Глава 24
Девушка и генерал
Рита Мухина проснулась от едва различимого шороха в прихожей своей новой обители, где она пребывала затворницей уже не весть сколько времени. Не весть потому, что ни электронных, ни механических часов у неё при себе не было, – всё было изъято в первый же день заточения. Они также отсутствовали на всех различимых поверхностях интерьера, не говоря уже о дневном свете, который и вовсе не проникал в комнату сквозь тугую завесу металлических жалюзи, удерживая её во власти искусственного освещения. Это делало абсолютно бессмысленными такие понятия, как пространство и время. Понятия же «прихожая», «гостиная» и что-либо ещё в этом роде здесь были также весьма условными и носили декоративный характер мизансцены. Да, и чем, собственно, другим они могли быть применительно к самой обычной камере. Просторной, по-домашнему уютно меблированной, со всеми необходимыми удобствами, но всё же камере. Поэтому о приватности любых процедур жизнедеятельности, будь то чтение художественной литературы или отправление естественных надобностей, здесь можно было забыть сразу и навсегда, ибо «гостевая комната», как её окрестили сотрудники, прослушивалась и просматривалась вдоль и поперёк круглые сутки. Правда нареканий к обслуге тоже не было, так как всё доставлялось и всем обеспечивалось по первому требованию клиента с любезной, хоть и равнодушной учтивостью. Хотя сам клиент, а, точнее, клиентка, никого и ни о чём не спрашивала и не просила, выражая всем своим поведением и видом безразличное, если не презрительное равнодушие к окружающей её обстановке и к стоявшим за всем этим людям. Единственной её заботой теперь было внутреннее беспокойство за Сергея, о котором, за всё время её вынужденного затворничества, не было никаких известий. Рита думала только о нём, думала днём и ночью, перебирая в голове, как чётки, бесконечные варианты его спасения. При этом вопросы собственной безопасности её нисколько не волновали. Она понимала, что играет роль простой наживки в смертельной охоте на него, но это только подзадоривало и придавало ей холодной и злой решимости. И если бы сейчас потребовалось впиться зубами в горло или ногтями в глаза своим тайным соглядатаям, следящим за ней по экрану монитора, может быть, даже выброситься из окна, чтобы только подать Сергею спасительный знак, – она бы сделала это без колебания.
«Серёжка, родной ты мой. Как же мне помочь тебе? Я знаю, я чувствую, что ты рвёшься сейчас сюда, рвёшься со своими друзьями мне на выручку, хотя сам с головой в страшной беде. Не делай этого, любимый. Они просто убьют тебя. Ты не должен умереть! Не должен, слышишь?! Я хочу, чтобы ты жил. Ведь, ты – это всё, что у меня есть, всё ради чего я теперь живу». При этих мыслях Рита не смотря на все свои усилия быть мужественной и гордой, не смогла сдержать слёз и беззвучно разрыдалась, отвернувшись от глазка видеокамеры. Шорох в прихожей повторился, и стало очевидным, что кто-то, невидимый и бесшумный, сейчас стоит на пороге и смотрит на неё из темноты, еле подсвеченной жёлтым светодиодным шаром ночника.
– Простите за беспокойство, сударыня, – раздался вслед за этим низкий мужской голос, – я бы не стал напрасно тревожить ваш сон, – время уже позднее, но мне необходимо побеседовать с Вами именно сейчас, так как потом может быть действительно, по-настоящему поздно. – Человек вышел из сумеречной зоны, и стали различимы его внешний облик и черты лица. Это был генерал Шаромов, которого Рита никогда раньше не видела. При виде незнакомца она не испытала ни смятения, ни страха, ибо здравый смысл подсказывал, что если бы они хотели что-то с ней сделать, – сделали бы уже давно, причём быстро и без предисловий. А так, – она даже не заложница, а просто приманка для жертвы, – и не более того.
– Кто Вы, и что Вам здесь нужно? – спокойно спросила она.
– Я – генерал-лейтенант ФСБ Шаромов, руководитель специальной Московской бригады, обеспечивающей режим чрезвычайного положения в регионе, – также спокойно и просто произнёс вошедший. – А нужно мне вот что. Не сегодня – завтра сюда пожалует наш долгожданный гость, он же, ваш возлюбленный Сергей Ронин. Уж не знаю, что он собирается предпринять, и как будет действовать, – практика показывает, что мыслит и действует он весьма смело, оригинально и очень грамотно, – но я бы не хотел, чтобы своими смелыми действиями он навредил сам себе и Вам, – и, поймав на себе вопросительный взгляд девушки, добавил:
– Вы, верно, думаете, что мы хотим выманить его с Вашей «помощью» и уничтожить?
– А разве, не так?
– Не так. Хотя, поначалу именно так и планировалось. Мы даже хотели организовать Ваше перемещение в следственный изолятор, намеренно ослабив охрану, и, зная психологию Сергея и его пособников, спровоцировать нападение на конвой. Но потом всё поменялось, и теперь он нужен нам живой. Только живой.
– Зачем?
– Это уже другой вопрос. Не посвящать же мне Вас в глубины государственных дел, имеющих статус секретности. Да, и зачем? Разве не достаточно уже того, что близкий Вам и любимый человек будет жить, и, более того, останется с Вами? Я же со своей стороны гарантирую вам обоим физическую свободу и полный иммунитет от уголовной ответственности. Как видите, я предельно откровенен с Вами, Рита. Для человека моего ранга такая откровенность, поверьте, – не пустой звук. – Генерал пристально взглянул на собеседницу.
– Что же Вы ждёте от меня?
– Взаимности. – Шаромов подошёл к оконной раме и малозаметным движением руки что-то нажал на тыльной стороне подоконника. Металлические створки жалюзи с характерным шелестом быстро расползлись в разные стороны, и в глаза Рите ударил яркий утренний свет.
– Такое бывает, – улыбаясь, произнёс генерал, довольный произведённым эффектом. – Отсутствие приборов точного измерения времени и естественного освещения приводит к тому, что у человека начинают работать другие, его биологические часы, и день с ночью могут поменяться местами. Но я надеюсь, что это не причинило Вам особых неудобств, равно, как и качество нашего ненавязчивого сервиса. – Не дождавшись ответа, Шаромов по привычке уставился в окно. – Больше эти жалюзи не сомкнуться, – сказал он, – и пока Вы здесь, – можете беспрепятственно любоваться всеми видами за окном. Хотя, если честно, какие там сейчас виды? Опустевшие, грязные улицы: ни людей, ни машин. Повсюду – свалки и гниющие трупы собак, а местами – даже людей. А вообще, Вы любите смотреть в окно? – И, вновь, не дождавшись ответа, продолжил свой монолог:
– А, я, представьте, люблю. Казалось бы, что может быть примечательного в этом пустом созерцании неизвестно чего, по сути, абстрактного нечто, которое лишь рассеивает мысль и усыпляет сознание. Ну, скажем, как в медитативных практиках дзен-буддизма. Ан, нет, у окна мысль, напротив, концентрируется, а внутреннее зрение обостряется до предела… Парадокс какой-то. Кстати, здесь пятый этаж… Надеюсь, что после всего сказанного, Вы больше не захотите броситься в окно, исключительно, из гуманных соображений? – Генерал вновь улыбнулся, увидев растерянность на лице девушки. – Ведь, именно это до недавнего времени входило в Ваши планы?.. И кидаться на меня Вы теперь также не намерены?.. Если так, тогда положите, пожалуйста, на комод пластмассовую вилку, которую Вы прячете в рукаве своего халата с момента моего визита сюда. Она всё равно не способна причинить мне существенного вреда. – Рита механически выполнила его распоряжение, растерянно и смущённо обналичивая, спрятанный в рукаве, столовый прибор.
– Итак, мы остановились на взаимности, – на этот раз генерал смерил девушку холодным и пронзительным взглядом. – Она, эта самая взаимность, обуславливается тем, что в данный момент наши цели полностью совпадают. Попросту говоря, задача состоит в том, чтобы все остались живыми и невредимыми, не так ли? Поэтому, до того, как Сергей успеет наделать глупостей, вынудив моих людей действовать предельно жёстко, Вы должны успеть остановить его. Для этого нет способа более надёжного и верного, чем живое общение двух людей, которые полностью доверяют только друг другу и никому больше. Увидев Вас в распахнутом настежь окне, и, услышав Ваш голос, он, я уверен, примет правильное решение, и тогда мы сэкономим и на патронах, и на белых парламентёрских флагах, и на пустых, бесполезных переговорах с террористами.
– А что будет с теми, кого Вы называете террористами?
– Мы сейчас обсуждаем только его и Вашу судьбу, – сухо отрезал генерал, – и других это не касается. Итак, Вы готовы помочь нам, и, в первую очередь, себе, – в деле спасения Сергея? Не об этом ли ещё несколько минут назад Вы пеклись больше всего на свете, будучи готовой на всё, вплоть до самопожертвования. Я жду чёткого и вразумительного ответа. Торг, как Вы понимаете, здесь не уместен. – Рита посмотрела на него с чувством суеверного страха, словно разговаривала с медиумом, способным читать чужие мысли.
– Почему я должна вам верить? Мне нужно подумать.
– Если бы у нас было время для раздумий, я не пришёл бы сюда во время Вашего «ночного» отдыха. А верить мне надо хотя бы потому, что, зная предполагаемую траекторию движения «гостей», я мог бы просто-напросто расставить стрелков так, что даже от их транспорта, ещё далеко на подходе, осталась бы одна груда дымящегося металлолома. О людях же в таких случаях вообще принято говорить лишь применительно к фрагментам их тел. Я ясно выражаюсь? Поэтому, сейчас гораздо сложнее обойтись без этих напрасных жертв, чем создать их. Иначе, зачем весь этот разговор. Итак, я жду…
– Хорошо, – почти беззвучно прошептала девушка, – если только речь действительно идёт о спасении Серёжи. Что я должна сделать?..
– Всего лишь убедить его не стрелять, как только он окажется в поле Вашей видимости. Прямо из этого окна и убедить. Никто не должен пострадать в перекрёстном огне. А мы сообщим Вам, когда это должно будет произойти и сами откроем окно. Поймите: если бы я хотел его, а заодно и Вас, уничтожить, я бы не стал прибегать к столь хитроумным планам, связанным какими – то, там, приманками, засадами и прочее. Поверьте: у нас и без этого вполне достаточно других, более эффективных средств.
Глава 25
Спасти любой ценой
Похороны «Дракулы» по понятным причинам не отличались особой пышностью и прошли без лишних слов и возлияний. Ограничились одним – единственным тостом, в котором, как могли, воздали ему должное за всё его боевое прошлое и настоящее, которое уже тоже стало прошлым, и одной поминальной чаркой двухсотграммового достоинства. Но, сначала, на краю опушки вырыли могилу насколько быстро это позволяла сделать мёрзлая земля с примесью глинозёма. А сделать это быстро она не позволила. Поэтому пришлось повозиться, разложив над выбранным местом костёр из сухого валежника, предварительно обильно полив его машинным маслом из хозяйского гаража, а затем, спустя пару часов, – поработать киркой, ломом и лопатой, также «арендованными» у хозяина дачи. И лишь, когда чётко обозначились контуры свежевырытого, могильного прямоугольника, остро пахнущего сырой, промёрзлой землёй, похоронная команда выстелила его дно сосновым лапником и опустила туда тело, по-солдатски уложив его на две жерди, перехваченные поперечными досками и накрыв сверху палаточным брезентом. Закапывали молча и сосредоточенно, без натужных вздохов и скорбных всхлипов. При этом, с непокрытых голов всех троих валил пар, и стекал пот, незаметно смешиваясь с незамерзающими солёными струйками, которые то и дело сочились из глаз участников этого печального действа. Вскоре над могилой образовался небольшой земляной валик, и «Лусис», орудуя огромным ножом, в три приёма, подрубил молодую берёзку, и, соединив без гвоздей, посредством нехитрых шипов и пазов, две её части, соорудил довольно массивный крест, вкопав его в свежую насыпь.
– А что будем делать с этими… – махнул он рукой в сторону директорской дачи. Было ясно, что речь идёт об убитых «зэках».
– Пусть хозяева сами хоронят своих паршивых псов, – мрачно отозвался «Хохол».
– Не говори так про собак, «Хохол». Хозяйские псы не бывают паршивыми, если только сами хозяева не становятся такими. Я прав, «Кинолог?»
– Прав, прав, – пробурчал Сергей, старательно прихлопывая и утрамбовывая землю кургана вокруг креста.
– Да, и не по-христиански это как-то – продолжал «Лусис», – Смердить же начнут. А тут женщины, ребёнок маленький. Короче, прикопать бы их надо.
– Тоже мне, христиан нашёл. Не помню, чтобы мы «духов» прикапывали. Уж как они-то смердили, там, в ущельях.
– Да, речь не о них, – о нас.
– Ладно, – проворчал Коляда, – трупы оттащим за забор, и там прикопаем, где-нибудь в овражке. С них ещё станется. А теперь – пошли в дом: нужно отдохнуть и обсудить самое главное.
– Не боишься, что там «жучков» понатыкано?
– Допускаешь, что нас ведут?
– Вполне возможно.
– Теперь поздно бояться. Мы же не на улице столько дней ночевали и не на тарабарском разговаривали. Если спалились, – то уже спалились. Пошли в дом, – повторил «Хохол», и троица проследовала к узорной, металлической ограде дачного периметра, прихватив с собой орудия труда.
* * *
– Думаю, нам не следует больше тянуть с этим, – сказал «Хохол», имея в виду предстоящую операцию по освобождению девушки, когда все расселись в гостиной, напротив большого и хорошо протопленного камина. Берёзовые чурки уже прогорели до углей и теперь весело подмигивали красно-голубыми огоньками. В их неверном свете лицо «Хохла» выглядело больным и смертельно усталым. У остальных вид был не на много лучше, но в этом рейтинге всё равно лидировал он. Особенно его выдавали глаза. Мутные и тусклые, с красными прожилками и свисающими под ними мешками хронического недосыпа, они то и дело упирались взглядом в одну точку, свидетельствуя о приближении классического депрессивного ступора. Видеть его таким друзьям было непривычно и больно.
– Нам не следует больше тянуть, – вновь повторил он. – Как говаривал дедушка Ленин: «Промедление смерти подобно».
– Ты бы ещё кого-нибудь процитировал, – усмехнулся «Лусис», – Троцкого, например.
– Ну, лично для тебя у меня в запасе всегда найдётся пара цитат, – огрызнулся «Хохол», хоть из Лациса, хоть из Петерса. – При этих словах «Лусис» довольно заулыбался, почувствовав, что поймал свой кураж, и, настроился на словесную перепалку, какую, бывало, не раз устраивал с «Хохлом» на глазах у изумлённой публики. Правда, публики теперь поубавилось, – почти наполовину. Да, и настроение было не слишком подобающим случаю: на душе, – не то, что кошки, – малайские тигры скребли. Но он уже вышел на линию огня, и отступать было не в его правилах. По правде говоря, никто и не думал здесь никого задирать: «головняков» хватало и без этого. Расчёт был в другом. «Лусис» теперь мечтал увидеть «Хохла» прежним, – отчаянным, решительным и злым, не знающим ни в чём границ и преград, готовым на любой кипиш. То есть таким, каким он был всегда, и каким его любили все. После гибели друзей он потерялся, ушёл в себя, и нужно было что-то с этим делать. Особенно теперь, когда предстояло самое трудное и, может быть, самое важное в этой жизни. И «Лусис» знал – что.
– Только, пожалуйста, не по – хохлацки, Вася, – отпарировал он, – а то, когда ты цитируешь на своём «ридном», то даже, не понимая тебя ни черта, всё равно смеёшься, – так смиховинно и кумедно у тебе виходить. Як ти, там, казав: «Снигова людина?» – неожиданно выдал «Лусис» в подтверждение своих слов, и рассмеялся так непринуждённо и весело, словно только что вернулся не с похорон друга, а с хмельной пирушки. А, представляешь, колы ты зрадишь ридною, украиньской мовою да моих латиських стрильцив. То, бишь, каково будет, если ты начнёшь цитировать на украинском моих латышских стрелков? – Он опять засмеялся, явно используя старый лингвистический приём Васьки по поддержанию боевого духа в группе. Похоже, это сработало, так как «Хохол» начал тихонько погулькивать своим характерным смешком, а в его глазах загорелись, знакомые, весёлые и мстительные, огоньки. Он всё понял, и благодарно посмотрел на «Лусиса». Раскисать сейчас, было действительно нельзя. Нельзя ни при каких обстоятельствах. – Ишь ты, як разболакався, хлопчик, – сказал он. – По ночам учил что ли? А ты, вообще, хоть, латыш, Янис? Може ми земляки, а я й не знав. – «Хохол» с нескрываемым удивлением посмотрел на Яниса, будто, впервые увидел его с этой неожиданной и новой для себя, стороны.
– Так, вже ж тридцять рокив учу, с Авгана ще. Вчитель у мене був хороший, – пародируя «Хохла» даже в интонациях, ответил Янис.
– А самому – то Троцкого, Лейбу нашего, слабо процитировать или только меня можешь дразнить.
– Лейбу вашего? Да, Легко! Хоть на идише!
– А вот, это ты врёшь, полиглот, – сказал «Хохол». – Не знал Лейба никакого идиша. Ни идиша, ни иврита. Он даже и евреем-то, по собственному его признанию, не был.
– Вот тебе раз! А кем же он был тогда? – Теперь уже в глазах «Лусиса» светилось искреннее удивление.
– Интернационалистом, – вот кем! Основателем четвёртого интернационала, – подняв кверху палец, произнёс «Хохол» с пафосом в голосе и печатью одержимой важности на лице.
– Василий Иванович, а ты, за какой интернационал? За второй или за третий? – спросил «Лусис», изображая из себя комиссара Фурманова.
– А президент наш, в каком?
– Да, на хрен ему этот интернационал сдался, – у него же свой «Народный фронт»!
– Ну, значит, и я за него… – После наступившей паузы друзья с минуту беззвучно смеялись, весело поглядывая друг на друга. Неожиданная инсценировка «бородатого» анекдота по мотивам знаменитого советского фильма вышла совсем недурно. Сергей даже мысленно посетовал на то, что не внёс свою актёрскую лепту в общий сценический котёл. Когда смеяться перестали, Коляда примирительно махнул рукой и сообщил уже другим, повеселевшим тоном: – Ладно, копьеметатель, так и быть, – по нолям. Считай, тебе повезло.
– Не факт!
– Не факт, что повезло?
– Не факт, что – мне.
«Хохол» на этот раз удержался от ответа, оставив последнее слово за Янисом, и лишь укоризненно покачал головой. Для всех это означало, что дружеская пикировка окончена, а для Яниса, в частности, – что он всё же добился своего. Градус рабочего настроения был приподнят до нужной планки, и теперь можно было легко и просто говорить о самом главном, – о предстоящей операции. – Итак, кто начнёт? Кому – слово? – спросил «Хохол». – Начни ты первый, – предложил «Лусис», а мы, так сказать, поучаствуем в прениях. Большой разноголосицы сейчас быть не должно, сам понимаешь. Кто-то один должен задавать тон. Думаю, с этим все согласны. – Он обвёл друзей вопросительным взглядом, но ответа не последовало. – По умолчанию, – единогласно, – хлопнул в ладоши «Лусис».
– Хорошо, – сказал «Хохол». – Тогда начну с главного. Как вы знаете, такого рода мероприятия имеют три основных составляющих: пути подхода к объекту, выполнение, собственно, самой миссии, и способы отхода. Последнее, – самое важное. Что мы имеем по первому пункту? Мы имеем директора ЧОПа, который, как заложник ценности не представляет. Для чекистов заложники, из числа мирного населения, – вообще, не предмет торга. Вспомните Дубровку. И не только её. Да, мы и по себе знаем…Чего уж, там. Всякое бывало – «Хохол» выразительно вздохнул и замолчал. В эту минуту, откуда-то из глубин его памяти, как из чёрного, сухого колодца, ядовитыми змеями выползли воспоминания, на которые, по общему молчаливому согласию было наложено вечное табу. Об этом, даже в часы разудалых, дружеских попоек не принято было говорить открытым текстом. Это касалось их разведывательно-диверсионных рейдов в глубокие тылы «духов», то есть, тогдашней обычной работы, когда, в живых, не взирая на пол, и возраст, не оставляли никого, кто хоть как-то потом мог повлиять на ход секретной операции, и стоить им, в итоге, самой жизни. Такова была настоящая, а не киношная правда войны, с которой с годами жить становилось всё труднее и труднее, и, которую нельзя было залить никакой водкой. «Лусис» понял, о чём сейчас подумал «Хохол» и воздержался от неуместных реплик. – Но у него есть ксива, – между тем, продолжал «Хохол», – ксива, с правом беспрепятственного проезда по всей территории зоны чрезвычайного положения. – А, вот, с этим мы можем максимально близко подобраться к цели. Есть, конечно, и более экзотические способы. Например, с ближайшего вертодрома «арендовать» «вертушку», как это, бывало, делал «Лусис» в Афгане. Правда, ведь, «Лусис», – и он лукаво подмигнул, взглянув на Яниса. Тот непринуждённо пожал плечами.
– Да, легко! – ответил он так, словно только и ждал этого. – Я знаю поблизости пару таких точек. Там чалится техника, в основном, для пожарников и охотоведов. Старенькие, правда, но ещё, вполне себе, геликоптеры. Все местные «шишки» летают на них в тайгу за оленьим мясом. Недавно, например, из Москвы в областной центр прилетала какая-то комиссия с инспекцией, ну, то есть пожрать и попить водки, разумеется. «Вертушку» взяли как раз на одном из местных вертодромов. Дружно напились, включая лётный состав, и дружно рухнули в Ангару… – Ладно, сейчас не об этом речь… Короче, здесь есть один громадный плюс, – не спеша, словно смакуя про себя соль этой идеи, проговорил «Хохол», – это скорость. Вся миссия может занять не больше часа… Но, зато всё остальное – сплошные «минусы». Шумно, заметно, громоздко, да и накроют махом. Взлететь не успеешь, как шарахнут из ПЗРК, – и поминай, как звали. Как говорится, миссия не выполнима. Какие ещё соображения? – На этот раз голос подал Сергей, до сих пор не участвовавший ни в каких словопрениях. – Есть у меня, тут, на примете один клуб, – сказал он. – Занимается вопросами разработки видов сверхлёгкой авиации: дельтапланы, парапланы, дельталёты и тому подобное. Покупается лицензия на определённый срок, – и летай, сколько хочешь. Так-то, конечно, летать полагается с инструктором, но можно и договориться. За деньги, разумеется.
– Ну и?..
– Предлагаю «вертушку» заменить дельтапланами или их аналогами.
– А сам-то ты летал, хоть раз? – спросил Янис.
– Летал пару раз, но не на голых крыльях, – на мотодельтаплане. На голых – без навыка далеко не улетишь. Есть, правда умельцы, – на воздушных потоках, как на волнах, могут часами парить, – но это не про меня.
– Идея неплохая и заслуживает внимания, – сказал «Хохол». – Где находится клуб?
– В Ангорске. От него до цели – минут двадцать лёту.
– И как ты представляешь себе всю эту процедуру?
– Как представляю? Сначала, на Мендинском – до Ангорска. Там, – короткий технический инструктаж и пересадка на крылья.
– О, как! – рассмеялся «Лусис». – Быстро! Кого-то мне это напоминает. А, вспомнил, – камикадзе: ведро керосина – в бак, чашку сакэ – в нутро, и – полетел в один конец. «Я по совести указу записался в камикадзе. С полной бомбовой загрузкой лечу…» – фальшиво, но с чувством пропел он.
– Да, подожди ты, Розенбаум хренов, – одёрнул его «Хохол», – не каркай тоже до поры, – Мы и есть камикадзе.
– А я и не каркаю, я пою, – серьёзным тоном возразил Янис.
– Правда? – усмехнулся «Хохол».
– Певец, блин… Давай дальше, «кинолог».
– Кстати, насчёт полной бомбовой загрузки, – Сергей кивнул на Яниса. В моторных дельтапланах по два рабочих места – для пилота и груза. Придётся взять три аппарата, чтобы на пассажирские сиденья сгрузить оружие и боеприпасы. Когда опустимся на крышу, то со всем этим потребуется проникнуть вглубь здания. Как это сделать? Мы, конечно, не знаем всей схемы коммуникаций, но думаю, что в нашем случае это, по-любому, должны быть чердачные гнёзда или окна верхнего этажа. Дымоходы, трубы, мусоропроводы и прочие лазы, – боюсь, не для наших габаритов. Вообще, это строение старого типа, а оно, хоть и смотрится грандиозно, но по сути своей – большая «хрущовка», со всеми её причиндалами. По ходу движения внутри здания, необходимо, по возможности быстро, заминировать все несущие конструкции. Для этого у нас есть пластит с капсюльными гнёздами и электро взрывателями при посредстве мобильников. В случае подрыва всё здание рухнет, как карточный домик, и тогда шансов спастись не будет ни у кого.
– И у нас тоже? – простодушно спросил «Лусис».
– Нет, родной, для тебя мы предусмотрим отдельный, «зелёный» коридор, – ответил за Сергея «Хохол». – Давай, дальше, «кинолог».
– Дальше – больше. Без заложников нам, само собой, не обойтись, так как они – главный гарант нашей безопасности. Необходимо захватить пять-шесть человек из числа служащего персонала, в своих они стрелять не будут, и с ними пройти весь этот крёстный путь, от чердака до подвала. Затем, когда нам отдадут Риту, по той же схеме, но в обратном порядке, продолжая угрожать взрывом, поднимемся на крышу. Там отпустим заложников и возьмём курс на улус Сойжина. Пока что только он наша единственная надежда на спасение. А уже потом, на безопасном для нас расстоянии, бойцы по нашей команде деактивируют взрыватели. Других вариантов не вижу. Конечно, было бы очень желательно обойтись без «двухсотых». Для этого нужно всё разыграть, как по нотам, чтобы никто даже не усомнился в наших намерениях.
– Ну, что ж, толково. Очень толково, – после некоторого раздумья произнёс «Хохол». – Примерно такой же план предложил бы и Гэсэр. Вы чем-то похожи с ним и по духу, и по стилю. Жаль, что тебя не было с нами раньше, тогда, там, в Афгане. И вообще…
– У меня, Вася и без Афгана забот хватало, – сказал Сергей.
– И то правда. – «Хохол» с улыбкой потрепал его по плечу, и перевёл взгляд на Яниса.
– А что ты думаешь обо всём этом, олимпиец? – Янису явно понравилось это сравнение, и он расцвёл самодовольной улыбкой. Впрочем, он улыбался и до этого. Он улыбался всегда.
– Идея, безусловно, интересная, – сказал он. – Я тоже об этом думал. Раньше мы проворачивали такое не раз. Параплан, ведь, это что? По сути то же, что и «парящее крыло» парашюта. С любой горки, с любого холмика – и прямиком в небо. Был бы только ветер. Его габариты, вес и способ подготовки к полёту, – просто сказка. А после полета – свернул, сложил, упаковал в простой туристический рюкзак, – и снова ползёшь по ущелью, как турист. Я, как было справедливо замечено, не раз заключал не очень легитимные сделки по любой аренде и с любыми субъектами. Мог «арендовать» и армейскую «вертушку», и джип шариатской контрразведки, и врачебную «неотложку». Могу и сейчас «договориться» насчёт дельтапланов, но… – «Лусис», не переставая улыбаться, задумчиво посмотрел перед собой.
– На этом крылышке, Вася мы с тобой досыта налетались в горах. Но это мы. А как быть с остальными. Ни Сергей, ни Рита на них не полетят. Значит, параплан отпадает сразу. Остаётся моторный дельталёт. Но три таких аппарата, как предлагает «кинолог», на крышу не посадить: не позволят ни площадь посадки, ни её рельеф. Предлагаю комбинированный вариант: либо ты, «Хохол», либо я, – отрабатываем крышу, с использованием параплана, пока остальные двое работают по низу, либо работаем внизу все. При этом, сообщаемся открытой сотовой связью, – шифроваться там уже не будет смысла. И ещё. Не смотря на изящный способ передвижения, предложенный «кинологом», считаю своим долгом заметить, что все развлекательные центры и спортивные секции сейчас закрыты. Поэтому полёт над городом трёх придурков, на дельтапланах, будет немедленно зафиксирован первым же блок-постом, который тут же сольёт «инфу» куда следует, и по нам так же шарахнут из тех же ПЗРК, что и по «вертушкам». В остальном же, что касается других деталей операции, – вариант вполне приемлемый.
– Прекрасная аналитика! – вполне искренне, и, на сей раз, безо всякого «подкола» воскликнул «Хохол». Ведь, можешь же, когда хочешь, говорить серьёзно?
– Опять задираешься?
– Даже и не думал вовсе. Наоборот, ты меня приятно удивил, если честно!
– Ладно, прибереги комплименты, – они тебе ещё понадобятся. И, давай, уже сам, – говори по делу. Времени у нас мало.
– Как скажешь. – «Хохол» на время замолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил в своей обычной манере, – громко, решительно и быстро. Это был уже тот прежний Васька Коляда, бескомпромиссный и жёсткий во всём, что касалось намеченной им цели, без малейшего намёка на усталость или слабость.
– «Вертушки», дельталёты, парапланы, а также бронетранспортёры и танки, – всё это хорошо и даже здорово, – начал он, – но они, там, – он ткнул пальцем куда-то вверх и в сторону, указывая на воображаемого противника, – знают, с кем имеют дело, а посему, только и ждут, что мы предпримем что-нибудь именно в этом роде. То бишь, – или опустимся с небес, им на голову, – или захватим бронетранспортёр с гвардейцами, или, в крайнем случае, – подгоним к парадному подъезду грузовик, начинённый взрывчаткой. Ждут, и поэтому готовы к этому. Я также уверен в том, что они ждут нас ночью, так как, с точки зрения военной тактики, – явиться к ним в гости ясным днём, по хорошо простреливаемой территории, – это не просто глупость, а глупость, сравнимая с гибельным безрассудством, если при этом ещё учесть и нашу численность. Да нормальному человеку, тем более военному, и в голову-то не придёт, что трое гражданских, хоть и из «бывших», могут штурмовать здание областной Конторы, да, притом, ещё днём и на глазах у всех. Разве, что только трое сумасшедших, сорвавшихся с «дурки» по недосмотру санитаров. Такую чушь даже в дешёвых боевиках не увидишь. Поэтому, как раз, я и предлагаю доставить им это удовольствие, и явиться, среди бела дня, в период наибольшей солнечной активности, притом, по земле и на своих двоих, – неожиданно для всех, заключил «Хохол».
– Очень интересно, – «Лусис» даже присвистнул. Он был явно обескуражен и не скрывал этого. – Как ты себе это мыслишь? Обоснуй.
– Изволь, – с готовностью ответил «Хохол». Ну, во-первых, как я уже сказал, действовать нужно методом от противного, то есть в совершенно неожиданном и неприемлемом для противника ключе. Понятно, что ни физически, ни технически нам Контору не переиграть. Поэтому, что? – Поэтому, мы должны переиграть её психологически. Для этого нужно что? Для этого нужно, и это, уже во-вторых, – подобраться к объекту как можно ближе, о чём я говорил раньше. Наш главный и не убиваемый козырь в рукаве, – это господин Мендинский, с которым мы без труда проделаем путь до самой цели. И, в – третьих, нам необходимо изменить внешность. Вот, к примеру, ты, Янис. Кем ты был недавно, когда пришвартовался к этому берегу на зафрахтованной яхте?
– «Сниговой людиною», – вспомнив Васькину шутку, и помятуя о густой, накладной растительности, ещё недавно щедро обрамлявшей его лицо и шею, весело отрапортовал тот.