Глава 14
На следующий день, лишь солнце показалось на востоке, караван двинулся в путь. Русло все еще оставалось узким и мелким, однако, постепенно пополняясь водами вливавшихся в него речушек и ручьев, становилось все глубже и шире. Путь заметно удлинялся бесчисленными изгибами реки. Леса по берегам с каждым днем все заметнее расцвечивались золотом и пурпуром. Осень все более ощутимо вступала в свои права. Над нами потянулись стаи птиц, летящих от льдов Холодных островов в сторону теплых зим Семиречья. Впрочем, зимы в Су-Аре не отличались особой суровостью. Находясь примерно на широтах южной Европы, холодный сезон здесь был дождлив и почти бесснежен, А по мере спуска по Су-Ару, места подогревались теплыми ветрами, дующими вверх по равнине, со стороны Срединного моря.
Первые дни пути прошли спокойно. Места были малонаселенные, редкие кочевые племена, неспешно странствующие по лесам, от гор Гарт на севере до Су-Ара на юге. К югу от Су-Ара время от времени попадались редкие деревеньки, да третирующие их местные князьки, обосновавшиеся в сторожевых башнях, оставшихся от последнего великого Су-Арского царства. Для этих мест дюжина человек охраны при поддержке такого же количества самострелов в умелых руках купцов и помощников была грозной силой. Видимо, поэтому путешествие проходило вполне мирно.
Первые пять дней пути прошли без каких-либо происшествий. За все время мы лишь раз увидели отдаленный дым костра, поднимающийся над лесной чащей. По мере приближения к цивилизации, деревни и хутора стали встречаться все чаще. Купцы пополнили груз зерном и кое-каким продовольствием. Здесь, вдали от крупных городов, цены на зерно и еду были более чем скромными, а редкие торговцы были почти единственным источником наличности для местного крестьянства. К исходу первой недели пути произошло давно ожидаемое происшествие. К тому времени, я уже всерьез начинал задумываться над изменением плана нашего расставания с караваном, ведь мы уже миновали добрую треть пути.
Су-Ар в том месте растекся широким мелким плесом, и нам то и дело приходилось прыгать в воду и проталкивать баржи по смеси песка и речной гальки. Незадолго до полудня из прибрежных кустов вылетела ватага вооруженных людей. Человек тридцать пеших и семеро конных. Предводительствовал этой командой толстенький лысый мужичок, верхом на вороном коне. По его надменному виду и более чистой, чем у остальных, одежде, носившей остатки былой роскоши и украшений, можно было предположить, что нам повстречался один из местных князьков. Одежда на нем сидела несколько мешковато, как будто с чужого плеча. Ватага была одета как попало, вооружение также представляло всю палитру местного оружейного производства.
Предводитель, вооруженный мечем, был облачен в кожаный доспех, также, видимо, ему ранее не принадлежащий. Судя по нависавшим плечам и напряженности на животе, доспех ранее принадлежал кому-то, кто был сантиметров на десять шире в плечах и настолько же уже в талии.
Бросив попытки снять с мели основательно засевшую головную баржу, застопорившую караван, вся команда запрыгнула на борт, приготовившись дать отпор.
Разбойничьего вида ватага растянулась цепью, перегораживая дальнейший путь по течению. От группы отделился высокий тощий хмырь на пегой кобыле, прикрытый проржавевшими остатками кольчуги и кожаным шлемом, вооруженный длинной пикой с тряпичным флажком неопределенного цвета на конце и круглым щитом.
Остановившись на расстоянии шагов сорока от нас, он огласил местность зычным басом.
– Вы вступили на земли светлейшего князя Вальда, владельца городов Стрэм, Хас и Брун, а так же крепости Тинк, – возгласил он, – предъявите ваши товары для досмотра и сбора причитающейся княжеской казне пошлины. Любое ваше неповиновение будет расцениваться как неподчинение воле князя и жестоко караться.
Я усмехнулся. Врал посланник, действительно, самозабвенно. Из рассказов кормчего, плававшего по реке всю свою сознательную жизнь, Стрэм и Брун были захудалыми деревеньками, а Хас так вообще хутором, стоящим в глубине леса. Крепость же Тинк являла собой изрядно обветшавшую и просевшую от времени башенку, торчащую за прибрежными кустами в сотне метров от берега.
По комментариям все того же кормчего, когда они поднимались по реке, пару месяцев назад, в сторону Фалька, князь был другой, да и народу у него было поменьше. Тогда они прошли спокойно, собирать мзду с них не решились.
Соотношение сил в настоящий момент нельзя было назвать слишком неравным, но, видимо, новый князь не отличался большим умом и решил показать своему сброду полководческие таланты, хотя, возможно, дела у него, действительно, были плохи. Прокормить такое количество дармоедов местному мирному населению в количестве едва ли больше полутора сотен человек было проблематично. Все же купцам не слишком улыбалось участие в битве, поэтому они отрядили Рэгина на переговоры, как самого уважаемого и опытного из них.
Пройдя пол пути до преграждавшей наш путь дружины, он вызвал «князя» на переговоры. Снизойдя до просьб, Вальд спрыгнул с коня и засеменил к купцу, пытаясь казаться величественным. Переговоры велись на приватных тонах, судя по всему, князь не желал, чтобы его дружина была в курсе суммы предполагаемой сделки. Все же первое впечатление о Вальде меня не обмануло, запросы его явно превосходили ту сумму, которую купцы были готовы пожертвовать ради спокойной жизни. Тон переговоров поднимался все выше и выше. Хельн, поняв, что переговоры зашли в тупик, подал знак готовиться к бою.
Прикрытые бортами барж, наши «вспомогательные силы» стали заряжать самострелы, а охрана стала потихоньку перемещаться в сторону головной баржи, образовывая фронт, прихватывая развешанные по бортам деревянные щиты, сколоченные из дубовых досок. Заметив наши приготовления, князь, проорав вдогонку Рэгину пару ласковых, ретировался к основной группе. Рэгин же весьма быстро для его возраста отступил и забрался в баржу.
На несколько секунд все замерло. В наступившей тишине затеплилась надежда, что бой не состоится. Однако уже в следующий миг воздух был разорван резким криком, возвещавшим начало атаки. Свистнули стрелы, раздались первые крики раненых. После первого залпа, не давая времени перезарядить самострелы, противник со всех ног бросился к баржам, стремясь как можно быстрее сократить расстояние.
Охрана, прикрывшись щитами, приготовилась принять на себя первый удар, прикрывая перезаряжающих самострелы членов вспомогательной команды. Еще несколько раз тенькнула тетива, и на нас налетела волна атакующих. Поняв, что больше прицельных выстрелов не последует, я отбросил щит и, поудобнее прихватив топор обеими руками, пошел в атаку. Бой шел горячий. Основные наши силы были сосредоточенны на головном судне, на которое и пришелся основной удар, но всадники противника, обойдя нас по дуге, обрушились на наши тылы. Двое из них пали, сраженные наповал стрелами, но пятеро других, во главе с князем, заметно потеснили тройку охранников и восьмерых их помощников. Один из охранников пал, пронзенный длинной пикой долговязого княжеского глашатая. Кормчий и один из приказчиков были зарублены ударами мечей нападающих. Остальные были вынуждены отступить к головной барже.
Численный перевес нападавших, скорректированный поначалу точной стрельбой наших самострелов, вновь начал давать о себе знать. Эльф, вскочивший на Бони, врубился в бок к наступающей кавалерии. Рубанув мечем двоих, он схватился с оставшимися всадниками. Его поддержали охранники, а подмастерья и приказчики вновь взялись за самострелы. Удачно пущенная стрела проткнула руку князю, заставив того ретироваться.
На основном фронте сражения дела развивались не так удачно. Несколько лучников, вооруженных длинными луками, прицельно расстреливали наши ряды из-за спин своих компаньонов, которые настойчиво лезли вперед, не давая остальной нашей команде стрелять, навязывая ближний бой и тесня вдоль головной баржи. Улучив момент, я взял разбег и, заскочив на возвышение на носу баржи, перепрыгнул через головы нападавших. Оказавшись за спинами основной массы нападающих, я несколькими ударами располосовал пятерых атакующих, пробив в их рядах ощутимую брешь. За это время лучнику, отскочившему при моем приземлении, удалось-таки прицельно выстрелить в меня. К сожалению, выстрел навскидку был не слишком точен, и как я ни старался пасть смертью храбрых, так быстро это мне не удалось. Стрела застряла в бедре. Моя эскапада по тылам противника внесла свой вклад в побоище, и шансы быть «убитым», таяли прямо пропорционально нарастающей сумятице и панике в рядах противника. Рубанув еще одного, я двинулся в сторону лучников, к счастью, следующий стрелок видимо отличался большим хладнокровием, чем его товарищ. Стрела, выпущенная им, была нацелена аккурат мне в лицо. Повернув голову так, чтобы стрела не задела никаких важных центров в голове, я рухнул в воду, конвульсивно дернулся и затих, изображая сраженного на повал.
Не прошло и минуты, как княжеская дружина дрогнула и пустилась наутек, преследуемая редкими стрелами. Самого князя среди них не было. Его настиг меч Сэлли. Остудив горячку боя в мелководье, караван приступил к подсчетам убитых и раненых, а также оценке иного понесенного ущерба. Материальный ущерб ограничился несколькими простреленными мешками с зерном. Команда же понесла серьезные потери. Осталось всего шесть охранников, включая Хельна, получившего несколько поверхностных, но обильно кровоточащих ран. Сэлли не получил ни царапины. Из пятерых кормчих осталось только трое. В бою также погиб один из купцов, получивший стрелу в грудь. В общей численности, караван сократился почти вдвое.
Перевязав раны и добив оставшихся на поле боя нападавших, команда стащила их тела в ближайший овражек и забросала ветками, собрав с них все более-менее пригодное оружие. Для павших в битве простых членов команды была вырыта братская могила, а для купца сооружен погребальный костер. Поначалу благодарные выжившие хотели и меня проводить с жаркими почестями, однако Сэлли быстренько объяснил им мое последнее желание покоиться в земле. Для меня была вырыта отдельная могилка, куда я и был благополучно помещен. Произнеся краткую но прочувствованную заупокойную речь, Хельн первый бросил горсть земли на мое бездыханное тело.
Я приготовился ждать. До темноты оставалось не менее пяти часов, да и Сэлли пока еще не подавал сигнала о том, что караван отправился в путь. Лежать было не слишком удобно. Похороненный вместе со мной топор врезался в грудь. К исходу третьего часа моей «загробной жизни», от скуки я стал просматривать корреспонденцию, до которой как-то все не мог добраться. Попутно я запустил реконструкцию тела. Полметра земли сверху, весьма способствовали скрытности процесса от возможного магического обнаружения. Как ни жаль, но с топором, видимо, придется распрощаться. Уж больно он примелькался. К тому же что-то подсказывало мне, что поисковая группа, идущая по нашим следам, не погнушается вскрыть могилку предполагаемого мага, дабы удостовериться в его смерти. Отвлекшись от прочтения отчетов, я стал размышлять над тем, какой облик себе выбрать, благо времени для этого было вполне достаточно.
Мои размышления прервал сигнал Сэлли об отправке каравана. И тут меня осенила замечательная идея. Преследователи искали мужчину. После того, как доберутся до Фалька, вероятней всего будут искать уже двоих мужчин и одну кобылу. Не самое распространенное сочетание. А вот если будет юноша с девушкой, то и наличие одного транспортного средства на двоих не будет особо бросаться в глаза, особенно если девушка будет симпатичной. Воображение сразу выдало изрядное количество образов порнодив, слегка разбавленных актрисами более серьезного жанра. Радовавших пышностью форм и изгибами бедра. Мысленно вздохнув, я отбросил слишком яркие и запоминающиеся образы. Не стоило привлекать внимание к своей персоне пышностью форм. К тому же всплыла мыслишка, что все эти формы надо будет еще и как-то протащить через местные дебри, потому как до цивилизации, где одинокая девушка имела бы более-менее приличные шансы на самостоятельное выживание, было еще несколько сотен километров «бандитской вольницы». А история о банде, порубленной в фарш, какой-то смазливой девицей, наверняка привлекла бы к себе внимание. Выдавать себя за ведьму или волшебницу, не имея к тому магических талантов, так же было бы не слишком осмотрительно. Впрочем, отказываться от столь блестящей идеи не хотелось. В этом довольно таки патриархальном обществе, не избалованном продуктами трансгендерной индустрии, никто бы и не подумал, что маг, во избежание преследования, пойдет на столь радикальные меры как смена пола. Идея снова заискрилась аурой гениальности.
В принципе местное общество было не столь уж и патриархальным. Встречались и женщины-воительницы, наемницы, ведьмы, чародейки, да и просто властные хозяйки и властительницы. Порывшись в памяти Зарана, я даже нашел упоминание о целой школе, расположенной в Сурре, занимавшейся подготовкой местного варианта «ниндзя» из девочек. Конечно, большая часть их после окончания обучения поступала на императорскую службу, выполняя как роль эскорта-телохранителя для важного чиновничества, так и роль спецагентов в имперской разведке. Все же, при наличии достаточно крупной суммы, состоятельный клиент мог рассчитывать на юную выпускницу института благородных девиц имени «плаща и кинжала».
В связи с тем, что государства на западной части континента либо не доросли, либо уже переросли институт рабства, с клиентом подписывался коммерческий контракт на двадцать пять лет службы, который, как правило, неукоснительно исполнялся. Отбросив все еще маячивший образ рыженькой глупышки с широко распахнутыми синими глазками и розовыми губками, я сосредоточился на создании чего-то более-менее подходящего под требуемые параметры. Идея выдать себя и эльфа за брата и сестру из приличной семьи была довольно актуальна в стратегическом плане. Физические метаморфозы не были сильной стороной магии Сэлли, доступные ему качественные изменения внешности, носили по большей части косметический характер. Поэтому я воспроизвел его лицо, изменив его по женскому типу. К счастью, он обладал довольно смазливой внешностью, поэтому полученный результат выглядел вполне приятно. Вот только Сэлли, как и я, уже засветился в Фальке, поэтому я подкорректировал также и его внешность. Черные волосы и серые глаза, типичные для уроженцев Северных королевств. Однако внешность все равно получалась слишком уж симпатичной для этих мест. Да и требовала соответствующего одеяния, не слишком способствовавшего для путешествий. Поэтому я решил отложить пока радикальные изменения во внешности до прихода в более обжитые места. К тому же, выбираться из-под земли с глубины около одного метра, занятие довольно-таки грязное.
Размышляя о том, под каким видом будет сподручнее путешествовать в одиночку по здешней глухомани, так чтобы не вызывать излишнего к себе любопытства, я порывшись в памяти, припомнил, что во многих романах, прочитанных еще в юные годы на старушке земле, герои средневековых баллад частенько маскировались под странствующих монахов. Идея, конечно, не блистала новизной, но в моей ситуации была довольно подходящей. Сверившись с тем, что было известно о королевствах севера, я остановился на образе проповедника из ордена Тэррис. Ордена странствующих монахов, главная обитель которого располагалась в Сигуре. Проповедники, несшие идеи монотеизма в языческий Су-Ар, Аран и иные страны, встречались в этих северных землях довольно-таки часто и не вызывали особого интереса к своей персоне.
Остановившись на этом, я перешел к практической части. Выбрав дородную внешность пухлого монаха, запомнившуюся по какому-то фильму, я запустил процесс трансформации. Избавиться от массы, гораздо проще, чем набрать, поэтому я пока решил по возможности сохранить объемы. Разве что сделал рост поменьше. Примерно такой, какой понадобится впоследствии для транссексуальных экспериментов. Из остатков массы был сделан землистого цвета балахон и круглый медальон из синтетической древесины с четырехконечной путеводной звездой внутри, символом веры. За этими занятиями время прошло быстро.
Уточнив время, я начал свое восстание из мертвых. На поверхности прошло уже два часа после заката. Задействовав миостимуляторы и подпитав скелетную мускулатуру восстановленным в конверторах кислородом, я стал пробиваться сквозь толщу могильной насыпи наверх, в подлунный мир. Зрелище, наверно, было не для слабонервных. К счастью, зрителей не обнаружилось. Выбравшись из под земли, я отряхнулся и стащил с себя остатки доспехов и одежды от прежней аватары. Ополоснувшись в реке, я направился к овражку, в котором покоились трупы убитых разбойников. Порывшись там, я-таки обнаружил запримеченного еще во время боя здоровяка подходящей комплекции. Перетащив его бренные останки к могиле, я переодел его. Для большего правдоподобия пришлось воткнуть ему в череп стрелу. Положив тело в могилу, я с тяжелым вздохом отправил в нее столь полюбившийся мне топор. Расставаться с ним было жаль, однако уж больно приметным было это оружие, да и с образом монаха оно как-то не вязалось.
Покончив с «траурными церемониями» и еще раз сполоснув в реке грязь, я направился вниз по течению, предварительно уничтожив улики своего «воскрешения». Найденный на берегу обломок копья дополнил мой наряд посохом. Не торопясь я направился в ночь, вслед за покинутым караваном.
Глава 15
Перейдя вброд широкий плес, я вышел на плотно утоптанную тропу, вившуюся по берегу реки. Бледный лунный свет заливал окрестности. Где-то вдали выли волки, оглашая ночную тишь тоскливым воем. Время от времени из зарослей густых кустов доносились шорохи, вспыхивали и гасли глаза неведомых зверей. Ухнув пару раз, над тропой проскользнула бесплотная тень совы.
Через пару часов ходьбы я набрел на поляну, по краю которой тек небольшой ручеек, впадающий в реку. Луна уже почти скрылась за лесом. Решив не торопить события, я набрал хвороста и развел костерок. Еды с собой все равно не было. Чтобы не тратить времени попусту, я нарвал охапку травы для постели и расположился на ночлег. Ночь была свежа. Под утро, когда костер прогорел, я изрядно закоченел и решил прикупить теплый плащ в ближайшем встречном населенном пункте. Подремав еще пару часов, с рассветом я отправился в путь. Ночной холод постепенно отступал, уступая место дневному теплу. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь кроны деревьев, рассеивали повисший по кустам туман.
При солнечном свете местность ощутимо повеселела. Деревья и кусты, то обступали тропу, сжимая ее в своих объятьях, то расступались. То тут, то там вспыхивали золотом паутинки, тихо шуршал падающий с дерева лист. Тропа петляла сквозь объятый осенним пламенем лес, то спускаясь в овраг, то взлетая на пригорок.
Через пару часов я остановился передохнуть и пополнить свои продовольственные запасы в густых зарослях лещины. Набив орехами карманы балахона, я продолжил путь, грызя на ходу набранные дары леса.
Есть что-то особенное в осеннем лесу, какое-то предчувствие. Запах перемен. Тот, кому доводилось идти по тропе сквозь такой вот лес, поймет, о чем идет речь.
От основной тропы временами убегали в лесную чащу ответвления. Временами это были маленькие, незаметные тропки, скрывавшиеся в чаще, иногда широкие торные пути, не уступавшие тому, по которому шел я сам.
Солнце уже перевалило за полдень, когда я наткнулся на первое рукотворное свидетельство обитаемости здешних мест. По широкой лощине тек в сторону реки широкий ручей. Через него был перекинут мост из грубо обтесанных бревен, без признаков перил, но все же мост. Напившись из ручья, я снова двинулся в путь, подбадриваемый несмолкаемым гомоном птиц.
До наступления вечерних сумерек я успел отмахать, по моим прикидкам, никак не меньше сорока километров. Вечерело. Тропа завела меня в кленовый лес, окрашенный в красно-желтый цвет. Вокруг сгущались тихие и прозрачные осенние сумерки. Я остановился, прекратив тревожить опавшую листву. И тут я услышал шаги. Тихие шелестящие шаги, идущие казалось вслед за мной. Я замер, решив посмотреть, кто появится из-за изгиба тропы. Тихий шелест шагов отчетливо слышался в тишине замершего закатного леса. Я стоял и ждал, кто же покажется из-за поворота. Время шло, сумерки становились все более густыми, цвета теряли свою яркость, лес становился серым. Откуда-то сверху порхнул большой лист и со знакомым шелестом упал на тропу. Тогда я понял, что не увижу того, кто идет по тропе за мной. Шаги, которые я слышал в этом сумеречном лесу, были шагами самой осени.
Я шел и шел, сквозь долгие осенние сумерки. Темнота под деревьями сгущалась, на востоке загорались первые звезды, такие знакомые, по моему родному миру и одновременно чуждые, отстраненные и холодные. Неожиданно лес кончился. Я вышел на край поля. Впереди замаячили огоньки небольшого хутора. Если вам когда-либо случалось вот так, в вечерних сумерках, выйти из леса и увидеть теплые огоньки человеческого жилья, то вы вспомните, как они манят уютом и покоем. Я побрел дальше, обходя хуторок стороной. Брехали собаки, в хлеву мычали коровы и блеяли овцы. Я шел дальше.
Миновав хутор и поле, я снова углубился в лес, переключившись в режим ночного зрения. Пройдя еще несколько километров, я заночевал на большой поляне, сбегавшей к самой воде. Костер разводить не стал. Огонь в ночи слишком хорошо заметен, а здесь уже вполне могли появиться и нежелательные гости. Настроив тело в энергосберегающий режим, чтобы не мерзнуть, как прошедшей ночью, я растянулся под кустом. Закинув руки за голову, я смотрел в черное небо, усеянное яркими осенними звездами.
Проснулся я за час до рассвета. Вернее, меня разбудил звук шагов и предупреждение управляющего компьютера. Еще через минуту на поляну вышла Бони и потрусила ко мне.
Подключившись к компьютеру Бони, я получил последние известия от Сэлли. После их отбытия от места стычки с княжеской дружиной, караван быстрым темпом плыл вниз по течению. Русло стало глубже и особых задержек в пути не возникало. К вечеру умер один из раненых помощников кормчего. На ночь они остановились на окраине деревушки Блир, километрах в двадцати ниже по течению. Там они пополнили запасы. На другой день Сэлли во время вечерней разведки отпустил Бони, отдав приказ найти меня. Так же Сэлли сообщил, что караван планирует остановиться в деревне Трехгорье, неподалеку от большого перекрестка трех дорог. Там будет большая осенняя ярмарка. Купцы планируют поторговать на ней, а заодно найти людей для пополнения изрядно поредевших рядов охраны и обслуги. Там Сэлли и предлагал встретиться.
Сверившись с картой, я определил, что до места встречи остается еще порядка полутора-двух сотен верст пути. До места встречи, верхом, я теперь мог добраться всего за день-полтора. Тропа, плавно переходящая в дорогу, все дальше отходила от реки и уже не повторяла все ее изгибы. Поэтому, даже не слишком напрягаясь, я вполне мог обогнать караван на день, а то и два. Решив, что торопиться особо некуда, я со спокойной совестью проспал еще часа три, используя теплый бок Бони в качестве грелки. Проснувшись, когда солнце уже поднялось над верхушками деревьев, я направился в путь. Путешествовать верхом было ощутимо быстрее. До полудня я оставил за спиной изрядную часть пути.
Пользуясь относительной безлюдностью окружающей местности, я решил сменить масть Бони на дымчато-серую. В таком деле как конспирация даже такие мелочи не бывают лишними. Особенно в том случае, если тебя ищет такое количество разнообразных спецслужб. Смена окраса шла при минимальном использовании конверторов, поэтому остаточное излучение должно довольно быстро рассеяться, а засечь трансформацию можно было только с самого ближнего расстояния. Через несколько минут уже ни один конюх не распознал бы в Бони ту же кобылу, что была в Фальке.
Перейдя на легкий галоп, я поскакал по тропе, то напевая, то насвистывая, радуясь дороге, жизни и ясному дню. По бокам мелькали кусты и деревья, сливаясь в яркий, красочный туннель. Лес стал реже, дорога то вилась между холмами, то выводила на широкую равнину, расчерченную квадратами полей. Места становились обитаемыми. Судя по всему, я приближался к большой деревне. Через полчаса я доехал до самой деревни, стоящей у дороги. Миновав три десятка домов, я подъехал к деревенскому трактиру. Время было обеденное, поэтому я спешился и зашел отведать местной кухни. После странствий по лесу, без какой либо еды вообще, незатейливые кулинарные творения местного повара показались большим прорывом в области общественного питания. Умяв изрядную порцию тушеного мяса и залив его соответствующим количеством золотистого ячменного пивка, я в благодушном настроении прислушался к беседе посетителей.
Сидящая за соседним столом компания сельчан обсуждала собранный урожай и способы его транспортировки на ярмарку в Трехгорье. Путь туда был не близкий и, видимо. был сопряжен с определенными опасностями. Пожилой краснолицый человек, судя по осанке и манере держаться, отставной вояка, говорил, что если уж ехать, то надо это делать сообща.
– Мне вот кум, из Горина, говорил, что недавно в наших краях опять объявилась шайка Однорукого, грабят и злодействуют на тракте. По лесам прячутся, между Триском и Ливной. А тамошний князь – выпивоха, даже не чешется, чтобы с дружиной порядок навести, только подати подорожные с путников берет, – вещал ветеран. – Вот и думаю я, други мои, что надобно нам всем миром обоз на ярмарку снаряжать, да мужиков поболе с собой зазвать, чтоб неповадно было супостатам нам препоны в пути чинить.
– Дело, дело говорит, – зашумела компания. – Давай Фельд, собирай обоз, ты у нас голова, на то тебе и власть дана, а мы подсобим.
– Да не шумите вы, тут подумать надо, чего зазря грязь по дороге месить, может лучше в Заречье людей заслать, чтобы наняли там баржи да лодки. По реке-то оно куда как безопасней будет. Да и товара можно свезти поболе, чем на возах, – проговорил сидящий во главе стола крепкий старик.
– Ну да, конечно, – снова заговорил вояка, – а ты подумал сколь они с нас сдерут? Сейчас самый что ни на есть сезон у них, всем надо, они и цены-то втрое от обычных подымут. Так что, почитай, что наторгуем, то и отдадим им за перевоз.
А ты, Дарик, лучше посчитай, – отвечал вояке старик Фельд, – во что обойдется, если нас на тракте всех порешат. У Однорукого банда ого-го, головорезы все как на подбор, да и числом их не меньше двух десятков, да все конные. Как ты от них отбиваться собрался? Да если ты даже всех мужиков с округи соберешь да возьмешь, нас от силы по четверо на одного ихнего выйдет. А ведь надоть и здесь кого-то оставить, чтоб за бабами присмотрели, да отпор дать смогли. Нет, говорю я вам, если уж ехать на ярмарку, так только по реке. А не хотите зареченским платить, так кто мешает самим плоты сделать да лодки просмолить?
– Ты, Фельд, говори да не заговаривайся, – снова вступил Дарик, – хороших плотов, таких, чтоб на них зерно да прочий товар везти можно было, да еще и на ярмарку успеть при этом, ты так быстро не построишь, а наши лодки это так, на них много не увезешь. К тому же надо ж и обратно как-то добираться будет. А супротив течения на плоту особо не поплаваешь, до зимы домой не вернешься. Надо, как ни крути, а обоз собирать, а люди, уж если на то пошло, то давай клич кинем, по окрестным деревням по северному берегу. Глядишь, и соберем людей, а то и к нашему князю можно на поклон сходить, чтоб дружиной помог. А мы ему даров бы поднесли, всяк дешевле твоих зареченских выйдет.
– Дары-то князю, может, и дешевле выйдут, да только не пойдет он с дружиной в соседние вотчины разбойников воевать, сам понимаешь, тут уже не просто так, а военной операцией пахнет. Кто его с дружиной-то пустит? Это ж, брат, уже политика, – поучительно подняв палец, проговорил Фельд.
Спор разгорелся с новой силой. Я слушал его в пол-уха, потягивая хмельное золотистое пиво из большой глиняной кружки. Как бы там ни было, но судя по их разговору, впереди меня мог поджидать неприятный сюрприз в виде разбойничьей шайки. Сталкиваться с ней желания не возникало. Моя лошадь была вполне приличной добычей, которую можно получить с одинокого путника. А изничтожение прославленной банды силами одного монаха явно породило бы в округе нездоровые слухи. Подумав, я решил, что моему одиночному путешествию, видимо, пришел конец. Хотя, конечно, задержка в пути была досадной. Повернувшись к спорящим селянам, я придал благостности своему лицу и обратился к деревенскому старосте.
– Прошу прощения за мое вмешательство почтенные, я всего лишь странствующий проповедник, несущий свет путеводной звезды заблудшим душам. Мое имя Ланс. Так получилось, что путь мой лежит в храм Террис, в Харконе, а дорога туда пролегает через Трехгорье. Быть может, вы захотите принять помощь смиренного монаха в вашем походе? Во время странствий мне не раз доводилось и словом, и делом отбиваться от ступивших на путь греха и порока. Мой посох вполне может сослужить вам службу, а покровительство Террис укажет верный путь, даже если вы и не узрели еще ее свет.
Поразмыслив над моим предложением, деревенский староста кивнул. Нам не помешает опытный человек в путешествии, да и какое-никакое божественное покровительство всегда на пользу будет, – проговорил он, – только вот надобно все же решить, как нам добираться. Ты странник опытный, может, поможешь советом?
Поразмыслив, я решил предложить им третий вариант.
– Велика ли дружина у вашего князя? – спросил я.
– Десятка полтора конных, да полсотни пеших, латников и лучников, – ответил мне Дарик.
– А что, если вам договориться не с князем, а с начальником его охраны. Корыстолюбие – распространенный грех. Пошлите к нему ходоков, чтобы он выделил людей. Скажем, для охраны вашей деревни от возможного нападения разбойников. На пару-тройку недель. А на самом деле, они пойдут ваш обоз сопровождать. Конечно, им тоже придется приплатить за риск да молчание, однако все ж оно, возможно, подешевле обойдется, чем нанимать лодки или искать профессиональную охрану здесь.
– Жрец дело говорит, – пробасил дородный крестьянин. – А переговоры я могу на себя взять. У меня невестка – дочка сержанта, а он на короткой ноге с господином Твигом, уж кому как ни ему договариваться.
Фельд помолчав, кивнул.
– Хорошо, Винс, иди, договаривайся, а я пойду людей соберу, да предупрежу, чтоб готовили обоз. Дарик, пойди к кузнецу, пусть поможет с оружием. Как-никак, а должно у всех быть. Чай не к бабке на блины идем. К завтрашнему утру надо готовыми быть. До Трехгорья нам дней пять ходу будет, и то, если нормально все пойдет, да с погодой повезет, а ярмарка, аккурат, через неделю начнется.