11
– Как нам пройти во второй кабинет Снаткина? – спросил следователь Горпищенко майора Кочергу.
– Ключ находится только у Маши, нашей уборщицы, – пояснил майор.
– А где, кстати, сама Маша? – встрял в разговор Скоморох.
– Если не ушла домой, то пришлю, – ринулся майор вниз по лестнице городского отдела полиции.
– У нас есть проблема, – сказал Горпищенко. – В определении суда о разрешении обыска указано только одно помещение – кабинет на втором этаже.
– Не смеши мои тапочки, Алексей, – рассмеялся Скоморох. – Мы будем проводить не обыск, а досмотр.
– А что скажут ваши тапочки, если судья признает наши действия незаконными? – огрызнулся Горпищенко. – Или в суде краснеть придется только нам, прокурорам, а вы потом, как всегда, скажете, я только предложил, руководитель группы ты, надо было тебе и принимать законное решение.
– Я за чужие спины не прячусь, Алексей, – спокойно сказал Скоморох. – Поэтому будешь со своей шоблой стоять на стреме, а я с Ваней и Машей прошуршу эту обитель зла.
Маша появилась неожиданно и бесшумно, как будто стояла за дверью и все слышала.
– Кто со мной? – сверкая зелеными глазами и звеня ключами, как колокольчиком, пропела она.
«Настоящая проститутка, – неприязненно подумал Горпищенко. – Не успел начальник оступиться, как готова его сдать с потрохами новому хозяину.»
– В разведку пойдем мы трое, – улыбнулся ей Скоморох, – Я, ты и Ваня. Надеюсь, на месте, ты нам все расскажешь и покажешь, а мы тебе за это будем премного благодарны.
– Вашу благодарность на хлеб не намажешь, – игриво сказала Маша.
– Хватит этот гадюшник чистить, – глядя в глаза Маши, сказал Ваня. – У нас для тебя есть другая работа. Будешь пресс-секретарем нашего отдела.
– Правда? – расцвела Маша. – А что я буду делать?
– Будешь числиться пресс-секретарем, а на самом деле будешь работать агентом под прикрытием, – на полном серьезе объяснил Ваня и облизал пересохший рот. – Если бы мы знали тебя раньше, этот Снаткин был бы у нас вот где.
Ваня показал всем огромный кулак.
– Машуня, – замахал руками Скоморох. – Не обращай внимания, Ваня просто влюбился в тебя.
– А я думала вы серьезно, – рассмеялась Маша. – Но видно мне суждено с метлой и совком всю жизнь прожить.
«Господи, – подумал Горпищенко, – какие же придурки работают в этой службе безопасности. Чем дорог этот Ваня Скомороху? Вообще стыд потеряли. Вербуют подстилку прилюдно, не стесняясь.»
– А сколько ключей есть от второго кабинета Снаткина? – сурово спросил Машу Горпищенко.
– У Снаткина только один кабинет, – удивилась она. – Я думаю, вы наверное, имеете ввиду помещение для психологической разгрузки?
– Майор Кочерга доложил нам, что у бывшего начальника полиции города, есть второй кабинет. Двухэтажный. С выходом на улицу.
– Кому вы верите? – скосила Маша симпатичные глазки в сторону Горпищенко. – Он же люто ненавидит Снаткина. Настоящий Домовой.
– Алексей, – сказал Скоморох. – Майор Кочерга назвал вторым кабинетом Снаткина обыкновенный бордель.
– А вы откуда это знаете? – быстро спросил Горпищенко.
– Работа у нас такая, – скромно ответил Скоморох.
– А вы? – обернулся к Маше следователь. – Как вы смеете оскорблять своего начальника? Не горотдел, а сборище каких-то отморозков.
– А ты с ним разговаривал? С Кочергой? – развязно спросила Маша. – Может быть, как начальник, он еще ничего, но как человек – баба базарная.
– Я с тобой свиней не пас, – грубо отрезал Горпищенко. – Извольте обращаться ко мне на «вы».
– Машуня, – вмешался в разговор Скоморох, – Алексей Викторович, старший следователь городской прокуратуры. Он – большой начальник и с ним надо вести себя вежливо.
– Спасибочки, – сделала Маша книксен Скомороху. – Если Алексей Викторович хочет осмотреть наш кабинет психологической разгрузки, добро пожаловать. У меня рабочий день не резиновый.
– Ведите нас туда, – приказал Горпищенко, сморщив лоб. – И в дальнейшем, никаких вульгарных комментариев.
– Слава Украине! – выкрикнула вдруг Маша.
– Героям – Слава! – вытянулся Ваня и презрительно оглядел всех, промолчавших. Вход со стороны горотдела полиции в кабинет психологической разгрузки был прикрыт двухметровым портретом Степана Бандеры. Великий националист страны сурово смотрел на всех, кто останавливался хоть на мгновение перед ним, как будто проверял человека на лояльность. Только патриоту разрешалось, казалось, проходить через спрятанную за картиной дверь. «Стой, куда идешь? – вопрошал Степан. – Твое место рядом со мной. Я приду – порядок наведу!» По мнению художника, каждого коллаборациониста, этот призыв должен был бросить в жар от страха быть разоблаченным. Первое время после очередного Майдана, два полицейских ежедневно стояли в почетном карауле, получая приличное денежное вознаграждение. Поэтому желающих отдать почести Степану Бандере, было неимоверно много. Дело доходило даже до скандала. На собрании трудового коллектива полицейских было принято решение, что стоять в почетном карауле можно не чаще одного дня в неделю. Заместитель Министра внутренних дел, бывший секретарь обкома комсомола по коммунистической идеологии, даже прослезился, обнял полковника Снаткина и объявил, что инициатива начальника городского отдела полиции города Коблевска, по патриотическому воспитанию работников правоохранительных органов, заслуживает всемерного распространения в стране. Затем министр подошел к портрету и трижды поцеловал Степана в губы, а на столик перед его портретом положил букет белых роз. Некоторые из присутствующих потом, оглядываясь по сторонам, и прикрывая рукой рот клялись, что Степка Бандера три раз сплюнул после этого прямо на линолеум, что может подтвердить уборщица Маша. Через несколько дней замминистра внутренних дел был задержан спецназом национального бюро по борьбе с коррупцией за то, что хотел подсидеть директора этого самого бюро. Из-за нехватки электронных браслетов, суд отдал замминистра на поруки двум народным депутатам. И замминистра с деньгами всего министерства по гондурасскому паспорту тут же сбежал в Италию, где его итальянская жена владела половиной миланских магазинов готовой одежды. По городу пошел слух, что портрет Степана Бандеры почище полиграфа проверяет людей на патриотизм. Зато уже другие высокопоставленные гости целоваться с Бандерой не решались. Падали на колени, клялись в любви, клали цветы, но помнили о неподкупности портрета. И только, когда в горотдел должны были приехать полицейские из Польши для обмена опытом работы, поступил приказ немедленно снять почетный караул у портрета Бандеры. Польские полицейские неизвестно почему в г. Коблевск не приехали, но почетный караул уже больше никогда не выставлялся, краски портрета потускнели, и даже поговаривали, что мимо картины без фиги в кармане, никто не проходил. Если с замминистра Бандера такое сотворил, то, что можно от него ожидать простому полицейскому.
Маша отвернула портрет в сторону и все увидели металлическую дверь с внутренним замком. Маша привычным движением сунула ключ в замок, провернула его, и отворила дверь. Кабинет психологической разгрузки состоял из шести комнат. Первые три комнаты утопали в коврах, по стенам стояли белоснежные раздвижные кожаные диваны. Рядом с каждым диваном стоял белоснежный шкаф с золотыми ручками, и зеркалом посредине. В нем находились белоснежные простыни, халаты. На противоположной к диванам стене в каждой комнате висел огромный телевизор, под которым стоял дамский столик с креслом. На столике в изобилии были какие-то открытые баночки с кремами и дорогими духами. Окон в комнатах не было или они были задрапированы под цвет стен. Все двери выходили на квадратный холл, с которого вела вниз деревянная лестница. На первом этаже кабинета психологической разгрузки располагалась большая комната с длинным столом, за которым могло сидеть не менее двадцати человек. Одна дверь из этой комнаты вела в кухню, уставленную всевозможными плитами, микроволновками, жарочными шкафами и холодильниками. Вторая дверь, под лестницей, открывалась в сторону большой сауны и маленького бассейна с водой для ныряния. Между саунами, бассейном и столовой шел узкий коридор, который вел к бронированной двери, выводившей на заброшенный двор, огороженный кирпичным забором в три метра высотой. Двор заканчивался дверью, ведущей на улицу. Эта дверь, как и дверь в коридор, открывалась при помощи кода.
– Как же мы это проморгали, – сокрушался Скоморох, сидя за длинным столом. – У нас под носом функционировал полицейский бордель. Представляю, какую информацию здесь можно было подцепить. Ваня, сколько наших людей работают в горотделе?
– Секретарь Снаткина и дежурный полицейский при входе. Фамилии его не помню, – ответил Ваня, озираясь по сторонам.
– А где ж предбанник для секретаря? – спросил Горпищенко. – Что-то я не видел его в кабинете полковника.
– Наша секретарь сидит перед кабинетом майора Кочерги. – ответила Маша, скромно потупив глаза.
– Один секретарь на двоих? – пытался уточнить Горпищенко.
– И ни одна сука не просигналила, – сказал Скоморох. – Секретаршу завтра же на допрос приволоку. Слушай, – обратился он к Горпищенко, – давай обоснуемся временно здесь и сюда будем приглашать нужных нам людей. Будут нам врать – утопим в бассейне, – пошутил он.
– Неплохая идея, – тут же согласился Ваня и немигающими глазами уставился на Машу.
– В какой из комнат любил отдыхать полковник Снаткин? – спросил Машу Горпищенко.
– В основном, здесь, в столовой, – ответила она. – Любил хорошо поесть.
– Извращенец, – сказал Ваня.
Следователь Горпищенко недоуменно посмотрел на него.
– Я хотел сказать импотент, – покраснел Ваня.
Скоморох внимательно посмотрел на стену и вдруг вскочил. В стене еле виднелась среди расписных обоев маленькая дырочка.
– Это же прекрасное место для жучка! – воскликнул он и, схватив стул, потащил его к стене. Затем он встал на стул, долго рассматривал отверстие в стене, пытался просунуть в него свой толстый палец.
– Там есть проводок, – торжествующе сказал он. – Кто-то перед нашим приходом снял отсюда микрокамеру. Ты понимаешь, Алексей, – возбужденно говорил он, – что мы будем иметь, когда найдем ее. Быстро проверяем все помещения на наличие записывающих устройств, – спрыгнув со стула, приказал он.
В течение получаса выяснилось, что такие отверстия имелись во всех комнатах, сауне, коридоре, и даже над бассейном.
И все отверстия в стене были пусты.
В ходе новой проверки помещений на втором этаже, в дамских столиках под телевизорами, были найдены наручники, хлысты и другая хрень для любовных занятий.
Когда все снова собрались в столовой, чтобы обсудить, что делать дальше, раздался страшный скрежет металла на втором этаже. Стало ясно, что входную дверь вскрывают при помощи болгарки. Все, кроме Маши, оцепенели от неожиданности. Маша ринулась наверх и пыталась открыть дверь ключом. Шум прекратился, но ключ в замке не проворачивался.
– Кто там? – спросила Маша. – Не ломайте дверь, я пытаюсь ее открыть.
– Спецназ Национального бюро по борьбе с коррупцией, – сообщили за дверью. – Если в течение минуты дверь не откроется, будем ее взрывать.
– Но здесь же люди, – пыталась объяснить Маша. – главный следователь прокуратуры и с ним сопровождающие его лица.
– Они-то нам и нужны, – крикнули за дверью. – Короче! Открывайте немедленно дверь.
– Кажется, замок сломан, – сказала Маша. – Надо было просто позвонить, а не вламываться, как бандиты.
– Хватит базарить, – пригрозили снаружи.
– В чем дело? – оказался за спиной Маши Скоморох. – Мы проводим следственный эксперимент.
– Называй свою фамилию и должность, – приказал кто-то за дверью.
– Майор службы безопасности Скоморох, – ответил он.
– Понятно. Кто еще с вами?
– Старший следователь городской прокуратуры Горпищенко и капитан службы безопасности Потебенько.
– Почему не открываете дверь?
– Дверь заклинило.
– Тогда отойдите от дверей на безопасное расстояние. Будем ее на фиг сносить.
– Теперь ты назови свое имя и должность, – приказал Скоморох.
За дверью примолкли и было слышно, что несколько человек тихо переговариваются друг с другом.
– Мы представимся лично, – решительно сказал кто-то. – Отойдите от двери.
– Вы будете лично нести ответственность за срыв следственного эксперимента, имеющего важное государственное значение, – пригрозил Скоморох. – Где майор Кочерга?
– Я здесь, – ответствовал Кочерга.
– Что происходит? – спросил Скоморох.
– Откуда я знаю, – ответил Кочерга. – Здесь стоят люди в масках, держат меня под прицелом «Калаша», говорят, что они спецназ НАБУ.
– Что они хотят?
– Они хотят войти. Зачем вы закрылись? – нервно спросил Кочерга. – У них есть решение суда на обыск? – спросил Скоморох.
– А у вас он был?
– Считай, что ты уже не начальник полиции, – сказал Скоморох.
– Меня уже сегодня десять раз обматерили и двадцать раз уволили. Двадцать первый раз как-то переживу.
– Дискуссию заканчиваем, – сказал кто-то. – Приказываю отойти от двери во избежание недоразумений.
Снова заработала болгарка. Маша и Скоморох отпрянули от дверей и побежали по лестнице вниз. Через несколько минут замок был вырезан, дверь распахнулась и с десяток людей в масках и с оружием в руках спрыгнули, минуя лестницу, со второго этажа на первый. Они окружили людей в столовой. По лестнице спускался мужчина лет тридцати в дорогом костюме и туфлях из крокодиловой кожи.
– Кто проводил обыск в кабинете начальника полиции? – спросил он и дал знак спецназовцам опустить оружие.
– Мы, – ответил Горпищенко. – А в чем дело?
– Кто это «мы»? – улыбнулся мужчина. – Мы пахали. Фамилия, должность и так далее.
– Горпищенко, старший следователь городской прокуратуры, проводил обыск в кабинете полковника Снаткина согласно решению суда, – объяснил Горпищенко. – И тут вы, как снег на голову. Вы что, тоже ведете дело по Снаткину?
– И что вы нашли в кабинете полковника? – продолжал спрашивать мужчина от которого приятно пахло дорогим одеколоном, и который не обращал внимания на вопрос следователя.
– Пока ничего, – ответил Горпищенко. – Ворох бумаг, с которыми будем разбираться.
– А кто взял микрокамеру из аквариума? – спросил мужчина.
– Во-первых, вы нам не представились, – заявил Скоморох и сунул свое удостоверение под нос мужчине. – Во-вторых, мы не обязаны докладывать вам об итогах обыска.
– Старший детектив НАБУ Волошенко, – ответил мужчина и вынул свое удостоверение. – Еще как будете докладывать, потому что незаконно вмешались в нашу оперативную деятельность. Где микрокамера?
– Может сначала доложим обо всем нашему руководству? – предложил Скоморох. – Как оно решит, так и сделаем.
– Мне нужна микрокамера, – спокойно сказал Волошенко. – Не заставляйте меня применять к вам силу. Сначала я получу то, за чем я пришел, а потом будем ставить наше руководство в известность. У меня есть решение суда о постановке средства записи в кабинете полковника Снаткина и я хочу его получить назад.
Горпищенко посмотрел на Скомороха. Тот снова обратился к Волошенко.
– Честно говоря, детектив, ты меня успокоил. Слава богу, что жучок ставили вы. А то я уже ненароком подумал, что служба мне не доверяет. Мы отдадим тебе микрокамеру с условием, что съемку сегодняшнего дня вы откопируете нам.
– Вы отдадите мне микрокамеру без всяких условий, – невозмутимо сказал Волошенко и вынул из кармана пиджака синий платок. – Кладите ее в платок.
– Я – участник антитеррористической операции, детектив, – неожиданно вмешался Ваня Потебенько. – Инвалид второй группы. Что, будешь меня гнобить, как гниду? Это я нашел микрокамеру! Хочешь ее получить, попроси ее у меня, как человек.
– Кто это? – спросил Волошенко.
– Капитан службы безопсности Потебенько, – сказал Скоморох, обливаясь холодным потом.
– Почему капитан Потебенько от вас разит, как из винной бочки?
– Это такие лекарства, детектив, – объяснил Скоморох. – Капитан Потебенько еще не совсем здоров.
– Зато от тебя несет, как от дешевой проститутки, – встрял Ваня.
– Вот микрокамера, – быстро вынул ее из кармана Горпищенко и положил ее в руку с платком детективу.
– Слава Украине! – заорал Иван Потебенько.
Все молчали. Это было явно не к месту.
– Все свободны, господа, – сказал детектив и дал знак бойцам, чтобы те покинули помещение. – Что такое полковник Снаткин? – миролюбиво сказал детектив. – Тля. А мы идем по следу большой рыбы. Я думаю, что недоразумения между нами никакого нет. Каждому, как говорится, свое. Так было написано на воротах Освенцима.
12
Телеканал «Эхо недели» принадлежал Илье Кордону, который вел на нем ежедневную передачу «Лица». Илье уже было за пятьдесят, но несмотря на полностью облысевшую голову, он выглядел значительно моложе. Стройный, всегда одетый со спортивным уклоном, но в цветных рубашках, с вытянутым лицом дебила, которое оживляли умные бегающие глаза под разлетом узких бровей и тонкими губами, извивающимися, как две змеи, Илья казался телезрителям олицетворением мудрости и успеха. Когда он что-то утверждал, это казалось истиной в последней инстанции.
– Как сообщили мне друзья из английской разведки, – вещал Илья с блуждающей улыбкой на лице, чтобы вскользь показать телезрителям свою необычайную осведомленность и связи, которым могли позавидовать президент и премьер-министр страны. И неважно, что прогнозы Ильи с удивительной закономерностью не сбывались. Телезрители с упоением смотрели снова на него, ловили каждое его слово, наслаждаясь обаянием современного Хлестакова. Когда очередной телезритель жаловался ему на невыносимую жизнь, Илья, улыбаясь, отвечал ему и тысячам другим одновременно с пафосом и уверенностью в своих словах. – У меня тоже нет денег. Они мне просто не нужны. Зачем мне деньги? После того, как нас всех обули с денежной реформой, я не держу деньги дома.
– Что же вы посоветуете нашим телезрителям? – вопрошал ведущий.
– Вопрос с деньгами я решил однажды и навсегда, – вытянув в трубочку губы, сообщал Илья. – Я не доверяю банкам. Я также не храню их дома в стеклянных банках. Я просто иду в первый попавшийся мне по дороге банк, беру там кредит, покупаю квартиру, сдаю ее и возвращаю банку кредит. Со временем квартира становится моей собственностью. Таким образом, десять или пятнадцать квартир дадут любому нашему горожанину безбедное существование.
– Как умно, а самое главное, в пределах нашего демократического законодательства, – восхищался ведущий то ли наивно, то ли притворяясь.
А на следующий день на Центральном рынке города унылые продавцы без покупателей живо обсуждали передачу с участием Кордона и признавали его талантливым и умным. Если кто-то из продавцов вдруг с сомнением говорил, а знает ли Кордон, что проценты по кредиту в несколько раз превышают доходы от сдачи жилья, причем если еще добавить вечно растущие жилищно-коммунальные расходы, на него махали руками, обзывали его тупым жлобом и выгоняли из участников разговора.
– Вы не поверите, – говорил Илья ядовито улыбаясь на следующий день. – Вчера я был в «Сотке», выхожу с хрустящим батоном и вижу, как подкатывает мерс, из него выходит наш президент с женой, видит меня, машет мне рукой и спрашивает, как дела Илья Дмитриевич?
– Президент? – округляет глаза ведущий. – В нашем городе?
– Да, вчера президент посещал с рабочим визитом наш город, проголодался, как и я. Поэтому мы с ним и встретились на ступенях у магазина.
– И что вы сказали президенту?
– Спросил как дела у него.
– И что он ответил?
– Он торопился, но пригласил меня к себе домой на чашку кофе и обещал ответить на все самые сложные вопросы нашего бытия.
Конечно никто из телезрителей никогда не вел учет предсказаний и обещаний Ильи Кордона. Уже в следующей передаче, откинувшись в удобном кресле, Илюша, вытянув губы-змейки, пугал обывателей «ватой», которая снова заполонила эфир. Под «ватой» Илья подразумевал представителей прежнего домайданного режима.
– Кого вы конкретно имеете ввиду? – спросил Илью ведущий.
– Ну например, Голубицкую, – смело ответил Кордон.
– Депутата нашего областного совета?
– Вот именно, – наклонился к ведущему Илюша. – У нас в стране победила Революция достоинства, а Голубицкая, как была депутатом, так и осталась. И больше того, не боится очернять нашу с вами жизнь в телеканале нашего местного олигарха Ганапольского «Тогда и сейчас». Я вообще подозреваю, что она агент влияния страны-агрессора.
А на самом деле вся вина Голубицкой заключалась в том, что она обладала остроумным язычком и не лезла за словом в карман. Это она буквально пригвоздила Кордона к позорному столбу, обозвав его «одним из полезных идиотов», благодаря которым нынешний режим пришел к власти.
На следующий день активисты Национального корпуса сожгли куклу из ваты с табличкой «Голубицкая» прямо на площади перед каналом «Тогда и сейчас», но слово не воробей, полетело по журналистской тусовке, как огонь по суховею, даже на его частном канале, за спиной, сотрудники стали называть его не иначе, как «полезный идиот Революции достоинства». Даже слово «Майданутый», которое появилось, как оскорбление для активистов, которые сначала красили в городах и селах тротуары и сортиры в краски государственного флага, а потом стояли с табличками вдоль дорог и улиц «Дайте денег на фарбу», потому что быстро поняли, как можно, не работая, улучшить свою жизнь, было менее унизительным, чем словосочетание «полезный идиот». Телевизионный канал помог Илье Кордону стать депутатом Коблевского городского совета и даже возглавить депутатскую группу по земельным вопросам. Но неделю назад при голосовании о переименовании проспекта Ленина в проспект имени Степана Бандеры Илья Кордон ошибся и впопыхах нажал красную кнопку «нет». На табло итогов голосования высветилось, что «за» проголосовали все депутаты городского совета, кроме Ильи Кордона. Это был провал. Большинство готово было его четвертовать, но были и такие, что подошли и молча пожали его мужественную руку. На следующий день в прайм-тайм все телеканалы города и страны оповестили о поступке Кордона. А эта тварь Голубицкая на телеканале «Тогда и сейчас», говоря о бездарной политике президента и властей города, в подтверждение сказанного, не преминула прокомментировать «геройский» поступок Кордона, как «переобувание в прыжке». И теперь, в этот вечер, активисты всех объединений от Национального корпуса» до «Москаляку на гиляку» решили в знак протеста блокировать работу телеканала Ильи Кордона «Эхо недели». Нужно было каким-либо образом перебить информацию о голосовании чем-нибудь удивительным для города, типа ареста какого-нибудь коррупционера с дореволюционными корнями, или расследование по горячим следам убийства атошника, приехавшего в отпуск к маме и убитого в кафе за исполнение украинского гимна. Илья набрал городской телефон полковника полиции Снаткина в надежде получить какую-нибудь информацию. Но телефон Снаткина не отвечал. Мобильный был отключен. Он набрал телефон дежурного полицейского и попросил соединить его с Павлом Ивановичем. Дежурный полицейский тут же соединил его с майором Кочергой, заместителем Снаткина.
– Вечер добрый, – поприветствовал его Илья.
– Кому добрый, кому нет, – странно ответил майор.
«Гнида продажная, – успел подумать Илья Кордон. – Думает, как отказать мне в помощи».
– Хотел связаться с Павлом Ивановичем, – сказал Илья. – А меня соединили с вами. Но может оно и к лучшему. Я хочу пригласить вас сегодня вечером к нам на прямую передачу «Новая полиция в действии»
– Как своевременно и современно, – со смешком прокомментировал Кочерга.
– Мне бы хотелось, – объяснил Илья, – чтобы вы рассказали о толерантности новой полиции, о нулевой коррупционности в ее рядах, о том, что в полицию пришли новые люди с новыми идеями…
– А что, пресс-центр городской прокуратуры еще ничего не сообщал? – спросил Кочерга.
Сердце Ильи Кордона забилось в предчувствии удачи.
– Нет, а что случилось?
– Тогда я вам ничего не говорил, – попятился назад майор.
– У нас, – обжигаясь от желания выудить сенсацию, быстро заговорил Кордон, – есть фонд гласности. Мы платим за информацию и не требуем фамилий и должностей. Платим хорошо. Вам понравится. Кроме того, согласно закону источник информации для СМИ не может быть раскрыт ни при каких обстоятельствах.
– Илья Дмитриевич, – сказал Кочерга, – вы, наверное, забыли, что все разговоры по городским телефонам полиции записываются.
Наступившее молчание прервал Кочерга, который не прощаясь, положил трубку.
Илья с грустью посмотрел в окно. Два Камаза подвезли к активистам мешки с песком, которые те начали с энтузиазмом подносить к ограде помещения, где располагался телеканал.
Городской телефон неуверенно проблеял.
Кордон снял трубку.
– Это телеканал «Эхо недели»? – спросил кто-то.
– Он самый, – ответил Илья.
– Я извиняюсь, – осипшим голосом сказал мужчина, – но я слышал, что вы платите деньги за сумасшедшие новости. Это правда?
– Я плачу деньги за сногсшибательные новости, а не сумасшедшие, – мрачно сказал Илья.
– А можно поинтересоваться, сколько будут стоить такие новости?
– А они у вас есть? – машинально спросил Илья, раздумывая над ситуацией, угрожающей телеканалу.
– Конечно есть, – сказал мужчина, – иначе зачем же я отвлекал бы вас от того, что у вас происходит, Илья Дмитриевич.
– А что у нас происходит? – наигранно спросил Илья. – У нас свободная демократическая страна и каждый человек имеет право свободно высказать свое мнение. Мы даже будем транслировать в прямом эфире митинг у нашего телеканала.
– Ой, как интересно, – хихикнули в трубке. – Там уже с четырех сторон подвезли восемь канистр бензина. Митинг намечается с фейерверком?
– Послушайте, – сказал Илья. – не нагнетайте пожалуйста и не пугайте. Я только что разговаривал с начальником городской полиции господином Снаткиным. Сюда, к нам направляется спецназ Национальной полиции.
– Почему вы все время врете, господин Кордон? – не унимался мужчина.
– Это не вранье, полковник Снаткин лично обещал мне безопасность, – сказал Илья. – А впрочем, сколько вы заплатите за сногсшибательную новость про полковника Снаткина?
– Смотря какая новость, – не совсем врубился Илья. – Если новость – бомба – от штуки до трех.
– В баксах?
– Можно и по курсу гривны.
– Хорошо. Я продаю новость за три тысячи долларов в пересчете на гривну. Идет?
– Я вас слушаю, – спросил Кордин.
– Деньги надо перевести на карточку № 1235673897400 на имя Сазонова Марка Ефимовича в Сбербанке.
– Я понял, Марк Ефимович, – сказал Илья. – А теперь скажите, пожалуйста, в чем заключается новость.
– Сначала переведите деньги, – потребовал информатор.
– Я с мошенниками дела не имею, – отрезал Илья Кордон. – Или вы сообщаете мне новость и я нахожу ее стоящей, для того, чтобы ее купить, или мы прощаемся с вами навсегда.
– А вы не подскажете телефон хозяина телеканала «Тогда и сейчас»? – спросил мужчина.
– Здесь вам не справочное бюро, – грубо ответил Кордон и уже хотел бросить трубку, но интуиция, а может быть и ненависть к конкуренту, возобладала над здравым смыслом. – Одну минуту, – сказал Илья и по мобильнику вызвал в свой кабинет бухгалтера. Прикрыв рукой трубку городского телефона, Илья спросил бледную от страха женщину, можно ли перевести на карточку деньги так, чтобы, если новость окажется так себе, вернуть их полностью или большую часть.
– Илья Дмитриевич, – взмолилась бухгалтер, – там такое происходит, а вы о переводе денег. Отпустите нас, ради бога! Они сожгут нас, как в Одессе.
– Ирина Петровна, переведите, пожалуйста, деньги гражданину Сазонову Марку Ефимовичу на карточку…
– Какой номер карточки? – спросил Илья Марка Ефимовича.
В трубке повторили номер карточки.
– Мы сможем потом все вернуть, если новость окажется туфтой? – быстро спросил он бухгалтера.
– Сможем, – смахнула со лба капельки пота бухгалтер.
– Тогда переведите немедленно и уходите домой, – приказал Кордон.
– Вы слышали, Марк Ефимович? – спросил в трубку Кордон.
– Слышали. – почему-то ответили в трубке два голоса, как эхо.
– А теперь я хочу услышать новость о Снаткине.
– Сегодня, примерно в час дня гражданин Снаткин был арестован при получении взятки в особо крупном размере, сто тысяч долларов. А поскольку ваши деньги уже поступили, могу дополнительно вам сообщить, что его адвокат Кемельман Альберт Яковлевич направляется на машине «Таврия» в село Ковалевку для получения гонорара в сумме сто пятьдесят тысяч долларов. Не плохо, правда? Дело ведет старший следователь городской прокуратуры Алексей Викторович Горпищенко. Запишите, пожалуйста, мобильный телефон адвоката Кемельмана, если захотите узнать подробности дела…
Эта новость лишила Илью Кордона дара речи. Где-то в глубине души он еще все-таки надеялся, что полиция его каким-то образом защитит, если он дозвонится до полковника Снаткина. Но чтобы самого начальника полиции города арестовали в тот день, когда местные активисты грозятся сжечь телецентр вместе с его хозяином, было из области невероятного.
– Послушайте, – нарушил Илья наступившую тишину в трубке, – кому я перевел деньги? Вы – сотрудник прокурауры?
В трубке прокашлялись и смущенно объяснили.
– Вы перевели деньги не прокурору, а вполне достойному человеку. И еще Илья Дмитриевич, совершенно бесплатно. Сегодня у вас все обойдется, но дебаты будут жаркими.
– Откуда вы это знаете? – удивился Илья.
– У нас тоже есть друзья в английской разведке, – хихикнула трубка и умолкла.
Кордон вызвал генерального директора телеканала. Тот пришел с кипой бумаг.
– Это заявления сотрудников об увольнении, Илья. Все панически боятся. Родственники своими звонками заблокировали наши бесплатные телефоны. Мы можем погаснуть.
– Выбрось их в мусорную корзину, – развалясь в кресле и сделав рот круглым и длинным, сказал Кордон. – Армагеддон отменяется. Мне только что позвонил министр внутренних дел Бараков. Готовь прямой эфир. Я сделаю сенсационное заявление.
Илья Дмитриевич налил себе стакан Боржоми и медленно с наслаждением выпил его.
– Заявление будешь делать в общем зале или из кабинета? – спросил повеселевший гендиректор.
– Конечно, из кабинета.
Через полчаса Илья Кордон, подмазанный гримерами, выглядел, как всегда, великолепно.
– Я хочу сделать сенсационное заявление, – спокойно сказал Илья Кордон, растянув тонкие губы в полуулыбке. – Как мне сообщили из достоверных источников, сегодня при получении взятки в размере ста тысяч долларов, задержан начальник полиции нашего города полковник Снаткин.
Он сделал театральную паузу и продолжил:
– Прокуратура города, областное управление полиции и губернатор области сознательно скрывали и до сих пор скрывают от наших граждан данный факт в надежде на то, что окажут соответствующую помощь матерому коррупционеру, предавшему идеалы Революции достоинства. Только что я разговаривал с министром внутренних дел, который намерен твердо и последовательно довести это дело до конца, какое бы давление на него не оказывалось. А давление оказывается нешуточное. Так называемые активисты, под смешным предлогом, блокируют работу нашего антикоррупционного канала. За жалкие тридцать сребренников, подстрекаемые агентами влияния страны-агрессора, они льют воду на мельницу опытного взяточника в погонах, начальника городского управления полиции, полковника Снаткина и его покровителей. Удивительно, что господин Снаткин был задержан в тринадцать часов дня и ни один телеканал нашего города, ни одна газета, ни одна радиостанция до сего часа не сообщила об этом. Молчит и пресс-центр городской прокуратуры. Что это, если не сговор?! Очевидно, мой разговор с министром стал известен преступным покровителям Снаткина и они дали приказ любыми средствами не допустить моего выступления перед вами, дорогие сограждане. К телеканалу «Эхо недели» подвезли восемь канистр с бензином, два Камаза привезли мешки с песком. Все входы и выходы в помещение телеконала были заблокированы. Нас просто хотели сжечь, как сожгли наших соотечественников, в Одессе. Но ни один сотрудник нашего канала не дрогнул, не сбежал со своего рабочего места, а принял бой с коррупционерами на своем месте, о чем свидетельствует мое выступление. Мы еще выясним, кто спонсировал блокировку нашего телеканала. А теперь я хочу обратиться к руководителям патриотических организаций нашего города, которые были введены в заблуждение. Нами создана группа быстрого реагирования из опытных журналистов по освещению данного преступления. Приходите к нам, помогите нам вскрыть коррупционный нарыв. Контрреволюция не пройдет! Защитите наш канал – канал честных новостей. Слава Украине!