6748

–Вечерю служить не буду понедельник сегодня.

–Ага,– поддержали друзья.

–Тут проблема есть, слышали приказ князя, всё разделить? – продолжал Арсений

–Ну,– протянули друзья, занятыми едой ртами

–Так, князь доли своей лишился! – доложил Арсений

–Где?– удивлённо переспросил Василий, которому странно было слышать, что Рюриковичи себя обделили.

–Так, ту часть своей доли, что у Кучковича, князь не востребовал и в результате без вина совсем остался. Причащать чем я его буду в Никольском соборе на праздник двунадесятый. Кислятиной рябиновой, она тоже красная, авось князь не разберёт. Да только мне стыдно будет!!!– быстро проговорил возмущённый Арсений.

– Ты к чему клонишь Сеня? – спросил Лёха.

–Я не клоню, я прямо говорю, надо княжескую долю у Кучковича взять и князю отдать,– сказал Арсений.

–Ты прав, но где тут княжья доля решить трудно,– вставил свое виденье проблемы Василий,– Князь имеет власть только в лагере, потому, что Гаврила Олексич, Сбыслав Якунович, Миша Прушанин, и Никита Захарьевич, сами добровольно согласились под его руку встать. В Новгороде князь правит согласно ряду, если ряд нарушит, то прогнан вон будет. А Кучкович на своём сидит его никто прогнать не может потому, что его это земля– земля рода Кобылы, и здесь на Неве, и на Москва реке, что рядом с Клязьмой течёт. А Рюрик пришлый сюда был. Поэтому у нас говорят, – «Неизвестно кто главней, Рюриково семя или Кобылино племя!» И значит это, что Кучкович своё взял, на своей земле, по праву земли.

–Ну и что, что по праву земли, всё одно доля княжья есть, даже согласно ряду – есть. Он с князем сюда пришел. Кораблики грабил под стягом княжьим – вот! И ещё Кучкович должен князю, хотя бы потому, что князь ему голову, за непослушание на поля боя, не снёс. Предку его Юрий Долгорукий голову снёс, ведь так? – не унимался Арсений.

–Дак, да, но времена не те,– сказал Вася.

–Времена всегда не те, зато вино всегда – То, особенно из Галлии – выдвинул последний аргумент Арсений.

– Возьмём две лодки спустимся до острова, до заимки, долю свою – княжескую возьмём, и назад за день управимся. В Новгород заставим Пелгусьевых христиан вино нести, – изложил свой план Арсений.

–Ну да, как это по-русски, «Пусти козла в огород», они всё по пути и выпьют, бочки пустые принесут или воду туда нальют. Знаем бывали. Хотя я от вина бы не отказался– добавил своё мнение Лёша.

–Действительно пошли! Чего зря сидеть день тратить, только отрока возьмём с собой незачем ему с князем общаться. Князьям люди всегда нужны, посулами перетянут отрока к себе, и поминай, как звали. Что князь ему даст? Жизнь, какую? Сегодня в Новгороде, завтра в Переяславле, послезавтра в Суздале. Ни семьи нормальной, ни хозяйства, да и убить могут еще до женитьбы. Жаль его. Возьмём с собой. В Новгороде подрастёт, мы ему ватагу поможем собрать. В поход за костью или за мехом сходит. Потом землицы прикупит, детей народит, будет жить как мы, нет лучше нас. Вы как ребята?– спросил Василий.

Сам не понимая, зачем он берёт на себя ответственность за судьбу человека, которого он знает только несколько часов. Потом он часто задумывался, что заставило его взять мальца с собой, большие серо-зелёные глаза ребёнка полные слёз и мольбы о помощи или воспитание папеньки, который вожжами вбил в голову Васи, через зад его, что маленьких и слабых обижать нельзя? Уже в Колмове, перечитывая Эригену, он думал, кто вложил слова о помощи отроку в уста его бесы или ангелы? После долгих размышлений всё таки был вынужден признать, что, скорее всего ангелы, так как бесы за просто так о добре просить не будут.

–Мы не против, пошли лодки и отрока искать, – ответил за двоих сытый и поэтому великодушный Лёха, который, как и Василий не мог объяснить, какая муха его укусила и заставила быть добрым.

Арсений просто молчал. Он верил в Божье провидение и подчинился ему безоговорочно. Хотя, если быть честным то ему отрок, тоже понравился. Арсений кроме всего прочего считал, что красота и грех вещи не совместимые. Из этого положения он делал вывод, что красота есть благодать богом данная, для укрепления людей в вере. Сохранение красоты, есть его прямая обязанность, так как постижение и сохранение красоты есть путь к познанию божественного откровения даже для грешников! (Арсений отделял красоту богом данную от прельщения дьявольского, на погибель душ христианских, сделанного).

Не берусь судить Арсения, хотя может эти его мысли немного еретичны. Не знаю!

Подчиняясь соборному решению, друзья единогласно покинули место трапезы.

Лодки были взяты шведские, на них никто из победителей, ещё свои права вразумительно объявить не смог. Отрок пришёл сам с удочкой и тремя четырёх фунтовыми хариусами и одной небольшой осетринкой в шесть фунтов.

–На перекус хватит,– похвалил отрока покровительственным тоном Василий и, махнув рукой, пригласил отрока следовать с ними, на «Спацирганг»⁶⁰.

Погрузившись на одну, другую взяли на буксир с помощью двух багров. Вставив вёсла в уключины, друзья дружно крякнули, опустили вёсла в воду и понеслись в низ по Неве. Пройти им нужно было верст 20. Часа за три дойти до острова было можно, не очень напрягаясь. Василий считал, что даже и не вспотев.

Минут двадцать друзья молчали, потом Арсений спросил, глядя на отрока сидевшего в середине лодки, между ним, сидящем на руле, и Васькой с Лёхой, сидящих на вёслах.

–Как зовут тебя? Name?

– Christian.

–Христя, по-русски, – перевёл Вася

– В бога веруешь? И како веруешь, ответствуй?– суровой скороговоркой спросил Арсений.

– CREDO, – просто перевел Василий!

– Ну да! Credo-есть, символ веры. Хитрый какой, это всякий скажет. Пусть истинный символ покажет,– допытывался Арсений.

– oratio dominica⁶¹– ответил отрок и испуганно перекрестился двумя перстами.

–Ты чего пристал, чего мальца пугаешь, чернец,– спросил Алексей.

–Лучше бы о себе ему рассказал да про нас с Васей. Ему же жить с нами. Спроси у него ещё, язык учить будет??

–Ладно, ладно,– успокоил друга монах.

И он, старательно подбирая латинские слова начал рассказывать отроку: о себе, о своих друзьях, о Великом Новгороде и князе Александре. В беседе время пролетело незаметно, когда до острова оставалось сажений 100, Василий вынужден был окатить их водой, что бы Арсений заткнулся, а отрок закрыл рот, который был открыт большую часть пути от удивления.

– Сейчас туман спустится, и мы подойдём. Берег пологий. Лодки удобно ставить. Людей не вижу, значит стеречь лодки не надо. К Кучковичу пойдём все вместе, так весомей,– командовал Вася, – наиболее опытный ушкуйник из всех.

Песок жалобно скрипнул, нос лодки с тупым звуком уперся в береговые валуны. Арсений, опытный кормчий, развернул лодки вдоль по течению, закрепив руль, так что бы лодки течением прибивало к берегу, а не уносило в море. Все вместе, разом, тихо, крадучись, стараясь не греметь оружием, стали подниматься в сторону ворот заимки. Когда до ворот оставалось две, три сажени, створки ворот широко распахнулись и сам хозяин Никита Захарьевич, предстал перед ними, босой в длиннополой исподней рубахе, подпоясанной жёлтым шёлковым поясом, византийской работы. Глаза его смотрели прямо перед собой, немигающим горящим взором вурдалака, напившегося вдоволь крови.

– Вы, дурни чего раньше прийти не могли, обязательно надо с горшка хозяина снять и перед сном душу вытрясти? – вместо приветствия сказал хозяин.

–Входите быстрей, холодно мне босому стоять, годы не те. В терем идите, там дверь открыта, всё, что на столе ваше ешьте, пейте. Я сейчас,– сказал Никита Захарьевич, пропуская ошеломлённых гостей во двор и закрывая за ними ворота. Проследив взглядом как, незваные гости, поднялись на крыльцо, он чуть не бегом побежал к едва приметному среди зарослей ивняка строению с косой односкатной крышей.

Друзья в неком смущении вошли в светелку, освещённую шестью свечами, где действительно стоял стол. На столе стояли блюда с рыбой и дичью лежали горкой варёные яйца и чуть в стороне, ближе к хозяйскому месту два каравая хлеба и нож. На окне Василий разглядел кувшины и кружки. Все разом вздохнули и посмотрели вопросительно на Арсения. Арсений сразу понял, в чём проблема, и быстро решил ее, прочитав скороговоркой молитву. Потом призывно махнув рукой, не дожидаясь хозяина сел за стол. Вася молча поставил на стол кувшины и разлил содержимое самого большого по кружкам. Шумно выпил первым, и сказал,

–Пиво, свежее, вчерась сваренное.

Налил еще кружку, сел за стол, что бы уже, не торопясь выпить её с друзьями. Однако беседы не получилось, пришёл хозяин,

–Чего пожаловали? – спросил он не церемонясь – За княжьей долей или себе бельмы красным вином залить?

–А, хоть и себе, тебе то, что ты же делиться не хочешь???– начал возмущаться Алексей, почему-то ставший быстро хмелеть от двух кружок пива.

–Помолчи морда Боспорская, не хами, не на Боспоре, и там не хами,– одёрнул Лёшу Кучкович.

–Мы за княжьей долей. На причастие вина нам надо красного, для службы в соборном Николе. Вина дашь, приглашу к причастию, вместе с князем Благодать получишь,– сказал наставительным тоном Арсений.

–Ну, без князя Рюрикова племени мне конечно благодати не видать. Эх ты рожа церковная. Мои пращуры ещё за сто лет до Рюрика на этом острове церковь поставили, так что благодать меня и без тебя, и без них, всех скопом взятых, коснётся. Одно нравится мне. Не для себя просите. Значит, не всё пропьёте. Две бочки дам. Грузить будите сами,– ответил тоном праведника, потерявшего надежду на спасение сего мира, хозяин.

–Как выйдите, за углом стоят. Да не торопитесь!!! Куда побежали?? Поешьте. Попейте. Скучно мне тут одному, – жалостливо добавил хозяин.

– И не страшно?– спросил Василий.

–Нет, привык. Я уже как три года один. Разве вы не знали?– поинтересовался Кучкович.

–Расскажи, облегчи душу,– предложил Арсений.

–Налей Васька, всем из того кувшина, что в красном углу под иконами. Поговорим,– предложил хозяин острова.

Затем Кучкович подробно, в лицах, рассказал историю, как отдал Рюриковичам он всех своих сыновей, и как ни один ещё не вернулся с княжей службы. Вместо благодарности молодой князь его – старика в походы зовет, не смотря на возраст и положение. Друзья внимательно слушали Кучковича, всё больше укрепляясь в суждении о том, что отрока вообще к каким-либо князьям отдавать нельзя. Пропадёт отрок. Только отрок этого понять не мог, так как уснул, положив голову на каравай хлеба. Мирно сопел носиком, прикрыв его ладошкой

–Ну, просто ангел,– сказал Никита Захарьевич в конце описания своей семейной эпопеи,– мой тоже таким ангелом к князю в Киев ушел……, Налей Вась,– и прослезился украдкой.

Туман полосами стелился над водой, превращаясь в серую мглу, и сливался с серым небом в единую, серую промозглую хмарь. Поэтому Василий сам себя поставил кормчим, доверив наименее благодарную работу, махать вёслами против течения, Арсению и Лёхе. Они не возражали. В туман, когда нос лодки тонет в белёсой мгле, ни один из них не мог вести лодку, ориентируясь только по току воды. Отрока решили не будить положили спать в лодку на кипу верёвок, которые Вася позаимствовал у Кучковича для погрузки двух бочек вина. Неслышно отчалили. Связанные воедино лодки подобно большой сказочной птице, взмахивая вёслами как крыльям, полетели вперёд, в серое безмолвие.

–Вася, скажи, что с Никитой, десять лет я в Новгороде, все годы его знал, но таким странным и добрым не видел,– тихо, что бы не разбудить Христю, спросил Алексей.

–Пьяный он Лёша, сильно пьяный, если завтра не помрёт от угара пьяного, значит, повезло ему. Он жить не хочет. Поэтому и пьёт. Ты думаешь, сколько ему лет? Шестьдесят? Семьдесят? Нет, он всего на три года меня старше. А он уже жить устал. Всё власть да служба, а жизни то и нет! Одиноко ему. Сам он, на тот свет не торопится, но и не откажется отправиться, если случай подходящий подвернётся. Он живет ещё, только ради людей своих – Поозёров,– князь он их. Душа его рода давно уже с Волховом слилась и сам он тоже. Найдёт наследника и защитника для своей земли, и людишек, и уйдёт в леса навеки. Ты Лёша хоть одну могилу Кучковича видел? Нет, и не увидишь. Нет у его рода могил, как нет и смерти. Их Волхов в этот мир привёл. Волхов и уведёт. Куда только, я не знаю, то ли в кущи райские, то ли в пекло огненное,– тихим голосом повествовал Василий о горе Кучковича.

Потом замолчал и молча сидел минут тридцать, чем обеспокоил друзей. Лёха, даже подумал, что Василия сон сморил, что бы разбудить друга, он брызнул на него водой. Василий спокойно вытер лицо рукавом,

–Ну, вы, там, на вёслах, налегайте,– в ответ на действие друга проворчал Василий, отгоняя скорбные мысли, навеянные рассказом Никиты Захарьевича, что из Кучковичей и своим ответом на вопрос Алексея.

Лодка, повинуясь единой воли гребцов и кормчего, легко скользила против течения, и с первым дуновением утреннего ветра, шурша днищем по береговому песку, остановилась у русского стана. Друзья тихо, не тревожа уснувших часовых, вытащили бочки на берег. Спрятали княжью долю возле шалаша князя, справедливо рассудив, чем ближе к князю, тем меньше вероятность кражи. Они прикрыли бочки лапником поверх, которого положили штук десять крупных рыбин, лежащих на видном месте возле шалаша, как будто для всеобщего обозрения и оценки умения рыболова. После чего, довольные результатом похода, то есть восстановлением попранной справедливости, начали скрупулезно готовить место для кратковременного отдыха. Они подбросили в затухающий костёр несколько крупных веток. Не торопясь, основательно выбрали место, куда шло тепло от костра, а дым не шёл. Заботливо укрыли отрока трофейной парусиной. Повернулись к костру спиной и погрузились в крепкий предутренний сон. Всё было сделано, так слажено и тихо, что не нарушило чуткий сон часовых охраняющих жизнь и покой князя.

Князь Александр был немало удивлен, когда после сна, увидел возле своего шалаша гору лапника, на которой лежали пойманные им вчера рыбы, горящий костёр и безмятежно спящую компанию. Князю было интересно узнать, где они пропадали, но пришедший от Пелгусия гонец с вестями, что свеи нигде не обнаружены, заставил его заняться будничными обязанностями полководца, а именно вести полки домой. К полудню войско четырьмя колоннами начало выдвижение в сторону Новгорода. В первой колонне были полки Гаврилы Олексича, во второй Сбыслава Якуновича, Миша Прушанин охранял обоз с добычей. В арьергарде, не отягощенный добычей шел единственно боеспособный из всего войска полк князя, охраняя от врагов, некрещёных еще племён еми и ижоры, войско, и обоз с добычей. Предосторожность необходимая в нашем случае, когда войско полностью деморализовано богатой добычей, а данники Новгорода емь и ижора мало, чем отличались от своих хозяев в вопросах пограбить.

Подготовка к обратному маршу не затронула заслуженный отдых друзей. Проспав до полудня, они не обращая внимание на суету собирающегося в обратный путь победоносного войска, после пробуждения занялись своими делами. Арсений молился, Алексей занимался с отроком, Василий, поминая не добрым словом все колена Рюрикова племени, чистил рыбу, которая была поймана князем, но не была им выпотрошена и готова была протухнуть. Разрезая брюхо очередного хариуса, Вася говорил,

– У них, у всех Рюриковичей так, руки только в сторону загребать поставлены, а чтоб не пропало, и сохранить загрёбленное, у них терпежа не хватает. Вот рыбу поймал, так выпотроши, зазорного нет ничего. Апостолы и те рыбу потрошили. Нет, не будет порядка на Руси, пока такие князья рыбу ловят. Вычистив рыбу, Вася пошёл искать подобающую для задуманного им блюда посуду. Глубокие сковороды были найдены в лодке Пелгусия, истребованы Василем под предлогом кормления князя. Затем Василий где-то раздобыл муки, масла сливочного, сметаны пол кринки и шесть головок лука. Травок пахучих он насобирал, не отходя далеко от лагеря. Распалив костёр посильнее, Василий положил стерлядок в одну сковородку, предварительно выложив дно сковороды нарезанным кольцами луком, пролитым сверху сметаной. Вместо крышки он закрыл сковородку травами. На вторую сковороду он растопив масло, всыпал туда муки, довел её до золотистого состояния, и затем положил обезглавленную рыбу, прикрыв сверху крышкой. Потом он поставил сковородки в костер, аккуратно обложив каждую сковороду ровным слоем угля. Минут через десять Леха с отроком сидели рядом в ожидании начала праздника, а Арсений в нетерпении читал молитву в благодарность Богу, что он дал им такой обед. Вытащив сковороды из огня, Вася стал скорбно наблюдать, как из его друзей уходит всё то – данное Богом, что делает человека – человеком и пробуждается звериная страсть к обжорству. Через час он осведомился у Арсения, что князю оставили, на что Арсений ответил,– Опоздавшим кости.

После обеда друзья, все вместе, впали в дрёму и адекватно реагировать на происходящее смогли часа через два, когда княжеские дружинники стали надевать сапоги и менять портянки, что бы ноги не натереть старыми.

Проблему поставил Арсений,

– Вино как понесём?

Все задумались, нести две бочки до Новгорода им самим ну никак не хотелось. Был еще выход, остаться здесь и через неделю вернуться в Новгород. Но подводить Арсения уже обещавшему князю, причастие красным вином, по возвращению из похода, тоже не хотелось.

–Тут без Пелгусия не обойтись,– сказал Василий,– пойду, поищу его.

Пелгусий нашёлся быстро, он ждал на берегу, когда Василий вернёт ему его сковороды.

Вася, подойдя к нему и как бы невзначай спросил,

– Ты ли видел Бориса и Глеба перед битвой?

Дак, да, – ответил Пелгусий, однако увидя сомнения во взгляде Василия.

Пелгусий начал с жаром доказывать Василию истинность своего видения. Василий выдержал всего несколько минут пелгусиевской скороговорки, где речь часто перерывалась возгласами и решительными движениями рук.

–Я то тебе поверю, но проверить надо, не наваждение ли это было. Бесы, они знаешь какие хитрые. Надо к владыке идти, – поставил в известность аборигена Василий.

– Дык, так, я схожу. Да.

– А, ну если, сам сможешь-то, иди. Только когда дойдёшь-то? В следующую пятницу или к Рождеству, когда владыка всех, и убогих тоже благословляет,– ответил Вася.

Пелгусий после этих слов напрягся, он был вынужден признать, что собеседник был прав. Самому ему до владыки не добраться. Сначала нужно было обрисовать всё, что он видел своему попу, который в свою очередь доложит, если сочтет, нужным, владыке на первом же празднике, когда священники поздравляют владыку. Ранее Рождества никак не получается. Пелгусий молчал, обдумывая своё положение. Положение было-то не ахти, какое хорошее, это ведь сейчас князь ему поверил, а вот в Новгороде как? Если вдруг у владыки Спиридона сомнения возникнут, то Пелгусию грозил допрос со всеми вытекающими последствиями, а точнее свиданием с посадскими детьми – дознавателями – людьми, как известно не очень добрыми. Василий терпеливо ждал.

–Так помоги, – попросил Пелгусий.

–Хорошо, к владыке, вне очереди, проведу, но помоги и ты нам. Мы вино Владыке несем, люди нужны, дай своих сыновей, и наследующий день после возвращения владыку увидишь. Слово даю, на кресте клянусь.

Пелгусий, выслушав Василия, на слово ему не поверил, лишь, после того как Арсений подтвердил крепость клятв, позвал своих людей, приказал им бочки нести, под присмотром людей княжьих.

Сытые и довольные друзья не спеша, заняли свои места в середине полка и не торопясь, пошли вместе с войском в сторону Новгорода. С князем они встречались только на роздыхе, травили ему байки,– Чтоб князь от одиночества не озверел,– пояснял Василий. Так и шли спокойно, и размеренно до самого Волхова.

Подойдя к Волхову войско, было встречено детьми посадскими во главе с посадником Озарием Феофелактовичем, который в первой же беседе с князем осведомился, какая будет его доля, за то, что он долю новгородской казны в Новгород привезёт. Александр Ярославич отправил его выяснять этот вопрос к Гавриле Олексичу, Сбыславу Якуновичу и Миши Прушанину– знатным новгородцам, чем сильно огорчил посадника. После краткого совещания с гражданами Новгорода посадник, не солоно хлебавши, отбыл в Новгород готовить праздничную встречу войску. Перед прощанием он попросил князя, чтобы тот взял на день или два к себе в дружину его маленького сына, – «пусть малой потешится». Князь дал добро, а ватажники Миши Прушанина быстро взявши под мышки посадника, посадили его в челн и дружно оттолкнули от берега. Попутный ветер наполнил парус, и было видно, как посадник на палубе стал устраивать себе место для отдыха.

23 июля 6748⁶² года от сотворения мира, в воскресенье, в день Мироносицы равноапостольной Марии Магдалины, победоносное новгородское войско, отягощённое добычей и вразумлениями княжескими, молча стояло на тожественном молебне, на площади возле храма во имя святой Софии Премудрости Божьей, внимая словам Владыки Спиридона, о добродетели и призрении к страждущим, больным, и нищим. Там не было только дружины Никиты Захарьевича, что из Кучковичей, как и когда он вернулся в Новгород никому доподлинно не известно. Известно лишь то, что на следующий день он пришёл к Владыке за благословлением и с просьбой, все-таки выделить ему вдовью часть добычи.

После благословления воины чинно разошлось по домам, где их ждали с добычей, богатыми подарками, близкие и родные. Новгород казалось, вымер, улицы опустели, на Торгу закрылись лавки, лишь ближе к вечере неясный гул с Прусской улице возвестил Владыку и князя о том, что началось гуляние. Прусский конец пошёл на Славну за своей, честно награбленной у шведов, долей хабара.

Владыка приказал закрыть ворота своего двора, что бы не в меру ретивые правдоискатели не беспокоили его и князя. Друзья, справедливо рассудили, что возвращение домой через буйный Новгород может негативно сказаться на их здоровье, поэтому решили остаться. Тем более, что владыка уже распорядился готовить мыленку. Несколько омрачило их радостное возвращение распоряжение владыки о передаче половины добычи в пользу софийского дома. Отворив окно, они с грустью наблюдали как владычьи отроки, суетясь и мешая друг другу, толкали перед собой бочку с драгоценным вином. Их грусть длилась не долго, владыка всё-таки был человеком и поэтому любопытен, ему, как и нашим друзьям не терпелось узнать вкус вина из далёкого города Кагор, как только бочка оказалась на его кухне, он приказал её вскрыть. Вино подали в шести кувшинах по кувшину на душу. Получив благословление от Спиридона, все чинно расселись за столом в ожидании горячего, потом, немного заморив червячка, вся компания отправилась в мыленку, где и задержалась часа на три. Отрок купаться отказался, он объяснил свой отказ тем, что не по чину ему слуге, оруженосцу принимать омовение в компании сеньоров – рыцарей. В ответ князь махнул рукой, давая понять,– делай, что хочешь. Снял исподнее, он поднялся на верхний полок, там, где было пожарче. Вся троица, последовала его примеру, ворча от удовольствия, расположилась на полках и отказалась сходить вниз даже за квасом. Отроки владычьи совсем выбились из сил, обслуживая привередливых гостей требующих: то кваса, то воды, то мёда с сухарями, то киселя ягодного. После бани, праздник души и тела был продолжен в светелке владычьего терема, где на столе томились в ожидании дорогих гостей горячие блюда. Измученные походной жизнью друзья молча ели и ели, лишь через два часа, напряжённого труда утомлённые отодвинулись от стола и на нетвёрдых ногах отправились спать. На беседы и байки сил не осталось. Утром, после службы, когда друзья собирались отправиться, наконец-то, по домам владыка неожиданно попросил их остаться.

–Сегодня делёж будет, ваши руки нужны будут, может вразумлять, кого придётся,– пояснил Владыка.

Так как народу должно придти много, то князь решил провести делёж, не в тереме епископа Никиты, а на паперти святой Софии. Кроме того, выбирая место для проведения дележа добычи, князь и владыка Спиридон учитывали, что на вечевую площадь, расположенную возле Николы захотят придти все. И собираться новгородцы на вече будут по старинному новгородскому обычаю дня два или три. Ведь гражданам надо, представителей от улицы на вече послать. С кончанским представителем, выбранным годом ранее, представлявшим интересы улицы на вечевом собрании, разобраться. Как он там, на вече интересы улицы в течение года отстаивал? За грешки прошлогодние, связанные с очисткой улиц от снега и их ремонтом. Кое-где новых представителей выбрать, а старым путь указать. Посаднику наказ дать и конечно с уличанскими попами согласовать новые выборные кандидатуры. Безусловно, политическая жизнь без главного аргумента новгородской демократии – грубой силы, выраженной в здоровых детях посадсничьих, которые всегда готовы заехать кулаком в ухо всякому политическому противнику была бы пресна, и неинтересна. Поэтому совершенно естественно, что после сборов на вече многие граждане шли на правёж к епископу или к лекарю, наиболее активных свозили на Петрово кладбище, что на Синичьей горе, для погребения. Монахи Петровского монастыря кроме функций связанной непосредственно с упокоением души усопшего взяли на себя ответственность за охрану могилы политического деятеля, от мести его политических противников. Новгород, за сотни лет уже как-то свыкся с бурной демократической жизнью, по-видимому, решив, пусть уж лучше за дело головы проламывают, чем ночью на улице с кистенём стоят.

К полудню все собрались. С каждой улицы пришли по два представителя, городские концы представляли кончанские старосты, по одному с конца. Посадник, Озарий пришел один, походил вокруг собора, потом занял своё место, и благостно махнул рукой как бы говоря, – начинайте.

Миша Прушанин с большой шишкой на лбу, которая свидетельствовала о неудачном вчерашнем походе на Славну за справедливым хабаром, первым начал вопрошать князя и владыку,– «где его честная доля»?! Причём его честную долю необходимо ему дать, отобрав у всех остальных, незаслуженно награбленное добро.

Он, уже войдя в раж, начал размахивать руками, как вдруг осекся, увидев рядом с собой Никиту Захарьевича. Никита Захарьевича сложил рукой фигуру известную под именем кукишь, и показал её Мише со словами,

– Накося выкуси.

Миша как-то осёкся и отступил в дальний угол, бормоча, что-то про Божью справедливость и, что он ещё ему покажет. Как не странно, но Гаврила Олексич и Сбыслав Якунович поддержали Мишаню, правда, немного не так как Миша рассчитывал. Они исходили из своих глубоко корыстных интересов. Лучше уж отдать Мише его – мишину долю из городской казны, чем себя обделять, отдавая из своей доли, во имя призрачной справедливости, которую, если быть в конец честным, никто кроме Владыки и не видел. Посадник, выслушивая крамольные речи правдолюбивых бояр начал волноваться. Озарий казной делится, не хотел, ему мытникам платить надо было, и улицы мостить. Денег же, как обычно на городское хозяйство не хватало. Пришлось ему взять слово и напомнить, что в прошлом году отремонтировали водопровод на Торгу, которым пользуются все, и с тех пор городская казна пребывала в дефиците. Бояре возражали, справедливо указывая, что вопрос о водопроводе решается на вече, а тут не вече, тут делёж. Когда перебранка между посадником и детьми посадскими по вопросу финансирования городского бюджета достигла высшей точки, Владыка спросил,

– Что скажешь княже?

Александр дождался, когда стихнут вопрошающие вопли посадских глоток, сказал,

– Вы все закон нарушили, если бы не честность ярла, не сидел бы я тут князем, а сидел бы у шведа в пленниках. Вы кораблики пограбили, когда я с дружиной малой шведа бил, вот награбленным добром и делиться, будите. Владыка роспись сделает, каждому по вкладу его достанется.

Последние не понравилось посаднику, роспись владыки не отвечала его интересам. Посадник лично никакого вклада в это дело не сделал. Владыка, он же не от мира сего, всё по честному распишет, ни вдову, ни сироту не обидит, что конечно лишит дохода казну посадничью, ну и городскую тоже, ни того, ни другого посаднику ох как не хотелось. Посадник с тоскою смотрел по сторонам, усиленно думая, что же такого сказать, что бы князь с владыкой роспись ему делать дали. Уже голоса стихать стали, некоторые наиболее нетерпеливые граждане, потихоньку расходиться начали, как вдруг его младшенький сказал, глядя в сторону князя,

– Баба в портах.

–Где?– переспросил Озарий.

– Вон рядом с князем, между Васькой и Лёхой.

План в голове посадника созрел молниеносно, повинуясь наитию, он встал, подошёл к гражданам, всегда и везде ищущих справедливости, даже там где их и не просили этого делать, со словами,

–Князь сказал, роспись владыка завтра сделает, а сам своих сегодня впишет загодя.

Граждане, услышав слова посадника, перестали галдеть и расходится.

–Чего?– переспросил Спиридон в тишине.

– Того владыка, князь бабу, заморскую– fēminae,– в мужское платье нарядил, чтобы ей – чужестранке, долю ватажника дать, а доля ватажника это полгривны. Заимку купить можно. Смердов нанять, – сказал, посадник, глядя прямо в глаза владыке.

– Новгородцы!!!!,– восклицая, продолжил Озарий,– один обман уже есть!!!,– вон стоит рядом с князем!!!! Баба вместо воина! Другой обман может случиться по недогляду или по умыслу княжьему, если князь свою дворню впишет в роспись!!!! Поэтому роспись по улицам и концам сами делать будем, что бы князю-обманщику положенное досталось и не более.

–Какую бабу? Какой обман? – не до конца понявший речь посадника спросил, растерявшись, Владыка Спиридон.

–Вот, какую!– ответил посадник, показывая на отрока. Потом выдвинул вперед своего сына и сказал, говори. Младшенький немного оробев перед Владыкой, но всё-таки сказал,

–Я видел, как он по-бабьи утром писает.

Все замолчали, вопросительно глядя на Владыку. Спиридон сурово посмотрел на отрока, сказал,

– На правёж, ко мне, в терем. Роспись сами сделаете, завтра к вечере принесёте. Там и суд проведем после дознания.

–Чего завтра, сейчас суди, посадник на месте, князь тут. А может это и не баба вовсе?– вдруг подал голос Миша из толпы.

–Да может и не баба,– раздались голоса смущённых, таким неожиданным поворотом событий, новгородцев.

–Чего тут маяться, сейчас осмотрим, и решим,– вдохновенно произнёс Озарий, чувствовавший как роспись сама идет к нему в руки.

–Только подойди, смотрельник,– в один голос ответили друзья. Озарий, услышав знакомые угрожающие интонации в словах известных всему Новгороду «Посадникобойцев», опешил и быстро воротился на своё место, толкая вперед младшенького.