Падальщик дышал всё медленнее, уже не слыша обступающие тени. Только когда лицо обожгла тяжёлая пощёчина, Тоха понял, что лежит на траве, а небо над головой не пасмурно-серое, дневное, а беззвёздно-чёрное.
– Всё-таки ожил, поганец, – Андрей упал рядом, игнорируя холод и сырость. – Что тебе стоило с первой попытки на затрещину среагировать?
– Я потерял сознание? – дышать было тяжело.
– Если для тебя сдохнуть и потерять сознание – это одно и то же, то да. Трижды. Не двигайся, дай рёбра посмотрю.
Холодная рука оказалась под рубашкой. Вид у старшего товарища был далеко не здоровый, но зато вокруг не наблюдалось прежнего полчища теней. Ведьмарь, кажется, и сам уже пожалел о своей затее.
– У тебя регенерация как у аксолотля что ли? – Андрей даже сел прямее, более вдумчиво ощупывая грудную клетку. – Они чуть ли не под руками на место встают.
– Да что случилось-то?
– Я сначала подумал, что тебе просто так сосредоточиться легче. А потом ты начал вонять смертью. Знаешь, этот запах, типа земли, когда человек должен вот-вот с жизнью расстаться. На окрики ты не отзывался, выдернуть тебя из этого состояния не получалось, пришлось откачивать.
– Холодно.
– Это хорошо. Значит живой, – может падальщики и были холоднее обычных людей, но такой стресс даже ему кровь разогнал, так что ведьмарь без колебаний расстегнул куртку, стягивая нагретый телом свитер. – Надевай. И будем выбираться.
*
– Спирит, который боится мертвецов, это, конечно, анекдот, – Андрей огляделся и, не найдя невольных ночных свидетелей из числа живых, проткнул упаковку печени, высасывая талую кровь. – Будешь?
– Меня сейчас вывернет, – кофе не бодрил и едва грел, хотя от стаканчика поднимался пар. – Как ты это ешь?
– Поверь, если нужно будет быстро восстанавливаться, то и не такое жрать начнёшь. Точно не хочешь попробовать? – он подцепил кусочек, взмахнув им в воздухе.
Антон тут же отвернулся, залпом допивая сладкий до хруста на зубах кофе. Всё походило на вернувшиеся детские кошмары, тогда он тоже видел всякую потусторонщину, но в какой-то момент как отрезало. Сам он причину не помнит, но спросить у родителей сейчас возможности нет. Не позвонишь же им в три часа ночи с вопросом, почему в детстве перестал от кошмаров просыпаться.
Холод снова подступал, с неба падали редкие снежинки, конец октября, всё-таки. Только теперь от мороза тянуло в сон, и встряхнувший парня ведьмарь едва не получил по лицу, когда Антон попытался отмахнуться. В локоть вцепились твёрдые пальцы:
– Пойдём, здесь недалеко идти осталось. Тебе нужно в тепло.
– Тут снова гудит под ногами…
– Город не так далеко от границы, естественно тут земля напитанная смертями, за столько-то веков… давай, не вынуждай меня тебя на своём горбу тащить.
Они уже шагнули в подъезд, когда из его натопленной сухой темноты повеяло жизнью. Откуда-то пролётом выше раздались шаркающие шаги. Ведьмарь напрягается, отталкивая едва стоящего на ногах товарища к стене, но незнакомцем оказывается местный пьянчужка, от которого тянет спиртом и, пробиваясь через этот резкий запах, землёй, хотя пятен от неё на запачканной одежде не видно. По крайней мере свежих.
Андрей цепляет недоделанного спирита за локоть и снова тащит за собой на второй этаж, надеясь, что Антона не вывернет прямо не лестнице. Тот, к чести своей, держится, даже в прихожей просто устраивается на пуфике и медленно дышит, пытаясь справиться с морским узлом желудка. Ведьмарь успевает раздеться сам и включить газ под чайником, когда младший всё-таки медленно приоткрывает один глаз.
– Тебе помочь или сам справишься?
Вместо парень наступает на пятку сначала одного кроссовка, затем другого, прицельными пинками, если это движение можно обозвать таким словом, загоняя обувь на место. Ведьмарь посчитал ответ утвердительным и вернулся к копошению на кухне. Хотелось распахнуть все окна, но батареи в квартире и так еле работали, разительно отличаясь от своих товарок в подъезде, а у него “пациент”. Слишком живой, то ли в силу возраста, то ли из-за оторванности от собственного дара, сопротивляющийся ему и страдающий из-за последствий. Попытка резко окунуть Антона в это болото провалилась, так что придётся подумать над менее радикальными методами.
Печень отправилась на сковородку. Готовка тоже осталась где-то там, в прошлой жизни, работа в больнице отнимала слишком много сил и времени, чтобы тратить их на что-то сложнее макарон, в которые вываливалась банка тушёнки. Прокравшийся в кухню Тоха обошёл ведьмаря по широкой дуге – задумавшийся, тот слишком отчётливо фонил силой.
– Лучше? Если совсем голодный, в холодильнике был огрызок колбасы. Чайник поставить?
– Да. Пожалуйста, – сипит.
Интересно, у человека, чьи рёбра после перелома встали на место за несколько минут, может быть ангина? Ведомый уже исследовательским интересом, он выхватывает из ящика ложку, одновременно включая фонарик на телефоне. От мученического “А-а-а” спирита бездомные котята могли бы зайтись в слезах сочувствия, но к несчастью для Антона их тут не было. Только зажатый в крепких зубах ведьмаря телефон, невкусная металлическая ручка едва ли не в глотке и отработанная жёсткая хватка на подбородке. Никуда не исчезавшие рвотные позывы в эту компанию прекрасно вписывались.
– Аллергии на мёд нет? – Андрей распахнул дверцу.
– Не должно, – связки садились всё сильнее, будто кто-то зажал кнопку убавления громкости.
Вода впитывалась в горло как в песок, вкус мёда не ощущался. Все вкусы до сих пор вытесняла земля, будто он лежал в том поле вместе с неупокоями, погружаясь следом за ними всё глубже, увязая в этом состоянии, уже не живой, но ещё не полноценно мёртвый, не нашедший покоя.
– Антон, – ведьмарь опустился на табуретку напротив, привычно находя равновесие на колченогой мебели. – Не думай сейчас о том, что произошло в поле. Иначе завязнешь. Лучше о чём-нибудь приятном. Отпуск, лето, девчонки в купальниках…
– Утопленники различной свежести, – думать о хорошем не получалось, даже “девчонкам в купальниках” воображение дорисовывало трупные пятна и раздутые лица. – Как ты с этим живешь? Всю жизнь.
– А я не помню, как было “до”. Совсем мелкий был, когда прабабка, мачеха деда, мне показала первую тень. Запугать думала, – он со злой усмешкой покосился на зеркало. – Подавилась в итоге. Не так давно. Вообще, можешь попробовать им рассказывать как они умерли. Почему-то им не нравится.
– Действительно, почему же, – чуть ожившим голосом отозвался спирит. – Документалки про маньяков включать не пробовал?
– Я – нет, а вот по словам одной моей знакомой, работает почти на всех. Кроме совсем отбитых. Так что можешь поэкспериментировать. И в целом, если это тебя успокаивает…
Антон усмехнулся в ответ, отходя к окну. Ему заметно полегчало, обижитая ведьмарём квартира давала такое нужное сейчас спокойствие, да и тени здесь практически не бывали, кроме тех, кого владелец жилья привёл сам. Так что на снег смотрелось в удовольствие, он даже начал понемногу отогреваться. Рёбра ныли, но недостаточно сильно, чтобы мешать, тут повезло: самая жёсткая и болезненная стадия восстановления пришлась на потерю сознания.
Во дворе остановилась машина. Свет от фар бил в окна достаточно давно, но никто не обращал на это особого внимания. Тоха заинтересованно перевёл взгляд на владельцев авто, гадая, кому же не спалось в эту глухую ночь. И замер. Невыразительные, застывшие лица, такого же далёкого от жизни цвета, как и у теней, с неподвижными затянутыми бельмами глазами смотрели прямо на него. Или просто в окна квартиры, белизна глазниц не позволяла определить точнее. Но чем-то нормальным, естественным, это точно не было.
– Андрей…
– Одну минуту, погоди.
– Андрей! – голос отказывался подчиняться и попытка окликнуть ведьмаря чуть громче походила на крик шёпотом.
– Что такое? – тот шагнул к окну, безошибочно находя объект спиритского интереса.
И одним движением отпихнул его за спину, хотя Антон прекрасно различил, как повернулись головы теней в сторону его старшего товарища. Совсем немного, но достаточно, чтобы понять – внимание переключилось. Матерящийся себе под нос ведьмарь резво зановесил окна. Плюхнул на стол перед парнем сковороду:
– Это стражи. Не думал, что им настолько не понравится наша сегодняшняя вылазка.
– Мы что-то не то сделали? – он с сомнением посмотрел на всунутую в руку вилку.
– Я. Резко упокоил слишком многих, поменял соотношение живого, неживого и мёртвого. Им такое не нравится. Ни большое количество смертей, ни резкое упокоение, ни даже дни, когда на свет слишком много младенцев приезжает. Они даже туристов с трудом терпят, те временный перекос создают своим присутствием.
– Я тебя подставил, – констатировал Антон, опуская обратно практически донесённый до рта кусок печенки.
– Подставился в данной ситуации я сам. Значит так, я спущусь к ним сам, не будем доводить до их прихода сюда, никому не понравится. Ты сидишь в квартире пару дней точно, потом тоже постарайся не слишком шататься по улице. Надеюсь, что процесс не затянется. В окно ближайшую пару ночей не смотри. Вообще после темноты не выглядывай, понял?
– В смысле “пару дней”?
– Так! – он схватил мелкого спирита за плечи, заглядывая в глаза. – Ничего смертельно опасного пока не происходит. Но мне нужно, чтобы ты вёл себя тихо и не слишком светился. Лучше будет, если ты посидишь здесь. В магазин – только при свете дня. Не парься, мелкий, не в первый раз.
Легче от этих слов не становилось, но особого выбора у Антона не было. Дверь за ведьмарём захлопнулась, и пусть ему очень хотелось убедиться, что его не растерзали сразу, как тот спустился вниз, подходить к окну ему запретили прямым текстом. Спирит сверлил взглядом сковороду с едой, но кусок теперь в горло не лез. Что хуже – новостей от Андрея ждать тоже не приходилось, только сейчас на столе обнаружился забытый – или специально оставленный? – телефон ведьмаря.