– А мы куда, собственно, едем?
Голос Шурика выдернул его обратно в реальность. Москва, Таганка, и он чуть было не проехал мимо дома. Фил притормозил и свернул во двор.
06
Всю неделю Паша провел, практически не выходя из дома, продираясь через бесконечные «Querförderer», «Kreissäge» и примкнувшее к ним «Schnittholz». В оставленных мамой словарях ничего подобного не было, поэтому он разбирал слова по частям, после чего подыскивал русские аналоги, примерно представляя себе процесс производства, внутренне опасаясь написать где-нибудь очевидную для специалистов лажу. Но выходило, вроде бы, вполне складно. К концу работы он уже начал понимать, как все устроено в промышленной переработке древесины, чему сам был немало удивлен. Наконец, он дописал последний лист, прикрепил его скрепкой к оригиналу и с гордостью уставился на свою работу. Получившаяся стопка распухла и умещалась в подаренной папке с большим трудом. Очень хотелось поделиться с кем-нибудь радостью, но время было позднее, отец однозначно был уже не на работе, а домашнего номера он почему-то так и не дал. Паша решил лечь спать пораньше, чтобы встав с утра, сразу поехать к отцу в офис. Но от волнения он долго ворочался, не мог заснуть, и провалился лишь только уже на рассвете в странный тяжелый сон.
Когда он проснулся, время шло уже к полудню. Заполошно подскочив, Паша бросился умываться, собираться, и даже толком не позавтракав, выскочил из дома.
– Вам пора, вам пора, с вентиляторным заводом заключать договора! – распевал он по дороге немудрящую песенку из рекламного ролика, неизвестно почему всплывшую в памяти.
Приехав в офис, он бросился было сразу к заветной двери, но был остановлен Любовь Петровной:
– Подожди, у него там люди.
При этом она так округлила глаза, что сразу стала понятна вся важность и значительность находившихся у Генерального директора посетителей.
Ничего, подождем, раз так. Паша сел в уголок, сжимая в руках папку.
Потом дверь открылась, из нее вышли двое представительных мужчин с кожаными портфелями в руках, а за ними и отец. Улыбаясь, они прощались, жали отцу руку, а Паша смотрел и представлял себе, как однажды он тоже, так же…
– А, Павел! И ты тут? – обратил на него внимание отец, – Заходи.
Паша вошел и гордо положил на стол папку с плодами своих многодневных трудов.
– Что, какие-то проблемы с переводом? – отец, не глядя на него, рылся в столе, – Не получилось?
– Всё получилось! Принимай работу!
– Да?
Отец открыл папку и недоверчиво просмотрел несколько листов.
– Кажется, ты и вправду сделал. Не ожидал, что ты так быстро справишься.
Паша гордо кивнул.
– Ну ладно, а я смотри, что тут нашел! – и он протянул Паше серенькую Сберегательную книжку старого образца, – Это тебе бабушка оставила. Она открыла счет на предъявителя, когда ты только родился.
Паша открыл книжку, удивленно перелистнул страницы, на которых были написаны еще чернилами довольно приличные суммы. Вернее, это были очень приличные суммы – тогда, перед тем, как страну накрыл бурлящий вал реформ, и цены стали считать в миллионах. Но в самом начале девяностых, когда мама потеряла работу, и они остались без средств к существованию, эти деньги стали бы огромным подспорьем для них. Он тогда пытался протирать стекла машин на перекрестке, как призывала реклама Альфа-Банка, но его жестоко избили старшие пацаны, обозленные, что какой-то шкет отнимает их заработок. Да много еще чего было тогда, и вспоминать не хочется.
– Папа, а почему…
– Раньше я тебе её отдать не мог, ты бы истратил все деньги на какую-нибудь ерунду, но теперь я вижу, что ты стал разумным человеком, сынок.
«Ага. И смогу купить на всю сумму пачку не самых дорогих сигарет…»
– Ты что-то сказал?
«Нет, только подумал».
Паша отложил книжку в сторону.
– Папа, раз я закончил работу, я могу получить оговоренные нами деньги?
– В смысле – деньги? Зарплата у нас по пятым числам. Тебе еще надо будет оформиться, завести трудовую книжку. Любовь Петровна покажет, к кому надо подойти.
Паша уставился на отца, не веря своим ушам.
– Не понял, сто долларов – это моя зарплата? В месяц?
– Ну да, по курсу. А ты как хотел – в день?
– Но это же невероятно мало, за такие деньги никто не работает!
– Но я не могу платить своему сыну много, меня люди не поймут.
– Какие еще люди? А жлобство твое они поймут и одобрят?
– Путька, ты на кого хвост поднимаешь? Богатеньким стать захотел?
Паше показалось, что он находится на сцене в театре абсурда.
– А ты, похоже, всю жизнь мечтал прожить в честной бедности.
Он сделал жест, словно указывая на дорогой кабинет с кожаной мебелью, отцовский костюм от «Hugo Boss», часы «Омега» на руке и дорогущий мобильный телефон на столе.
Отец хрюкнул и пошел пятнами.
– Ну ладно, хотел это сделать позже, но, пожалуй, лучше сейчас, – произнес он после длинной паузы, – Мы же с твоей мамой квартиру так и не поделили. Я долго ждал, но сейчас я хочу купить дом в коттеджном поселке. Ты тоже сможешь ко мне приезжать на выходные…
«Ах, вот оно что…»
– Спасибо, папа. Сто долларов оставь себе.
Паша развернулся и пошел к выходу из офиса. Любовь Петровна дернулась было в его сторону, но он молча обогнул ее и захлопнул за собой входную дверь. Больше возвращаться туда он не собирался.
На улице, по дороге к метро, он немного остыл. Сейчас ему очень требовалось что-то хорошее, привычное, что перебило бы весь поток негатива, захлестнувший его с головой в последнее время. Ну, например… Он посмотрел на часы и улыбнулся. Заседание «Трамвайного общества» должно было начаться через полчаса, а от «Арбатской» до «Электрозаводской» ехать всего ничего, четыре станции. Заодно и у ребят насчет работы поспрашивает.
Все еще улыбаясь, он поднялся по лестнице и остановился, разглядывая незнакомую ему дверь, на которой не было никакой таблички. Он что, не туда зашел? Да нет, вот же нарисованный на стене трамвайчик, которым пометил их помещение Юра, еще в самом начале.
Паша потянул за ручку, и незапертая дверь распахнулась. В ничуть не изменившейся прихожей теперь стоял стол с миловидной блондинкой за ним, а рядом пристроился, облокотившись, плечистый парень в пиджаке.
– Вы к кому? – спросил парень, вставая ему на встречу.
– Извините, тут раньше было… – Паша замялся, не зная, как правильно сформулировать вопрос.
– Теперь тут офис.
Дежа вю. Паша повернулся и вышел, не сказав ни слова.
У Фила в этот день все шло как-то совершенно ненормально. Машина завелась с третьей попытки и регулярно дергалась, когда он сбрасывал газ перед торможением. Накладные на хладокомбинате выписали с ошибкой, и ему пришлось бегать переделывать их, чтобы получить искомые ящики с мороженым, переложенные сухим льдом. Потом, когда он выруливал на набережную Яузы у Костомаровского моста, он завяз в пробке из-за какой-то нелепой аварии впереди. Когда же он доехал до спорткомплекса МВТУ, то выяснилось, что заведующая столовой Марина, которая должна была принять у него товар, уже отсутствовала, и приедет ли снова – никто не знал. В результате, прождав около трех часов, в течение которых мороженое понемногу таяло, а донельзя раздраженный Фил развлекал себя придумыванием подобающих моменту стихов в духе «Во дворе стоит машина, а в углу – уборная. Где же, где же ты, Марина…», он плюнул на все это и поехал предлагать свой скоропортящийся товар мороженщикам в будках. Те, не будь дураками, прекрасно просекали безвыходность ситуации и сходу требовали скидок, а то и просто реализацию с отдачей денег завтра. В общем, сработал он в лучшем случае в ноль, а с амортизацией и бензином – как бы даже и не в минус.
В общем, настроение было – дрянь. Фил меланхолично рулил в сторону Таганки, вполуха слушая по радио рекламу какой-то очередной чудодейственной «Ринаки», когда увидел на тротуаре знакомую фигуру. Паша медленно шел, загребая ногами, накрепко погрузившись в свои мысли, поэтому услышав автомобильный гудок, он испуганно отпрыгнул в сторону, и лишь потом обернулся.
– А, это ты…
– Он самый. Залезай, подвезу!
Паша влез на переднее сиденье и невидяще уставился куда-то в район расхлябанной крышки бардачка.
– Как дела? – спросил Фил, трогаясь с места.
– Дела – херня. – Паша помолчал, затем добавил:
– Не знаешь, почему если тебе помогают, то только чужие, в общем-то, люди, а свои, близкие и родные, поступают всегда совершенно наоборот?
– Трудно сказать… – Фил давно отучился ждать чьей-либо помощи, поэтому вопрос с этой стороны даже не рассматривал, – А что случилось-то? Я же тебя уже неделю не видел, а то и больше.
– Да всё что могло, то и случилось. Такое ощущение, что все, к чему я прикасаюсь, рушится к чертовой матери.
–
Слушай, бывают в жизни неудачи, но, в конце концов, всегда…
«Эй, ты, волосатый! Всё это фуфло!
У нас только в сказках всегда побеждает добро!» – радостно сообщило радио.
Мельком взглянув на кивающего с грустной улыбкой друга, Фил протянул руку и выключил приемник.
– Ну да, конечно… А, пошло оно всё!
Паша махнул рукой, неловко ударившись об дверцу машины.
– Да ладно тебе! Пока ты жив, все можно исправить! – Фил сбросил газ, останавливаясь перед затормозившим грузовиком, и мотор заглох.
– Вот видишь! – Паша горько усмехнулся, – Даже машина твоя не выдержала.
– Да конечно! Я вчера на контейнерной бензоколонке заправлялся, так что не в тебе тут дело.
Но Паша уже вылез из машины и зашагал дальше по тротуару. На выпавшие из кармана и хрустнувшие под ногой очки он даже не обратил внимания. И, когда рядом с ним остановился трамвай, не задумываясь, шагнул в открывшуюся гармошкой дверь с перемычкой в середине…
Открывший капот Фил довольно быстро понял, в чем дело – у замечательного карбюратора ОЗОН с выносным клапаном ЭПХХ растрескалась и отвалилась трубка. Поломка была ерундовой и для этих двигателей достаточно распространённой, поэтому он сразу извлек из инструментального ящика запасной шланг, отрезал кусок нужной длины и начал закручивать хомут. Еще чуть-чуть, и все будет в порядке. А потом он догонит этого нытика и докажет ему, что на самом деле…
Ему показалось, или мимо проехал трамвай?
Филу вдруг стало так страшно, что встали дыбом волосы и на миг отнялись ноги.
«Тревога! К бою!»
Он заполошно оглянулся, но улица словно вымерла. Никого. И Паши – тоже. Бросив машину, Фил побежал по тротуару, заглядывая во все возможные закоулки, и уже понимая, что случилось что-то непоправимое. Он несколько раз окликнул друга по имени, но ничего в ответ не услышал, лишь где-то вдалеке коротко звякнул трамвайный звонок.
Остаток дня Фил не находил себе места, несколько раз подходил к Пашиному дому и звонил в дверь его квартиры, весь вечер набирал его номер, но всё впустую. Потом он лег, но заснуть так и не смог, пребывая в полудреме, заполненной какими-то знакомыми, но вместе с тем пугающими образами.
Уже далеко за полночь Фил неожиданно провалился, словно в омут, в тяжелый сон, в котором вдруг ясно увидел, как старый красно-желтый трамвай съезжает на Госпитальный мост, едет по Малой Почтовой, по Старокирочному переулку, пересекает под прямым углом Бауманскую улицу, через Аптекарский переулок сворачивает на Доброслободскую. И люди оборачиваются, услышав скрежет его колес на поворотах, не в силах понять, откуда взялся этот звук на давно забывших трамвайные рельсы автомобильных улицах. А старый трамвай ехал все дальше и дальше, пока окончательно не растворился и не исчез где-то в Сыромятниках.
Июль 2019. Москва.