– Следующий выстрел попадет прямо в цель, гарантирую. – Перемещая револьвер с одной цели на другую Барбатос спросил: – Кто первый?
Малолетних бандитов как ветром сдуло. Я убрал тяжелый револьвер в кобуру. Повернувшись к Любе, заметил, что она серьезно испугалась, причём не понятно чего больше: подростков с ножиками, попросивших "закурить", или меня, готового их застрелить ради премии. Когда я взял Смолину за руку, её дернуло, как будто ударил ток.
Молча дойдя до Управы ягодных полей, мы остановились в тени дерева, попрощались, и напоследок я добавил:
– Сегодня ночью я нашёл твоего мужа. Если хочешь, могу организовать встречу.
Вопреки моим ожиданиям, радости на её лице не было, в прочем безразличия тоже не было. Вроде она было разочарована:
– Да? – она чуть задумалась. – Ты прав. Я хочу с ним встретиться, я привязана к нему… Где он сейчас?
– Я отведу тебя к нему сегодня вечером, после работы. Хорошего дня.
Резко развернувшись, я направился в сторону постоялого двора, где временно расквартирован.
***
Усталый, не спавший около суток, я зашёл в свою комнату. Бросив ключи на столик, скинув каску с пояса, я без сил рухнул на кровать и заснул. Мне не помешало даже яркие солнечные лучи, бившие через окно прямо в глаза.
Отдохнуть не получилось, я оказался в кабинете Барбатоса, где я уже был несколько дней назад. Правда, с момента моего последнего пребывания, интерьер чуть изменился, можно сказать чуть очеловечился. Мы с Барбатосом сидели за каменным столом напротив друг друга. Герцог тоже изменился, теперь это не седой старик с бородой, а мужчина примерно моего возраста, с короткими темными волосами и небольшой бородкой:
– О-о-о, Максим, Приветствую!
– Выделись уже сегодня, – нервно ответил я. – Где мы находимся? У тебя?
– Вижу ты не в настроении. – Он провел рукой над поверхностью стола и на ней появился лист пергамента. – Нет, мы в нашем разуме, почему такая обстановка я не знаю, возможно тебе понравился мой кабинет в замке. Вызвал тебя поговорить.
– Допустим. О чём будет беседовать? – я деловито положил ногу на ногу, отклонившись на спинку.
– О наших с тобой взаимоотношениях. Хочу заключить договор о разграничении сфер интересов. – Он подвинул пустой пергамент на середину стола.
– А если я против?
– Тогда мы и дальше будем мешать друг другу.
– Ладно, твои условия. Что хочешь?
– Пятнадцать минут в сутки я буду обладать полным контролем над нашим телом, – Барбатос выговорил заранее заготовленную фразу.
– Так… что я буду с этого иметь? В чём подвох?
– Взамен, я буду помогать тебе в любое время суток по любым вопросам, и не буду вмешиваться в твою жизнь без спроса.
Заманчивое предложение, дать ему какие-то пятнадцать минут взамен на помощь и не вмешательство. Но что-то здесь не так!
– Барбатос, ты не ответил, в чём подвох?
– В это время, когда тело будет моё, ты будешь находиться в чертогах разума.
– То есть я не смогу видеть, что ты делаешь?
– Правильно. – Барбатос сделал несколько пасов над пустым листом, на котором проявился текст договора. Демон достал кинжал из блестящего черного материала, провел лезвием по своей руке и капнул кровью на пергамент, озарив его вспышкой. – Твоя очередь.
– Где второй экземпляр?
– Не беспокойся, я никого не обманываю, у меня большой авторитет, Барбатос сам не будет его портить.
Удовлетворившись словами, я взял кинжал. Он, к моему удивлению, почти ничего не весил. Поверхность лезвия покрыта причудливым орнаментом. Проведя им по ладони, на коже выступила кровь, собирающаяся в небольшую лужицу, наклонив ладонь над пергаментом, она ручейком скатилась вниз. Как только моя кровь коснулась договора, буквы загорелись и пергамент растворился в воздухе, не оставив ни одной горстки пепла. Рана на ладони тут же затянулась.
Барбатос убрал кинжал в резные ножны:
– Вот и хорошо! – Он погладил свою бородку. – Помочь тебе с расследованием?
– Ну и чем ты сможешь помочь? Пытать задержанных? Или порешить бандитов без суда и следствия?
– Максим, не думай, что если я демон, то я всегда жесток. Я внимательнее тебя, замечаю множество мелких деталей, а ты их пропускаешь, из-за чего идешь темными обходными путями и тропками вместо прямой освященной дороги.
– Да? И что же я не заметил? – я прищурился.
– Ты ищешь человека, представляющегося Пановым и Ивановым. Ты не знаешь его настоящего имени…
– Да ладно?! Как будто я это сам не заметил! – Я стукнул рукой по подлокотнику.
– Не торопись… – Барбатос, не смотря на мою взвинченность, оставался полностью спокойным. – Есть, по крайней мере, два человека, которые знают твоего объекта в лицо. Ты обоих знаешь и лично видел подтверждения моих слов, подчеркиваю, именно видел!
Вот чем мне это поможет? Я видел неких двоих, кто знает Панова. Да только за последние сутки я видел больше сотни людей, которые потенциально могли его знать! Помощник, блин!
– Ещё подсказки можно? – наивно спросил я.
– Ха! Конечно, слушай загадку… – Он закрыл один глаз. – Первый является лисом, он ни дня не жил для других, всё вокруг него добыто в бесчестных поединках. Второй является львом, под его контролем огромная банда, правда он старый и беззубый, есть мудрый медведь, желающий разогнать его шайку и поставить вместо него своих ночных псов. Ещё одна подсказка: во всех людях течет алая река, с ними всё иначе.
– Барбатос, что это за намёки? – устало спросил я.
Он наклонился ко мне:
– Если я всё расскажу тебе, ты сам перестанешь себя уважать. Разгадай мою загадку! – Герцог встал, подошёл к появившемуся у стены комоду, достал из него небольшой свёрток и положил его передо мной. – Вот тебе презент. Скажем так… в качестве вознаграждения за дальнейшее сотрудничество.
Я взял в руки свёрток из черного бархата, перевязанный тонким ремешком и… уснул.
***
Вечер того же дня…
Возле уха раздался противный свист закипевшего чайника. Конечно, это был не чайник, а терминал воздушной почты, в гостинице его используют ещё и как будильник. Придя утром на постоялый двор, я попросил администратора разбудить меня около пяти вечера:
– Ну… что ж ты свистишь-то… – тихо возмутился я, как будто он ответит.
Неожиданно для меня он ответил, отчего я подпрыгнул на кровати и мгновенно проснулся:
– Сам заказал, вот и свистит! – Возле плательного шкафа бегал домовой Прошка и пытался повесить на вешалку мой мундир, который я сдал ему на чистку и глажку.
– Здорова, Прошка! – Я потянулся и встал, на пол что-то свалилось и известило о себе глухим ударом. – Большое спасибо за китель!
Домовой, залезая под кровать, бросил на ходу:
– Спасибо не булькает!
Переодевшись в свежую форму, почистив сапоги и пряжку ремня практически до зеркального блеска, я вспомнил о лежащем на полу черном свертке.
Подняв с пола, осторожно разложил его на столе. Внутри оказался необычный ключ – чёрный цвет металла, такой же, как кинжал Барбатоса; на головке имеется небольшая скульптурка в виде черепка с двумя рубиновыми глазами; с противоположной стороны на глазах изменяющаяся заточка, пока я за ней наблюдал, ключ изменился раз десять-двадцать. Да… Барбатос, зная моё "хобби", подогнал нужный подарок. Не похоже, что данный набор произведен в этом мире, здесь такого качественного металла ещё не научились производить. Свернул кусок бархата обратно и положил его во внутренний карман мундира.
Ровно в шесть вечера я пришёл к Управе ягодных полей, из высоких дверей вышла Смолина, пробежав глазами по улице и найдя меня, она подошла ко мне и взяла за локоть:
– Привет, Максим! Куда сегодня пойдем? – она заинтересовано посмотрела на меня.
– Как куда? На Треугольную площадь.
– Хм… а зачем?
– В смысле зачем? Люба, ты же сама хотела встретиться со своим муженьком!
– Да, хотела… – разочарованно ответила она.
Не понимаю, сначала сама просила меня найти его, а сейчас недовольна этому! Хотя… в принципе, её можно понять. Желающих, добровольно идти в Стрелецкий приказ, мало, а в Приказ тайных дел ещё меньше. Смолина молча держалась за мою руку, я спросил её:
– Идём? Или ты уже не хочешь?
– Нет-нет! Всё, идём! – решительно сказала Люба, и потянула меня в сторону Треугольной площади.
Широкий переулок, как ни странно, является самой широкой улицей в городе. Начинается на набережной реки, проходит через центр Ягодова и заканчивается на Треугольной площади. На площади сходятся три улицы, собственно и образуя треугольник. Здание Стрелецкого и Тайного приказа, стоящее во главе Широкого переулка, является вторым (после терема Князя) по высоте домом в княжестве. Здание построили больше двух веков назад, в нём с самой постройки дислоцировался Стрелецкий приказ.
Среди народа высокое здание, отделанное небесно-голубым камнем, снискало дурную славу. Люди считают, что в глубоких подвалах, пытают и казнят невинных граждан, кто входит внутрь, больше никогда не выйдет и так далее. Стрелецкий приказ никогда не занимался ни чем подобным, я подозреваю, что это "работа" Опричного приказа, существовавшему сто сорок лет назад. Поразительно Приказ работал лет семь-восемь, а успел снискать такую "любовь" народа.
Несмотря на вечернее время, работа в Приказе кипела. Стрельцы приходили и заново отправлялись в патрули, приводили немногочисленных нарушителей общественного порядка.
Дежурный стрелец на входе поприветствовал меня и пропустил меня без вопросов. Правда, он попытался пошутить над моей спутницей, но моё предложение насчёт трёх нарядов вне очереди для него, быстро охладил юмористический настрой этого шута в форме.
Мы с Любовью Смолиной начали спускать в подвальные этажи, в отличие от наземных, подземные были оформлены аскетично и грубо: вместо деревянной отделки стен и полов, был только камень серых оттенков. Первый уровень занимал архив стрельцов, начиная со второго яруса, шли катакомбы Тайного приказа, точнее только расконсервированные Тайным приказом… В небольшой комнатке, сразу после входа в катакомбы стоял письменный стол с сонным опричником за ним.
Подойдя к столу и звонко постучав по табличке "Пост", я разбудил мужчину:
– Товарищ десятник!
– А? – пустым взглядом посмотрел опричник.
– Не спи, замёрзнешь!
– А и не спал, я только собираюсь. – Он протёр глаза, потянулся и посмотрел на меня: – Здравия желаю, господин титулярный советник!
Моя спутница недоуменно посмотрела на меня. Мол, что за каламбур? Не говорить же ей, что это пароль, для входа в святая святых Приказа тайных дел.
– Господин следователь, вы по делу?
– Да, я бронировал допросную.
Десятник открыл журнал и нашёл нужную запись:
– Действительно… пожалуйста, проходите в помещение 47/3. – Он встал и передал мне черную повязку для глаз. – Извините, но барышне придётся надеть это.
– Зачем? – испугалась Смолина.
Я одел на неё тугую повязку, десятник проверил, что она ничего не видит, а после отворил решётчатую дверь возле нас. Номер 47/3 означал комнату номер 47 на 3 ярусе подземелья. Планировка очень запутанная, так что случайный побег не возможен, пока заключенный будет искать выход (что будет затруднительно, так как все посторонние перемещаются в катакомбах только в повязке), его несколько раз успеют поймать. Проходя через многочисленные двери, мы через несколько минут подошли к допросной. Охранник отворил для нас дверь.
Комната небольшая, метра четыре на пять. Интерьер аскетичный, из мебели только письменный стол и стул, а так же приспособления для ведения эффективного допроса. Помещение ярко освещено лампами химического света. Я снял с Любы повязку, она сразу окинула взглядом комнату, побледнела и прижалась ко мне. Я погладил её волосы:
– Не бойся, проходи в соседнюю комнату. – Я указал на небольшую дверь в стене с большим зеркалом. – Проходи, я на пару минут отлучусь.
Когда Смолина зашла в комнатку для наблюдателей, я вышел из допросной комнаты. Стоявший возле двери охранник вытянулся по стойке смирно:
– Что желаете, господин следователь?
– Так… приведи мне задержанного Смолина и несколько дел, их должны были сегодня днём специально принести для меня.
– Будет исполнено! Дознавателя звать?
Надо подумать… Смолин, насколько я понял достаточно упёртый, колоть будет сложно, дознаватель пригодился бы. Но там его жена, испугается ещё… откачивать потом придётся. Ведь дознавателей в Приказ тайных дел отбирали из штата дознавателей княжеской дружины. Ну как отбирали, перевели самых отбитых и отмороженных, таких оказалось два человека. Причём выбора не было, эти двоя отличались от своих коллег особой жестокостью, народ требовал судить палачей. Князь, опасаясь народного гнева, по-тихому перевел их в Тайный приказ, с тех пор они живут в катакомбах, выходить из них им запрещено, от чего они ещё больше озверели. Но один из них мне понадобиться, сам вести разговор не буду. Хотя… есть ещё один кандидат:
"Барбатос, отзовись"
"Нет, Максим, и не уговаривай, я пытать не люблю, у меня от пыток изжога"
"Тьфу, какой неженка!"
– Да, зови дознавателя, – ответил ожидающему меня опричнику, – только пусть не заходит, а подождёт с наружи.
– Ясно. – Охранник направился выполнять поручения.
Смолина робко сидела на жестком стуле и смотрела через стекло на чудо инженерной мысли с цепями и шестерёнками, предназначенное для максимально эффективного воздействия на тело допрашиваемого. Когда я зашёл, она испуганно посмотрела на меня:
– Максим, Илья что-то натворил? Его будут пытать?
– Нет, не беспокойся, таких планов у меня нет. Просто других комнат нет. Посмотришь на него, захочешь, сможешь поговорить.
– Что он сделал? – моментально спросила она.
– Сейчас узнаем.
– Он меня видеть не будет?
– Нет, только ты его. Не бойся.
В этот момент дверь в основную комнату со скрипом отворилась, два конвоира привели Смолина, на нём так же была повязка. Опричники подвели его к центру комнаты, закрепили на запястьях и щиколотках кандалы, от которых к четырём валам идут цепи. Один конвоир чуть нажал на рычаг управлением этой машинкой. Механизм выпустил облачко пара и начал крутить валы, накручивая на них цепи, когда Смолин, повисший в воздухе, стал похож на морскую звезду, конвоир отпустил рычаг. Вместе с опричниками, зашёл молодой парень с пачкой дел в руках и сел за пишущую машинку, заправляя в неё чистый лист бумаги.
– Снимите с него повязку. – После того как рядовой резко сорвал со Смолина кусок ткани, я добавил: – конвой свободен, ждите за дверью.
Опричники одновременно развернулись и, стуча сапогами, вышли в коридор. Секретарь приготовился вести протокол. Я присел на стол перед Смолиным:
– Добрый вечер, я следователь Приказа тайных дел, титулярный советник Максим Фиалковский.
– Издеваетесь… – сквозь зубы процедил Смолин, – какой же он добрый?!
Пропустив мимо ушей его замечание, я начал допрос:
– Фамилия, имя, отчество?
– Смолин Илья Викторович.
– Дата и место рождения?
– 27 марта 1816 года, деревня Калиновка.
– Семейное положение?
Секретарь отбил на машинке мои слова. Однако Смолин, в отличии от предыдущих вопросов, молчал и смотрел на меня. Пять секунд… десять… двадцать…
– Ну? Что замолчал? Сейчас поможем… – Спрыгнув со стола, я подошёл к пульту управления и чуть-чуть надавил на рычаг. Цепи стали медленно натягиваться. Послышался легкий хруст суставов Смолина, он зажмурился и закусил губу:
– Да, женат!
Я тут же ослабил цепи до первоначального положения:
– Фамилия жены?
– Фамилию не знаю… имя Маруся. – Однако… не врет, паразит! Кто же тогда для него Любовь Смолина? Документы о регистрации брака я лично видел…
– Допустим. Следующий вопрос. – Подойдя к письменному столу, я хлопнул ладонью по высокой пачке дел. – Илья Викторович, по какой причине вас задержали, знаете?
– Кто ж вас знает? Хватаете честных граждан, подвешиваете вот сюда! – Смолин посмотрел на кандалы и позвенел цепями.
– Я сомневаюсь, что вы вообще не догадываетесь, по какому поводу вас задержали, – скептически заметил я, – что вы делали сегодня ночью на месте незаконной переработки ягод в наркотическую настойку?
Смолин задумался, нахмурив брови, через короткий промежуток времени он поднял на меня свои глаза:
– Господин следователь, я не знал о находящемся там незаконном производстве. Хм, тем более, я не участвовал в производстве! С каких пор простое присутствие, пускай даже не в том месте и не в то время, наказывается в нашем княжестве? – он довольный уставился на меня.
Хороший аргумент… действительно Смолин, по крайней мере, непосредственно, не участвовал в незаконном бизнесе. Про производство он, конечно, знал. Врет, словно дышит. Но сделаю вид, что меня устроила его версия.
– А всё же, Илья Викторович, что вы делали в той землянке?
– Если вы заметили, я там был не по своей воле. Похитили меня!
– Неужели? – искренне удивился я. – Когда же вас похитили? Кто? Откуда?
– Уже пятый день пошёл. Лиц я их не запомнил, сонный был, – спокойно отвечал Смолин.
– Хорошо. Где это произошло?
Задержанный посмотрел на низкий потолок комнаты для допросов, потом перевел взгляд на меня:
– В харчевне возле обувной мануфактуры на юге города. Я выпил, потом ещё выпил, потом ещё раза три-четыре. Через несколько часов ко мне подсел какой-то мужик с фингалом под глазом. Он…
– Под каким глазом у него была гематома? – быстро задал я уточняющий вопрос, тем самым перебив Смолина.
– Под левым.
– Слева от вас, или под его левым глазом?
Илья крепко задумался, переваривая смысл моего вопроса. Да… легенда хорошая, но детали подкачали.
– Минута на обдумывание прошла! – громко объявил я. – Итак?
– Под его левым глазом.
– То есть справа от вас?
– Выходит так.
Я встал со стола, обошёл его вокруг и сел рядом с писцом, пододвинув к себе пачку дел, взял верхнее и открыл его:
– Ладно, порезвились и хватит. Перейдем непосредственно к допросу… – Откашлявшись, я начал свой монолог: – Итак, гражданин Смолин Илья Викторович, 1816 года рождения, вы обвиняетесь в совершении следующих преступлений. Вы 21 февраля 1850 года умышленно нанесли купцу Сидоровичу тяжкие телесные повреждения, а именно выбили купцу правый глаз и нанесли проникающее ранение в левое легкое. Далее, 27 февраля 1850 года вы совершили поджег усадьбы служащего таможни Маношина…
Через пяток минут моего рассказа и под монотонные удары клавиш пишущей машинки Смолин порядочно заскучал. Я почти закончил:
– … 5 мая 1850 года вы убили мануфактурщика Бондаря, спустив на него свору бойцовых собак. И главное, вы обвиняетесь в умышленном убийстве боярина Вадима Салтыкова и гражданки Алёны Морозовой! – Закончив монолог, я ударил раскрытой ладонью по столу.
– Ха-ха! Вот насмешил, господин следователь! – ехидно смеялся Смолин над моими словами. – Предъяви мне хоть одно доказательство в подтверждении своих слов! Что? Нет, угадал?
Не отвечая на его вопрос, я зашёл в заднюю комнатку, где за данной сценой наблюдала Любовь Смолина, как бы, жена задержанного гражданина. Она задумчиво сидела, сложив руки на груди. Я поставил один из стульев напротив неё:
– Моя часть работы окончена, сейчас им займутся другие люди. Тебе пора уходить, можешь напоследок поговорить с ним.
– Да! Мне есть, что сказать ему! Женат ли он, видите ли, на какой-то Марусе! – Она попыталась вскочить и побежать в допросную, но я её удержал. – Пусти меня!
– Обязательно пущу, только сначала пообещай, что не убьёшь его. Его ещё под суд отдавать…
– Постараюсь.
Как только мы вышли из наблюдательной, Смолин удивленно посмотрел на Любу:
– Ты?!
– Я, а кого ты ещё ожидал увидеть?! – Она обратилась ко мне: – Максим, можно мы поговорим без лишних ушей?
– Пожалуйста. – Я показал писцу на выход, он, повинуясь моему приказу, быстро удалился.
– Максим, а можно ты тоже выйдешь? И Илью можно освободить? – Смолина посмотрела на меня невинными глазами, при этом быстро хлопая ресницами.
– Конвой! – крикнул я.
Мгновенно в камеру ворвались два опричника с саблями наголо, ожидая от меня приказов.
– Снять с гражданина Смолина кандалы.
– Ваше Благородие, вы же знаете правила, не… – сопротивлялись конвоиры.
– Выполнять!!!
Опричники, пожав плечами, нехотя, ослабили цепи и расстегнули оковы. Смолин рухнул на пол, после небольшой "растяжки", он не представлял серьезной угрозы.
– У вас десять минут, – сказал я чете Смолиных. Взяв под мышку пачку дел (а то мало ли), мы с опричниками вышли в коридор.
Пачка дел расположилась на полу, около сидевшего на корточках писца. Опричники прохаживались по коридору взад-вперед, нервируя палача-дознавателя, прислонившегося к холодной каменной стене. В отличии от остальных опричников, дознаватель выглядел иначе. Из одежды на нём были только просторные черные или темно-синие штаны, заправленные в серые сапоги. Мускулистый торс был обнажен, на коже, образуя причудливый орнамент, расположилось множество шрамов. В центре груди каленым железом выжжен символ приказа тайных дел: раскрытое око в равностороннем треугольнике, на плече точно так же выжжен номер "1". Но главной деталью "формы" являлась металлическая полумаска, полностью закрывающая большую часть черепа, глаза, и верх носа, оставляя полностью открытыми только рот и уши и небольшие щелки под глаза. Данная маска являлась обязательным условием Князя для двух дознавателей, после того как их навечно заковали в маски, они потеряли свое имя, теперь только должность и порядковый номер.
– Первый, допросите Смолина по этим делам. – Я указал на лежащие возле стены папки. – Только осторожно, не покалечьте его.
– Командир, не беспокойся! Я же профессионал! – рявкнула маска.
– Главное, что вы сами не забыли про это…
Согласно моим наручным часам на исходе была седьмая минута из десяти данным Смолиным на общение. Находящиеся в коридоре опричники откровенно скучали, секретарь читал документы из верхней папки, один из конвоиров рисовал носком сапога на пыльном полу рисунки. Вдруг из допросной раздался крик Смолиной: "Пусти!!!". Конвоиры мгновенно влетели внутрь комнаты, после них зашёл я, палач прислонился к дверному косяку.
Люба подбежала ко мне обняла и уткнулась лицом в мою грудь. Конвоиры в темпе заковывали Смолина обратно в кандалы. Один из них потирал ушибленный кулак, которым сразу же, при залёте в комнату, залупил в лицо задержанному.
Девушка повернулась к Смолину:
– Мерзавец!
– Сама дура! Тьфу, – Смолин сплюнул кровь на пол, – чем я хуже него?
Достав из кармана темную повязку, я закрепил её на глазах Любы и вывел девушку в коридор. Заглянув в допросную комнату, где как раз секретарь раскладывал папки с делами на столе, а палач разминал руки, я сказал Первому:
– Задача меняется, делайте, что посчитаете необходимым, лишь бы он был в сознании и здравом уме, когда его будут судить.
– Благодарю, Ваше Благородие! – Опричник отвернулся от меня и подошёл к пульту управления цепями, попутно шутя: – Как говорится, хорошо закрепленный пациент в наркозе не нуждается!
Чтобы не травмировать Смолину порождениями воспалённого мозга опричника-маньяка, я закрыл дверь и повёл её к выходу из катакомб.