Бред…
Парень рухнул на кровать, сжимая виски. И резко убрал от головы руки, стоило посмотреть в то отвратительное зеркало, с которого все началось. Все та же тень, только в этот раз отчетливая, словно он прозрел. Что-то выводящая на поверхности стекла. Присмотревшись и немного загрузив мозг, Андрей смог разобрать, что же это было за слово.
«Помоги».
Отвернувшись от стекла, он уткнулся носом в подушку. Он знал об этом мире слишком мало. Будто бабка в лучших традициях сказок про ведьм торопилась спихнуть дар хоть кому, даже малолетнему внуку, раз уж с дочерью не срослось. А там – пусть сам разбирается, да? В груди вскипела ярость. И ведь не показывается в зеркалах, карга старая! Но он слышит ее шаги в доме, даже запах ее чувствует. Он жизнь на это положит, но упокоить ведьму. Только родителей надо отправить из дома подальше, чтобы та перестала от них подпитываться через подчиненных при жизни. И сначала ему придется упокоить всех.
В груди кольнула жалость к себе, которую Андрей быстро подавил. Потом. Успеется.
Парень спустил ноги на пол, ощущая как по ним сквозняк прошелся. Главное – не смотреть в зеркало. И не бояться. Потому что они почувствуют его страх и начнут тянуть из него силы, если он будет бояться – они будут только больше усердствовать.
– На чердак лезть, да? – неожиданно для самого себя спросил он у посторонней тени на стене.
Та кивнула. Андрей вышел из комнаты, прислушиваясь к происходящему в доме. Родителей слышно не было. Рассохшаяся от времени дверь легко поддалась несильному толчку и парень оказался в царстве полумрака и пыли. Шагнул еще раз, стараясь делать вид, что не слышит, как кроме него по деревянным доскам шагает кто-то еще.
На полках в дальнем углу не было ничего кроме потрепанных, пожелтевших, полуразвалившихся томов классики, он даже специально пролистал некоторые из них, в надежде найти подсказку или что-то подобное. Бесполезно. Но Андрей точно помнил, что какие-то записи его бабка вела, сидя здесь, на старой пружинной кровати, которая так мерзко скрипела по ночам. И еще противнее – по утрам. Это значило, что она уже встала и скоро придет к нему, что его ждет очередное погружение в кошмар.
– Свалила на мою голову ворох проблем и откинулась благополучно, – пробормотал он под нос, морщась от облака пыли.
Присел на край кровати, скривившись, когда та заскрипела под ним. Кажется, будто звук за эти годы стал еще противнее, словно он копил мерзотность специально для этого момента. В комнате старой Алевтины голоса тех, кого она привязала, стали слышны, хвала всем силам, не отчетливо. Но монотонный гул не делал жизнь легче. Андрея настигло жгучее желание прочитать молитву, но он не знал ни одной. Да и не положено ему вроде как.
В церкви ему это четко разъяснили. Да, бывали ведьмы и колдуны – ведьмари, как называл их старик-священник – которые трудились на благо людей, да тех все равно хоронили за оградой. Да и души их покоя не находили, скитались после смерти. Удружила его бабуля…
Андрей повернул голову, зацепившись за что-то взглядом. Из коробки с газетами выглядывал уголок старой тетради в клетку. Заинтересовавшись, он потянулся к нему. Кажется, в сегодняшнем дне будет хоть что-то хорошее.
«Я оставляю эти записи тому, кто настолько же силен, как и я в лучшие свои годы. Тому, кому хватит смелости использовать свой дар себе на пользу, не слушая это нытье про спасение души. За сто с лишним лет мне это изрядно надоело».
Андрей задумался. А ведь Алевтина действительно не была матерью никому из его родителей, а бабушкой ее называли чисто по сложившейся привычке, кажется, будто она всегда, на всех фотография была в этом неопределенном возрасте, заставляя удивляться поразительной сохранности внешности. С учетом того, как выглядел ее брат… Можно было бы и поверить в сотню лет жизни.
Он склонился к записям, пытаясь сложить картину. Звучало невероятно. И, пожалуй, если бы он не видел описанной здесь пакости своими глазами, то посчитал бы все бредом. Вот только… В большом зеркале в человеческий рост, стоящем в углу, отразились неприятно скалящиеся лица, белые, с темными глазами без белков. Как и положено тем, кого удерживают на этой стороне против их воли. Безумные, озлобленные улыбки у большинства. Кажется, когда он был ребенком, бабушка говорила, что от долгого нахождения в этом мире без подпитки от живых духи и души теряют свой разум.
В голове неожиданно возникла странная идея.
Он еще раз взглянул на записи, сверяясь с тем, что помнил и делал сам. Благо, что ориентироваться в тетради было легко – множество наклеенных по разделам бумажек облегчали задачу, да и почерк был читаемый. Его внимание привлекла одна пометка.
Каждый следующий, вступающий на этот путь, обретает силу и свободу только после того, как упокоит слуг предшественника и его самого. И выживет при этом. Иначе – служить ему оголодавшей старухе вечно. Андрей себя любил, этого он не скрывал, так что нож из кармана он вытащил смело. Смысла не верить не было, потому что эта часть записей относилась к личному дневнику, в котором Алевтина описывала свой жизненный путь, особенно самое его начало. Читалось оно достаточно легко, несмотря на устаревший язык и дореформенную орфографию.
События вообще заканчивались примерно на временах Великой Отечественной, словно после этого она не видела смысла в записях. От описаний, правда, немного подташнивало. То, что живописала старуха, не шло ни в какое сравнение с документальными кадрами. Интересно, а соседи знали, что за чудовище живет рядом с ними?
Андрей тяжело вздохнул, в очередной раз полосуя пальцы. Зеркало было огромным, думать о том, как он будет от него избавляться, не хотелось. Да и мимо родителей его еще надо пронести. Благо, что сон у них крепкий – ламбаду над ними танцевать можно, не услышат. Ведьмарь принялся выводить заученные наизусть знаки, только в этот раз немертвые-неживые по ту сторону стекла то активно кивали ему, улыбаясь, глаза их истекали чернильными слезами, то бесновались, оттаскивая тех, кто еще остался в своем уме. Его откровенно вело. В глазах то и дело наступал мрак и только поставленная за этот год рука не давала запороть такую сложную работу.
Копать яму в таком состоянии он не сможет, но вот была у него одна задумка…
Обмотав зеркало пыльным покрывалом, Андрей потащил его вниз. За домом они когда-то сделали основу для бассейна, в которой сейчас была сложена огромная куча сухих веток и прочего горючего мусора. План был простой и надежный: спалить все это разом.
Горело мощно, с ревом и визгом, будто филиал ада открылся. По территории сада еще бродили какие-то самостоятельные тени, тянущие к нему руки, но они явно сторонились бешено вздымающегося к небу костра. Андрей опустился на землю, так, чтобы пламя его освещало. Пальцы уже не кровоточили, раны на них всегда быстро закрывались сами, стоило ему закончить работу, но усталость никуда не делась. Ему хотелось просто лечь и отдохнуть. Огонь за закрытыми веками порождал странные картины, одна причудливее другой. В этом сне он стоял посреди старого деревенского храма, из кадила в немощной руке валил густой черный дым удушливо пахнущий сладковато-гнилым. Через мгновение старик-священник, имя которого Андрей так и не удосужился узнать, осыпался прахом, а на его месте оказалась недовольная бабка Алевтина, недобро глядящая на внука.
Он явно поступил не так, как она планировала. Густой черный дым стремительно проникал в легкие.
*
Очнулся он в больничной палате, чего явно не ожидал. Пальцы слушались плохо, тела он не чувствовал вообще. В горле мешался инородный объект. Кажется, в его пробуждение никто не верил. Андрей только и смог, что дернуть рукой, которой касалось что-то пушистое. В поле зрения оказалась голова матери. Кажется, та уже давно так сидела у его кровати.
– Андрюша… Андрей? Очнулся? Господи, Митя, он очнулся, – последнее она произносила уже выглядывая куда-то в коридор.
На крик, кроме отца, в палату влетели врачи, по глазам которых ведьмарь с удивительной ясностью прочитал удивление. Его уже успели похоронить? Как давно он здесь? Что вообще произошло? Он обязательно спросит об этом, но позже, когда его закончат вертеть во все стороны как игрушку и приведут в порядок.
Медицинские процедуры парень никогда не любил, но в данной ситуации у него не было особого выбора. Да и жить хотелось. В голове была сплошная чернота, в которой то и дело вспыхивало яркое пламя костра. Андрей прекрасно помнил как тащил здоровенное зеркало с чердака, как аккуратно опускал его в бетонную яму, как оно стонало, пока пламя охватывало раму. Он помнил, как его начало клонить в сон, но что ему снилось – это загадка, память отказывалась отвечать ем на этот вопрос.
– Надо сказать, молодой человек, – моложавого вида врач поправил одеяло, присаживаясь на край его кровати, когда родителей все-таки удалось отправить домой, – мало кто из необученных выживает после такого.
Андрей посмотрел на белый потолок поверх его головы, этот трюк помогал ему различать истинную сущность людей вокруг, если под рукой не было зеркала.
–Правильно смотрите. Нас немного осталось, тех у кого есть дар, вот мы и притягиваемся друг к другу. Вы же заметили, что в последние годы вокруг словно больше стало не совсем людей?
Он кивнул. После шестнадцатилетия с миром вокруг действительно начало твориться странное, с окружающих словно маски начали слезать. Только родители оставались островком нормальности в этом мире пляшущих теней. Хотя даже у матери он в тени различил эту странную… Он не знал подходящего слова… Глубину. Да, пожалуй, именно так. У теней, принадлежащих духам и немертвым, как и у теней колдунов была несвойственная обычной тени глубина, насыщенность.