– Это вот – Спайс, это Фишер и Энгель, а этот… Как его звали?..
Дедушка долго тер лоб, потом сказал:
– Не помню, мальчики, нипочем не вспомню. И вот смотрите, как это обидно, май бойс (мои мальчики). Рядом на заводе стояли, кусок хлеба делили, а я забыл, все забыл, олд фул! (Олдфул – это значит «старый дурень»; так всегда бранил себя дедушка, когда очень на себя разозлится.)
Я хотел спросить, за что их казнили, да побоялся, что дедушка и это забыл. Но Шурка не удержался.
– А за что их повесили, дедушка Джо?
– За бомбу. Только это неправда, мальчики, они не бросили бомбу. Они просто шли, как я, как другой на Первый май.
– В тысяча восемьсот девяностом году?
– Нет, кажется, это было раньше…
Дедушка наморщил лоб и сел, прикрыв ладонями глаза. Он сидел так долго-долго, и вдруг я увидел, что у него между пальцами вытекла слезинка.
– Дедушка, а дедушка Джо! – окликнул я его. И он отнял руки от лица. Слезы текли у него по морщинкам, он горько кивал головой.
– Все забыл, все забыл! Кусочки помню: у Мак-Кормик забастовка, Хеймаркетсквер, бомба, Первый май… Когда это было, первый Первый май, – потом или раньше? Спайс, Фишер и Энгель, а как его звали, четвертого? Все забыл, все забыл, олд фул!
Он положил мне руку на плечо.
– Так-то, Майк. Слышал, как коммунары? Всякую минутку помнят. Почему я не помню, один туман в старой голове? Надо дедушке Джо умирать. Никуда не годится. Спайс, Фишер, Энгель… Как его звали? Вместе работали у Мак-Кормик. Питерс – не Питерс, Адамс – не Адамс. Ларсон? Нет, и не Ларсон.
Он снова уткнулся лицом в ладони и замолчал. Мы потихоньку вышли из комнаты.
С этого для дедушка Джо совсем переменился. То бывало смеется, поет вместе с нами «Приамурских партизан». А сейчас совсем загрустил. Сидит во дворе на лавочке и молчит. Уставится на какую-нибудь жестянку, склянку и не шевелится. И нас не замечает. Только раз вечером, – я помогал ему встать, потому что у него нога затекла, – он говорит мне снова:
– Скоро будешь говорить мне «прощай», Майк. Если старый человек потерял память, то надо в гроб. Старый человек каждый день всю старую жизнь живет. Если забыл – скучно, совсем нельзя жить, май бой. Скоро будет умирать дедушка Джо.
Шурка нашел в газетном киоске целый ворох американских газет. Мы выпросили дома денег и притащили газеты дедушке Джо. Потихоньку, чтобы он не заметил, мы прокрались к нему в комнату и положили сверток на стол. На другое утро он вышел во двор с американской газетой.
– Спасибо, мальчики, – улыбнулся он нам. – Дедушка Джо очень рад. Очень рад, хороший подарок. Спасибо, май бойс.
Он развернул газету и принялся читать. Через полчаса Шурка стукнул мне в окно. Я выбежал во двор.
Дедушка Джо сидел неподвижно, глядя все на одну и ту же строчку.