6748

Нам не следует думать, что им были чужды человеческие стремления, как только события начали разворачиваться по благоприятному сценарию, один из писарей незаметно прокрался к двери и исчез.

Он принёс благую весть своим друзьям, стоявшим в наряде, – Ильяс женится на дивной пери, такой красивой, что жены императора уродины перед ней. Там внизу быстро прикололи трех баранов, ощипали с десяток кур, и выпекли свежих лепешек. Несколько улан не сговариваясь, разметали свои седельные сумки, и достали самое ценное, что у них было – несколько туесков меда. Коего набралось фунта четыре. На свежую еще горячую лепешку они положили четыре унции сливочного масла, а сверху пролили мёдом.

Так они сделали свадебный хлеб, который сразу отнесли наверх. К слову сказать, молодые получили его во время, именно тогда, когда они согласно обычаю, должны были его разломить и угостить друг – друга в знак начала сладкой семейной жизни.

И конечно благочестивому отцу никто не дал уйти далее чем до двери. Он не успел взяться за дверную ручку, как к нему подбежали два улана, один с кувшином другой с двухпинтовым бокалом. На его глазах, не теряя понапрасну времени на пустые вопросы,

– Что пьёт монах в это время года и суток, сообразно данному обету или нескольким данным обетам?– они налили ему полный бокал и дали выпить.

Дождавшись последнего глотка, они вежливо, но настойчиво оттерли его от двери и усадили за стол, где его уже ждала куриная ножка в чесночно-медовом соусе и мальчик с кувшином. Отче благословил всех и всё разом, и, не отвлекаясь более на таинства, посвятил весь вечер изучению нравов и застольных обычаев своей новой паствы.

Как и во всех странах, молодожены сидели во главе стола, главный распорядитель – сотник Мансур из рода Киан, руководил застольем, внимательно следя за соблюдением всех обычаев которые можно было соблюсти в походных условиях и в окружении врагов. После того как муж угостил жену молоком, мёдом, и молодой бараниной именно бараниной, а не козлятиной. Она же в ответ поднесла воду, соль и баранью голову, что должно было символизировать покорность жены перед умом и авторитетом мужа. Он скомандовал окончание церемонии. Ильясу он вручил камчу, что бы тот смирил «трепетную лань». Ильяс делая вид, что бьёт Элеонору, повел её под насмешки и советы своих улан наверх. Эля деланно сопротивлялась и хмурила брови показывая всем, что она не знает о чем идет речь. Наверху Ильяс отдал камчу служанке и, проведя Элю в комнату, оставил её там, в окружении четырёх женщин, которые, не мешкая, стали раздевать её. Давая советы. Никаких трудностей с Элей не возникло потому, что она, будучи рожденной, в Испании с детства слушала рассказы о доблестных рыцарях Альмохадов, о ренегатах и смелом Сиде, знала, что воин должен усмирить свою жену перед своими вассалами. Иначе как он будет ими командовать в бою, если он не может заставить подчиняться себе слабую женщину. Её несколько смутило то, что он оставил её с женщинами, а не остался сам. Но так как он был так прекрасен, то она подумала, что есть еще дела, может, король вызвал его, но теперь, это не страшно. Он её муж и она дождется его, ну, а сели он не придёт, то завтра ему не поздоровится. Пока Эля так рассуждала, служанки раздели её и уложили на кровать. Затем они начали мазать ее тело чем-то резко пахнущим, изредка поговаривая,– «красиво, красивая».

Она не сопротивлялась потому, что знала, что пред тем как стать женой и королевой любая принцесса проходила через руки таких вот служанок. Ей часто рассказывала, её тетка Бланка – королева мать, как перед первой их ночью с тогда еще седьмым графом Артуа, ей рассказали историю о женитьбе короля Филиппа II Августа, состоявшейся 14 августа 1193 года на Ингеборге Датской, и об отвержении её на следующий день 15 августа по необъяснимым причинам. Аннулировал этот брак Филиппу пришлось на ассамблее епископов 5 ноября 1193 года. И что потом, для того что бы этого более не повторилось, ассамблея 6 ноября приняла решение о досмотре невесты перед брачным ложем и освидетельствованием её натуры на предмет соответствия общепринятым канонам женского естества. Поэтому сразу после свадебного пира её голую осматривали епископы и аббатисы. Лишь, после того как был составлен акт, свидетельствующий о наличии у Бланки детородных органов в соответствии с заявленным в её брачном договоре полом, её отпустили в спальню к графу.

Она лишь немного поволновалась, когда острая бритва коснулась низа её живота, но убаюканная умелыми руками других женщин впала в покойное полузабытьё. Когда все кончилось, она обнаружила, что на её теле не осталось ни одного волоска, кроме маленькой стрелки коротких рыжих волосков на лобке. Потом, в конце церемонии, её одели в тонкий халат из неизвестной ей ткани. (Хотя это было обыкновенное хлопчатобумажное полотно, но очень и очень тонкое). Женщины на прощание что-то одобрительно пробормотали, и с поклонами удалились.

За все время пока длился пред брачный туалет, в зале произошли значительные изменения, посреди зала появилась большая бочка способная вместить двух человек разом. На очаге грелись несколько больших кувшинов с водой. Подле окна был накрыт стол, правда, окно было закрыто ставнями, но в ставнях были вырезаны небольшие фигурные отверстия, в форме ромбов и кругов, пропускавшие достаточно света. С постели был убран балдахин, и вся она была убрана покрывалом из беличьих шкур, в подушки было набито свежее сено. Довершали праздничное великолепие несколько курительниц с ароматами трав, собранных на берегах Инда. Как только уходящие женщины открыли дверь, так появился Илья одетый тоже в белое и лёгкое белье, правда на голове у нег была чалма, но тоже белая. Перед тем как выйти старшая и наиболее уважаемая из служанок сказала ему.

– Повезло тебе, молодая еще не объезженная кобылица ждет тебя в твоем загоне. Господин, будь осторожен и внимателен сегодня.

Наконец дверь закрылась, они остались одни. Эли вдруг стало холодно. Илья обнял её, она непроизвольно чихнула, умильно поведя носиком. Он поднял ей и понёс в большую бочку. Теплая вода нежно и заботливо приняла её. Он опустился рядом почти бесшумно. Тонкое платье поднялось наверх, оставляя неприкрытой её наготу. Илья, нежно, целуя ее, медленно вошел в неё. Ей было все это необычно, и вода делавшее её тело почти невесомой, и муж нежно любящей. Потом он помог ей выйти и насухо вытер её тело сухой простыней, которая была повязана у него на голове в виде чалмы. Накинув на её плечи шелковый халат, он усадил её за стол. Пока они ели служанки тихо поменяли воду в бочке и удалились. Илья взял её на руки и отнес на кровать, где долгим поцелуем пожелал ей долго и приятного сна. Эля была несколько удивлена, произошедшая с ней её первая брачная ночь разительно отличалась от тех первых брачных ночей, наполненных болью и страхом, про которые ей рассказывали её сестры.

Был еще один очень удивлённый человек подобным течением первой брачной ночи, а именно Бартоломео Хельерский, что из Джерси. Он, будучи опытным паломником, видевшим много чего на своем жизненном пути, не мог понять тихого спокойного течения ночи, где влюблённые спят отдельно от своих господ, гостей и слуг, и им никто не помогает ни советом, ни действием. Как, к примеру, тут случилось недавно, недалеко от Компьени, на свадьбе мельника, где он следил за таинством брака со стороны невесты. Пол деревни наблюдали за действиями мельника в постели и спорили, сразу ли он приколет Клозетт или со второго раза. Или на свадьбе барона Верона Младшего из Джерси, где лично барон – Верон Старший, своими руками направлял детоделательный орган своего сына – барона Верона Младшего, в утробу невестки, что бы лично потом показать, своим служкам, стоявшим тут же плотным кольцом, вокруг супружеского ложа, кровь своей невестки на своих руках. Мать невесты, только мило улыбалась этому и говорила дочери.

–Немного, еще немного в сторону, барону – Старшему,– именно Старшему, – неудобно, у их высочества рука затекает…..

И послушная дочь делала «В сторону» все для того, что бы рука барона старшего не затекла.

Утром, когда солнце уже высушило ночную росу, но еще не думала приближаться к полудню, Эля проснулась. Она была одна в постели.

–Значит он занят делами, а я проспала утреннюю службу, и тетушка не получит свой молитвенник. – Подумала она.

Короткая молитва, быстрый утренний туалет и она была готова к и исполнению своих дневных обязанностей жены и дамы двора её величества королевы матери. Но тут раскрылась дверь, вошла служанка с кувшином горячей воды, который опорожнила в деревянную бочку, потом вошла вторая служанка так же с кувшином, содержащим что-то горячее и пахучее. Правда, пахло приятно. Служанки подошли к ней и ловкими движения разоблачили её, потом так же быстро, и ловко погрузили её в пахучую воду, со словами,

– Господину нравится запах яблок и персика.

Так же быстро они вытерли её мохнатой простыней, до состояния легкой розовости кожи, и уложили в постель уже убранную новыми простынями и подушками,

–Когда они только успели,– подумала Эля, отдаваясь легкой дреме. Сквозь дрему он чувствовала как сильные руки, запомнившиеся ей вчера, приподняли её, а сладкие губы наградили поцелуем. Она немного отстранилась, ибо негоже принцессе грешить днем пусть даже с мужем, да ещё без молитвы и разговора с духовником. Но что-то неподвластное её воле и обычаям заставило её откинуться и ухватиться руками за шею Ильи….

Женский крик разбудил сытых псов, мирно дремавших под навесом внутреннего двора.

Еще один человек испытывал чувство непонятности происходящего обряда-святой отец Бартоломео Хельерский, что из Джерси. Он видевший за свою жизнь много свадеб просто по долгу своего положения среди своей паствы, был удивлён происходившим вокруг. Во первых как только молодые удалились, ему налили внеочередной бокал вина, быстро выпитый им. Потом когда принесли горячую баранину, ему дали голову барана на отдельной лепешке¹¹⁵ заменявшей деревянную тарелку, хотя ему хотелось лопатки. Уланы с вожделением смотрели, как он разделывал голову и были несказанно рады, когда он позволили им съесть один бараний глаз на двоих и одно ухо тоже на двоих, и в конце доесть всю голову. Окружавшие собутыльники смотрели на это как-то странно. Лишь, когда его уланы доели останки головы и их товарищи с поклоном поднесли им по бокалу вина, он понял, что окружавшие смотрели на его улан с чувством зависти. Это открытие добавило ему самоуважения. После второй смены блюд святой думал, что вот-вот начнётся действо с песнями и рассказами о подвигах. Однако главный распорядитель– сотник Мансур из рода Киан, вдруг встал и попросил святого отца в знак окончания праздника прочитать благодарственную молитву Господу. После последнего,– Аминь,– сотник выпил бокал и перевернул его, показав всем, что не осталось ни капли. Присутствующие сделали то же самое, правда, немного растерявшемуся отцу Бартоломео Хельерскому его уланы преподнесли еще по два бокала, в знак уважения. Он естественно не возражал и выпил. Потом его сопроводили в спальню, где он был, расположен на отдельной лавке и укрыт хорошим одеялом. Что бы святой отец ночью не утруждал себя дальним хождением по нужде, уланами была поставлена ночная ваза. Отче, глубоко вздохнув, отправился в царство Морфея.

На следующий день святой отец проснулся, как и всегда за полчаса до утренней службы. Вино было хорошее, поэтому особых последствий не было. Он привел себя в порядок, тщательно вымыл не только лицо, но все тело, благо услужливые уланы принесли кувшин теплой воды. Когда борода и волосы были тщательно причёсаны, святой отец открыл малую капеллу и начал готовиться к службе. Два улана стали помогать ему по мере своих сил. Отец не возражал, но когда они приблизились на опасное расстояние к алтарю, святой отец решительно вывел их. Но тут случилось странное, один из улан показывая на икону с изображением святого Бенедикта Нурсийского приговаривал,

– Пендикта ибн Нурси.

Потом другой, указывая руками на троицу сказал,

– Уч идук.¹¹⁶

Ну, а в конце, они оба показали кресты, правда не католические, а несторианские или точнее сказать укороченные лапчатые кресты более известные как кресты Святого Георгия. Всего этого оказалось достаточным, что бы святой отец позволили им участвовать в службе, на правах церковных служек. Вскоре в капеллу пришли страждущие и кающиеся, и началась служба. Правда очень и очень странная. Молитвы на латыни перемежались тюркскими возгласами и песнопениями, но никого из присутствующих это не задевало. Паства усиленно молилась, лишь в конце, когда святой отец начал причащаться возникла заминка. Паства недвусмысленно дала понять, что тоже хочет причаститься кровью и плотью Христовой¹¹⁷. Отец Бартоломео Хельерский, что из Джерси стоял в замешательстве. Отказать вооруженной пастве, он не смел, грешить не хотел, а объяснить в чем дело не успевал. Тут его выручили уланы – служки. Один взял чашу, другой просфору, потом чаша была предана по кругу для причастия, просфора разломана и так же передана каждому причастившемуся. Таким образом святой отец не нарушил свой обряд, а воины получили святое причастие и могли более не бояться смерти без покаяния. После службы все пошли к столу, где их ждали три вида блюд и кувшины с вином. Все расселись и терпеливо стали ждать благословление трапезы от святого отца. Святому отцу было странно такое продолжение праздника, но он свершил требуемое действо и принялся за еду. Ему казалось, что все присутствующие ждут чего-то, он только не мог понять чего. В молчании прошло две перемены блюд и когда были выпиты почти все выставленные на стол кувшины, вдруг дикий, утробный женский крик разрезал тишину застолья. Сотник сразу вскочил и со словами,

– Ур. Ур¹¹⁸,– обнял своего соседа.

Все сидевшие за столом вдруг преобразились, были налиты еще бокалы, и сразу опорожнены, появились музыкальные инструменты и полились песни, наиболее неугомонные пустились в пляс. Улан, наклонившись к удивлённому Отцу Бартоломео Хельерскому, сказал,

– Илияс богатур – мужчина, сделал жене хорошо, ой как хорошо!

Святой отец, перекрестившись по случаю такого дела, решил, не проводить сегодня вечернюю службу. Ибо он по своему опыту знал, что все одно никто не придёт, ну, а если кто и придёт, то придёт пьяным, и диалога с богом о прощении грехов, и о спасении души не получиться. Женские крики, весь день, то смолкали, то усиливались.

На вторые сутки, вечером, пришел мелкий церковный служка с просьбой от папского легата, прекратить по ночам пытать ведьм, кои своими криками не дают уснуть легату.

–Ретивость нужна во всем, равно настолько насколько нужна и мера. Особенно в вопросах поиска истины, и пути возвращения к вере. – Промямлил посланец легата напоследок.

Святой отец ответил,

– Поиск истины, заблудшей душой, есть действо освященное святой церковью и пока страждущая, и ищущая истину душа не найдет её, он остановить эту пытку не вправе.

Изрекши эту сентенцию, он великодушно усадил монашка за стол.

Часа через три легат, с трудом разговорив своего посланника, получил поучительный ответ святого отца, и решил завтра же утром начать расследование услышанной им дерзости на предмет еретичности услышанного им данного тезиса. Правда, крики несчастной жертвы вскоре понемногу кончились, и легат спокойно уснул.

Как мы помним, судьба Элеоноры должна была решаться во время вечернего застолья королем, королевой, и папским легатом, что и случилось. Короли, если это действительно короли, а не марионетки на троне, всегда держат слова. Надо сказать, что Людовик все-таки был больше королём, чем маменькиным сынком на троне поэтому, как только было получено благословление трапезы, он обратился к матери.

–Матушка, где же ваш молитвенник?

– Молитвенник у дамы в чью обязанность входит носить его за мной и читать.

– Когда же мы увидим ваш молитвенник?

–Ваше величество, за столом не место для святой книги!

– Матушка, для книги да не место, но для дамы хранительницы книги, как раз самое место, где же Ваша дама д Альбре?

Королева мать не могла ответить на вопрос сына, и поэтому промолчала.

–Я настоятельно советую вам матушка послать за дамой и за книгой сейчас же. Мы хотим показать книгу и её хранительницу достопочтимому посланнику наместника бога на земле, хранителя ключей Святого Петра.

Сказав это, король поднял бокал вина в честь легата. Тот любезно поклонился.

Королева поклонилась в знак согласия с просьбой сына. Как только служка вышел из залы, на поиски дамы д. Альбре, как туда вошел епископ славного города Урхеля. Он весь светился радостью. Отвесив всем присутствующим церемониальный поклон, он сразу направился к легату, благо сан позволял и обязывал сделать ему это. Подойдя к легату, он шепотом обратился к нему.

– Ваше преосвященство, благоволите ознакомиться с деяниями моими во благо святого престола. И протянул сложенный лист пергамента. Легат, снисходительно посмотрел исписанный лист, но, едва ознакомившись с документом, сразу поднял бокал и заставил епископа сделать тоже.

Выпив, он, едва сдерживая волнение, сказал епископу.

– Ваше рвение и ум будут известны наместнику святого Петра на земле. А сейчас давайте обсудим все это с королем и заручимся его мнением. Нам всё равно, каким…..

Мнение его величества было резко отрицательным. Кто же возрадуется, если, та – чужая земля, которую еще ваши предки рассчитывали прибрать к своим рукам, вдруг ни с того, ни с сего будет отдана церкви? И никогда, да именно, никогда, вы не получите налоги с этой земли.

Всю оставшуюся часть ужина король раздумывал, как укротить епископа Урхельского и вернуть земли вольных людей в свою казну. Однако, он вынужден был признать, что ни собор верных ему епископов, ни его возможности в качестве верховного распорядителя земли всего королевства, не давали ему уверенности, что эта земля вольных людей будет «возвращена в его казну», то есть в то место, где она никогда до этого не числилась. Учитывая, что графом Урхельским, то есть светским владетелем земель Урхельской епархии, стал Хайме Первый Завоеватель, по совместительству носящий корону Арагона, планы забрать в казну то, что ему королю Франции никогда не принадлежало, становились еще более призрачными. Выход нашла матушка. Она просто сказала,

– Сын мой, так пусть нарожает детей, она нашего рода и как вы видите очень к деторождению способного.

–Да матушка, но мне надо отменить мой закон. Гласивший – «Облачиться в одежды послушницы, дабы более не смущать своей красотой его подданных. Постоянно находиться в свите королевы матери в качестве послушницы, общаться только с монахами или рыцарями монашествующих орденов, что бы, не впитать скверну греховного мира, и что бы стать первой монахиней основанного королевой монастыря тогда, когда это будет угодно Богу».

–Так отменяйте.

–Сейчас не могу, канцелярия распущена, печать королевства в сокровищнице, а ключ у кастеляна. Сокровищницу можно открыть только в присутствии кастеляна, маршала и епископа. Все они соберутся только завтра к отъезду легата. Мы же специально отослали их всех в свои владения до отъезда легата, что бы лишить возможности легата навязать нам подписание невыгодного союза с императором.

– Значит надо ждать и молчать! – сказала королева мать

–Да,– ответил король.

И целых два дня никто не искал беглянку, и не интересовался её судьбой. Ну, а когда легат просил, прекратить пытки ведьм, то было уже поздно.

Они вышли, к своим людям, на третий день уже одетые в походные одежды, на Эле был длиннополый кафтан серого цвета и мягкие хромовые сапожки с голенищами из войлока отороченные сафьяном. Илья был одет в тот самый костюм, в котором его и увидела Эля на приеме у короля. Он встал во главе стола и сказал одно слово,

–Курултай.

Отец Бартоломео Хельерский, написал по этому поводу, – «Когда их гегемон созвал этим словом всех на совет, то самый младший из оруженосцев высказывал свое мнение, которое было высушено и записано, и решение, если принималось, то исполнялось всеми, и даже их гегемоном».

Илия поставил пред курултаем один вопрос,

– Когда идем домой?

По обычаю, самый младший из Орды, первый высказал свое мнение.

– Ага, мы пойдем домой, когда выполним приказ курултая.

Все присутствующие присоединились к этому мнению. Сотник лишь дополнил,

– А пока нужно найти место, где ждать встречи с твоим братом. Затем, обменявшись известиями, отослать эстафету в Орду. И лишь потом думать о возвращении. На все это уйдет еще два года.

Все немного приуныли. Никто не мог сказать на сколько продлиться гостеприимство короля, не придаст ли он их своим врагам. Перед каждым возник вопрос,

–Как исполнить приказ курултая?

Тягостное молчание длилось долго. Писец шепотом перевел все Элеоноре. Она сидела чуть поодаль, на отдельным стуле, не на лавке. Она спросила у писца шепотом, может ли она высказать свое мнение перед всеми или только перед своим мужем. Писец ответил.

– Курултай для всех кто в походе, ты с нами в походе, поэтому говори не бойся.

Эля встала и сказала ему,

– Переводи.

Писец перевел её речь слово в слово.

– Я владею землей и замками, которые принадлежат вам, как и вашему господину. Надо идти туда и готовиться к зиме.

Писец старательно перевел все сказанное Элеонорой. Наступило некоторое замешательство, возникающее, как правило, тогда, когда присутствующие обдумывают услышанное. Наконец все замолчали, наступил момент истины.

Все присутствующие уланы, в знак согласия, встали из-за стола и приклонили головы. С этого момента она могла распоряжаться их жизнями, как и её муж. Илья радовался умным словам своей жены.

Осталось последнее, покинуть гостеприимный Компьени, как можно спокойнее, не нарушая обычаев и желаний владетельных особ и их вассалов. Это задача оказалась довольно сложной. Как король, так и его королевство нуждались в Элеоноре, слишком много планов было связано с ней просто потому, что она была дочерью короля. Кроме того, она виконтесса Ордино и владетельная особа Принципата Андорра. Принципата образованного Императорской властью владение, которым ставило её вровень с королями Европы, которые тоже получили свои королевства от имени Императора. Время на раздумывания и составления интриг не было. Нужно было найти нечто такое, что обязало бы короля и его окружение, равно как и папу в необходимости отпустить одного из принцепсов Андорры на все четыре стороны с сохранением всех её привилегий и пожалований. С отпуском на все четыре сторон проблем не было, да и не могло возникнуть, а вот с сохранением всех привилегий и пожалований тут возникали не проблемы, а не преодолимые препятствия. Обдумывая ситуацию Эля, отказалась от обеденной трапезы и в задумчивости бродила по двору посольства. Под такт шагов она непроизвольно стала напевать

«Когда умрем мы с вами,

К несчастью вашему, но к счастью моему,

Любовь, как прежде, будет мучить свет,

Все к счастью вашему, к несчастью моему.

И прежней в мире пользоваться властью,

Все, к счастью вашему, к несчастью моему.

– Пресветлая, лишь страсть меня живит,

Всё к счастью вашему, к несчастью моему.

Хоть каждый взор ваш сердце мне и ранит;

Все к счастью вашему, к несчастью моему.

Счастливый, что люблю, счастлив я на вид,

Деяньями светлыми для вас я занят.

Всё к счастью вашему, к несчастью моему.

В прекрасных дамах недостатка нет,

К несчастью вашему, но к счастью моему.

Но лучше вас, уж бог не сотворит,

Всё к счастью вашему к несчастью моему.

Да, да! Умрем, и уж любви не станет,

К несчастью вашему, но к счастью моему».

Она несколько раз она повторила про себя,

–Деяньями светлыми для вас я занят.

Мысль обратиться за помощью к епископу Урхеля безнадежно влюбленному в неё Понсу де Виламуру в начале показалась ей кощунственной и жестокой. Эля более не хотела мучить своей любовью несчастного прелата. Но, повторяя строку из лэ, он все более и более утверждалась в правильности своей мысли,

– Что, если он её любит, то должен ей помочь, ведь любовь это не только слова, вернее совсем не слова, но дела и поступки.

Звонко щелкнув пальцами, словно кастаньетами она подозвала к себе двух улан и с этим почетным эскортом отправилась в покои епископа.

Епископ принял её милостиво, но все время разговора пытался отвести глаза от её прямого взгляда.

–Вы получите просимое, тут трудности нет, закон на нашей стороне. По праву имперскому, равно как и папскому, вы и я единое целое, в смысле представления государства. Мы двуединые правители и без меня, равно как, и без вас, ни папа, ни император, ни тем более Людовик – славный королёк при достославной королеве матери не могут вам помешать. Поверьте мне. Сегодня вечером вы можете удалиться от двора, и вернуться, когда вам будет угодно.

Эля поразилась уму и мужеству епископа, понимая, что она никогда не сможет отблагодарить его за его жертвенность, она лишь поклонилась ему и молча вышла.

Тем же вечером на торжественном приеме посвященному отъезду папского легата королевский мажордом объявил,

–Владетельные синьоры Принципата Андорра; епископ Урхельский и дама д. Альбре, кастелянша Брей с мужем Илаем Евфратским бароном Труафлеш,¹¹⁹

Владетельные синьоры подошли с поклоном к королю и протянули ему стрелу и соль, своего рода клятву верности, означающую лояльность королю. Король принял и соль, и стрелу. Не прими он их, это означало бы, что он отказывается от прав на принципат. В этом случае; любой граф или епископ, или аббат сейчас присутствующий в пиршественной зале, и имеющий имперское подчинение, мог взять соль и стрелу себе и тем самым перевести Принципат Андорра под руку Императора.

Затем они подошли к папскому легату, где епископ передал Эли кольцо, которое она предала легату, потом она в свою очередь передала посох епископу, который предал посох опять легату. Легат перекрестил и кольцо, и посох и вернул все Эли и епископу. Так в Компьени первый раз был свершен обряд инвеституры. После чего высокие стороны с поклонами расстались.

За ужином король обратился к легату,

–Ваше преосвященство, зачем же так быстро свершать церковную инвеституру, без волеизъявления церковного собора, собранного по нашему велению и соизволению папы?

– По той же причине, по которой вы ваше величество приняли оммаж и фуа¹²⁰ имперского принципата без волеизъявления палаты пэров Франции, собранной по вашему велению, но вотированному Императором.

Король вздохнул, собери он палату, как сразу графы Фуа потребуют назад свои владения, взятые в корону, потому что, он – король не провел обряд взятие их владений по обычаю, а перевел их земли во владение короны только по закону. А графы Тулузские попросят и налоги вернуть им, используя те же доводы, что и графы Фуа¹²¹. Нет, только не это!!

Король понял, что его переиграли. Но его согревало то, что его переиграли в лишь малом, в главном же и большем – нет. Ведь соглашения о разграничении юрисдикции вымороченных владений между королевством Францией и Империей Германской нации так и не было подписано. А это значит, что земли Лотарингии могут со временем стать коронными. Успокоенный мыслями о возможном в дальнейшем приобретении Лотарингии, король продолжил ужин в уже более благостном расположении духа.

Легат вообще ни о чем не думал он отдавал должное молодому вину и жареной зайчатине, которою по уверению повара только утром поймали в компьенском лесу. В общем, все более или менее успокоились лишь Епископ славного города Урхеля, с печалью во взоре смотрел, как посольство уезжает из замка. На все сборы опытным посланникам потребовалось не более получаса. Илия рассчитывал собраться и выехать из замка до закрытия городских ворот, что бы не просить у городских властей разрешения на проезд в неурочное время. Власти могли отказать, под благовидным предлогом сохранения посольства от ночных напастей. А задержка, еще на одну ночь, на территории уже явного врага, не входила в планы молодоженов. Стройной колонной по двое, посольство покинуло гостеприимный Компьени в шесть часов после полудня, за час до закрытия городских ворот. Ни один стражник не побеспокоил их ни, словом ни делом.

Епископ проводил их до первой заставы, точнее до первой пригородной церкви.

Во время прощания с Элеонорой, епископ, глядя ей в глаза, сказал

– Они не простят мне этого никогда, ни король, ни легат, ни папа, но я рад, что помог вам. Прощайте ваши величества

Эля грациозно склонили голову в знак благодарности. …

Илья приложил руку к груди и поклонился в знак признательности: Понсу де Виламуру, графу, епископу Урхельскому и просто честному человеку.

Затем Илья рукой показал направления движения и маленькая орда презирая ночь, и тьму бесстрашно двинулась в поход на Брей.

Епископ с грустью смотрел, как его любовь исчезает во тьме.

У него как-то сразу сложилось несколько строф:

«Ни поглотит тебя, ни ночь, ни тьма.

С тобою пребывает вечный свет светильника любви небесной,

навек связав тебя, меня,

лишь бог с тобой нам судия.

молю прощения у бога я.

за то, что полюбил тебя!

Мой свет светильника ¹²² любви небесной »…..

Однако эта история не закончилась прощанием у придорожной церкви и стихосложением. На следующий день вернее, после утренней службы, но до заседания королевского совета, когда королева мать занималась своим туалетом. Король неожиданно посетил её покои. Он отмахнулся от служанок предложивших ему стул, и неожиданно веселым голосом изрёк.

–Так значит матушка на следующий год нам надо ждать поступлений в нашу казну из Брей. Ведь управительница Брей принесла мне оммаж и фуа?

Королева мать одобрительно посмотрела на сына и спросила,

– Вы правильно мыслите ваше высочество. Я лишь добавлю, что мы вскоре сможем рассчитывать и на поступления от; графства Альбре, маркизата Монт де Морсан и виконтства де Фезенсак.

–Но это же война с их держателями!!?

–Нет, сын мой, это намного хуже, это моя племянница! Она будет строить свое счастье, так же истово, как я свое, с вашим отцом. Вам нужно нанять еще писцов, для приема жалоб, боюсь старые не справятся.

–Но доходы возрастут?

– Да, сын мой, казна королевства пополнится.

–Как хорошо матушка! – На этой веселой ноте король покинул покои королевы матери.

Бланка с легкой грустью сказала тихо.

–Дурачок, казна королевства, а не ваша. Затем она продолжила подготовку к выходу для участия в совете.

Через двадцать дней после указанных событий, королевский совет рассматривал дело о вхождении дамы д. Альбре в право владения замками Брей и Монтеро. На рассмотрение совета были представлены: опись владений дамы д. Альбре, и жалоба от единственного оставшегося в живых вассала предыдущего сюзерена Тибо шампанского. Жалоба сообщала, что во время вхождения дамы д. Альбре в право владения замками Брей и Монтеро для их устроения, все остальные вассалы лишились своих голов и владений, так как отказались принять новую госпожу и принести ей оммаж и фуа. Выслушав докладчика, король по согласованию со своей матушкой приказал,