Четверка мечей
Вечером в парке Зорин застал целое представление. На обычно пустой в это время алее шумела толпа человек в десять. Основу ее составляла уже знакомая ему шайка-лейка, возглавляемая дембелем, все еще щеголявшим в своем попугайском наряде. Но к буйной молодежи на удивление присоединилась вполне солидная пожилая пара и двое молчаливых крепких ребят с утяжелителями на ногах и руках – видимо, спортсмены.
– Ну-ка, тихо! – донесся из толпы повелительный окрик, – а то сейчас закончу сеанс. Не в пивной, чай! И свет не засть мне, бугай, в сторонку, в сторонку!
Здоровяк с утяжелителями поспешно отодвинулся в сторону, а шумный молодняк мгновенно заткнулся.
– Ну, что там? – напряженно спросила дама лет 55, нервно поглаживающая затихшую собачонку, которую держал на руках ее спутник.
– Собачка поправится, не волнуйтесь, гражданочка, и денег не тратьте больше, а то ее коновалы насмерть залечат, не о том вы беспокоитесь! Лучше мужем займитесь, у него старая болячка недолеченная откроется зимой, плохо совсем будет, а сейчас еще можно дрянь эту приглушить. Язва… Нет! Не язва даже… Эге, дяденька, да у тебя проникающее было? Откуда? По тебе не скажешь!
Спутник дамы с собачкой на руках отшатнулся, едва не уронив питомца.
– Не верю! Никто же не знал… Вам кто сказал?
– Да, ладно… Сотни раз это слышал! Не веришь – твое дело. Завещание тогда не забудь написать, а то бывшая твоя объявится с мужем-адвокатом, слетятся вороны на наследство… Давай, иди уже отсюда, доцент, ты меня утомил.
Потрясенная пара быстрым шагом удалилась прочь, унося несчастную собачку, а через образовавшийся в рядах зрителей проход Зорин увидел Васю в образе бомжа. Он восседал по-турецки на скамейке (зрители стояли рядом и никто не смел перейти незримую черту метрах в полутора от него). На коленях у прорицателя лежала большая картонка, поверх которой были раскиданы карты.
– Ну, молодежь, баблос имеется? – продолжал свое шоу Вася, не обращая на Зорина внимания. – Тут вам не ВДНХ, вход бесплатный, выход платный, гони монету, а то срок нагадаю.
Зорин решительно зашагал вперед, на ходу нагоняя «служебное» состояние, хмуря брови и прогоняя прочь упрямую улыбку, которая никак не хотела прятаться.
– Это что тут за Кашпировский у нас? – сурово поинтересовался отставной полковник, игнорируя протестующие выкрики зрителей.
– А! Гражданин начальник! – глумливо ухмыляясь, дурашливым голосом завопил Вася, – Позолоти ручку, всю правду скажу! Мент, будь хоть раз в жизни человеком, людям вон пятерик ломится, а они и не знают, я тут профилактикой занимаюсь, не мешай, тебя тоже порадую, но в порядке общей очереди.
Спортсмены угрожающе шагнули вперед, отодвигая Зорина от лжепровидца.
– Иди-ка, дядя, бегай дальше… От инфаркта к инсульту. Мы тебя не трогаем, ты нас не трогай!
– Э, пацаны, харе! – прикрикнул на них со своего места Вася. – Дядя мент тоже хочет про будущее спросить, просто стесняется. И к тому же он на пенсии, не при исполнении. Здоровье тут каждый вечер поправляет, хочет до ста лет дожить, наверное. Пусть дальше бежит. У нас тут не для его ушей разговор будет, разговор у нас про казенный дом и дальнюю дорогу, а ему, так и быть, без очереди погадаю, чтоб свалил побыстрее.
С этими словами Вася извлек из кармана новую колоду.
– Для мента отдельная колода! Модная, «Таро» называется. Тару вот скинул вчера и купил в киоске это «Таро», больно картинки веселые.
Зорин, не зная что сказать, решил просто постоять молча. Вася что-то должен ему передать, подсказать, дать намек.
– По трем картам тебе, начальник, погадаю, так быстрее. Сдвинь на три части! Молодец! Денег с тебя не возьму, западло мне. Так… Во! Четверка мечей! Это жизнь твоя, ментяра. Видишь? Сидит мужик седой, а рядом четыре пики воткнуты. Мужик отдыхает пока, не знает, что пятая заточка следом идет. Короче, мент, набирайся сил, времени немного на это осталось. А это, что сложилось только что или вот-вот сложится. Валет мечей. Видишь? Шибзик какой-то с заточкой, рожа мерзкая, от такого жди подвоха, в спину ширнет, не поморщится. Это друган такой, который хуже честного врага. Скурвился он. Или она. Картам тут без разницы, они суть показывают. А третья карта подскажет, что делать, как быть. Шут! Дурак, он же Джокер. Эх… Ну, дела! Короче, мент, враги тебя за дурака держат, вот что это значит. Ежели ты дурнем будешь дальше переть, рот разинув, то вот, как этот хмырь, с обрыва загремишь на следующем шаге. А ежели обдуришь их, то станешь круче крутого, все тебе будет как с гуся вода. И четвертая карта тебе, мент, бонусом от меня… Смотри-ка!
Вася сунул под нос Зорину карту с изображением женщины, держащей меч и весы, но показал ее вверх ногами. Подержал для убедительности пару секунд и продолжил вещать.
– Это волчары твои, беспредельщики позорные, по твою же душу идут, ксивами своими прикрываясь. Правосудие вверх тормашками – это и есть беспредел, ментяра, бог не фраер, все видит, вот и на твою долю карточка выпала. Смекаешь? «Три мушкетера» смотрел с Боярским? Как там батя сынка напутствовал… Во след врагам придут и друзья? Типа того… Так что не вешай нос и не будь, чем щи наливают. Беспредельщиков никто не любит, прикроют и тебя люди добрые.
Притихшая банда малолеток и двое криминальных спортсменов смотрели на Зорина с опаской и даже некоторым уважением, не решаясь прервать Васин монолог.
– Усек или нет? – с издевкой спросил бомж-прорицатель. – Если нет, твои проблемы. Иди с миром своей дорогой, нам тут с пацанами о своем побалакать треба. Давай, до свидания, как один артист сказал.
Зорин криво улыбнулся и пошел прочь. Мысли буквально роились в его голове и требовали немедленно где-нибудь присесть и все тщательно обдумать в тишине.
– Ну Вася… Ну, самородок! Человек-оркестр! Такой талант да в мирных бы целях! – сам себе говорил тихим шепотом Зорин, чтобы сбросить напряжение. – Целую постановку забацал, хотя мог все просто в лифте шепнуть: «Зорин, Наташка тебе сдала, ее заставили, ты сам нафиг никому не нужен, только как приманка, живешь, пока вражины рассчитывают на живца другую рыбку словить, а потом устроят тебе автомобильную катастрофу и поминай как звали». Хотя… Может и не все так просто. Подумать надо. И уж точно болванчиком не сидеть и не ждать у моря погоды. Пора упомянутых Васей беспредельщиков отыскать и поговорить с ними строго по душам. Поди опять в рядах доблестной службы собственной безопасности ребята окопались, где же еще… Ну, ладно, теперь мой ход.
Отдельные штрихи, наконец, стали складываться в некое подобие целостной картины. Так вовремя воскресший Вася явно намекал на некие силы, в намерение которых входило поддержать Зорина по каким-то своим таинственным причинам. А это резко повышало значимость уже практически битой карты под названием «пенсионер Зорин». Он не одобрял гаданий, на всю жизнь врезалась в память строгая бабушкина заповедь: «Карты счастье забирают, никогда не гадай сам и другим не позволяй». Впрочем, как форма зашифрованного сообщения очень даже удачно выглядит. Почему нет? Кто его знает, какими методами Вася там свою клиентуру в парке разводит – методами социальной инженерии или и впрямь в мистики заделался, но вот Зорину он явно не гадал, а передал уже осмысленную и проверенную разведсводку. Такой расклад в корне менял все дело.
Пятерка мечей
Обладатель невзрачной физиономии и удостоверения сотрудника службы собственной безопасности, который был известен медсестре Наташе как Дим Димыч, воспользовался предоставленным каждому гражданину правом на отдых, мотивировав это начальству внезапно сложившимися семейными обстоятельствами, одел сапоги, старый армейский ватник, взял рюкзак и сел в полупустую электричку на Ярославском вокзале. Время для грибников и дачников было уже не подходящее, а обитатели пригородов начнут возвращаться домой только к вечеру. Кроме него, в вагоне ехала пара мрачных усталых таджиков с кучей баулов и какая-то бабуля, сошедшая на первой же станции.
Дим Димыч отсел от них в противоположный конец, достал журнал «Загадки истории» и углубился в чтение. Минут через десять лязгнула дверь тамбура и в вагон вошел сердитый пенсионер, сам себе читавший лекцию о культуре поведения, периодически обещая кому-то невидимому «так это не оставить». Недовольно оглядевшись по сторонам, пенсионер сел на пустую скамейку и уставился в окно. Однако, было заметно, что одиночество ему претит, душа требует общения и еще минут через пять он решительно поднялся и пересел к Дим Димычу.
– Простите, у Вас не занято? Вижу, Вы культурный человек, историей увлекаетесь… А там такие, простите, рожи… Там, в том вагоне… И это наша молодежь! Смена, так сказать!
Дим Димыч поднял глаза от журнала, вежливо улыбнулся, буркнул «да, да» и снова уткнулся в журнал. Впрочем, пенсионер намека не понял или не захотел понять, он придвинулся ближе и продолжил свой возмущенный монолог. Дим Димыч периодически так же холодно улыбался и отвечал односложно, потом сложил журнал в трубочку и, тяжело вздохнув, повернулся к навязчивому собеседнику, поняв, видимо, что от говорливого старичка теперь не отделаться.
Так эта сцена выглядела для стороннего наблюдателя. И даже если бы этот сторонний наблюдатель знал, что пенсионер вообще-то весьма известная в научных кругах личность, что у него имеется собственный автомобиль и собственный водитель, а едет он в собственный двухэтажный коттедж, где службу несет дополнительно еще и собственный охранник с двумя злющими овчарками и где за садом ухаживает специально нанятый дипломированный специалист, он бы ничуть не удивился. Хождение в народ известного лингвиста и по совместительству хозяина популярного в элитарных кругах загородного клуба «Дворянское гнездо» для многих тайной не являлось. Свои наблюдения «пенсионер» регулярно оформлял в виде искрометных юморесок, которые сам же и озвучивал приглашенной публике, срывая бурные аплодисменты, а также публиковал свои изыскания в популярных и профессиональных журналах.
А вот о чем на самом деле беседовал Дим Димыч с переодетым в потрёпанного жизнью бывшего учителя светским львом, все равно никто услышать не мог. С одной стороны проход в этот вагон перекрывала шумная и агрессивная компания крепких молодых людей, протискиваться через которую желающие вряд ли бы нашлись с учетом количества пустых мест, а с другой – тамбур завалили начисто упомянутые таджики своим багажом.
Разговор меж тем был очень интересным.
– Зачем такие сложности? – поморщился Дим Димыч. – Вы не перебарщиваете?
– Нет! – отрезал собеседник. – Это Вы недопонимаете. В ситуации до сих пор есть неучтенные факторы. Аналитики утверждают, что поведение объекта Зорро нетипично. И вывод однозначен. Он ждет связи и поддержки единомышленников, причем получил уже от них сигнал и воспрял духом после периода затяжной депрессии. Эти единомышленники до сих пор вами не установлены. Будьте любезны подробно сообщить мне результаты разработки!
– Отрабатываем массажный салон. Массажистка, работавшая с объектом, внезапно уехала из Москвы, паспорт ее остался у владельца салона. Паспорт проверили – он настоящий, но выдан, скорее всего, незаконно в 2005 году на имя некой Аллы Матвеевны Гавриш. Якобы на основании ранее сданного паспорта. Обычная для того времени история – гражданка Молдавии купила себе паспорт с регистрацией в депрессивном сельском районе, где никогда в жизни не была. В Москве по этому паспорту тоже никогда не регистрировалась. Вообще нигде не регистрировалась. Могу предположить, что она исполняла роль связника, а сейчас где-то залегла на дно и пережидает. И паспорт у нее имеется иностранный на другую фамилию. Молдавский или украинский, например. Можем объявить в розыск, основания подберем. Но вы знаете, как у нас ищут. Если не акцентировать специально, конечно. Салон, кстати, крышует замначальника ОВД, хорошо знакомый с Зорро лично. С ним пока не проводили беседу, могут возникнуть ненужные сложности – примерно известно, кто его продвигает, придется нашу разработку полностью легализовывать со всеми формальностями, иначе не отвертеться. Там люди серьезные, их туманными намеками на интерес «старшего брата» не проймешь.
– Мой совет: эту линию особо не форсируйте. Даю десять против одного – нам подсунули ложный след. Ищите не столь явные контакты. Короткие встречи, случайные беседы с вроде бы посторонними людьми – что-то такое.
– Так это человек 50 минимум будет. Не реально. Он постоянно еду домой заказывал, напитки. Стал по магазинам ходить, любезничать с консультантами женского пола, визитки даже свои предлагал – «консультант по безопасности бизнеса» и все такое. Вот, кстати, визитки эти… По ним тоже десяток человек контактировало с ним, включая курьеров. Нет, не реально. Должна быть какая-то дополнительная информация, а это уже по Вашей части.
– Хорошо. А техническая служба что сообщает?
– Ничего. Ни одного контакта с интересующими Вас сущностями не зафиксировано. И самих сущностей тоже не зафиксировано. И их следов. Вы вообще уверены, что после больницы они ээээ… все еще активны?
– Не уверен! Но мы должны убедиться. От меня требуют, прежде всего, четкого понимания природы этого явления. И его, так сказать, автора. Именно на это были направлены наши мероприятия. А вот Ваши методы приводят к совершенно иному результату.
– Ну, Вы же понимаете… У меня тоже вполне конкретные инструкции. Поскольку они проистекают из того же источника, что и полученные Вами требования, то выводы можете сделать сами. Если в двух словах – хорошо бы понять, но если понять нельзя, то следует просто уничтожить.
– И Вы, естественно, понять особо и не пытаетесь?
– Совершенно верно. Двое покойничков со склонностью к интеллектуальным разработками и психологическим ловушкам у нас уже имеются. А еще неожиданный кульбит проверенного за много лет субподрядчика с кучей трупов и засветкой на весь мир. И академик покойный тоже имеется, забыл сказать. Как Вы считаете, этого достаточно для смены стратегии или надо еще Куликовскую битву где-нибудь у МКАД организовать? Вы умудрились потерять всех подготовленных операторов, потерять научную базу, угробить уникальное оборудование… Я вообще удивляюсь, что Вы еще живы, если честно. Думаете я от любви к приключениям лично занялся оперативной работой? Мне поставили очень и очень жесткие условия. Так что извините…
– Хорошо. Ваши предложения?
– Мое мнение – Зорро получил хорошие известия, тут я с Вами полностью согласен даже без всяких аналитиков. Спровоцировать его на поиск контакта с сообщниками мы смогли, но вот зафиксировать сам контакт – нет. Для меня очевидно одно – сейчас Зорро перейдет к активным действиям. Просто по-другому не сможет. Попробует перехватить инициативу. Он все еще не понял, что в игре его роль – муха на столе, которая ползает и отвлекает игроков, фигурально выражаясь. Он себя тоже игроком считает. Значит попробует выйти через Сестричку на меня, это предел его умственных возможностей. Ну, а я его как раз очень жду с распростертыми объятьями. Сообщники, само собой, будут Зорро подстраховывать. Их не может быть много. Уборщики выбыли из игры, Розенкранц с Гильденстерном тоже, Племянник не в счет, Художница и вовсе в Эмираты упорхнула. Максимум мы могли проглядеть одного-двух, не более. Всех разом и прихлопнем.
– В смысле?
– В смысле поместим принудительно или добровольно под плотный контроль с медикаментозной составляющей. Если ваши сущности еще активны, они обязательно проявятся. Если нет… Ну, тогда не вижу смысла людей мучать. Позвольте дальше не продолжать.
На этих словах разговор закончился. Дим Димыч снова углубился в чтение, а старичок демонстративно отвернулся к окну. На следующей остановке вышли таджики со своим багажом, а еще через одну заторопился на выход и сердитый старичок. Следом вышла из вагона и уставшая буянить молодежная компания.
Все те же и неизвестный
– А больше, буржуины, я вам ничего не скажу! – яростно прокричал Кибальчиш каким-то расплывчатым силуэтам, мелькавшим перед глазами, и попытался встать, но не смог – его кто-то держал.
– Не дергайся, плащ слетит! – строго проговорил мужской голос совсем рядом. – Это я, Миша. Нет тут никаких буржуинов, в этот раз засейвиться не вышло, в этот раз все всерьез, дружище.
С огромным трудом сфокусировав зрение на источнике звука, Кибальчиш действительно увидел мрачного Михаила, но без привычной серой шляпы и серого плаща. Плащом был накрыт по самый подбородок сам Кибальчиш, а шляпа с обгоревшими полями валялась рядом на деревянном табурете.
– Да мне не холодно, Миш, сними его, что ты меня как маленького кутаешь! – попытался возразить Кибальчиш, но собеседник лишь еще больше нахмурился и решительно пресек попытку сбросить плащ.
– Говорю же, не дергайся! Зрелище то еще. Не надо смотреть. А плащ мой особенный. Сказал бы «волшебный», но ты смеяться будешь. А это почти правда. В нем моя сила и неуязвимость. Папашка постарался. Даже не знаю, как он это устроил. И вообще тут все он создал. Этот наш сарай в тумане, коней, голубей, вообще все. Место абсолютной защиты и спокойствия, чтобы мне было где прятаться. Чем дольше существую, тем больше понимаю цену этого дара. Сюда же никто без моего разрешения попасть не может. Вообще.
– Ну, не то чтоб совсем никто… – из клубящегося в углу амбара тумана раздался знакомый насмешливый голос, – я вот могу. А может и еще кто сможет… Но это очень непросто, тут ты прав.
Миша подскочил на месте и уставился на вышедшего из сероватой дымки мужчину. Пользуясь случаем, Кибальчиш попытался высвободиться из-под плаща и вдруг сообразил что не чувствует рук. Чуть сдвинув подбородком импровизированное покрывало, он замер от ужаса – в груди зияла огромная дыра, через которую было видно доски скамейки. Никакой крови, костей… Граница дыры выглядела как смазанное изображение, постепенно переходящее в четкое.
– Плащ тут не поможет, Кибальчиш! – гость обошел замершего Мишу, похлопав его небрежно по плечу и присел рядом со скамейкой на табурет. Прямо на обгоревшую шляпу.
– Что со мной? – только и смог вымолвить Кибальчиш.
– Ты ранен в бою, насколько я понимаю, – спокойно ответил мужчина. – Не думаешь же ты, что в этих пространствах все происходит также, как в мире людей, так сказать? Тут свои законы. Тебя, дружок, пытались уничтожить, убить. Стереть навсегда. Но ты держался молодцом. И все еще держишься. Плащ я делал как защиту для Миши, он действительно практически неуязвим в нем. Во всяком случае, для различных хитрых приборов, которые может изобрести человеческий ум. Тебе он не поможет, повторяю. Скажем так, у вас разного уровня вибрации. Миша – сущность, так сказать, которую выпустил в мир я, отдав часть своей жизни. Не создал, а именно выпустил. А тебя соткали из миллионов образов неподвластные и неведомые мне силы. Мы с Мишей просто подсветили тебе дорогу, позвали, так сказать. Тьфу ты… Вот привязалось это «так сказать»…
– И что теперь? – тихо спросил Миша, неслышно вставший рядом, но с другой стороны от скамейки.
– Все еще боишься меня, сынок? Это же из-за страха, да? Не бойся, я не колдун, не маг и не демон из запредельности. Пришла пора тебе узнать правду. А Кибальчиш поправится сам. Там, в обычном мире, его часто вспоминают. Это ему и надо для здоровья. Правда, вспоминают не такого, как сейчас. Камуфляж образца 90-х с буденовкой… Ребята, это же полный сюрреализм! Давайте-ка вернемся к исторической достоверности. Я тебе тут подарочек принес, не положено к больному с пустыми руками приходить.
С этими словами гость вынул из-под своего бесформенного одеяния, напоминающего то ли рясу средневекового монаха, то ли офицерскую плащ-палатку советского образца, новенькую гимнастерку с воротником-стойкой и галифе защитного цвета. Следом появился ремень с портупеей и хромовые сапоги. Уж извини, не совсем та эпоха, но таки похоже больше. Думаю, этого хватит. Мы тебя сейчас переоденем с Мишей, а ты пока глаза закрой. Так проще всем будет. И не прислушивайся к себе, сконцентрируй внимание на звуках.
Кибальчиш послушно зажмурился и весь превратился в слух.
Где-то недалеко звонко и размеренно капала вода, судя по звуку, в полное ведро. Почему полное? Нет, точно полное. В звуке была глубина и основательность, даже не ведро, а, скорее, полная бочка. Как много можно понять, просто внимательно слушая! Вот скрипнула табуретка… В ближней ножке трещина, скоро она станет заметной, но услышать можно уже сейчас… Наверное, с людьми тоже так… Можно понять заранее, предупредить, что впереди беда…
Поток мыслей Кибальчиша прервал нарочито бодрый возглас Миши.
– Ну, все, братан, кончай хандрить, открывай глаза, Кибальчиш-бессмертный!
Открывать глаза очень не хотелось. Но пришлось. Кибальчиш увидел себя лежащим все на той же скамейке, руки и ноги были на месте. Форма на нем была совершенно необмятой, отчего сидела нелепо. Почему-то это обстоятельство Кибальчиша очень беспокоило. Он встал оглядел себя придирчиво, одернул гимнастерку, перетянул заново ремень, поправил портупею, слегка приспустил вниз голенища сапог, сделав их «гармошкой», и недовольно скривился.
– Чего-то не хватает!
– Конечно, не хватает, – подтвердил его сомнения гость. – Сабли не хватает. Без сабли ты сам не свой. Но тут я тебе не помощник, саблю сам ищи. Если повезет, найдешь в амбаре этом. Если нет – ищи, где захочешь. Но поспеши. Сабля для тебя, как для Миши плащ. В том последнем бою она приняла на себя основной удар, ты ей закрылся, видимо, поэтому голова осталась цела. Если голова цела, остальное можно подлатать. Во всяком случае, здесь. С людьми все сложней. Хрупкие мы. Куда не ткни, везде смертельно.
– Ты рассказать что-то хотел, – робко вмешался в разговор Миша. – Про то, что бояться тебя не надо, и вообще всю правду типа. Как это «часть жизни отдал»? Фигурально? В переносном смысле?
– Нет, в прямом. Не спеши. Сейчас все расскажу. Сядьте дети в круг скорее, речь пойдет о гонорее. Шутка. Что не смеешься? Я ржал в свое время. Ладно… Так вот…
Из дальнейшего рассказа гостя притихшие Миша и Кибальчиш узнали, что некий мужчина в возрасте 45 с небольшим лет оказался в тяжелых жизненных обстоятельствах. Не в материальных. И несчастная любовь его не мучала. И тяжкий недуг не терзал. Просто опрометчиво всунулся он в такие сферы, куда вход рубль, а выход только вперед ногами или за немыслимые суммы. Немыслимых сумм у мужика того не было, а те, что были, в зачет по тамошним меркам не шли. Не было у него акций нефтяных компаний, чтоб отдать и сказать – нате, забирайте все, только отвалите, дайте просто дожить спокойно, не было счетов в швейцарских банках на предъявителя, короче шансов ноль целых, ноль десятых на выкуп жизни и свободы из цепких лапищ сильных мира сего. Сдуют, как пылинку-соринку, чтоб не мешал, да не отвлекал от судеб Отечества и интересов большого бизнеса. Максимум побрыкаться напоследок осталось, душу отвести, чтоб не бараном на бойне себя ощущать, а хотя бы загнанным волком.
Только и этого позволить себе мужик не мог – на нем висели старенькие родители, для которых весь этот экшн был смертным приговором однозначно, и еще дочь. Ей, то жизнь зачем ломать… И решил мужик сдаться, пасть, так сказать ниц, может пощадят, может побрезгуют… Хотя бы пару лет выиграть, дела земные уладить.
Но тут в его жизнь ворвался некто Лосев. Он в наше-то время выглядит кошмарно, а тогда и вовсе был натуральный Фреди Крюгер, только без бритв на пальцах. Еще пластику не успел сделать. Жуткая эта рожа мужику запомнилась на всю жизнь, но не как ночной кошмар, а как символ надежды. Потому что Лосев сам был в шахе, тикали часики, истекало его время, а просто вот так сдаться он не мог – западло ему, видите ли… И предложил он честную сделку мужику, который падать ниц перед могущественными врагами уже совсем было собрался.
Мужик, значит, добровольно участвует в эксперименте Лосева, облучается в какой-то там его экспериментальной установке, которую потом сразу же надо уничтожить, и, если выживет, идет дальше своей дорогой. Лосев за это устраивает всем врагам мужика «Кошмар на улице Вязов» с некоторыми вариациями по сюжету, но с гарантированными результатами. Вот только времени на размышление нет, установку надо уничтожить, пока не отобрали ее.
Разумеется, мужик тот был не таким простофилей, как может показаться, и на разводки такие не покупался. Но уж больно чудной был этот Лосев, таких не подсылают. И глаза… Ох, эти глаза… Жгли они насквозь, голова болеть сразу начинала. Лосев сказал, что вычислил мужика в толпе случайно по «ауре отчаяния». Сказал, что объяснить понятней все равно не сможет. Надо ему было найти крепкого, не старого еще, но уже сформировавшегося человека, которого приперли к стенке, и дальше все, привет, хуже уже не будет. Потому что и его также приперли. И завтра он со своими врагами заключит мир на почетных условиях. Даст страшную клятву, которую нельзя нарушить. Но сегодня он хочет им сюрприз оставить. Неучтенный фактор, который сыграет потом свою роль. Иначе нельзя, иначе гнусно все так, что и слов нет. И мужик Лосеву сразу поверил. Целиком и полностью. Согласился, подписался, как говорится. Хоть кровь потом из носа шла и зрение село, но из установки этой секретной вышел живым. А дальше отлеживался на даче у друга и читал в интернете, как козырные ребята, которые ему приговор уже, считай, вынесли, прыгали из окон, стрелялись да вешались один за другим.
Болел мужик долго, несколько лет. Еще дольше разбирался, что изменил в нем тот эксперимент. С Лосевым по условиям сделки они больше никогда не встречались и вообще никак не контактировали. Но все-таки разобрался…
– И вот тогда, – закончил свой рассказ гость, – ты, Миша и появился. Я сделал это место для тебя. Оно – твоя база, дом, точка подзарядки – короче, все, что нужно. Ты можешь вернуться сюда всегда, из любой, пардон, мистической задницы. Твой плащ – твоя броня. Как и шляпа. Я сейчас встану и она опять будет целой. Плащ больше не снимай. Все что мог для тебя, я сделал. Теперь мне просто надо спокойно дожить свою земную жизнь и уберечь от беды тех, кто мне дорог среди людей. Я там самый обычный невзрачный пенсионер с палочкой, а не маг-чародей. Свою миссию я выполнил. А вы, ребята, теперь выполняйте свою. Хорошо бы для этого понять, в чем, собственно, она заключается. Только не забывайте, что люди, в снах которых вы ведете бой со своими врагами, умирают по-настоящему. И там, в том мире, где я живу, убивают, сажают в тюрьму и накачивают лекарствами в дурке тоже по-настоящему. Зорин ваш – даже не пешка. Он забытый фантик под шахматной доской. Мне он был нужен, чтобы других включить, разбудить, так сказать. Но вы его не бросайте. Не могу объяснить, почему, но этого ни в коем случае делать нельзя. Удачи, ребята!
С этими словами гость встал и быстро зашагал в туман, помахивая тяжелой черной палкой с металлическим наконечником.
Кибальчиш хотел его задержать, расспросить еще, но неожиданно получил жестокий удар под дых от друга Миши, и беззвучно осел на пол.
– Ты что, – яростно прошипел Миша, – тупой совсем? Не видишь, он годы жизни опять отдал, чтоб сюда пройти… Он же постарел прям на глазах! Голос стал тише, глаза потухли… Дай ему спокойно дожить, понял!
– Да понял, я, – слегка отдышавшись пропыхтел Кибальчиш, – понял. Сказать было нельзя? Бить сразу… Ладно, проехали! Что теперь делать-то?
Но Миша не ответил. Он нахлобучил свою шляпу еще ниже обычного, как-то ссутулился и стал похож на больную серую птицу, потерявшую желание жить и уныло сидящую на обочине дороги.
– Так что, Миша? – требовательно переспросил Кибальчиш после затянувшейся паузы. – Какой у нас план? Или никакого?
– Скажи, а ты вот не думал, нафига вообще все это? – зло ответил Миша.
– Что «это»?
– Ну, вот эта вся наша борьба не пойми с кем… Ради чего? Какова задача? Каковы критерии ее достижения? Уже столько людей погибло… Да, отсюда, из нашего призрачно-туманного амбара этого смерть не так страшна. Типа переход в другой вагон. Помнишь, Розарин как зажигал на прощание? Космонавт… Или второй… Которому ты салют саблей отдавал? Да… Но там-то их убили! Всерьез, по-настоящему. Ну, положим, Звездарев с Розариным знали, на что шли. А вот тот дед, которому мы приснились тогда… Он умирать не хотел, на последний бой не рвался. Короче, уже столько трупов, настоящая война. Как можно воевать, не понимая смысла происходящего?
– Ну, как же, – попытался возразить Кибальчиш, – ты же сам мне рассказывал: буржуины мол весь мир хотят в дурачков покорных превратить, всем мозги перетряхнуть, чтоб как чучела улыбающиеся были, как их… Во! Как биороботы. А мы им чем-то мешаем. Иначе чего они так лютуют?
– Хотят. Только это ведь не ответ. Ты слышал, что папа мой сказал? Тебя там какие-то неведомые силы слепили из того, что в головах тысяч людей уловили. Усредненный образ. Но наполнение этого образа тайна великая есть. Ты же – не он. Ты – это ты. Думаешь, этим силам интересно, как там буржуины рабочий класс оболванивают и трудовое крестьянство угнетают? Что-то я сомневаюсь…
– Я помню свою жизнь! – с вызовом выкрикнул Кибальчиш. – Помню отца и брата, помню друзей своих, дом, деревню… Это все было, это не образы!
– Может и так, я же не спорю, не волнуйся так, – примирительно улыбаясь, успокоил друга Михаил. – Просто вспомни, КАК ты сюда попал. И после ЧЕГО. И как возвращался снова и снова туда, где в сценарии прописана встреча с пулей. Как я тебя оттуда вытащил, как дверь открыл и гранату буржуинам твоим на память подбросил. А еще вспомни, что в так называемый реальный мир я пройти не могу, не пускают, сдувает обратно, словно ветром пушинку.
– Получается, меня нет? Я чьи-то глюки, как ты выражаешься, да?
Миша посуровел и начал строго отчитывать погрустневшего Кибальчиша, напоминая ему откровения Розарина про грустные перспективы неустойчивых энерго-информационных структур, пытающихся соотнести новую информацию с заложенной базовой программой. Результат, впрочем, оказался несколько неожиданным.
Кибальчиш вскочил с табуретки и рванул на груди гимнастерку, от чего по полу весело застучали разлетевшиеся пуговицы, а наружу выглянула полосатая тельняшка, которой совсем недавно там точно не было. И сощурив презрительно глаза процедил сквозь зубы:
– Сам ты, твою дивизию, структура информационная! А я ЕСТЬ, я ЖИВУ! Усек?!
Миша, однако, нисколько не обиделся, наоборот, засиял как начищенная пряжка солдатского ремня и, посчитав дальнейшие объяснения излишними, просто показал большой палец.