Стас с трудом разлепил опухшие веки и постарался повернуть голову, чтобы увидеть говорящего. Говорящую. Ага… Вот она, Маша, мадам Дювалье или как там ее…

– Ну, и кто ты после этого? – прохрипел он. – Слово такое русское не забыла?

– Так было надо! – жестко ответила Маша.

– Кому? Рептилоиды хреновы… Так вот вы какие… А то все крокодилов рисуют да динозавров. Кто дал вам право мной управлять как куклой? Дофига на себя берете!

– Стас, нет времени на оправдания и разъяснения. Твой организм не выдержал Силы, его надо срочно поддержать, ты должен принять ящерицу, она поможет.

– Да пошла ты… Вместе с ящерицей. Сказал же, я крещенный. Хочешь добро сделать, священника приведи, я покаюсь и в путь-дорогу.

– Стас, не забывай, за тебя Алексей жизнь отдал. И еще нашего брата пришлось одного подставить, уйдет он или нет – еще неизвестно. Для того, чтоб тебя вытащить, мы ничего не пожалели, я, между прочим, тоже подставилась по полной. А без нас тебя бы просто раздавила махина Проекта, неужели ты думал, что все просто так закончится?

– Сука ты, Маша! Но тебе с этим жить. А я тебя прощаю. Теперь отвали, сделай милость, дай я с душой своей разберусь, священника вы все равно не приведете, тайны, секреты всякие, понял, не дурак. Я серьезно, без обид. Оставьте меня.

Странное дело, но он почувствовал себя немного лучше и даже смог сесть. Огляделся по сторонам. Промзона что ли? Штабеля ящиков виднеются в замызганном окошке, ангар какой-то…

– Я не могу тебя здесь оставить! – раздраженно ответила Маша. – Буду вот тоже тут сидеть. Накроют нас – всем хана. И мне и ребятам, которые тебя вытащить помогали. Давай, православный, иди дальше на принцип! Угробишь еще десяток хороших людей.

– Твое дело. Я же сказал – прощаю. За резкое слово и ты меня прости, сама понимаешь, слаб человек, болит все, жесть просто. Я посплю чуток. Не буди меня, очень прошу.

Почему именно сон показался Стасу сейчас самым своевременным решением, он вряд ли смог бы рационально объяснить. Но объяснять что-либо не требовалось, с самим собой всегда легче договориться, чем с кем-то посторонним. Сон навалился почти мгновенно и никакие попытки внешних сил этому помешать уже не имели значение.

Сменяющие друг друга образы в его сновидении постепенно упорядочились в некий вариант черно-белого кино про войну. Стас ощущал себя именно зрителем, а не участником событий. Прямо перед ним в небольшой нише горела самодельная лампа, сделанная из гильзы от снаряда, ее дрожащий, неровный свет позволял увидеть бревенчатую стену, весящие на ней ремни и еще какие-то элементы снаряжения. Затем поле зрения сместилось в сторону, и Стас увидел сидящего на перевернутом «на попа» ящике молодого солдата в расстёгнутой гимнастерке и с перевязанной головой. Рядом с ним на грубо сколоченном из досок подобии стола лежала буденовка с большой красной матерчатой звездой, сабля в ножнах и почему-то американский автомат Томпсона.

– Стас Зорин? – уточнил красноармеец, слегка повернув голову. – Давно тебя жду, задолбался уже… Это Миша у нас мастер на такие дела, а я как-то по другой части все больше. Ну, здорово, что ли… Рад тебя видеть, хотя хорошего, вообще-то, мало. Да, я Кибальчиш. Ты не напрягайся слишком, слушай.

Стас и не собирался напрягаться. В этой полутемной то ли землянке, то ли блиндаже ему было почему-то очень уютно и спокойно. Похоже, его собеседник данный факт уловил, потому что попытался улыбнуться, тут же скривившись от боли в забинтованной голове.

– Да, это мое персональное убежище. Сам сделал. Миша выбыл из строя, отлеживается в своем амбаре, не может выйти – досталось ему в последнем бою по полной программе. А я чую, что времени мало, надо что-то важное сделать. Вот и сварганил себе эту землянку, сам не пойму как, но вроде неплохо получилось. Моя персональная защита. Знаешь, как детки малые делают – накрылся одеялом и все страхи сразу ушли. Миша подсказал, это мощная… как ее… забыл… психотехника, во!

– Ну, мне тут тоже спокойно очень, хорошая у тебя психотехника. Меня там убили почти, понимаешь ли, наяву. Не то чтоб до конца, но где-то близко, долго не протяну явно. А здесь это вроде как и не особо важно. Я бы у тебя тут так и остался, да маму жалко. Один я у нее, даже не знаю, как она это все переживет. Маша, сука такая, заделалась в тайные магистры тайного ордена, итить их, рептилоидов, толкнула меня под танки, не спросив согласия. Вот как люди до такого доходят, а?

– Знаю, – кивнул Кибальчиш. – Ты не сердись на нее. Она тоже свое дело сделала, цель мне помогла увидеть. Ну, и ты тоже помог. Мы с тобой, браток, связаны получается. Надо нам подвиг совершить, причем, видать, последний. Ты свое дело сделал, теперь я свое сделаю. Поэтому моя землянка тебе сейчас лучше санатория. Ты посиди, отдохни. Ребятам потом расскажешь, что и как. Помирать тебе рано еще.

Они немного посидели молча, глядя на чадящую лампу и причудливые тени на стене – они, казалось, никак не были связаны с геометрией окружающих предметов и жили своей жизнью. А затем Кибальчиш спросил:

– Ты, Стас, в самолетах разбираешься?

– Да не очень… Так, в общих чертах, немного представляю. А зачем тебе?

– Так не прорваться туда на коне, – досадливо поморщился Кибальчиш, – даже пробовать не буду. Самолет нужен. Чтоб сверху на них. Как этот ваш летчик Гастелло. Мне Миша рассказывал.

– Прости, не понял.

– Эх, ну не умею я разговоры разговаривать, давай, соображай быстрее! Чехол с зеленым камушком помнишь? Его гады эти в свой главный штаб отвезли. Маша мне помогла его увидеть, он теперь как маяк там подсвечивает в их секретной этой лаборатории или что там у них. Но на коне скачу если, не вижу его. Сверху надо. Пробовал воздушный шар сделать, ветром сдуло, вон башкой приложился. Я же не видел их никогда, откуда мне знать, как они выглядят? А вот если ты мне поможешь самолет увидеть, то я в него сяду и на них сверху, прямо в самое сердце. Там у них какая-то установка секретная, которая всем мозги должна компостировать. Если рванет, то сразу всему штабу кирдык. И тогда их гнусные планы, значит, того… Короче, ничего у них не выйдет в этот раз, а в другой еще герои найдутся. Понял теперь?

– Понял, – не сдерживая больше улыбку, ответил Стас. Посиди тут, я пойду на ВПП, поищу борт подходящий. Но может, не обязательно вот так, как Гастелло? Давай, я тебе бомбардировщик найду, а? Бомбу на них сбросишь.

– Нет, не пойдет, – сказал Кибальчиш с печальной улыбкой. – Понимаешь, браток, бомба – это я сам. Больше ничем их не проймешь. На коне поэтому никак. Образ не тот.

Теперь Стасу стало не до шуток. Замысел Кибальчиша – это жертва, превращение в сгусток энергии, которая что-то там замкнет в бесчеловечной схеме Проекта. И тогда невообразимой мощности машина, предназначенная для формирования устойчивых эгрегоров (откуда сейчас выплыло это понимание и такие мудреные слова, Стас не задумывался, на то он и сон, чтобы многое понять), которые, как невидимые тучи, повиснут над российскими городами, превращая их обитателей в доверчивых и послушных дурачков, исправно и бойко марширующих по обозначенным направлениям, это дьявольское изобретение чьего-то явно извращенного, нечеловеческого уже сознания, рванет как настоящая бомба. Спорить не имело смысла, похоже, иным способом хоть как-то повлиять на происходящее они действительно не могли.

Он похлопал аккуратно Кибальчиша по плечу, кивнул и поискал глазами выход из землянки. Однако карабкаться по ступенькам не пришлось – Стас в один миг очутился в бескрайней степи, под ногами шуршала пожухлая трава, а на горизонте громоздились подкрашенные красным тучи. Закат или рассвет? Нет, закат. Теплый вечер, даже душный. Ночью будет гроза. Как раз в тему. Ну, а где тут у нас ангар с самолетом? Дурацкий вопрос… Конечно, за спиной! Надо только сосредоточиться и медленно повернуться.

Вот он, ангар. Вход затянут маскировочной сетью. Теперь надо представить, что там стоит внутри… Ил-2? Нет, это слишком. У-2! В самый раз, Кибальчишу понравится, да и второе место есть для инструктора. Не гоже одному на такое дело идти, мало ли что. Тут надо наверняка.

– Ну, ты блин, даешь, авиатор! – раздался рядом знакомый голос.

Стас резко обернулся, забыв про самолет, и увидел Михаила. Серый человек заметно изменился, причем явно не в лучшую сторону. Пижонский его серый плащ теперь напоминал рубище нищенствующего монаха, а шляпа – нелепую панаму дачника-огородника. Сам он как-то ссутулился, стал меньше ростом. И даже звонкий его голос звучал теперь как будто через стопку пыльных тряпок.

– Давай-ка лучше я по конструкторской части, ты же у нас гуманитарий.

С этими словами Михаил заковылял к ангару и решительно отодвинул маскировочную сеть.

– А Кибальчиш сказал, что ты на больничном!

– Так и есть. Но раз камикадзе берет свой штурвал, даже не выпив рюмку сакэ, то отлеживаться как-то не удобно. Потом оклемаюсь. Я, ребята, с вами не полечу. Уж извините. Другие у меня планы. Но помочь просто обязан. Все, заходи, будем изучать матчасть.

Уже заглянув внутрь, Миша вдруг остановился у порога ангара и резко обернулся. Стас, проследив за его взглядом, смачно выругался, от чего мир вокруг заметно потемнел. В десяти шагах позади них стояла, улыбаясь, Маша и поглаживала низкорослую лошадку с огромными глазами и совершенно невозможной персикового цвета кудрявой гривой.

– Это Фили-Милли, героиня моих детских игр и страж моих детских снов. Игрушки такие были – лошадки Фили. В первую нашу встречу с Михаилом случилась некая битва со злыми силами и мне было велено убираться быстрее, держа в уме какую-нибудь старую добрую сказку. Вот тогда-то я их и повстречала. Они мне предоставили, так сказать, политическое убежище. Тоже своего рода устойчивые энерго-информационные конструкции. Вот Милли меня к вам в гости любезно и доставила по твоим, Стас, следам. Сама я не могу пройти – ноги вязнут тут же. Видно здорово ты меня не взлюбил.

Миша успокаивающе положил Стасу руку на плечо, но он уже и сам понял, что проявлять эмоции в этом пространстве неуместно.

– Маш, не мешай, сделай одолжение. Мы спешим.

– И не думала мешать. Я тут на шухере постою, а то твой след не только мне виден. А вы поторапливайтесь, раз решили. Там твою тушку долго, Стасик, прятать не смогут ребята мои, сам понимаешь. Им еще и меня надо как-то сберечь.

Было немного обидно, что его никто не собирался уговаривать отказаться от явного самоубийства, но Стас постарался эти мыслишки придавить в зародыше и решительно шагнул в ангар.

Управление фанерным бипланом он освоил в теории быстро. Каким оно должно было быть в мире реальном, не так уж и важно. Здесь важна только его личная уверенность.

– Все, порядок, – удовлетворенно кивнул Миша, – можно Кибальчиша звать. Если он ступит, ты перехватишь управление из второй кабины.

Втроем с Кибальчишем они выкатили самолет из ангара, Кибальчиш занял место пилота, деловито что-то там подвигал и вопросительно взглянул на Стаса, который все еще ждал, сам не понимая чего.

– Мама твоя в порядке, – крикнула со своего наблюдательного пункта Маша, – не волнуйся! Мы ее в областную больницу пристроили в провинции, типа без документов и с потерей памяти. Если все пройдет удачно, никто ее искать уже не будет, не до этого им станет. Дядя Вася мой твоего дядю бережет, как может. А ты не держи на меня зла, Стас. Вариантов все равно не было. Ну, упекли бы тебя просто в психушку, чтобы Зорина-старшего на крючке держать. Все равно конец один. А так ты вон какой герой. Не пешка ты. И не дурачок. Ты – Джокер. Прощай!

– Прощай! – коротко ответил Стас и одним движением легко запрыгнул на место летнаба. – Давай, Кибальчиш, командуй!

– От винта! – рявкнул почему-то басом Кибальчиш.

Теперь Михаил и Маша стояли уже рядом и махали им вслед. Удивительная персиковой масти лошадка потешно взбрыкивала передними копытами и качала головой – видимо, тоже желала удачи. Кибальчиш, осваиваясь с управлением, сделал несколько кругов, постепенно набирая высоту, а потом развернул самолет на одному ему видимый курс и они полетели навстречу багровым облакам.

Гроза на горизонте

– Похоже, Армагеддон откладывается, Вася! – немного удивленно сообщил Зорин, вернувшись со встречи с Петровым. – Или, наоборот, он произошел без нашего участия. Союзник наш в шоке, сам толком не понял, что случилось. Обещал уточнить и сообщить. Встречаемся с ним сегодня опять, не похоже на ловушку, такое ощущение, что там теперь всем не до нас.

– Ну и ладно, – спокойно отозвался Вася из своего угла, – встретимся, чего не встретиться. Пусть сюда подгребает на нашу помойку. Бомжи – очень внимательные люди, если что, сразу шухер поднимут. А прочесывать тут и оцепление выставлять, так это целая дивизия нужна, не меньше. Когда ждем гостей?

– К вечеру, само собой. Будет мимо проезжать, колесо лопнет, заедут на шиномонтаж у въезда на дальний полигон, мы осмотримся, если все нормально, я подойду. Но, на мой взгляд, это все бесполезная конспирация, если пасут его, все равно спалимся, так что ты не лезь особо, оставайся в тени.

– А у меня тут команда имеется целая, – усмехнулся Вася. Я всем здешним авторитетам гадаю, так что мой собственный авторитет выше крыши, точнее Маша гадает, а у меня вот что имеется. Это новый, старый вчера пацанам отдал, пусть покатаются с ним.

С этими словами он продемонстрировал Зорину потертый бюджетный смартфон, с треснувшим стеклом.

– Так вот откуда у тебя такие познания!

– Ага. Сайтик есть в Интернете, какая-то госпожа Тоня, вот она мне послания и передавала от Машули в виде карт. Типа расклад на день и короткая расшифровка. А уж как они клиентуре моей гадают, не знаю… Я бы грех на душу не взял, карты счастье забирают, как ты сам сказал, а у меня его и так не очень. Бродяги мне теперь верят как отцу родному, если что, прикроют и предупредят. Не по-божески это, конечно, но что делать.

День тянулся долго, Зорин мучился, не зная чем себя занять и сам на себя злился, так что к вечеру опять разболелась голова, но он таки взял себя в руки и пошел на встречу со своим странным союзником. Встретились они у шиномонтажа, как и планировалось.

– Уважаемый, можно к Вам обратиться? – выдал с просительной улыбкой традиционную фразу попрошаек Зорин.

– Денег не дам! – отрезал Петров мрачно. – Иди отсюда, вон охрана уже оборачивается.

– Ну сигареткой угостите хоть, – продолжил канючить Зорин, подражая ужимкам профессионального нищего, – помогите ветерану…

Дальше разыгрывать сцену смысла не было. Петров брезгливо протянул ему начатую пачку сигарет и демонстративно отвернулся. К ним уже шел, поигрывая телескопической дубинкой, охранник, так что пришлось ретироваться в ускоренном темпе. Сигареты Зорин честно разделил между тремя неопределенного возраста бродягами, ожидавшими результата его вылазки за заброшенным и полуразрушенным зданием какого-то цеха, а пустую пачку сунул в карман.

– Ты кончай уже про ветерана-то заливать! – буркнул один из бомжей. – Не прокатывает больше. Объясняли же тебе, ты что, тупой? Скажи, мол, подай на пропой, православный, Христа ради. Так теперь надо. Искренность – наше все, понял?

– А может он еврей, – возразил Зорин.

Бомжи посмотрели на него с брезгливым состраданием, махнули рукой и разошлись по своим делам.

– Непутевого какого-то Резак привел, ничего не сечет, долго тут не протянет, ну его, пусть сам с ним возится, – буркнул один из них, покрутив у виска пальцем.

Побродив еще немного по окрестностям, Зорин таки выклянчил у какого-то старичка целых 50 рублей, вытряс из собственного кармана кучу мелочи и попытался с этим богатством зайти в магазин на заправке, но был с позором изгнан. И только после всех этих мероприятий позволил себе разорвать пустую пачку и прочитать спрятанную в ней записку:

«Через час у дальнего полигона. Зовут Нина, она эколог. Слушать, как меня. Пароль Вы знаете.»

Через час в указанном месте появился основательно послуживший в явно непростых условиях УАЗ «Буханка», из которого бодро выскочила небольшого роста пухленькая женщина в яркой куртке с надписью «Зеленый мир» и начала фотографировать окрестности.

– Гражданочка, разрешите к Вам обратиться за помощью, ну, Вы знаете…

– Знаю! – ответила женщина. Вы Александр? Я – Нина. Помогите вот образцы до машины донести, тогда накормлю, так и быть.

Зорин поднял с земли два увесистых пластиковых контейнера и побрел к УАЗу. Женщина осталась снаружи, а сидящий за рулем мужчина молча сунул ему в руки планшет с поставленным на паузу видео. Это оказалось послание от Петрова.

– Приветствую! Нина и Валерий – мои доверенные лица, они в курсе всей нашей ситуации. Сегодня ночью в окрестностях Сочи случился некий инцидент. Там располагался научный центр со строгим пропускным режимом. Вот как раз в нем случилось нечто такое, что местные жители восприняли как яркую белую вспышку и последовавший затем оползень, похоронивший этот самый центр под минимум десятиметровым слоем грунта и камней. Официально там взрыв газа, оползень – как следствие. На самом деле машинный зал с аппаратурой известного Вам назначения просто исчез в этой самой вспышке неясной физической природы, после чего в грунте на его месте оказался шарообразный провал диаметром метров двести. А уже потом гора, на склоне которой располагался центр, съехала вниз. В ближайшее время до Вас никому дела не будет. Но потом… Проще говоря, у нас в стране больше таких центров нет. Зато их еще минимум пять в Европе, а сколько в Америке и Азии не знаю даже я. Будет что-то очень нехорошее, но не завтра. Теперь связь через Нину. Удачи нам всем!

…Маша все еще сидела возле тела Стаса. Он был по-прежнему жив, хотя пульс едва прощупывался.

– Как он? – с почтением спросил сидящий рядом на корточках пожилой азиат.

– Не знаю… Все еще жив. Похоже, опять в коме. Отвезите его к матери. Также, без документов. Типа нашли в лесу, придумайте что-нибудь. С полицией я потом все решу сама.

Первый раз за этот год она была в растерянности и не знала, что делать. Ящерица упорно не желала подсказывать, как поcтупить со Стасом и вообще затаилась где-то в своем запределье. Ее присутствие, обычно явное и дружеское, Маша теперь почти не ощущала, почему-то казалось, что ящерица не сердится, а просто очень испугана и снова собирается отбросить свой хвост, то есть в данном случае ее, Машу. Вот Вам и здрасьте, мадам Дювалье, это называется «приехали». Оказывается, титул избранницы это не навсегда, не пожизненно. Поиграли – и хватит.

– А больше, буржуины, я вам ничего не скажу! – процедил с издевкой Кибальчиш, нагло ухмыляясь в лицо офицеру и смачно плюнул ему на сапог. Сейчас их благородие должен впасть в ярость и схватиться за кобуру. Так и есть, купился.

Пока офицер, сверля пленника ненавидящим взглядом, вынимал револьвер, Кибальчиш незаметно освободил левую руку от кандалов, для чего пришлось временно вынуть большой палец из предусмотренного природой положения. Очень больно, но надо, бывало и хуже. В этот раз он помнил все. И Зорина, и Машу, и Стаса, и серого Михаила. А главное – помнил забетонированную площадку с десятком антенн и каких-то сетчатых конструкций, между которых пульсировал отвратительного вида фиолетово-черный шар. Вот в него они и направили свой краснозвездный самолет. А еще он помнил ослепительно яркую вспышку белого огня, помнил, как нахлынуло это пламя на него и на миг стало нестерпимо горячо, а потом он сразу очнулся здесь, в кандалах, босиком, со следами побоев и пыток, но все тело при этом буквально вибрировало от незнакомой и пугающей силы. Самое время ее применить, похоже.

Враг опрометчиво приблизился еще на шаг, чтобы ткнуть непокорного пленника в лицо стволом пистолета, и тут же получил сокрушительный удар цепью с болтающимся на ней пустым стальным браслетом. Выпавший из рук офицера револьвер Кибальчиш поймал левой рукой за ствол, едва не взвыв от боли, а затем рванулся вперед, подхватив обмякшее тело на плечо. Двое конвоиров с бесполезными в тесноте камеры винтовками даже толком не успели осознать происходящее, сопротивление оказал только пожилой тюремщик, у которого на поясе висели ключи от камер – тертый калач, с ним пришлось повозиться. Из уважения к противнику Кибальчиш сдержался в последний момент и лишь слегка хлопнул упорного старикана рукояткой револьвера по макушке, стараясь не нанести серьезного вреда.

– Угомонись, дед! Не хочу я тебя убивать, лежи, не рыпайся!

Ну, вот, половину плана выполнили. Остались сущие пустяки – вырваться за стены крепости, превращенной врагами в импровизированную тюрьму. Национальная принадлежность пресловутых буржуинов в этот раз поменялась— это явно были русские. Точно русские. Вон этажом выше надрываются «Боже, царя храни!»

– Значит от канонической версии мы отошли… Интересные дела! – сам себе сказал Кибальчиш и осторожно выглянул в коридор.