«Зато, когда русских выгоняли, очень весело было!»
Фила так и подмывало сказать эту фразу, но к вечеру он устал, и ругаться лишний раз не хотелось.
Затем Калимбет начал выспрашивать его о том, как попал в Москву сам Фил, и был сильно раздосадован, когда понял, что тот коренной москвич с Таганки. Видимо, в его голове уже зрел хитрый план, как и товар отвезти, и денег не заплатить. А тут вырисовывалась не иллюзорная возможность или огрести трендюлей от местных или резко менять место торговли. Все это хорошо читалось по его лицу, и Фил посмеивался про себя, наблюдая за ним.
Сдав Калимбета на руки толпе встречавших соотечественников и получив оговоренную плату, Фил не спеша порулил домой. У Пролетарской он остановился на светофоре, меланхолично глядя на мерцающее ярко-голубыми огнями казино «Кристалл». На тротуаре стояли машины посетителей, и между ними он вдруг увидел знакомое лицо: Алёша о чем-то беседовал с горбоносым кавказским мужчиной. Потом они хлопнули друг друга по плечам и рассмеялись.
Светофор переключился на зеленый. Фил тронулся с перекрестка и сразу же забыл о них. Он очень хотел спать.
Дома он добрался до дивана и рухнул на него, рассчитывая все же через несколько минут встать, чтобы приготовить немудреный ужин. В квартире стоял полумрак, радио на кухне негромко играло легкую музыку, и он почувствовал, как его затягивает в сон.
«Может, это только сон, а может – нет.
И приходят вновь ко мне мои мечты.
На ладони у меня растаял след.
И далёкий образ твой
Манит и зовёт с собой…»
Голос Риты Суханкиной обволакивал сознание, унося куда-то в далекие годы беззаботного еще дошкольного детства. Такой же полумрак, на потолке отсвет уличного фонаря. По всей комнате собрались тени, но привычные, не страшные. Скоро вернутся с работы родители…
Мир неожиданно вывернулся, собрался заново, и он вдруг увидел захламленный пустырь под тяжелым серым небом, затянутым плотной пеленой облаков. Мгновение ничего не происходило, потом прямо посередине прорезался прямоугольный контур, будто распахнулась дверь, и оттуда полился желтый свет. И сразу же, от дверей ржавого жестяного ангара к нему, что есть сил, побежали трое. Бегущий первым долговязый парень вдруг споткнулся и начал падать, а откуда-то издали прилетел запоздалый звук выстрела. Но остальные двое, парень и девушка, подхватили его и чуть не кубарем влетели все вместе в светящийся проем. Сияние моргнуло, вспыхнуло на миг и исчезло, не оставив никаких следов на грязном пустыре под безнадежно-серым небом.
Фил рывком подскочил, оглядываясь вокруг себя. Комната, сумерки, даже песня еще не закончилась:
«В памяти прошедших дней, далёких лет
Тихий ветер повторил слова твои.
В темноту полночных грёз пробился свет,
Только смех счастливый наш
Был моей мечты мираж…»
Фил вышел на кухню и выдул чуть ли не половину чайника холодной воды. Его немного потряхивало, а в голове крутилась мысль, что он увидел что-то такое, что видеть нельзя.
04
Закончив развоз мороженого к середине дня, Фил подсчитал прибыли и убытки, привычно отметил, что вышло маловато, и так же привычно поехал «бомбить». То есть, подвозить всех желающих воспользоваться услугами такси. Вместительная «четверка» для этого подходила просто отлично. Ближе к вечеру он остановился возле призывно махавших руками двух кавказцев с объемистыми перевязанными веревкой тюками на тротуаре. На воров, вынесших квартиру в соседнем доме, они похожи не были, и Фил определил их как коммерсантов, спешивших доставить товар до конца торгового дня. И точно, тем нужно было поскорее отвезти их груз на вещевой рынок, что раскинулся перед Ледовым дворцом ЦСКА на Ленинградском проспекте между метро Динамо и Аэропорт. Ребята спешили, цену предлагали хорошую, так что Фил согласился.
Запихнув тюки в багажник, кавказцы влезли в машину и начали оживленно разговаривать на своем языке, периодически расточая уже на русском комплименты водителю за быструю езду. Машина ехала, улыбающиеся Вахтанг и Гиви, как они представились ему, выглядели приветливо и безобидно, но Фил начал понемногу напрягаться. А дело всё было в том, что оба парня выглядели как стопроцентные армяне, и пусть он не знал их языка, но в армии-то родной наслушался всякого и уж «кунем ворэт» от «шени дэда» или «сыктыр гёт» отличил бы точно.
К чему все это было, он понял лишь при разгрузке у первого ряда рынка.
– Гиви, дай ему денег! У меня нет, Вахтанг, ты заплати! – и пока он оборачивался от одного к другому, исчезли оба, бесследно растворившись в лабиринте проходов между контейнеров.
– Тьфу на вас, черти!
Раздосадованный, что его провели так элементарно, Фил приподнял заднюю дверь, чтобы захлопнуть ее посильнее, но вдруг заметил оставшийся у самого заднего сиденья невзрачный сверток. Подозрения взыграли с новой силой, и он заозирался по сторонам, выискивая взглядом бегущих к машине оперативников ОБОНа. Но вроде бы ничего похожего не наблюдалось, рынок торговал, как ни в чем не бывало, и Фил успокоился. Достав рабочие перчатки, он осторожно развернул сверток и обнаружил в нем вполне приличную кожаную куртку, выпавшую, по-видимому, из неплотно завязанного тюка.
Ну что же, в любом случае – не зря съездил. Захлопнув дверь, Фил запер ее ключом, сел за руль и не спеша покатил в сторону дома. Лезть в это время в центр не хотелось, поэтому после Белорусского вокзала он подумал, да и свернул налево на Садовую-Триумфальную.
На Москву опускался теплый, подернутый городской дымкой вечер. Фил спокойно рулил по Садовому кольцу со стороны Курской, лениво рассуждая – уйти правее после моста через Яузу или проехать туннелем под площадью и повернуть уже там. Таганка была уже в нескольких минутах езды в неспешном вечернем потоке, когда движение вдруг замедлилось, несколько раз дернулось и встало окончательно. Судя по всему, там, где-то далеко впереди, случилась авария, и теперь оставалось лишь искать возможность вырулить в какой-нибудь переулок или терпеливо дожидаться никогда не спешащее ГАИ. Машина Фила стояла во втором ряду, так что особого выбора у него не было. Покрутив ручки, он опустил стекла передних дверей и откинулся на сиденье, решив с пользой провести время, окунувшись в чуткую, известную каждому водителю во время вынужденных остановок полудрему. А что еще оставалось делать? Радио слушать за день поднадоело, да и без него шума кругом хватало. Из соседних машин и со стороны тротуара доносились обрывки разговоров, сливаясь в его сознании в какой-то абсурдный спектакль. Из кафе на первом этаже дома, напротив которого он застрял, голосили Иванова и Апина:
«Америкэн бой, я хочу быть с тобой!»
В окнах мелькали тени весело отплясывающих разновозрастных людей.
«Ну, девки-то ещё понятно, им пускай хоть паук марсианский, зато с баксами, – размышлял Фил, которого теперь эта песня раздражала неимоверно, – А мужики-то куда? Им открытым текстом сообщают, что они полное ничтожество в сравнении с любым чмошником из-за рубежа, а они будто бы и не слышат этого…»
Под радостные крики песня закончилась, включили что-то медленное и слащавое, но уже гораздо тише, так что разговоры вокруг превратились из хаоса звуков во вполне осмысленные слова.
– Ты представляешь, Танькиного сына в армию – всё-таки забрали! А он же такой неприспособленный, такой интеллигентный… Их там всех заставляли лежать в какой-то яме, а над ними танк ехал! Ужас, да? Бедный мальчик чуть с ума не сошел, его даже в госпиталь отправили…
«Да, когда танк над тобой – приятного мало, – мысленно согласился Фил, – Хуже, когда он при этом еще и подбит, а его броня – единственное, что защищает тебя от долбящего с горы пулемета. А так-то да, конечно…»
Перед глазами возникла лощина между гор, куда сквозь дрожащее марево утекала изрядно разбитая военной техникой дорога. Сзади дымил, догорая, его «ЗиЛ-131», из которого он так удачно вылетел от первого взрыва. И застрявшая колонна, ожесточенно расстреливаемая укрывшимися в «зеленке» духами.
– Живой? – между катков танка появилось грязное от копоти лицо сержанта, – Вылезай. Пулемет в руках держал?
Вздрагивая от щелкавших по броне пуль, Фил выполз наружу. У сержанта и впрямь был ПКМ помимо висевшего на плече автомата. Разжать челюсти не получалось, поэтому Фил лишь судорожно кивнул в ответ. Страх вдруг исчез, а вместе с ним и остановилось и время. Кровь на прикладе он лишь смахнул рукой, чтобы не скользило, и стрелял, стрелял по неясным теням в жестких кустах на склоне, замечая мельком, как вокруг образуют кольцо обороны поднятые неутомимым сержантом уцелевшие бойцы…
Фил вздрогнул и открыл глаза. Заснул он, что ли? Всё, как наяву, только не успел увидеть, как выныривают из-за горы наши «вертушки», вспахивая склоны белыми росчерками НУРСов. Потом все внезапно закончилось, и он долго не мог разжать пальцы, чтобы выпустить раскаленный пулемет из рук. А дальше они ехали на броне уцелевшего бэтээра, и Фил впервые прикурил предложенную сержантом сигарету…
Но сейчас-то он в Москве, и та война кажется уже полузабытым дурным сном, от которого остался лишь голос сержанта. Улица Земляной вал, еле шевелящаяся пробка, вечер…
Вокруг явно что-то происходило, несколько человек даже вышли из машин и стояли рядом, всматриваясь в сторону Таганки. Но тут стоящая справа Тойота продвинулась на полкорпуса, и Фил, резко вывернув руль, смог нырнуть к тротуару, а оттуда – в переулок. Можно и через Яузские ворота проехать, бешеной собаке семь верст не крюк. И с чего ему вдруг эта война приснилась? Впрочем, минут через десять он об этом уже забыл.
Проснувшись этим утром по будильнику, Паша быстро собрался, наскоро перекусил и пошел к подвалу. Что за черт, он снова был закрыт! Где же Костик? Паша порылся в кармане и вытащил запасной ключ с веревочным кольцом, чтобы не потерялся. За все время он не пользовался им ни разу, поскольку его компаньон и приходил раньше и уходил позже. Ну-ка…
Ключ даже не вошел в замок! Надев очки и приглядевшись, Паша сообразил, что он и не мог подойти – замок не соответствовал данному ключу никак. Даже тип был разный. Это что же, Костик сменил замок, а ему не сказал? И что ему теперь делать?
Вернувшись домой он снял трубку и, немного поколебавшись, набрал домашний номер друга.
– Алло? Вера Ивановна? Здравствуйте! А Костик дома?
– Здравствуйте… Паша, это ты? Нет, он на работе. Впрочем, я его с утра не видела. Наверное, рано ушел. А что случилось?
– Нет-нет, все нормально… до свидания, Вера Ивановна.
Да, это вообще не о чем. Родители Костика про бизнес не знали, искренне считая, что он трудится в каком-то очень секретном исследовательском институте. Ну, или просто хотели в это верить.
Делать было нечего, оставив сумку на этот раз дома, Паша поехал по привычному маршруту собирать выручку с реализации видеопродукции. Странная пропажа Костика сделала его подозрительным, так что он даже очки не снимал, постоянно оглядываясь по сторонам. И потому сразу определил, что странностей стало значительно больше в сравнении с предыдущим днем. На него смотрели, как на внезапно появившееся привидение, хотя положенную часть денег отдавали молча и без вопросов. Но и о новых поступлениях при этом не спрашивали. Кое-кто сочувственно кивал. Паша терялся в догадках.
Вернувшись домой во второй половине дня, Паша пересчитал имеющиеся у него на руках средства и нахмурился. Ни о какой отдаче кредита не могло быть и речи, прожить бы до конца месяца на это. До этого вся выручка собиралась «в офисе», то бишь у Костика, но его нет, а Паша-то есть!
– На счетах щелкают убогие копейки… – пробормотал он, бесцельно шатаясь по квартире, бессмертные слова Саши Черного.
Автоответчик сочувственно подмигивал ему красным огоньком.
«Стоп! Если он мигает, значит, мне кто-то звонил! Костик?»
Паша рванулся к автоответчику и нажал кнопку «Play».
– Пашка, это я, Влад! Подойди к телефону! Тебя дома нет, что ли? Учитель звонил, встречу назначил! Я тебе еще перезвоню перед выходом!
Ту-ту-ту… Биип…
– Пашка, да возьми ты трубку, черт! Я уже выезжаю! Ну и ладно, потом тебе расскажу…
Щелк. Тишина.
Паша проверил еще раз, но больше звонков не было.
«Вот же отстой! Когда не надо, так пожалуйста. А когда надо – хрен!»
Раздосадованный, он пошел на кухню и вскипятил чайник. Затем поковырялся в холодильнике и сварганил себе незамысловатый обед. Неспешно закусив, он вернулся к дивану, прихватив чашку чая и решив провести остаток дня за томиком Шекли, раз уж ничего сегодня не получается.
Он уже прочитал до середины «Билет на планету Транай», когда телефон затрезвонил снова. Паша схватил радиотрубку:
– Аллё? Аллё?
– Пашка, это ты? – голос Владика звучал так печально, будто у него умерли все друзья и родственники разом, – Пашка, помоги мне!
– Да что с тобой? Где ты?
– Пашка, у тебя нет запасных штанов с рубашкой, хоть каких-нибудь? Ну, и на ноги что-нибудь…
– Тебя ограбили что ли? Сам-то цел? Не покалечили?
– Да цел я, цел… – ответил Владик, но как-то уныло, – Ты и вправду приедешь?
Показалось, или из трубки донесся женский смех?
– Приеду. Говори, куда.
Паша записал адрес и озадаченно почесал макушку. Рязанский проспект, не ближний свет. Ну ладно, раз уж обещал. Выудив из шкафа протершиеся вельветовые брюки, относительно целую рубашку и старые кеды, он сложил их все в ту же сумку и пошел выручать друга.
Фила на улице нигде не было видно, да и, впрочем, не было и никакой уверенности, что стоило впрягать его в это дело.
Выйдя на площадь, Паша сел в подошедший троллейбус и сразу устроился на свободном месте у окна, размышляя о том, в какие эзотерические несчастья мог попасть восторженный неофит. Задумавшись, он не заметил, как в мире что-то изменилось, а подняв голову – вздрогнул.
Огромное, во все окно троллейбуса, на него смотрело жуткое сине-белое женское лицо, пронзая его таким взглядом, что хотелось вывернуться сквозь закрытые двери наружу и бежать, бежать, не разбирая дороги…
Паша дернулся, стукнулся коленом о переднее сидение и выдохнул, глядя как отъезжает в сторону трамвай с надписью «Джуна Давиташвили» по всему борту.
Уфф! Он потряс головой, пытаясь отдышаться. Все нормально, троллейбус катится себе по Нижегородской улице, мужики на задней площадке обсуждают «подосрал Мишка или не подосрал», нисколько не углубляясь при этом в причины поступка неведомого Мишки.
«Вот он, привет от Владика со всей его чертовщиной. Стоит подумать и она уже тут! Так и свихнешься на пустом месте!»
Троллейбус промчался через эстакаду, за окном замелькали невысокие дома Рязанского проспекта. Вроде бы тут…
Паша вылез на остановке, осмотрелся, разглядывая записку, определил направление и пошел, петляя между заросшими палисадниками и детскими площадками. Нужный дом обнаружился во втором ряду от проспекта, как он и предполагал.
Дверь открыла светловолосая женщина лет тридцати с лишним в домашнем халате и шлепанцах.
– Здравствуйте… – неуверенно начал Паша.
– Это ты Павел, да? Проходи в залу, вон там твой друг сидит! – женщина засмеялась.
Паша прошел в квартиру и остановился, изумленно разглядывая кутающегося в простыню с каким-то штампом Владика. Потом с некоторым подозрением посмотрел на женщину.
– Ну да, что тут скажешь! – продолжала веселиться женщина, – Неловкая ситуация! Ладно, не буду вас тут смущать. Переодевайся, Владик, я на кухне подожду.
Женщина вышла, и скоро с кухни послышалась песенка закипающего чайника.
– Как ты сюда попал? – спросил Паша, – Или это входит в курс обучения тайному мастерству?
– Нет… Я вообще не сюда ехал. Вернее не совсем сюда, это за три дома отсюда находится…
– Что находится? Храм тайных знаний?
– Сауна там находится. – Владик отвернулся, – Я сразу не понял, думал что так и надо. Разделся, жду. Тут он заходит, а он… а у него…
– Короче, решил он развить тебе чакры, начиная с нижней. А ты не согласился, что ли? Может, так и надо? Учитель передает тайные знания ученику через эту, как ее, Сва… хва…
– Ты-то хоть не прикалывай! – взвыл Владик, путаясь в штанинах, – сперва от Наташи всё это выслушивал, теперь от тебя началось!
– Наташа – это она? – Паша мотнул головой в сторону кухни, – Хорошо, что ты тут кого-то знаешь.
– Да не знал я ее! Она меня во дворе каком-то подобрала, когда я в одной простыне из окна выскочил!
– Бывают же такие замечательные женщины! А могла бы кирпичом в тебя кинуть, и никто бы её за это не упрекнул. Ладно, говори хозяйке спасибо и поехали домой.
– Ой, мальчики, вы уже уходите? А чаю попить?
Заглянувшая в комнату Наташа смотрела меж тем на одного лишь Владика, так что Паша все понял без подсказок.
– Да, Владик, попей чайку. Штаны потом отдашь. Звони, если что.
– Да, но…
Но Паша лишь похлопал друга по плечу, подмигнул Наташе и вышел из квартиры. По его мнению, для обормота Владика день закончился более, чем удачно.
Оглянувшись по сторонам, не бегает ли всё ещё где-то по дворам злой экстрасенс, он отправился обратно к остановке.
Паша, возвращавшийся домой на троллейбусе, стоял на задней площадке у окна и мрачно разглядывал бесконечную пробку, в которой они застряли, похоже, наглухо. Пассажиры недовольно бурчали, потом кто-то начал стучать в дверь кабины водителя. Послышался разговор на повышенных тонах, в результате которого водитель, видимо, снял с себя всякую ответственность и открыл двери. Люди начали выходить наружу, и, петляя между машинами, выбираться на тротуар. Через несколько минут в салоне оставались лишь самые стойкие и упрямые. Паши среди них не было, повесив свою сумку лямками на плечо, он уже шагал в сторону площади, разглядывая издали собравшуюся там толпу, освещенную сполохами милицейских мигалок.
«Опять митинг какой-то, что ли? Не надоело им еще?»
Обходить было лениво, да и стояли люди неплотно, молча вглядываясь куда-то в сторону милицейских машин. Паша протиснулся раз, другой, и вдруг, неожиданно для себя оказался прямо перед жидкой цепочкой стражей порядка.
Нет, это был не митинг. Напротив него, уткнувшись вздыбленным капотом в фонарный столб, застыла серебристо-зеленая «семерка» БМВ, двери которой были усеяны вогнутыми дырами от пуль. А за ней… За ней стоял черный «Гелик» без стекол с такими знакомыми номерами «777»… Внутри него, в свете уличных фонарей чернело какое-то кровавое месиво. И тонкая девичья рука, свисавшая из приоткрытой дверцы. Паша почувствовал, как у него отнимаются ноги.
«Аня…»
Он смотрел на эту руку несколько секунд в полном ступоре, забыв даже, что нужно дышать. Потом рванулся вперед, прямо через оцепление, напрямик.
– Стой ты, дурак!
Паша чуть не упал от резкого рывка в обратную сторону. Его плечо оказалось как в тисках зажато крепкими пальцами невысокого черноволосого сержанта.
– Умереть хочешь? Там граната неразорвавшаяся лежит. Саперов ждем.
– Там… – Паша сглотнул.
– Знаешь кого-то из них? – с интересом посмотрел на него милиционер.
– Девушку… Одноклассницу… Она же ранена!
– Нет там раненых. Наповал все.
Сержант сочувственно кивнул и отвернулся, так и не выпустив Пашину руку.
– Аллояров, что там у тебя? – окликнул его стоящий возле милицейской машины лейтенант.
– Говорит, что девчонку знает!
– А остальных?
Паша судорожно замотал головой. Все это время он пытался отвести взгляд от страшного содержимого «Гелендевагена» и главное – от чуть заметно покачивающейся руки.
– Запиши фамилию, и пусть идет отсюда на!
– Горелов… Павел Владимирович. – Паша снова судорожно сглотнул.
– Иди. Лучше водки после такого выпей.
Сержант Аллояров неожиданно дружелюбно похлопал его по плечу, после чего развернул Пашу в обратную сторону и слегка подтолкнул в спину.
Не оборачиваясь, Паша добрел до уже закрытого «Гастронома», где купил у какого-то мужичка бутылку явно палёной водки и начал пить ее прямо там, на улице. До дома он добрел уже мало что соображая, на автопилоте, и рухнул на диван, даже не проверив, закрыл ли он дверь. Ему снилась Аня, которую он держал за руки и не хотел отпускать от себя. Девушка смотрела на него молча и грустно, затем высвободила руки и вдруг мягко поцеловала его. И в тот же миг он понял, что никого с ним рядом больше нет.