Как стать богом

Сюжет 3. Вторая инициация Вадима Христофорова

СЦЕНА 3/1

Пытка

– Молчите?! – восклицает Эраст Бонифатьевич, – Тогда начинаем эскалацию. Кешик будь добр!

Лысый носорог надвигается и берёт Вадима в свои объятия. Обхватывает и прижимает к складному креслу. Теперь он не может шевельнуться. Совсем. Да он и не пытается.

– Руку ему освободи, – командует Эраст Бонифатьевич. Правую! Так. И чтобы я его физиономию мог видеть, а он – мою. Хорошо. Спасибо!

– Теперь слушайте меня Вадим Данилович, – продолжает он, – Лёпа, делай раз!

Большеголовый Лёпа освобождает горсть от орешков, вытирает ладонь о штаны и приближается, небрежно брякая челюстями щипчиков. Это блестящие светлые щипчики специально для орехов. Лёпа неуловимым движением ухватывает в зубчатые выемки Вадимов мизинец и сжимает рукоятки.

– Такой мелкий и такой не-при-ят-ный, – говорит ему Вадим перехваченным голосом.

Лицо его делается серым и пот вдруг выступает по всему лбу крупными каплями.

– Не паясничать! – приказывает Эраст Бонифатьевич, – Вам очень больно, а будет еще больнее! Лёпа, делай два!

Лёпа ловко перехватывает второй палец.

– Н-ну ты! – шепчет Вадиму в ухо рыжий Кешик наваливаясь на него еще плотнее, – С-стоять!

– Всё! Хватит! – Вадим задыхается, – Хватит, я согласен!

– Нет! – возражает Эраст Бонифатьевич, – Лёпа, делай три!

СЦЕНА 3/2

Аванс

На этот раз Вадим кричит!

Эраст Бонифатьевич наблюдает за ним играя шариком на ручке черной указки. На лице его выражение брезгливого удовлетворения. Все происходит по хорошо продуманному и не однажды апробированному сценарию.

Непослушному человеку давят пальцы. Причем так, чтобы обязательно захватить основания ногтей. Человек кричит. Вероятно человек уже обмочился. Человек расплющен и сломлен. И Эраст Бонифатьеич распоряжается:

– Все! Достаточно. Лёпа, я сказал достаточно!

Вадим смотрит на посиневшие пальцы и плачет. Пальцы быстро распухают. Синее и багровое прямо на глазах превращается в аспидно-черное.

– Мне очень жаль, – произносит Эраст Бонифатьевич прежним деликатным голосом светского человека, – Однако это было необходимо. Вы никак не желали поверить насколько все это серьезно!

– Теперь следующее, – он суёт ладонь за борт пиджака и извлекает длинный белый конверт.

– Здесь деньги, – говорит он, – Пять тысяч баксов. Вам. Аванс. Можете взять.

Длинный белый конверт лежит на столе перед Вадимом и он смотрит на него стеклянными от остановившихся слез глазами. Его сотрясает крупная дрожь.

– Вы меня слышите? – спрашивает Эраст Бонифатьевич, – Эй! Отвечайте, хватит реветь!

– Слышу, – говорит Вадим, – Деньги. Пять тысяч баксов.

– Они Ваши. Аванс. Если шестнадцатого декабря победит Интеллигент, Вы получите остальное. Еще двадцать тысяч. Если же нет…

– Шестнадцатого декабря никто никого не победит, – говорит Вадим сквозь зубы, – Будет второй тур.

– Неважно, неважно, – говорит Эраст Бонифатьевич, – Мы не формалисты. И Вы прекрасно понимаете, что нам от Вас надо. Будет Интеллигент в губернаторах, будут Вам еще двадцать тысяч. Не будет Интеллигента, у Вас возникнут неприятности.

Вадим молчит прижав к груди правую больную руку. Его трясёт. Он больше не плачет.

Эраст Бонифатьевич поднимается:

– Всё! Вы предупреждены. Счетчик пошел. Начинайте работать. У Вас не так уж много времени. Всего-то пять месяцев. Даже меньше.

– Как известно, – он поучающе поднимает палец, – Даже малое усилие может сдвинуть гору, если в распоряжении имеется достаточно времени. Так что приступайте-ка прямо сейчас.

– Если нет трения, – шепчет Вадим не глядя на него.

– Что? Ах да! Конечно. Но это уже Ваши проблемы. Засим желаю здравствовать. Будьте здоровы, – он поворачивается и идёт было, но вновь останавливается:

– На случай, если Вы решите сбежать в Америку или вообще погеройствовать. У Вас есть мама и мы точно знаем что Вы её очень любите, – лицо его брезгливо корчится, – Терпеть не могу низкопробного шантажа, но ведь с Вами поганцами иначе нельзя!

Он снова было собирается уходить и снова задерживается:

– В качестве ответной любезности за аванс, – говорит он, приятно улыбаясь, – Не подскажете кого нынче поставят на ФСБ?

– Нет, – говорит Вадим. – Не подскажу.

– Почему? Обиделись? Зря. Ничего личного: бизнес и боле ничего.

– Понимаю, – говорит Вадим, глядя ему в лицо, – Ценю…

Говорить ему трудно:

– …однако любезность оказать не могу. Я знаю чего хотят миллионы, но я представления не имею чего хочет дюжина начальников.

– Ах, вот так оказывается?! Ну да. Естественно. Тогда всего наилучшего. Желаю успехов.

И он идёт прочь больше уже не оборачиваясь и помахивая черной тросточкой-указкой. Элегантный, прямой, весь в сером, уверенный, надежно защищенный и дьявольски довольный собой. Мелкий Лёпа уже поспешает следом. Не прощаясь и на ходу засовывая в карман свои ореховые щипчики.

СЮЖЕТ 3/3

Кешик

А вот Кешик задерживается. Поначалу он делает несколько шагов вдогонку начальству, но едва Эраст Бонифатьевич скрывается за кухонной палаткой, он останавливается, поворачивает к Вадиму своё рыжее лицо вдруг исказившееся как от внезапного налета зубной боли и не размахиваясь мягкой толстой лапой бьёт Вадима по щеке так, что тот моментально валится навзничь вместе с креслом и остаётся лежать с белыми закатившимися глазами. Кешик несколько секунд смотрит на него. Потом еще несколько на узкий белый конверт, оставшийся на столе без присмотра. Потом снова на Вадима.

– С-сука с-саная, – сипит он едва слышно.

Быстро засовывает конверт к себе в карман, поворачивается и тяжело бухая толстыми ногами скачет догонять своих.

Некоторое время Вадим лежит как упал, нелепо растопырив ноги. Потом в глазах его появляется смысл. Он начинает хоть как-то дышать и пытается повернуться набок, опираясь на локоть больной руки. Поворачивается. Освобождается от зацепившегося кресла. Ползёт. Встать он не может.

Вадим ползёт на локтях и коленях постанывая, задыхаясь и глядя только вперед на два ведра с нарзаном из источника, поставленные им с утра под тент хозяйственной палатки. Доползает. Кое-как садится и оскалившись погружает больную руку в ближайшее ведро. И обмякает, прислушиваясь к своей боли, к своему отчаянию, к опустошенности внутри себя. К своей бессильной ненависти слыша мрачное бархатное взрыкивание роскошного Jeep Grand Cherokee, неторопливо разворачивающегося где-то там, за палаткой.

И вдруг…

СЮЖЕТ 3/4

Ненависть

Ненависть перестаёт быть бессильной и начинает совершать активные манипуляции с Вадимом! Говорят что ненависть плохой советчик. Вот она ничего и не советует, а просто действует! Конечно все эти манипуляции совершает сам Вадим, но ему кажется, что всё это делает его ненависть.

Для начала она полностью заполняет и отгораживает сознание Вадима от всего другого кроваво-красной пеленой и заменяет собою боль и отчаяние. Практически мгновенно ненависть становится главным чувством Вадима! Затем она сворачивается. И вот Вадим уже смотрит на отъезжающий автомобиль в невесть откуда взявшуюся у него в руках трубу. И это не огромная газовая труба большого диаметра и длины. На вид это более чем скромная пластиковая дренажная труба глубокого терракотового, почти кровавого, цвета, диаметром 90 мм, длиной полтора метра и с небольшим фланцем. 10 руб. 22 коп. в любом строительном магазине.

Автомобиль начинает движение. Он уже на бугристой дороге. В дренажную трубу его отлично видно.

– Вам не туда! – говорит Вадим и слегка поворачивает трубу влево.

Поворачивать трубу легко. Прочный тонкий пластик очень лёгкий материал.

– Равнодействующая моей воли – бормочет Вадим, – Вот и вторая моя инициация. Фактическая! Спасибо Вам за неё, Эраст Бонифатьевич! Думаете за 25 тысяч баксов и пытки купили себе губернатора?! Глупцы! Привыкли у слабых отнимать безнаказанно! И даже аванс дали, который сами и скоммуниздили. Ну-ну!

Вадим продолжает:

– Пришли бы попросили. Мне же всё равно было кого там выбирают в декабре! Я за никого! Может и помог бы по дружбе с Сенсеем. Бесплатно! Если он говорит могу, значит могу! Сейчас я уже и сам это вижу! Только не знаю как. Но теперь мне уже не всё равно! Это каким же долбоящером нужно быть, чтобы ехать через всю страну запугивать и пытать бога, способного делать будущее. Вот я вам его сейчас и сделаю!

– А что Сенсей?! – продолжает рассуждать Вадим, при этом внимательно следя за автомобилем с его мучителями, – У него к нам, драбантам, потребительское отношение. Как у Демиурга, который нас для чего-то создал и забыл. Но я же не знаю точно, при каких обстоятельствах он отдал меня на растерзание и пытки этим бандитам. Пока не знаю! Но теперь я точно знаю что нужно, чтобы стать богом! Это не трудно, если имеешь инициированные Сенсеем сверхспособности, плюс три чёрных раздувшихся пальца, раздавленные щипчиками для орехов. Всего-то!

СЮЖЕТ 3/5

Автокатастрофа

И на глазах Вадима Jeep Grand Cherokee с пятью негодяями внутри резко заваливается влево и вращаясь летит по насыпи вниз. В пропасть! Под его левым передним колесом неожиданно осыпался край дорожного полотна.

– СТОП! – командует Вадим и автомобиль прекращает полет, зацепившись передним мостом за какое-то кривое дерево, неизвестно как выживающее на круче. Ствол дерева держится из последних сил удерживая на себе тяжёлый автомобиль.

– Не убивать! – командует терракотовой трубе Вадим, – Если сдохнут, кто же мне тогда заплатит за работу?! А так, месяца три-четыре в больнице. Три! Никак не меньше. С такими травмами и переломами долго лежат. Выйдут из больницы и бегом передоговариваться. Должны успеть!

И автомобиль послушно встаёт всеми колёсами на ровную намытую дождевыми потоками площадку рядом с практически вырванным с корнем деревом. Но из него никто не выходит. Снизу от селения на реке уже скачет на своём коне Магомет и бегут жители. Повезло бандитам!

Вот из автомобиля уже вытаскивают и укладывают рядом недвижные тела. Все пятеро. Кровь на разбитых лицах и затылках, неестественно торчащие вывернутые и переломанные конечности. Пополам сломанная тросточка-указка Эраста Бонифатьевича. Голем-Кешик кажется свернул себе шею. Не беда. Он платить всё равно бы не стал.

СЮЖЕТ 3/6

Командор

– Что это у нас происходит?! – слышит Вадим сзади себя встревоженный голос Командора и фырканье экспедиционной лошади.

О-о-о, уже приехал?!

Кровь отливает от головы. Красная пелена с глаз и дренажная труба из рук куда-то исчезают. Ненависть притупляется и до поры обездвиживается. Чувства возвращаются.

– Да это питерские туристы. Заблудились. Колесом край дороги зацепили, а он осыпался. Немудрено, сколько уж лет не ремонтировали.

– Я поеду помогу, – говорит Командор трогая лошадь за поводья и явно намереваясь повторить путь Магомета вниз прямо по насыпи. Он уже всё понял!

– Помоги конечно! У толстого в кармане 5 тысяч баксов. Забери! Ему они уже не нужны. Поделим. Мы их честно заработали.

И это крайнее что говорит Вадим буквально сражённый на месте внезапно пришедшей свинцовой усталостью. И ещё он видит удивлённые глаза Командора. Каждый по маленькому чайному блюдцу.

Спать!

Лирическое отступление №1. "Дед Вадима Христофорова"

Его звали Семён Иванович Шейков, «Сима», 1915 г.р.

Настоящий герой. Вся грудь в орденах и медалях! Артиллерист, зенитчик, защищал ленинградское небо в Пулково. С двумя тяжелейшими контузиями, но выжил. И он как-то под рюмку рассказал Вадиму вот такую историю про жизнь и смерть на войне. Историю, которую вряд ли когда-нибудь опубликуют:

В сентябре 41-го его 26-летнего лейтенанта и молодого коммуниста, послали с секретным пакетом из его зенитной части в Пулково в Главный штаб, что на Дворцовой площади. Ещё ходили трамваи.

И вот приехал ранним утром Сима на том трамвае на Невский проспект. Народу тьма. Хотя фрицы уже и Бадаевские склады разбомбили, да и так постреливали, но кабаки ещё работали. Ну и зашёл Сима в какой-то подвальчик. Время-то есть. Взял сто граммов водочки, то-сё А там девушка симпатичная одна сидит.

– Давай, – говорит, – солдатик за Победу!

Ну и дали они с ней! Чего уж там она ему подлила? В общем очнулся вечером лейтенант Шейков в какой-то грязной ленинградской подворотне. Без сапог, без пистолета, без документов и без секретного пакета из части.

Босиком пришел Сима на Дворцовую. Не мог иначе, коммунист же. Умирать пришёл, ясное дело. Виноват, а время военное. Докладывает! Его сразу в конвойную. Мол, сиди и жди расстрела. А по тем временам стреляли ещё не сразу, проводили что-то вроде дознания, и бумаги оформляли.

Пришёл дознаватель, пожилой майор. Пишет бумагу:

– Фамилия? Имя? Отчество? Где родился?

– Шейков Семён Иванович. Псковская область, город Новоржев, деревня Локша.

– Так ты что, Ивана Шейкова сын?! – кричит майор, – Да мы же с твоим батей всю Гражданскую прошли! Я же дядя Николай! Он же тебе про меня рассказывать должен был?!

– Рассказывал, товарищ майор, много рассказывал, – блеет Сима, – И как вы потом учительствовали вместе в Псковской губернии.

– Да как же ты так, Семён?!

Короче! Отмазал этот дядя Коля деда Симу. Другие сапоги принёс. Бумагу какую-то с печатью состряпал и пинком в часть, дальше воевать.

Судьба!

Тот дядя Коля умер в 70-х, и вся семья Вадима с тех пор ухаживает за его могилкой, молится за него. Он деда спас и стал всем родным. И Сима молился Богу причём всю жизнь. Вадим его спрашивал, мол, как так, офицер, коммунист? А дед на него посмотрел как на недоумка и сказал:

– А в окопах атеистов не было!

После войны Сима пока мог ходить, работал военруком в соседней школе и дожил до 79 лет. Когда он умер и его отпели, морщины разгладились и все увидели в гробу того самого молодого лейтенанта. А когда выносили гроб из Храма звонарь дал в колокола и стая голубей сорвалась с высокой колокольни в голубое небо. Свечкой!

Салют тебе, герой-артиллерист, спи спокойно!

Сюжет 4. Юрий Георгиевич Костомаров, полиграф

СЦЕНА 4/1

Декабрь. Второй понедельник.

Санкт-Петербург.

Ночью в городе разражается оттепель. С внезапным грохотом обрушиваются подтаявшие ледяные пробки и проваливаются в многоэтажные жестяные колодцы водосточных труб.

Всю ночь он ворочается, просыпается и снова с трудом засыпает. В результате выспаться не получается: он поднимается в чертову рань, еще семи нет, с больной головой и злой как собака. А день между прочим предстоит тяжелый: три контакта. Все время с разными объектами и один контакт вообще наружный.

СЦЕНА 4/2

Как и условлено, за пятнадцать минут до девяти он приходит на угол Малой Бассейной и Люблинской, где с незапамятных времен мелом написано «Зюганов, спаси Россию!».

Без одной минуты девять (немец паршивый педантичный) на углу образовывается Работодатель – в обширном английском плаще до пят и с титаническим зонтом тоже английского происхождения. Он занимает позицию в шаге от Юрия, грамотно расположившись к нему спиной (мокрым блестящим горбом зонта), и дожидается клиента, вернее, клиентку.

СЦЕНА 4/3

Юрий отвлекается буквально на секунду, а на Работодателя уже наседает статная, яркая особа в коричневом кожаном пальто и с красными пушистыми волосами, красиво усеянными водяной пылью. В руках у нее мощный оранжевый ридикюль и говорит она необычайно напористо и энергично. «Бой-Баба», равно как и «Конь с яйцами».

А обстоятельства дела таковы, что самого клиента сегодня ночью прихватывает радикулит. Встал он, часов в пять по малой нужде, тут его и скрючило. Да так что из сортира до дивана пришлось его на руках нести (Буквально!) и теперь он не способен передвигаться даже и на костылях. Пришлось сделать ему инъекцию диклофенака и теперь он спит. Так что не подумайте: ни о каком манкировании своими обязательствами речи не идет, а идет речь о неблагоприятном сочетании обстоятельств и о несчастном случае.

И они шепчутся задавленными голосами уже по второму кругу. Когда все это кончается, Работодатель, не скрывая огромного облегчения переводит дух и поглядев вправо-влево двигается (походкой фланера) вверх по ул. Бассейной в направлении станции метро. Выждав положенные по конспирации две минуты, Юрий двигается за ним (походкой совслужащего, опаздывающего на работу). И в подземном переходе они воссоединяются:

– А почему шепотом? – спрашивает Юрий (вспомнив старый анекдот про генеральский автомобиль на правительственной трассе).

– Пива холодного после бани хватимши, – сипло и немедленно ответствует Работодатель, вспомнив тот же самый анекдот. Представления не имею, что он ей там наплёл такого, что ее на конспирацию потянуло. А вообще странная история должен тебе признаться.

Юрий пробует обдумать происшедшее, но у него ничего интересного не получается. Он не отличается способностями к дедукции, индукции и прочей формальной логике. Он видит только суть вещей не понимая подоплеки. Он любит Жанку! Жанка любит его. Он это точно знает. Что ещё надо для счастья, какая подоплёка?

СЦЕНА 4/4

Самому Юрию проблема видится сейчас только одна и она совсем другая. Работодатель скуп как двадцать четыре Плюшкина. Заплатит он теперь за несостоявшийся сеанс или же уклонится? На вполне законных основаниях:

«За что платить, если не за что платить?»

И получается (после применения дедукции и индукции), что двадцать гринов только что накрылись медным тазом – старым, дырявым и с прозеленью. И с длинной гладкой ручкой притом. Для удобства накрывания! Он пытается вспомнить сколько у него осталось в последний раз на книжке, но вспомнить не может. Вспоминает только что немного. То ли сто черно-зеленых, а то ли двести…

И в этом есть проблема!

СЦЕНА 4/5

Чему нас учит модная наука «маркетинг»? Проблема – это то, что не решается самостоятельно ни при каких условиях. Силёнок не хватает. И нужно искать специалиста. За деньги естественно. Всё остальное – это несделанная работа.

Внимание вопрос! Сколько же ему надо сделать той работы, что бы купить Жанке модное кожаное пальто, и им вместе свою квартиру? Небольшую такую, но уютную однокомнатную квартиру? Всего-то пятнадцать тысяч баксов. Он приценивался.

Некоторое время они идут молча и попадают на автостоянку, где у Работодателя мокнет под дождем машина «Нива». Мрачная и грязная, словно тягач в разгар осеннего наступления. Они грузятся и все окна в машине тотчас запотевают до полной непрозрачности.

– Я одного не понимаю, – объявляет вдруг Работодатель, – Зачем надо так затейливо и очевидно врать?

– А кто это тебе бедненькому врет? – спрашивает Юрий, тотчас профессионально насторожившись.

– Да, бабель эта красноволосая. Какая там еще инъекция, от прострела?

– Она тебе не соврала ни слова, – говорит Юрий по возможности веско.

– То есть?

– То есть всё, что было тебе сказано, правда.

– Ручаешься?

– Ну, – говорит Юрий с напором и вворачивает, – Зря ты мне что ли деньги платишь?!

Работодатель мотает малиновым лицом:

– Нет. Уж надеюсь, что не зря. Но и удивляться тебе при этом тоже не устаю. Ей-Богу. Ладно поехали!

СЦЕНА 4/6

И они едут.

Молча доезжают до своей родной Елабужской. Молча выгружаются. Молча заходят в подъезд. Охранник делает им приветственно ручкой и они молча ему кивают. Перед дверью в офис Работодатель поправляет от руки писанную (Юрием) табличку ЧАСТНОЕ ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНСТВО «ПОИСК-СТЕЛЛС». После чего вступают в приемную.

Здесь светло и тепло. Секретарша Мириам Соломоновна говорит по телефону и увидев их делает строгие глаза и длинным черно-багровым ногтем тыкает в Работодателя.

– Да, он уже пришел, минуточку, – говорит она в трубку и прикрыв микрофон ладонью сообщает: – Это Кугушев. Очень недоволен, звонит сегодня второй раз.

Работодатель тотчас проходит к себе в кабинет, а Юрий раздевается и размещает мокрое пальто на вешалке.

– Кофе будете? – спрашивает его Мириам Соломоновна.

Она уже на подхвате – полная фигура ее выражает стремительную готовность сей же час обслужить: кофе, чай, рюмка бренди, сигаретка «Винтер», распечатать файл, найти ссылку, сгоношить бутерброд, дозвониться до ремонтной службы, вызвать ментов, сделать инъекцию, заштопать дырку в кармане, вправить вывих. Она все умеет и никогда ни от чего не отказывается.

Она клад. Ей пятьдесят шесть лет. Дети ее отираются не то в Израиле, не то в Штатах, муж пребывает в длительных бегах, она свободна и скучает.

– Спасибо, – говорит Юрий и тут же добавляет, – Спасибо, нет!

– У нас клиент сейчас, – объясняет он, хотя ничего объяснять не требуется – Мириам Соломоновна не нуждается ни в каких объяснениях. Она вполне самодостаточна – эта белая рубенсовская женщина с антрацитовыми волосами Гекаты.

– Почту разбирать будете? – спрашивает она, протягивая ему желтокожую папочку с аккуратно завязанными тесемками.

– Пожалуй, – он принимает папку; ищет, что бы такое ей гекатоволосой сказать приветливое, дружелюбное что-нибудь, теплое, и говорит (вполне по-американски), – Прекрасно смотритесь сегодня, Мириам Соломоновна!

Она улыбается блестящими губами.

– Это из-за дрянной погоды, – объясняет она. – Повышенная влажность мне идет как Вы могли уже не раз заметить.

Это неправда (он чувствует характерный «Толчок в душу». У медиков же это называется сердечная экстрасистола) и улыбка у него в ответ на ее неправду получается фальшивой. Хотя ну какое ему дело до этой маленькой, бытовой, бескорыстной, исключительно для гладкости разговора кривды?

– Пойду плодотворно трудиться, – говорит он, – Чего и Вам от души желаю.

А в кабинете Работодатель все еще разговаривает по телефону.

СЦЕНА 4/7

Юрий не слушает его, а проходит прямо к своему рабочему месту, усаживается, откладывает в сторону желтую папку с почтой и принимается настраивать аппаратуру. Включает компьютер, проверяет магнитофон, проверяет сигнальную кнопку – всё вроде бы O'Kей: магнитофон пишет и считывает, кнопка нажимается легко и бесшумно, оставляя в пальце приятное ощущение шарика от пинг-понга. Но сигнальная лампочка на столе у босса срабатывает так, что красноватый блик ее можно при специальном старании заметить на подошве.

Вообще, это неудачное решение, с сигнальной лампочкой. Клиент может заметить этот отблеск и насторожиться, или удивиться, или даже заинтересоваться, а это совершенно ни к чему. Но ничего другого они придумать не могут. Все другие способы сигнализации оказываются либо сложными, либо малонадежными, а опыт показывает, что клиенту, как правило, не до того, чтобы следить за таинственными красноватыми отблесками на загадочном малиновом лице Великого Сыщика.

– Опоздает, – говорит Юрий уверенно, – Такие всегда опаздывают.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Работодатель с любопытством, – Ты ж его даже и не видел еще. Слушай, может быть у тебя еще какой талант имеет быть?

Юрий ответить не успевает, потому что строго-казенный голос Мириам Соломоновны из селектора на столе объявляет:

– Павел Петрович, здесь господин Епанчин. Ему назначено на одиннадцать.

Работодатель корчит Юрию рожу, означающую что-то вроде «хрен тебе, а не талант», и бархатно произносит в микрофон:

– Просите, пожалуйста!