В порывах ветра. Невыдуманная история

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
В порывах ветра. Невыдуманная история
В порывах ветра. Невыдуманная история
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 23,64  18,91 
В порывах ветра. Невыдуманная история
В порывах ветра. Невыдуманная история
Audiobook
Czyta Авточтец ЛитРес
11,82 
Zsynchronizowane z tekstem
Szczegóły
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Я знаю тебя. Много слышал о тебе от ребят. Говорят, ты очень умная, вижу своими глазами, что еще и очень красивая.

Его слова так льстили, ведь он и сам был очень красив, и очевидно, что осознавал это. Его харизма действовала на меня магическим образом, наполняя весь окружающий мир каким-то особым смыслом и заряжая воздух этого тихого вечера неповторимым очарованием. Не иначе, как я попала в сказку и увидела принца, будучи обычной девчонкой.

– Да? Спасибо, это очень приятно! – засмущавшись, сказала я.

У меня раскраснелись щеки, и я обняла себя руками, скрестив их на груди.

– Могу я каждый день провожать тебя домой? Просто провожать и все?

– Даже не знаю… думаю, да.

Дойдя до дома, мы остановились у подъезда, и он сжал мою руку на прощание. Так аккуратно и нежно, что я едва почувствовала его прикосновение.

– Тогда до завтра, Валерия. С нетерпением жду нашей новой встречи.

Он ушел, а я так и не успела ему ничего сказать. Не знаю, почему, но с ним я чувствовала себя глупышкой, эдакой маленькой и незрелой дурочкой. Может быть, потому что он был старше меня, а может, потому что я просто теряю голову при виде красивых парней, как оказалось. Но нужно отдать ему должное, таких красавчиков я еще не встречала. Говорят, красота – страшная сила. А вот если она еще и приправлена такой харизмой, то это имеет эффект разорвавшейся бомбы.

Я зашла домой, и на моем лице читались смятение, волнение и Бог знает, что еще. Заметить это могли, конечно, не все, но заметила именно та, которой не следовало.

– Где была? – строго спросила мама, оглядывая меня своими черными, как ночь, глазами.

Меня обдало холодом от такого взгляда, но я устояла на месте, не дрогнув.

– На тренировках, – ответила я, опуская глаза в пол.

– На стол пора накрывать. Ты опоздала, – недовольно проворчала она так, словно меня не было целую вечность, и они без меня голодали.

– Прости, больше не повторится.

Мама умела выбить дурь из головы одним взглядом. Приятную эйфорию сдуло, как ветром.

Она, скорее всего, знала, что со мной творится, но не стала ничего говорить, и я решила промолчать. После ужина я взяла свою книгу и начала было читать, как вдруг поняла, что совершенно не понимаю, что происходит на страницах романа. Все мои мысли вдруг заполнили зеленые глаза моего нового знакомого, с которым мне было суждено сегодня встретиться. Сердце стало биться быстрее, щеки покраснели, чувство, доселе не виданое мне, стало моим новым провидением. Ночь была долгой, в ожидании утра я не могла сомкнуть глаз. Но все же надо спать. Сон сделает меня более привлекательной, нежели синяки под глазами от недосыпа, и я заставила себя уснуть.

Утром я подбирала наряд более тщательно, чем обычно. На улице птицы пели про любовь, про любовь шелестели листья. Осень показалась мне весной в красках нежного покроя. Я смотрела на мир совершенно другими глазами. Солнце светило ярче и теплее, воздух стал чище и прозрачнее, легкий ветерок дарил приятную свежесть и прохладу. На душе было легко. Я чувствовала такую одухотворенность, что именно сегодня могла бы сотворить поэтический шедевр. Так вот что испытывают творческие люди! Это и есть то, что называется вдохновением, музой, что бьет их в голову, побуждая нести в этот мир красоту.

На уроках я все время смотрела в окно, в ожидании встречи. Боялась, что он не придет, что, возможно, он просто обманул меня. Сегодня я не слышала, что говорили мне учителя, не видела заданий. Я потерялась во вчерашнем вечере, растворилась на ветру. Мальчишки, стоявшие рядом со мной, как всегда, осыпали меня комплиментами, но я совершенно не обращала на них внимания. Мои мысли были так же далеко, как и моя душа. Наконец уроки закончились, тренировок сегодня нет. Я вышла на улицу и посмотрела по сторонам, его нигде не было. Скорее всего, он не придет. Вот так просто, в один момент, можно впасть в уныние и позволить чувству разочарования поглотить юную душу. Я уже ругала себя за доверчивость и легкомыслие, взывала к разуму, пытаясь задушить в зачатке робкую надежду увидеть Алекса. Хотелось встряхнуть себя и надавать самой себе пощечин. Я не стала больше ждать его прихода и быстрым шагом направилась в сторону дома. Но тут, как в красивом романе, он выскочил из-за угла с цветком в руках.

– Ну здравствуй, Валерия!

Его улыбка осветила мир, и в глазах его блеснули искры. Я растерялась и отпрянула назад.

– Ну что ты, не бойся.

– Это было неожиданно. Я не испугалась, просто слегка растерялась, – начала оправдываться я, но тут же прикусила язык.

За растерянностью меня настигло чувство досады от того, что я опять теряю самообладание при виде него и начинаю неуверенно блеять, словно молодая овечка, отбившаяся от стада. Сжав губы и упрямо выпятив подбородок, я решительным движением откинула волосы назад и засунула руки в карманы, чтобы не мешали. О! Оказывается, мне теперь и собственные руки мешают. Но они действительно жили какой-то своей жизнью: то нервно теребили край одежды, то крутили ремешок сумки. «Вал! Соберись, возьми себя в руки!» – твердила я сама себе.

– Да ты не из пугливых? Это хорошо. Пойдем, я провожу тебя до дома. А это тебе!

Он протянул мне цветок. Я приняла его, кокетливо опустив глаза и, коснувшись кончика носа, вдохнула легкий аромат. Алекс был явно доволен собой и даже не пытался скрыть этого. В его чуть нахальной улыбке, лукавом взгляде и уверенной пружинистой походке сквозило нечто такое, что притягивало меня к нему и одновременно отталкивало.

По дороге домой он говорил без остановки, а я с наслаждением слушала его. Не знаю, как такое возможно, но, казалось, что Алекс вобрал в себя лучшие человеческие качества. Он был потрясающим рассказчиком, в лицах показывая разных персонажей из своей жизни. Повествуя о службе в армии, забавно кривлялся и дурачился. Вдруг посерьезнев лицом, поведал мне о своих увлечениях, в частности, о занятиях боксом. Он не был умным и начитанным парнем, но был настолько живым, что рядом с ним все меркло, и на фоне него я сама себе казалась мертвой. Казалось, что лишь он один способен вдохнуть жизнь в окружающий мир.

Домой я зашла с глупой, но счастливой улыбкой на лице, озаряя светом всю квартиру, как 1000-ваттная лампочка. Мечтательный взгляд моих глаз был устремлен прямо перед собой, но я не видела никого и ничего. Лишь его силуэт заполнял мои мысли и чувства.

– Что с тобой, дуреха? Опять летаешь где–то в своих глупых мечтах? – с издевкой произнесла Лида, увидев меня на пороге.

В ее глазах были презрение и ненависть ко мне.

– Какая тебе разница? – равнодушно отмахнулась от нее я.

– Небось влюбилась! – бросила мне вслед Лида и зашлась в лающем хохоте, словно гиена, повизгивая от удовольствия, при виде моего вытянувшегося лица.

Я даже не удостоила ее ответом, чтобы не портить себе настроение и не доставлять Лиде еще больше удовольствия, демонстрируя, как меня задевают ее слова.

Поужинав как обычно с родителями, я убрала со стола и пошла в комнату, но по пути меня остановила мама. Резко схватив меня за руку, она уставилась на меня своим волчьим взглядом.

– Что с тобой происходит? Почему ты постоянно где-то витаешь? – требовательно спросила она.

– Ничего, мам. Я просто вспоминаю, что читала пару дней назад, – решила соврать я.

Это всегда давалось мне с трудом, и я начинала заикаться. Поэтому опасалась, как бы мама не догадалась о моей маленькой лжи. Кажется, она ничего не заподозрила и отпустила меня спать. Я решила, что пока никому ничего говорить не стану. Все равно мало кого интересует моя жизнь, так зачем вдаваться в подробности.

Наши встречи всегда обходились гулянием, держанием за руку, неловкими поцелуями и объятиями. Неловкость была только с моей стороны, но он, как настоящий джентльмен, не на чем не настаивал. Мы пару раз сходили в кино, прогуливались по скверу, и однажды он пригласил меня в гараж на его улице. Их там было много. В одном из них собирались все его друзья и общались на разные темы, играли на гитаре, пели песни, танцевали. Там было весело. На стенах висели картины, на полу лежал ковёр, было похоже на маленькую уютную квартирку для дружеских встреч и посиделок. В то время таких мест было много в нашем городе. Алекс познакомил меня со своими друзьями. Публика была разношерстной, и мы быстро нашли общие темы для разговора. Рядом кто-то играл на гитаре, я уже совсем освоилась там и стала подпевать. У меня были весьма неплохие вокальные данные, и по лицам присутствующих я поняла, что они оценили мои старания по достоинству. В какой-то момент все дружно подхватили, и все это сборище превратилось в хор, который, в общем-то звучал довольно стройно и слаженно. Алекс сидел рядом, взяв меня за руку, и пел вместе со мной. Меня это вдохновляло. Его улыбка будоражила, все мое нутро кричало о любви. В конце вечера он, как всегда, собрался проводить меня домой, но в этот раз я решила пройтись сама.

– Я пойду сегодня сама.

– Нет, что ты. Я провожу тебя. Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

В его словах было столько заботы и волнения обо мне, сколько я никогда ни от кого не слышала.

– Со мной все будет хорошо. До дома не так уж и далеко, всего лишь пройти через сквер, и я буду дома. Все будет отлично. Обещаю! – я взяла его за руку и слегка сжала ее.

– Ну, смотри. Надеюсь, завтра мы увидимся.

Он был расстроен, хоть и не подавал виду, но его глаза всегда говорили правду.

– Думаю, завтра у меня не получится. После тренировок мне нужно домой.

– Хорошо. Тогда увидимся на тренировке.

Он очень хорошо общался с нашим физруком, поэтому на тренировки его всегда допускали без проблем. Мне польстило то, что он хочет во что бы то ни стало снова увидеться со мной. Я поняла, что мои чувства взаимны и была этому только рада.

– Хорошо. Тогда до завтра.

Я чмокнула его в губы и пошла домой. Он долго стоял и смотрел, как я удаляюсь от него. А я все шла и думала, неужели в моей жизни наступил момент искреннего счастья. Видимо чем-то я все-таки заслужила такого замечательного парня.

 

На следующий день я отправилась в школу и просидела на всех уроках. Теперь мысли мои были заняты не только Алексом. Время летит, мы приспосабливаемся к новым жизненным обстоятельствам и привыкаем к чудесам. После занятий я пошла на тренировку, где и встретилась со своим возлюбленным. В его глазах, обращенных на меня, светилась гордость. Его восхищало то, что его девушка любит спорт так же, как и он сам. Но не только его взгляд я почувствовала в этот день на тренировке. Все девушки с завистью наблюдали за нашим счастьем. Я и раньше знала, что он пользуется популярностью среди девушек, и ожидала чего-то подобного. Конечно, я не придавала этому особого значения, ведь такое происходило не впервые. Зависть – это дурное дело, я сама этим не увлекалась и никому бы не советовала. Люди разные, поэтому я в такие минуты просто отключаюсь от происходящего вокруг, и наслаждаюсь только своими мыслями.

Осень была в полном разгаре, дул холодный ветер и разгоряченная после тренировки, я простыла. Пару дней я пролежала дома с высокой температурой. Горло буквально разрывало от боли, и я совершенно не могла говорить. Не дожидаясь осложнений, мама отвезла меня в больницу, где мне диагностировали острый ларингит. Было решено удалить гланды. После процедуры меня отвезли в палату. Врач настоятельно рекомендовал оставить меня в больнице до полного выздоровления. Первые пару дней прошли в тишине. Хорошо, что мама привезла мне книги, а иначе я бы точно сошла с ума. Весть о том, что я лежу в больнице вскоре дошла и до Алекса. На третий день моего пребывания в скучной палате на пороге появился он. Его улыбка моментально осветила всю комнату.

– Ох, милая. Если бы я знал, что ты попала в больницу, непременно пришел бы раньше, – с досадой говорил он, испуганный и подавленный тем, что увидел меня в таком состоянии.

Я кивнула головой и улыбнулась. Мне пока больно было говорить. Хотя мне многое нужно было ему сказать.

– Я принес тебе немного сладкого, цветочки и книжку. Надеюсь, ты скоро поправишься.

Он положил подарки на тумбочку рядом с кроватью.

Я была рада такому визиту. Конечно, есть то, что он принес, мне было нельзя, но вот книга была в самый раз. Он знал, что я люблю романы и принес мне один из тех, что я еще не читала. Он предугадывал мои желания и делал это на сто процентов правильно.

– Знаешь?.. Как только тебя выпишут, и тебе станет легче, я хочу познакомить тебя с моей мамой. Я многое рассказывал ей о тебе, и она жаждет знакомства с тобой. Надеюсь, ты не будешь против? – он говорил с такой надеждой в голосе, что, казалось, он боится, что я могу ответить отказом.

Я кивнула в знак согласия и взяла его за руку, как только он присел на мою кровать. Он рассказал мне пару историй, которые случились с ним за эти дни. Время в больнице протекает медленно и любой визит это уже хорошо, но когда приходит любимый человек это просто волшебство.

– Я вернусь завтра, принесу тебе мороженое, и мы поболтаем. Хорошо? Ты главное крепись и выздоравливай. Люблю тебя!

Ух ты! Эти два слова так легко слетели с его губ. Люблю тебя! Это прозвучало так искренне, что мое сердце пропустило удар. Мне нравилась его уверенность в себе, в своих словах и действиях. Он был кем-то неземным для меня, словно сошел со страниц какого–то романа прямо ко мне в руки. Порой я думала, что может я его выдумала, может он плод моего воображения. Но нет, он был реален, так же реален как я. И это казалось мне чудом! Я поверила в любовь и в то, что мир может быть добр ко мне.

На следующий день он, как и обещал, принес мороженое, которое ему пришлось съесть самому. Пока он болтал без умолку и лакомился пломбиром, я любовалась своим ухажером. Каждый день, пока меня не выписали, он приходил ко мне с разными милыми подарочками и ухаживал за мной. Это было очень романтично. Мой скудный мир превратился в обитель желаний, которые исполнялись, как по волшебству. После выписки я вернулась в школу. Мы продолжали встречаться. И каждый день был исполнен совершенства.

Дома все оставалось по-прежнему: все те же тяжелые выходные и неизменно суровая мама, с которой невозможно было о чем-либо поговорить.

Наши отношения с Алексом все так же оставались на уровне взаимопонимания и любви. Он ни к чему меня не принуждал. Уважая мою сторону, он показывал мне тем самым, что ему можно доверять. Для меня это было важно. Важно не бросаться в омут с головой, чтобы не утонуть там, куда не заплывала еще моя душа. Я не хотела торопиться с решениями, о которых потом могла пожалеть. Мы гуляли, делились друг с другом всеми новостями, постоянно говорили о вещах, которые нас волновали, были близки как никогда, и этого для меня было достаточно.

Он познакомил меня со своей мамой. Людмила Викторовна была очень красивой женщиной, высокой, стройной, с добрыми глазами. Она работала заведующей столовой на главной улице. После нашего знакомства я часто забегала к ней, и она угощала меня всякими вкусностями. Мы могли подолгу разговаривать на любые темы. Она всегда была рада меня видеть, всегда ждала, когда я приду. Отношения между нами нравились Алексу. Он видел со мной свое будущее, и его мама одобряла выбор сына. Что касается меня, то я старалась так далеко не забегать. Конечно, мне нравилась его семья, которая значительно отличалось от моей. Все были дружны, прислушивались друг к другу и весело проводили время вместе. Для меня это было непривычно, и я не могла избавиться от мысли, что хотела бы такие же нежные и близкие отношения со своими родителями. Так я узнала, что любящие семьи есть и в нашем городке, совсем рядом со мной.

С наступлением весны на улице потеплело, все расцвело и воздух наполнился пьянящим ароматом цветов. Пару месяцев назад моя мама узнала о том, что я встречаюсь с Алексом и ее это явно не обрадовало. Она говорила про него всякие гадости, но я так и не смогла понять, чем он ей не нравится. Мама категорически запретила мне общаться с ним, и спорить с ней было бесполезно. Не хотелось обманывать ее, но она не оставила мне выбора. Я понимала, что теперь наши свидания станут реже, так как придется проявлять крайнюю осторожность, чтобы не попасться маме. Поэтому я сказала Алексу, что теперь я буду ходить домой сама, а когда получится, буду видеться с ним вне тренировок тайком.

Как-то раз на пороге дома появился мой одноклассник Влад.

– Привет, Вал! Алекс передал, что будет ждать тебя в гараже, – сообщил он.

– Хорошо.

– Я подожду тебя внизу, пойдем вместе.

– Зачем? Ты можешь идти. Я дойду сама, – удивлённо сказала я.

– Нет, Алекс настоял на том, чтобы я тебя проводил, – и он спустился вниз по лестнице.

Я собралась как можно быстрее и спустилась вниз. Мы шли не спеша, вспоминая детские годы: как болтались по двору, играли в мяч и другие игры. Тогда он был моим лучшим другом, но когда его отношение ко мне переросло во что-то большее, это стало неким камнем преткновения для нас. Я видела в нем лишь друга, возможно даже брата, но никак не парня. Это ранило его. Пусть он и не показывал мне боли в своем сердце, не говорил об обиде, но я чувствовала, что он отдалился от меня. Мне не хватало его, как близкого друга, как человека, которому я могла доверять, но я ничего не могла с этим сделать.

Завидев меня, Алекс подскочил со скамейки и подошел ко мне. Полный счастья и радости, он обнял меня и долго не выпускал из своих крепких объятий.

– Прости, что отправил Влада к тебе. Ты же понимаешь сама, теперь надо быть аккуратнее. Я рад, что ты пришла.

Мы стояли в кругу друзей и вели непринужденную беседу. В то время мама шла с работы домой. Она работала почтальоном, смена почти закончилась. Перед выходом, мама позвонила с почты домой, но трубку никто не поднял. По пути она встретила знакомую и спросила, не видела ли она меня. Та, конечно, ответила, что видела, как я пошла в гараж к Алексу. В нашем маленьком городке все знали обо всем. Алекс был известен многим благодаря своей маме. Скрыть что-то было невозможно. И на что я рассчитывала?

Маму накрыла неконтролируемая ярость. Развернувшись на полдороги к дому, она повернула в сквер и помчалась на поиски меня. Пройдя через него, она вышла как раз туда, где мы стояли всей кучей. Она налетела настолько стремительно и неожиданно, что я ничего не успела сообразить, только почувствовала, как кто-то потащил меня за косу. Так ястреб настигает свою, ничего не подозревающую, жертву. Те, кто стоял в кругу так ничего и не поняли, лишь стояли с разинутыми ртами и беспомощно наблюдали, как мама с перекошенным от злости лицом силой уводит меня прочь. Алекс, стоял на месте, как вкопанный. Он, как и все в округе, знал, что с моей мамой лучше не связываться.

Мама нещадно дергала меня за волосы и тащила за косу через весь сквер. Я попыталась высвободиться и оказалась лицом к лицу с ней. От страха и неожиданности я отшатнулась от нее, но этим лишь подлила масла в огонь. Глаза ее почернели от злости, ноздри раздувались, зубы были сжаты так сильно, что на скулах заходили желваки. Внезапно, она схватила меня за шею и с каким-то остервенением начала дубасить об первое попавшееся дерево, да так сильно, что искры летели из глаз. До меня обрывками долетали ее гневные крики.

– Как ты посмела? Как? С ним-то? Да кто тебе позволил? Сколько раз я тебе говорила, дура ты неотёсанная, чтобы ты с ним не связывалась?! – яростнее нее, кажется, не было на свете никого. Ее крик напоминал рёв разъярённого медведя.

– Ты будешь меня слушать. Слышишь? Ты будешь делать, так как я говорю. Ты больше не будешь с ним видеться. Тварь ты неблагодарная! Дура ты нестриженая, падла ты такая! – ругательства сыпались из ее уст без остановки.

Она наносила мне удары пока не устали ее руки. Она не слышала мои мольбы, ярость полностью поглотила ее. Она была взбешена, и не могла остановиться. В глазах потемнело, боль уже не ощущалась так остро, как в самом начале. Лишь в пустоту капля за каплей проникали ее слова, превращаясь в лед и камнем падали, на глубину души, оставляя необъятные дыры в ней.

В тот момент мне было больно, не потому что она била меня головой о дерево, вырывая мои волосы, нет, не поэтому. Мне было больно, потому что она била меня плетью слов своих, оставляя шрамы там, где они не заживают никогда. Конечно, все то, что она говорила на самом деле описать невозможно. Но ее слова я помню по сей день, помню, как будто это было только вчера. Страх перед ней, боль за ее ко мне отношение до сих тревожат мое сердце.

Тогда я ненавидела ее всеми фибрами своей души. Она опозорила меня, протащив за волосы через весь сквер, жестоко избила на глазах у прохожих. Боль терзала не только мою наружную оболочку, она съедала меня изнутри, разрывая артерии гнева. И я ничего не могла поделать. Но раз и навсегда, я пообещала себе, что, когда у меня будет дочь, я никогда не буду бить ее, а тем более по голове. Я просто поклялась себе.

Когда, наконец, силы ее иссякли и весь ее гнев был вымещен на мне, мы пошли домой. А вернее, она волокла меня за собой, а я просто плелась за ней, еле переставляя ноги. Сил идти не было, так же, как и говорить. Придя домой, она отправила меня в комнату, а сама села за свои дела. Я слышала, как она говорит отцу про ситуацию, которая произошла между нами, про то, какая я гадкая. Я слышала все, и ни разу отец ничего не сказал в мою защиту. Было такое ощущение, что ему вообще все равно, что произошло. Он просто молчал и слушал ее порицания в мою сторону. Этот ужасный день закончился, и я легла спать в надежде на новое завтра. Все болело и ныло, голова гудела от боли, слезы катились вниз по лицу, падая на подушку. Я с трудом дышала, осознавая, что еще жива. На этот раз меня пронесло, но что будет дальше? Голова раскалывалась, и каждая мысль била током в мозг. Все же ближе к утру я уснула.

Спустя месяц ситуация, произошедшая ранее стала понемногу затираться в памяти. Все это время мы с Алексом продолжали видеться тайком, по большей части на тренировках. Только там я могла быть уверена, что она не ворвется туда, как разъяренный бык, сметая все на своем пути, и не покалечит меня снова.

Дни летели, наши отношения крепли. Мне исполнилось шестнадцать, и я понимала силу своего возраста, хотя чувствовала, что была еще ребенком. Как-то, на одной из тренировок, я почувствовала себя очень плохо. Весь мир завертелся перед глазами, и меня пронзила резкая боль в животе. Казалось, вот-вот подступит то, что я съела на завтрак. Я опустилась на колени и прижала руки к животу, боль была невыносимой. Алекс увидел, как меня скрутило, и мигом очутился рядом.

– Вали, что случилось?

В его глазах была паника.

Следом за ним ко мне подбежал тренер. Я лишь качала головой и ни слова не могла вымолвить. Тогда он помчался в кабинет, чтобы вызвать скорую помощь. Я уже завалилась на пол. Мне было все равно, кто что подумает, мне просто нужен был воздух. И тут, как по волшебству:

 

– Все разойдитесь подальше! Ей нужен воздух, – раздался сильный и властный голос Алекса. Мой рыцарь! Мой спаситель!

Все, безмолвно повинуясь, отошли подальше и продолжали пристально наблюдать за происходящим. Я чувствовала каждый взгляд, брошенный на меня. Чувствовала боль и не понимала, что происходит. Скорая помощь приехала спустя минут двадцать. Врачи осмотрели меня, заявили, что у меня подозрение на острый аппендицит и срочно повезли в больницу. Алекс со мной поехать не мог. Он знал, что как только родителей оповестят, они сразу приедут ко мне. На прощание он сжал мою руку и обещал приехать, как только сможет. Меня везли минут десять, и это время мне показалось целой вечностью. Боль была настолько сильной, что выкручивала наизнанку. Как только меня доставили в отделение, на входе нас встретили интерны.

– Где дежурный хирург? – спросил фельдшер, который меня привез.

– В данный момент он на обходе. Мы заберем девочку на осмотр, – нерешительно сказал один из интернов. По глазам было видно, что он боится, но чего именно, пока было непонятно.

– Хорошо! У нее подозрение на острый аппендицит. Вот ее вещи и домашний номер, по которому вы должны позвонить и оповестить родителей о прибытии девочки. Ее зовут Власова Валерия.

Интерны повезли меня в смотровую, куда был вызван дежурный хирург Владимир Викторович. Мы ждали его минут пятнадцать, после чего он, наконец, явился в совершено неподобающем состоянии. Единственный врач на смене был пьян в стельку. И конечно же врачи другого профиля не допустили его до операции, боясь последствий. Было приказано интернам провести полную процедуру, так как они учились на хирургов. Им было разрешено сделать все, что в их силах, чтобы я осталась жива. Это все обсуждалось в моем присутствии, и я пребывала в шоковом состоянии. Я все понимала, хотя боль порой отключала мое сознание. Я даже не могла ничего возразить, меня просто скручивало от дикой боли, а рядом не было никого, кто мог бы мне действительно помочь. Меня увезли в операционную. В спешном порядке все готовилось к удалению аппендицита. Один из интернов побежал за лекарством, которое должно было полностью обезболить место операции. Но прибежав минут через десять, он сообщил:

– Есть только две ампулы. Этого хватит, что обезболить только снаружи. Больше я не нашел. В больнице нет этого лекарства, оно закончилось… – он был в полной растерянности.

Я с ужасом представляла, что будет дальше. Они долго думали и совещались, пока я кричала от боли. Ведь с каждой минутой она усиливалась. И тут они решились.

Один из них командным голосом раздавал поручения направо и налево, не побоявшись взять ответственность на себя. Наверное, это и спасло меня.

– Привяжи ее ноги и руки к столу, закрепи туловище. Ждать больше нельзя, иначе он лопнет.

Остальные интерны засуетились. Меня привязали и повесили простынь перед глазами, разграничив поле моего зрения и место операции. Затем я почувствовала пару уколов внизу живота. Они замерли в ожидании. Я хотела им сказать, что все равно вижу нижнюю часть тела в отражении огромной операционной лампы, висящей надо мной, но от боли не могла вымолвить и слова. Через пару минут они спросили, чувствую ли я что-нибудь, когда они прикасаются. Поняв, что чувствительности почти нет, они приступили к работе. Первые минуты я не чувствовала ничего. Но затем, видимо, когда они раскрыли брюшную полость, на меня нахлынула прямо-таки волна горящей лавы. Я взвыла от непереносимой боли и брыкалась изо всех сил. Было просто невозможно лежать спокойно, потому что они резали меня наживую. Внутри они ничего не обезболили, и периодически у меня темнело в глазах. Боль была настолько обширной и всепоглощающей, что я превратилась в дикое беснующееся животное. Казалось, я вот-вот потеряю сознание, но спасительная темнота так и не наступала. Меня повязали по рукам и ногам. Тело пыталось выгнуться дугой, но было надежно закреплено, пятки упиралась в операционный стол и нещадно терлись о холодную металлическую поверхность. Обезумев от боли, я стирала пятки в кровь. Что происходило в следующий час, казалось пыткой, длиною в вечность, адом, выхода из которого не было. Конца и края не было моим страданиям. Они возились в моих кишках, и каждое их прикосновение отдавалось в моем теле нестерпимой мукой. То обезболивающее, что они вкололи в верхние слои кожи, тоже потеряло свое свойство, и теперь боль была повсюду. Даже медсестра, которая присутствовала на операции, не могла выдержать такого зрелища. Конец ХХ–го века на дворе, а на ее глазах живьем потрошат человека, молоденькую девушку, которая еще и жизни-то не видела. Медсестра все время со мной говорила, успокаивала меня, но я не слышала ее. Я билась в конвульсиях, меня невозможно было успокоить. Я хотела, чтобы все это прекратилось.

– Валерия! Послушай, почти все! Потерпи еще немного, мы уже зашиваем. Мы удалили его, слышишь?

Они говорили это так громко, что их слова отдавались эхом по всей операционной. Но мне было все равно, боль не прекратилась. Она была ужасной, я не могла успокоиться, не могла ждать, не могла терпеть. Через полтора часа операция закончилось. Но для меня ничего не закончилось. Боль не утихала, пятки были стерты почти до костей. Легче мне не стало, я просто уже была без сил и тихо подвывала. Нет сил кричать, нет сил плакать, я лежала и смотрела в потолок, надеясь, что это просто кошмарный сон. Скоро я проснусь и все будет хорошо. Мне наложили швы и отмыли, обработав рану. И тогда они заметили кровь на операционном столе под моими ногами. Приподняв их, они увидели то, во что превратились мои пятки, стертые в мясо. Они стали обрабатывать и ноги, но я уже ничего не чувствовала. Им не понять, что я перенесла, но сочувствие все-таки они высказали. Затем снова проверили все швы и повезли в палату.

– Ты сильная девушка! Ты молодец, ты справилась, – приговаривала медсестра, скорее для себя, чем для меня, толкая каталку до палаты.

Я пребывала в каком-то сумеречном шоковом состоянии, мозг не соображал совершенно. И я надеялась, что хотя бы сейчас я впаду в спасительное беспамятство.

– Знаешь, когда его вытащили, он лопнул. Ты выдержала, смогла. Ведь еще чуть-чуть и он бы лопнул у тебя внутри. Тогда я даже не представляю, что бы случилось. Ты молодец. Отдыхай! – она говорила это с такой нежностью, что, казалось, она знает меня вечность.

Первое время в палате я не могла уснуть. Боль еще долго терзала мое тело. Я старалась не кричать, поэтому все время стонала. Двигаться было невыносимо, и я молила Всевышнего, чтобы он подарил мне забытье. Промучившись часа два, я все-таки отключилась.

Наутро следующего дня первым, что я почувствовала после пробуждения, была боль. Конечно, не такая жуткая, как вчера, лишь ее отголоски. Мне стало легче, состояние было еще достаточно тяжелым, но я все равно была рада, что проснулась и была жива. Немного погодя ко мне пришел врач. Да, тот самый врач, который вчера совершенно спонтанно напился на каких-то поминках, и не смог провести мне операцию. С абсолютно невозмутимым видом он присел ко мне на койку и спросил, как у меня дела. Как у меня дела?! Может его замутненный рассудок, под воздействием жесткой абстиненции, решил сыграть с ним столь жалкую шутку? По-моему, мы не на светском рауте для обмена любезностями. Перед ним юная девушка, выпотрошенная с особой жестокостью. Вот как я видела вчерашнюю экзекуцию! Заглянув в мои глаза, наполненные болью, страданием и совершенно оправданным гневом, он, наконец, осознал всю абсурдность ситуации. Молча осмотрел меня, и обработав рану, удалился. Видимо, в нем осталась крупица человеческого, так как, покидая палату, он принял виноватый вид. А может тяжелый похмельный синдром придал ему образ побитой собаки. Но элементарные извинения принести он так и не удосужился.