2. Под ногами
Земля под ногами гудела, обжигала холодом – по крайней мере, именно так описал бы Антон ощущения от лежащих в глубине костей. Те, кто остался здесь, до сих пор желали жить, пытаясь урвать каждую каплю тепла, которым так неосторожно делились туристы, любители полей боя. Сейчас, когда он знал, в чём причина такого состояния, было проще. По крайней мере, ему больше не казалось, что он сходит с ума, или что его настиг предсмертный бред – когда ему мерещилось именно это. Но легче физически от этого не становилось.
– Андрей Дмитриевич, оно так и должно ощущаться?
– Не называй меня по имени-отчеству, иначе прикопаю здесь. То, что я тебя лечил, ещё ничего не значит, – ведьмарь без стеснений закурил, зная, что взгляды окружающих соскользнут с него, будто ничего и не происходит. – Не знаю. Сколько таких как мы видел, у каждого дар проявляется по-своему.
– Очень обнадёживает. Вот так и думай, всё в порядке или пора переживать.
– Будешь переживать или, того хуже, бояться, начнёшь фонить для них, полезут. Падальщику опасно что-то чувствовать.
Антон посмотрел на старшего товарища. В какой момент тот начал называть им подобных этим мерзким словом, он не знал. Сам парень предпочитал что-то банально-нейтральное, по типу видящего, медиума, экстрасенса – любую попсовую ерунду, лишь бы не отдающее ненавистью к самому себе “падальщик”. С другой стороны, честность с собой – первооснова любой потусторонней практики. Когда он очнулся в палате, то действительно ощущал себя куском мертвечины. В первый момент даже не понял, почему вокруг не морг, настолько неживым ощущалось помещение вокруг. Зато стоящего у распахнутого окна врача неопределённого возраста давящая обстановка явно не смущала, как и выстуженный воздух в палате.
– Очнулся? В следующий раз убедись, что точно справишься с потоком силы. А то получится: вскрытие показало, что пациент умер от вскрытия. Неловко выйдет. Сгинь, тебе на пару этажей ниже, – фыркнул тот, разглядывая отражение палаты в оконном стекле.
Антон проследил направление взгляда – как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть, как полупрозрачная фигура просачивается в пол. Когда плитка оказалась почти на уровне сине-фиолетовой полосы на шее, призрак обернулся, довольно скалясь, будто обещая зайти ещё раз.
– Нервы у тебя, должен сказать, крепче, чем казалось.
– Я же не сумасшедший? – он прикипел взглядом к тому месту, где только что была голова.
– О, это всё, что тебя интересует? Но, поспешу утешить – если ты задаёшься таким вопросом, то скорее всего с тобой всё в порядке. Хотя мог бы и поплыть – такое позднее открытие глаз чаще всего бьёт по мозгам. Постарайся отоспаться, пока у меня не закончилась смена, поверь чужому опыту. Потом начнут ходить гости – будет не до этого.
Первые гости показались в палате даже раньше – едва Андрей Дмитриевич, как успел разглядеть на бейдже Антон, скрылся за дверью. Они не проявлялись целиком, но тени в углах почему-то казались слишком плотными, слишком подвижными, слишком человеческими – и одновременно слишком потусторонними, будто принадлежали обеим сторонам сразу. Или были им чужды, тут уж как посмотреть. Вымороженная палата показалась пеклом в сравнении с тем, какой холод несли за собой незваные посетители. Даже то, что они держались в стороне, не слишком помогало. Предчувствуя подставу от жизни, недоведьмарь попытался уснуть, свернувшись под больничным одеялом.
Блаженная чернота принимать его отказалась, заставляя сквозь приоткрытые веки наблюдать, как тени наливаются цветом, пробуют подобраться ближе, проверяя границы дозволенного. Истощённый почти смертью организм всё-таки сдался, отправляясь в тревожный сон. Омерзительно короткий, потому что пробуждение случилось на несколько этажей ниже.
В морге.
– Я понимаю, что голос у него достаточно монотонный, – мертвецки-холодная даже через куртку рука впилась в локоть, – но хотя бы изобрази заинтересованность.
Андрей как всегда моментально уловил потерю связи с реальностью, возвращая в нынешний момент. Ведьмарь вообще не слишком задумывался о прошлом, утверждая, что и в настоящем ему проблем хватает.
Если быть совсем честным, то характер дара у них сходился только в одном – они оба прекрасно видели мертвецов. Всё. На этом их похожесть заканчивалась, хотя бы потому, что от Андрея немёртвые-неживые шарахались хуже, чем черти от ладана – хотя вот, кстати, чертей он ни разу не видел – а к Антону липли, словно им мёдом было намазано. И если в самом начале советы про отказ от эмоций воспринимались издёвкой, то со временем и до пытающегося не сойти с ума парня всё-таки дошло, что их действительно привлекает жизнь. Неспособные уйти или нежелающие этого сделать, они одинаково нуждались в чужих чувствах, чтобы снова ощутить себя существующими.
– Я бы рад, – таким же шёпотом отозвался Антон, – но у меня такое чувство, будто земля под ногами шевелится.
– Укачивает? – фыркнул, сжимая что-то в кармане, наверняка очередное зеркало.
– Мог бы посочувствовать…
– Я слишком давно с этим живу, уже и не помню, как можно их бояться. Так что посочувствовать не получится. Могу конфетку предложить.
– Меня мама учила не брать конфетки у чужих дядек. Хотя, ты на дядьку не тянешь, так что давай. Не хватало ещё потом мой желудок собирать по всему полю.
Приторно-мятный леденец стукнулся о зубы. Впрочем, у Тохи они явно были крепче чем нервы или желудок, так что переживать за эмаль можно было в последнюю очередь. Толпу никто из падальщиков не любил. Даже если толпа состояла из теней, на этой, политой кровью земле, весьма плотных. Достаточно плотных для того, чтобы можно было спутать их с живыми. Их кости под землёй фонили, отзывались на каждый шаг холодом и лёгкой дрожью, будто пытались оказаться хоть немного ближе к поверхности. Идущий рядом Андрей осторожно вытащил из кармана его содержимое – всё-таки зеркало! – и осмотрелся в пространстве. Да, чтобы уловить присутствие немёртвых ему не нужна была такая подпорка для дара, но в зеркалах легче рассматривать лица да и в целом тени проступают чётче. Пожалуй, Антон мог бы позавидовать. Немного. По крайней мере шансов перепутать тень с живым человеком было меньше.
– Пойдём, погуляем.
– Прекрасное место для этого, конечно…
– Будешь ныть – я тебя в морге закрою. В городском.
– Это злоупотребление служебным положением. И ты же вроде не патанатом, откуда связи?
Старший ведьмарь выразительно закатил глаза, но вопрос оставил без ответа. Только схватил товарища за плечо, утаскивая в сторону от туристического маршрута, стуча чётками. Змеиные позвонки привычно проскакивали между пальцами, позволяя сосредоточиться – и отвлекая возможных наблюдателей из живых.
Андрей несколько сотен метров шёл весьма уверено, прежде чем снова достать зеркало, оглядываясь в поисках одному ему известного ориентира. Что-то беззвучно произнёс, до слуха долетел только выдох, и снова двинулся вперёд, огибая незаметную в густой траве яму. Земля под ногами то принималась гудеть с новой силой, то ненадолго замолкала, пока одарённые двигались к своей цели.
– Здесь. Ты просил научить тебя их отгонять, а лучший метод – это практика.
– Почему мне это не нравится? Почему мне кажется, что это – самая большая подстава в моей жизни?
– Сядь, – Андрей кивнул на трухлявый пень, доставая чётки и зеркало. – Влипнуть в необратимое я тебе не дам, но помогать не буду до последнего. Сегодня я тебя об этом предупреждаю, потому что у тебя первое такое занятие, понял?
И принялся закапывать позвонки с распущенных чёток в землю, очерчивая достаточно ровный круг, с чем-то сверяясь в отражении. Устроил зеркало на жухлой траве, замыкая контур. Ноги будто обдало волной горячего воздуха, а тени за кругом стали ещё отчётливее, гуще, живее, привлечённые участившимся сердцебиением. Только вокруг Андрея было свободнее, его сторонились, не желая соприкасаться даже с ремнём лежащей рядом сумки. И отшатнулись, когда из неё показался складной нож. Совершенно обычный на вид, если не прислушиваться к ощущениям – чутьё здесь было надёжнее глаз.
– Их притягивает не просто живое, а скрытое от них. Как сейчас. Чувствуют, но не видят. Но если после этого им показать…
– Они меня не видят, – Антон дышал через раз, впервые окружённый таким количеством жадных до жизни теней. – Зато я их вижу прекрасно…
Старший надавил на зеркало, пуская по нему трещину, достаточную, чтобы павшие в битвах, потерявшие себя из-за отчаяния, боли, тоски по непрожитым годам, не нашедшие последнего пристанища – а таких всё ещё было достаточно, тех, чьи кости дышали могильным холодом из-под земли, чтобы все эти души отчётливее ощутили живые человеческие эмоции. И рвались к их источнику. Стекляшка едва слышно затрещала, намекая, что безопасность не вечна, и хорошо бы Антону поторопиться и собрать себя в кучу.
Андрей шагнул за их спины, теряясь среди теней. Даже его пострадавшая за годы жизни эмпатия улавливала тот первобытный ужас, который сейчас накрывал недо-спирита, впервые столкнувшегося с таким количество неживых настолько близко.
Пальцы подрагивали, сосредоточиться никак не получалось. Ему не нужно ведь даже с ними договариваться – просто отогнать подальше. Антон медленно вдохнул, заставляя себя расправить лёгкие, успокаивая заполошно колотящееся сердце. Прикрыл глаза, хотя до жути хотелось зажмуриться. Зеркало потрескивало как полено в костре, отмеряя секунды до ледяных прикосновений. Смертельного вреда они не могли ему нанести – по отдельность каждый, по крайней мере, но каждое соприкосновение вытягивало силы, лишало жизненного тепла. Ему же сказали, что не дадут пострадать, правильно? В худшем случае ущерб получит его гордость.