крупной печеночной вены.

Моник была еще жива, когда дочь нашла ее лежащей в луже крови на кухне, с курткой, накинутой на лицо.

Но Моник уже потеряла много крови и очень ослабла. В любом случае в ней оставалось достаточно жизни, чтобы указать на убийцу. Бывают дни, когда работу следователей делает жертва… И безо всякой двусмысленности: это вам не «Омар меня убить»^[16].

То есть никакого саспенса^[17] нет.

В последующие дни я пишу объемный заключительный отчет, в котором подробно описываю все свои наблюдения: каждую рану – ее точный размер, ориентацию по отношению к поверхности тела, высоту от подошвенных поверхностей стоп пострадавшей. Эти цифры очень полезны при реконструкции картины преступления и в следственном эксперименте, когда дело дойдет до проверки версии обвиняемого. В этом случае я могу сказать, что жертва стояла, когда ей нанесли удар ножом, и большинство ударов наносилось непрерывно, будто одним движением, как если бы нападающий перемещался вокруг нее, нанося все новые, и новые, и новые удары.

Два года спустя предполагаемый убийца предстает перед судом ассизов в департаменте Де-Севр. Это бывший молодой человек Сандрин, дочери Моник, – 22-летний конголезец, красивый и стильно одетый парень. Его арестовали через несколько часов после происшествия. Заключенный под стражу, он быстро сознался в преступлении. Он пришел занять денег у своей бывшей девушки. И не просто так: ранее он украл из ее сумочки незаполненный банковский чек, чтобы купить себе симпатичную «Ауди». Оплата по чеку не прошла из-за недостатка средств на счету, продавец автомобиля потребовал от молодого человека две с половиной тысячи евро наличными, чтобы зарезервировать за ним автомобиль. А если нет – прощай, «Ауди». Нечестный, лишенный всякого воображения молодой человек отправился к Сандрин, чтобы попросить у нее денег, которые ему не удалось украсть.

Только вот самой девушки не было дома, и дверь открыла ее мать. Ей никогда не нравился этот претенциозный красавчик, о чем она, не колеблясь, неоднократно ему говорила. Пока ее не стали называть расисткой.

Денег давать она не захотела. Такого отказа он выдержать не смог и набросился на нее.

«Одной рукой я держал ее, а другой открыл ящик. Мне подвернулся мясницкий нож. Как только я схватил его, сразу ударил ее в живот, два или три раза. Она истекала кровью, но все равно продолжала говорить. Вот почему я проткнул ей шею. Я хотел, чтобы она замолчала».

Председатель суда ассизов вызывает меня на скамью свидетелей, и я исправляю показания обвиняемого. Он забыл упомянуть остальные удары. Эта неточность понятна, да и как упомнить, сколько ударов ты нанес в запале. Если бы убийцы вели счет всему, профессия судмедэксперта была бы менее востребована.

Суд тоже ведет свой счет. И после двух часов совещаний – а это очень мало – убийцу приговаривают к двадцати годам лишения свободы.

Женщина в чемодане

Сильвет говорила слишком громко. Корин ужасно на нее разозлилась.

А теперь Сильвет лежит на столе из нержавеющей стали под скальпелем Мари, ожидая вскрытия по всей форме. Наружный осмотр, вскрытие грудной и брюшной полостей, распиливание черепной коробки, извлечение и взвешивание органов. Рутина.

Мари работает со мной уже много лет. В службу судебной медицины она пришла молодым интерном, а сейчас она – практикующий врач в больнице и опытный судмедэксперт. Операция, которую она проводит сегодня утром в октябре 2013 года, не представляет для нее никаких трудностей. Проходя различные этапы вскрытия, она вслух комментирует свои действия: как для присутствующего сотрудника уголовного розыска, так и для интерна, который под ее контролем будет писать протокол вскрытия. Мари регулярно останавливается, чтобы сделать фото.

– Жертва – женщина лет пятидесяти, миниатюрного телосложения, коротко подстриженные седые волосы, вес 41 килограмм, рост 163 сантиметра. Тело чистое, легкий запах жавелевой воды^[18]… Множественные повреждения головы, свидетельствующие о сильных ударах, перелом правой скуловой дуги в верхней части скуловой кости… В ране на коже головы обнаружен маленький осколок стекла… На верхней губе и ноздрях имеются черноватые полосы, а также следы красного вещества и отметины, оставшиеся после протирания. Язык и задняя часть глотки имеют сероватый цвет, похоже на ожоги, вызванные едкой жидкостью вроде щелочи или кислоты… На правой руке три поверхностные раны, типичные для самообороны при защите от холодного оружия…

На животе заметно зеленое пятно – признак того, что смерть произошла накануне или за день до обнаружения…

Трупное окоченение в зоне верхних конечностей было нарушено, вероятно, когда тело помещали в чемодан.

Мари переходит к внутреннему осмотру.

– Четыре раны в легких, справа и слева, одна из которых достигла сердца, вызвав массивное кровотечение и быструю смерть… Две раны в печени… Следов ожога в пищеводе нет, следовательно, жертва не глотала едкий продукт.

Последняя фотография соответствует результатам осмотра, сделанным накануне на месте преступления Алексией, коллегой Мари, дежурившей прошлой ночью.

Алексии позвонили из полицейского участка Ла-Рошели уже после восьми вечера. Она прибыла на место обнаружения трупа посреди ночи. Пока она ехала и искала адрес, криминалисты уже завершили осмотр, освободив место в небольшой студии, оккупированной следователями.

Большой диван был выдвинут на середину комнаты. Между ним и стеной стоял большой открытый чемодан на колесиках. Внутри находилось тело пожилой женщины, почти полностью обнаженной, на ней были только белые кружевные стринги. В воздухе повис стойкий зудящий запах жавелевой воды.

Старший следователь коротко ввел Алексию в курс дела.

В полицию поступил звонок от дочери подозреваемой – мать только что сказала ей по телефону: «Я сделала глупость, такую глупость», но большего дочь добиться от нее не смогла. Патрульные, направленные на место, долго стучали в дверь и звонили, прежде чем им открыли. Маленькая женщина с хмурым лицом, растрепанными волосами до плеч, явно не в лучшей форме, спросила патрульных, чего они хотят.

– Мы просто хотим посмотреть, все ли в порядке, мадам. Ваша дочь беспокоится за вас. У вас все хорошо?

– Да-да, все нормально. Только этот шум, все время этот шум.

– Мадам, о чем вы, какой шум? Я ничего не слышу.

– Да, шум. В цветочном магазине снизу что-то ремонтируют. Стучат весь день.

Прибыв на место, полицейский действительно заметил какие-то строительные работы на первом этаже, прямо под студией, которую занимала женщина.

– И не только это. Еще слышно сирены. И вертолет!

Растерянная квартиросъемщица проживала совсем рядом с больницей, и из ее дома, конечно, были слышны и сирены машин неотложки, и звук вертолета скорой помощи.

Продолжая говорить, дама попыталась закрыть дверь. Полицейский, заметивший маневр, поставил ногу в проем, продолжая беседу.

– У вас из квартиры так сильно пахнет. Что это? Жавелевая вода? У вас что-то случилось?

– Нет-нет. Я пользуюсь ею, чтобы было чисто, вот и все.

– Мадам, мы зайдем на минутку, чтобы убедиться, что все в порядке? Чтобы успокоить вашу дочь.

– Да нет же, все хорошо, говорю вам.

Но командир экипажа, опытный бригадир, почуял неладное. В квартиру нужно было войти обязательно. Поэтому он вел переговоры, пока дама все же не уступила и не впустила полицейских внутрь. Затем она с отсутствующим видом пошла к дивану и села на него. Полицейские отметили безупречную чистоту в квартире и сильный запах хлора. А еще – большой чемодан, наполовину скрытый диваном.

Заинтригованный, один из полицейских обошел диван и тут увидел, что из неплотно закрытого чемодана виднеется человеческая ступня.

Он указал на это своим коллегам, бригадир отреагировал немедленно:

– Стоп, всем остановиться, ничего не трогать, вызываем команду криминалистов и судмедэксперта.

Дальше началась обычная суматоха, череда приходов и уходов, мигалок и специалистов, включая Алексию с большим мешком для тела.

Наутро после бессонной ночи Алексия передала эстафету Мари – мудрая мера, предусмотренная организацией службы судмедэкспертизы.

И вот, после почти четырех часов работы, Мари передает тело сотрудникам морга, чья задача – вернуть ему достойный вид. Затем она идет к себе в кабинет писать предварительное заключение.

Этот важный документ немедленно отправляется по факсу прокурору Ла-Рошели, а копия передается следователям. Мы стали использовать такой метод передачи информации после одного оригинального случая: рассеянный сотрудник уголовного розыска записал информацию во время вскрытия и, не сверив с экспертом, передал ее непосредственно прокурору, который интерпретировал ее по-своему. Спустя несколько дней прокурор был крайне удивлен, прочитав письменный отчет, в котором утверждалось прямо противоположное тому, что он представлял.

Горячая пора для Мари и Алексии окончена. Остальное теперь в руках следственного судьи и следователей, которым предстоит разобраться, что же произошло той ночью в студии Корин в Ла-Рошели.

На это у них уходит почти два года. Тем временем Корин несколько раз давала показания, разъяснения, меняла свою версию. Чтобы выяснить детали происшествия, судья распорядился о проведении следственного эксперимента с присутствием всех заинтересованных лиц, соответственно, и судмедэксперта тоже. Но Мари в декрете. Ничего страшного, я подменю ее. Это называется «командная работа».

Прежде всего я погружаюсь в дело, переданное магистратом. Это история двух женщин, Корин и Сильвет, которые жили в Ла-Рошели. Первая – пенсионерка в хронической депрессии. Вторая – безработная под опекой как ограниченная в дееспособности. Два одиночества встретились за три недели до происшествия, начали приятельствовать и в одно воскресенье решили прогуляться до барахолки, организованной в порту, прежде чем вернуться к Корин, съесть торт и выпить по чашке кофе.

В этот момент действие резко меняет направление. По словам Корин, Сильвет начала говорить громко. Вдобавок она стала стучать лезвием ножа по кофейному столику, отрывисто и без остановки. Корин попросила ее перестать.

Сильвет не восприняла слова всерьез, стала смеяться. Тоже громко. Корин не выдержала. Она набросилась на подругу, разбила бутылку вина ей о голову.

Сильвет сопротивлялась, они подрались. Затем все улеглось на какое-то время. Корин разрезала торт. Но тут Сильвет снова начала стучать ножом. После непродолжительной борьбы за нож Корин нанесла удар. Несколько раз. Она уже не помнит сколько. Три раза точно. У Сильвет пошла кровь. Она упала и ударилась головой о кофейный столик. Мертва.

Что было после? Ошеломленная, Корин сначала села на диван. Повсюду была кровь. Корин принялась мыть все, как одержимая. Нужно было все оттереть. Поэтому она стала мыть с жавелевой водой. Она все терла и вытирала. Корин вымыла все: стены, ковер, диван, журнальный столик и сам труп тоже. Она раздела Сильвет и вымыла ее несколько раз, надела на нее одни из своих трусиков, потому что было неприятно видеть ее обнаженной. В конце концов она, как сумела, засунула труп в чемодан. Но трупное окоченение не дало ей довершить дело, пришлось оставить одну ступню снаружи…

На следующее утро Корин сходила в парикмахерскую, сняла в банкомате деньги и купила билет на поезд, чтобы поехать к дочери в Бретань. После обеда она передумала, решив убить себя. Пошла в супермаркет, чтобы купить бензин, кислоту и алкоголь. Сначала она хотела все это проглотить, а потом подумывала устроить пожар. Наконец она позвонила дочери.

Все это повествование опирается исключительно на показания Корин. Они частично подтверждаются выводами полиции, но остались вопросы относительно хода нападения. Отсюда и необходимость в следственном эксперименте, ради которого я явился в назначенный день точно в срок. И вот я перед охраняемой многоэтажкой, у меня нет ни кода домофона, ни номеров телефонов других участников эксперимента. Я стою с глупым видом и жду, когда же меня пустят внутрь те, кто меня там ждет.

В отчаянии смотрю на парковку у дома. Немного в стороне припаркована полицейская машина. Я подхожу к ней. К счастью, внутри есть водитель, который терпеливо ждет, проводя время за чтением местных новостей. Вот он, мой спаситель. Благодаря ему я наконец попадаю на место преступления, внося туда еще больше суматохи.

На этих двадцати квадратных метрах ковролина еще никогда не толпилось столько людей. Вместе со следственным судьей, секретарем суда, тремя полицейскими, двумя сотрудниками следственного изолятора и подследственной, адвокатами и заместителем прокурора нас уже дюжина, то есть на каждого приходится меньше двух квадратных метров. Я не могу найти себе место. Быстро ставлю рюкзак в угол комнаты, где никто о него не споткнется. Извлекаю свои рабочие инструменты: цифровой «Никон» D300 и бесподобный широкоугольный объектив 10–24. Этого достаточно, чтобы сделать неплохие фото происходящего, несмотря на недостаток места.

Когда начинается следственный эксперимент, я внимательно наблюдаю за Корин, стоящей между двумя накачанными сопровождающими. Обычная, ничем не примечательная маленькая женщина в джинсах и розовом свитере. Она держится, слегка наклонившись вперед, очень напряженно сжимает руки. Она послушно перемещается по каждой просьбе судьи, моделируя различные ситуации.

Каждый раз полиция фиксирует сцену, делая снимки, заставляя всех присутствующих отодвигаться, чтобы не попадать в кадр. И каждый раз я встаю рядом с фотографами, чтобы сделать собственные снимки.

Так у меня будет все, что нужно, чтобы быстро написать отчет.

Мы подошли к моменту нападения. Корин показывает, как она действовала. В конце концов, если ее утверждения и разнятся от одной версии к другой, это может быть связано с тем, что она чего-то не помнит. Ее показания не особенно противоречат результатам судебно-медицинской экспертизы и в целом соответствуют обнаруженным следам и повреждениям.

Я не совсем уверен в порядке событий, но в итоге уясняю для себя следующую последовательность: Корин и Сильвет вступают в схватку и обмениваются ударами. Затем Корин несколько раз наносит Сильвет удар бутылкой по голове. Бутылка разбивается. После короткого перерыва Корин хватает нож, которым до этого стучала Сильвет, и наносит ей двенадцать ударов. Девять из них попадают в грудь и живот, три – в левую верхнюю конечность, которой Сильвет пыталась защититься.

Сильвет теряет сознание от кровопотери, и ее тело падает на пол. Падая, Сильвет ударяется лицом об угол стеклянного стола, ломая скуловую дугу. Смерть наступает из-за быстрой остановки насосной функции сердца.

Далее Корин производит с телом некоторые манипуляции: четырежды перемещает его, несколько раз моет, надевает на него стринги. К вопросу о чистоплотности и стыдливости.

Но остается довольно загадочный момент. Токсикологические анализы показали в крови жертвы золпидем – сильнодействующий барбитурат, используемый при лечении бессонницы. На вопрос судьи Корин отвечает, что не знает, откуда он там взялся. «Сильвет, наверное, приняла его раньше», – говорит она.