– Конечно! – Дим Димыч снова изобразил улыбку. – Александр Петрович теперь будет ощущать периодически напоминания от своей и без того больной совести, если надо будет подкорректировать его поведение, мы снова Вас побеспокоим. У Вас это легко получится. Просто будьте естественны. Скажите ему честно, что поняли – вы с ним не пара, но он Вам все равно симпатичен. Любая шероховатость на таком эмоциональном фоне подозрений не вызовет, неловкая же ситуация, всем понятно. Но это так, на будущее. Телефон для связи я Вам дал, мы свои обещания, Наташа, выполняем всегда, нужна будет помощь – звоните. Ну, все! До встречи! Мне выходить скоро, а стоянка три минуты.

Еще раз заглянув Наташе в глаза и добро улыбнувшись на прощание, он быстро вышел из купе, оставив девушку наедине с тяжелыми сомнениями. Впрочем, сомневалась Наташа недолго. Дело сделано, путь выбран. Что зря мучать себя? Лучше определиться, в какую клинику пойти теперь работать. В папке, оставленной куратором, оказались не только рекомендации, но и подробные справки о каждом учреждении. Забыв про Зорина, Наташа углубилась в чтение.

Незваные гости

А у Зорина странное происшествие никак не выходило из головы. Что-то тут осталось за кадром явно. С чего это медсестра вдруг ломанулась в отпуск за свой счет? Явно не от несчастной любви. Не такой она человек. Хотела заставить пострадать? Но не дура же она, чтобы рассчитывать, будто он побежит за ней прямо по шпалам в больничном халате…

С другой стороны, позвонить и поговорить все-таки было бы правильно. Сейчас она, понятное дело, телефон выключит, а завтра, наоборот, включит, вот тогда и выясним все. На сегодня пауза. Пилюли эти проклятые опять надо куда-нибудь скинуть, перед выпиской уже не станут так внимательно смотреть, сегодня вон практикантки-хохотушки на посту сидят. А что там за варенье? Ну-ка… Для сна примем пару ложек, а то с Мишей не договорили толком.

Сон навалился как-то уж слишком активно. Зорин начал засыпать, еще ложась в кровать, проигнорировав пожелания спокойной ночи от соседей по палате. Старички, мгновенно уловив такую явную странность в поведении обычно вежливого соседа, встали со своих мест и дружно подошли посмотреть, в чем дело. Больные – очень чуткий народ по отношению к коллегам по несчастью.

– Чего он там? Не приступ часом? Прям рухнул… Ты видел?

– Да нет, вон дышит ровно, все в порядке. Умаялся видно по этажам-то бегать…

– Может врача позвать?

– Ну, иди, Толь, зови, если хочешь, вон пульс смотри – 75 ударов, наверное! Как молодой. Все, пошли спать, завтра разберемся.

Но упорный старичок, угрюмо набычившись, накинул на плечи халат, влез ногами в резиновые шлепанцы и пошел-таки искать врача.

Заспанный доктор предсказуемо отнесся к ситуации спокойно и философски, хотя не поленился заглянуть в палату.

– Не волнуйтесь товарищи, все у товарища Зорина в норме, здоровый крепкий сон, препараты так действуют. И вы спите, пожалуйста, не нарушайте режим!

Население палаты, кряхтя и поругиваясь в полголоса в адрес бдительного Толи (он же Анатолий Иванович Вяземцев), решительно вернулось к предусмотренному распорядком ночному отдыху, но виновник тревоги с таким положением дел категорически не согласился.

Выйдя в туалет, Анатолий Иванович набрал с мобильного номер одного из своих многочисленных учеников, ныне занимавших высокие посты.

– Алексей… Алексей Дмитриевич! Приветствую… Вяземцев у телефона… Извини, дорогой, за поздний звонок, похоже у меня тут в больничке экстренная ситуация… Да, слушай… Зорин такой… По палате сосед… Выпил что-то и в отруб сразу. То не спал, ворочался все время, а тут прям упал, даже одеялом не накрылся. Я такие дела видел, это действие психотропных препаратов, причем тяжелых. Врач посмотрел, ушел, типа показатели в норме, а я вот нутром чую, дело тут не чисто… Ничего такого ему не выписывали, я точно знаю. Ты бы там через свои контакты тряхнул докторов, а? Меня же никто слушать не будет, скажут, что дедушка того… Ай, спасибо Алексей! Ну, все, отбой.

Неугомонный старик был, строго говоря, абсолютно прав. Сегодняшний сон Зорина мало походил на прошлые сновидческие путешествия. Прежде всего, он был каким-то тревожным. Каким-то неправильным даже. За пределами поля зрения картина видения постоянно расплывалась, как будто некто сильно близорукий смотрел через лупу на мелкий шрифт – прямо по направлению взгляда все более-менее четко, левее или правее – уже сплошное серое марево.

Попытки создать в этом неуютной неопределенности некоторое подобие двери, через которую мог бы войти Миша, основательно утомили Зорина, что тут же сказалось на объеме контролируемого пространства. Мутное расплывчатое подобие серого тумана уже висело у него практически за спиной, заставляя постоянно оборачиваться и отвлекаться от проклятой двери, которая никак не хотела получаться – то ручки нет, то петли забыл, то тут же рассыпалась на куски. Наконец, грязно и злобно выругавшись (странное дело, висевшая за спиной серая вата истерично шарахнулась во все стороны, на миг расширив поле зрения до вполне нормальных пределов) и решительно шагнув к непослушной двери, бывший полковник, а ныне пациент неврологического отделения пенсионер Зорин, обнаружил, что дверной проем закрывает обычная занавеска из нанизанных на проволоку бамбуковых палочек.

Не успев облегченно вздохнуть, он тут же был крепко схвачен за руку Мишей и затянут на ту сторону, прямо сквозь очень натурально выглядевший занавес, проводивший Зорина приятным постукиванием и очень уютным шуршанием.

– Отлично, братан! – Михаил фамильярно хлопнул сновидца по спине, – Растешь на глазах! Такую классную штуковину сделал, великолепная просто защита! Теперь можно и поговорить тут, серая мутотень эта сюда не просочится. Чем там тебя, дружище, обкололи? Мы такого кошмара даже в дурдоме не видели, когда ходили космонавта нашего вызволять. Розарина в смысле. Помнишь?

– Помню, как не помнить, – мрачно отозвался Зорин. – Я, правда, лучше помню, что они с подельником своим меня развести хотели, как лоха последнего, и как Кибальчиша угробить пытались. Более яркие, знаешь ли, воспоминания.

– Грех о покойнике плохо говорить! – назидательно изрек Миша. – Ну, впрочем, давай о деле. Ты, Александр Петрович, всерьез полагаешь, что после всей этой кутерьмы с убийствами и перестрелками тебя просто так на целый год в покое оставили? Ты что, Саш? Совсем уже того? Ну, сам подумай…

Договорить он не успел. Верная занавеска тревожно зашуршала, застучала своими бамбуковыми пальцами, предупреждая своего повелителя о надвигающейся опасности, но тут же разлетелась на сотни мелких щепок, а из черного проема двери стали, не торопясь, один за одним, появляться странные силуэты, напоминавшие персонажей комиксов.

Вон ковбой в кожаном жилете и с тяжелой кобурой на поясе, возле которой застыла его рука с растопыренными пальцами, вон какие-то ниндзя, вон спецназовец, увешанный гранатами, ножами и пистолетами, вон и вовсе то ли пришелец со звезд, то ли космонавт. И у всех были закрыты лица. У ковбоя платком, у спецуры и ниндзя балаклавами, а у космонавта зеркальным стеклом гермошлема.

Незваные гости вроде бы не глядели на Зорина, строго выполняя непонятный и странный ритуал. Один влево от входа, следующий вправо. Очередной заходит, предыдущий смещается на несколько шагов в сторону. Постепенно вокруг удивленно взирающего на происходящее Зорина и угрюмо озиравшегося по сторонам Миши начал формироваться круг из оживших героев книг, фильмов и компьютерных игр. Вместе с ними в комнату просачивалась уже упомянутая сероватая неопределенность, напоминающая клочья тумана над дымящей котельной.

– Рвем когти, братан! – крикнул Миша. – Замкнут круг, тогда все, привет! Давай, шевелись!

С этими словами серый человек толкнул Зорина в сторону пока еще разомкнутой части круга, на ходу вытаскивая из-под плаща свой волшебный маузер с бесконечным магазином. Странные фигуры все так же игнорировали сновидца и его знакомого, сосредоточено выполняя свои перестроения. К набору персонажей добавился римский гладиатор в закрывающей лицо бронзовой маске и какой-то монах в сером балахоне с затеняющим лицо капюшоном. Следом шагнул рокер в каске с защитным стеклом и тевтонский рыцарь в напоминающем перевернутое ведро шлеме с крестообразной прорезью для глаз.

Круг почти замкнулся – еще пара таких вот персонажей зайдет – и все. Миша затравленно озирался, яростно бормоча страшные ругательства, но Зорин как будто прирос к этому месту и не мог заставить себя сделать даже шаг.

Мишин маузер тоже вел себя как-то нештатно. Вместо хлестких звонких звуков выстрелов грозное оружие издавало слабые хлопки, сопровождающиеся веселым фонтанчиком разноцветных искорок на дульном срезе. Результат воздействия на противника был соответствующим, проще говоря, никаким.

– Зорин, кончай тормозить! – отчаянно выкрикнул Миша, от души заехав рукоятью бесполезного «оружия революции» по спине сомлевшего товарища. – Это же твой сон, баран обкуренный, твои образы твоего, итить его, сознания!

Поняв, видимо, что результата таким образом не добиться, серый человек пошел на врага в рукопашную. Первым схлопотал огромный, увешанный оружием спецназовец с непропорционально большими ручищами в тактических перчатках. Мишин удар вынес его из круга куда-то в серое марево окружающей мутной псевдореальности, круг так и не замкнулся. Затем пришла очередь ниндзя, меч которого Миша легко отбил голой рукой. Схватка напоминала упражнения с манекенами, противники нападали строго по одному, однообразными и предсказуемыми движениями, однако, все изменилось, когда очередь дошла до космонавта.

Зорин так и не понял, кто же это все-таки был – космический пришелец из какого-то мельком просмотренного комикса, персонаж компьютерной игры из коллекции сына или образ космонавта из далекого детства, но он оказался крепким орешком. Мишин кулак, не долетев примерно сантиметров десять до глухо закрытого гермошлема противника, уперся во внезапно возникшую упругую преграду, замерцавшую зелеными сполохами, а затем серый человек отлетел на пару шагов назад, плюхнувшись на спину в самую середину круга. В это время к числу гостей добавился еще устрашающего вида тип в сером костюме и вратарской маске с огромным мачете в руках, пожарный в противогазе и с топором, а затем еще африканский шаман в наброшенной поверх лохматой головы шкуре зубастого хищника. Круг замкнулся.

Тяжелое отчаяние физически ощущаемым грузом навалилось на Зорина и он упал на колени рядом с неподвижно лежащим на спине Мишей.

– Всё, приехали! – едва слышно проговорил серый человек с печальной усмешкой. – Даже пошевелиться не могу…

Но тут в сюрреалистический сюжет кошмара решительно вмешалось новое действующее лицо. Неуязвимый космонавт-пришелец как-то нелепо вздрогнул, а затем верхняя часть его туловища вместе с головой сползла в сторону, срубленная страшным косым ударом. Переступив через поверженного врага в разомкнувшийся круг шагнул незнакомец с обнаженной саблей, которой он начал крушить врагов направо и налево. По мере того, как круг размыкался все больше и больше, оживал Миша, подключившийся также к избиению незваных гостей, а затем и Зорин стряхнул с себя оцепенение, успев поучаствовать в битве, Он завершил разгром этого разношерстного фантастического войска, выкинув в серое марево отчаянно визжащего низкорослого шамана.

– Ну ты герой, Зорин! – сердито проворчал Миша. – Без тебя бы всем кирдык, ой, спасибо, ой помог, торчок несчастный.

Незнакомец меж тем тщательно вытер клинок сабли, спрятал ее в ножны и, широко улыбаясь, протянул Зорину руку.

– Здорово, дядя Саша! Что, не узнал?

– Кибальчиш? Ты? – Зорин робко пожал протянутую руку, с трудом узнавая в молодом, но очень суровом лице знакомые черты.

– Ага! – Кибальчиш лихо сдвинул на затылок свою вполне историческую буденовку с синей кавалерийской звездой и задорно рассмеялся. – Как тебе, дядя Саша, моя обновка, а?

Обновка вызывала уважение, переходящее в потрясение. Кибальчиш был одет в защитного цвета гимнастерку с синими «разговорами», перетянутую почему-то уставным советским ремнем из кожзама с блестящей начищенной бляхой. Вместо ожидаемых галифе имелись камуфлированные брюки от комплекта «Дубок» и дополняли все это поношенные кроссовки неустановленного производителя.

– Дааа… Круто! – выдавил из себя Зорин, пряча улыбку.

– Ты не волнуйся, дядя Саша, мы тут тебя с Михаилом покараулим, пока там будут доктора разбираться. Чем-то тебя опоили таким… Короче, в нашем мире это как след. По нему эти вот гады и пришли. Хотели, значит, нас разом накрыть. Но мы теперь с Михаилом друг друга прикрываем, у нас новая тактика. – Кибальчиш особо выделил слово «тактика», видимо выучил его совсем недавно и очень данным фактом гордился.

…В отделении неврологии спящего дежурного врача неласково растолкали двое мрачных визитеров, сунувших под нос эскулапу грозные красные книжечки.

– Так, доктор, быстренько просыпаемся и бегом к товарищу Зорину, проводим диагностику, терапию и все, что положено. Если товарищ Зорин не придет в сознание до утра, ты, Айболит, поедешь лес валить лет на десять, отвечаю. Все, время пошло.

Зорин сам не понял, как произошел обратный переход из пространства его личного кошмара, так вовремя подправленного подросшим и возмужавшим Кибальчишем, в обычную повседневную реальность.

Больше всего это походило на постепенное уменьшение громкости без явно осознаваемой границы между сном и явью. Только что в ушах еще шелестел бодрый тенорок повзрослевшего лихого рубаки и ворчание рассерженного и основательно помятого Михаила, но вот уже слышен вибрирующий от волнения голос врача:

– Приходит в сознание, все в целом нормально, не могу пока даже предположить, чем было вызвано такое состояние, никаких сильнодействующих препаратов больному не давали, у нас таких просто нет… Это явно что-то типа ЛСД, но совершенно нетипичная реакция, нужны исследования, я так ничего не могу сказать…

Откуда-то из-за спины слышалось угрожающее бурчание еще одного персонажа:

– Разберемся, доктор, разберемся… Проведем анализы, экспертизы все сделаем… Как положено. Только тогда будет уже поздно брыкаться. Лучше напрягитесь сейчас и вспомните, что было такого нетипичного. Ваше же дежурство! С Вас и спрос.

Хлопнула дверь и к беседе подключился кто-то третий.

– К Зорину приходили посетители? Сегодня днем?

– Да я откуда знаю?! – доктор внезапно сорвался на крик. Что вы меня стращаете? По какому праву? Я на дежурстве! Вы вообще на каком основании тут находитесь?!

Пора было в этот стандартный и знакомый в мельчайших деталях сюжет вмешиваться. Доктора прессовали явно чрезмерно и явно зря. Зорин собрался с силами и, с трудом ворочая языком, произнес с большими паузами между словами (иначе говорить почему-то не получалось):

– Ко мне приходила днем… знакомая… принесла банку с вареньем… сказала, для чая… я пил… вечером вчера… Больше никто.

– О! – радостно воскликнул задавший вопрос про посетителей. – Товарищ полковник снова с нами! С возвращением!

Следом в поле зрения появилась характерная физиономия с «протокольной» короткой стрижкой и жесткой щеточкой рыжеватых усов под расплющенным слегка носом.

– Дело в том, Александр Петрович, что банки нет в палате. Есть Ваша чашка и ложка, вымытые до абсолютной стерильности. И чистая салфетка на тумбочке. Без единого пятнышка. Ваши соседи по палате говорят, что какая-то банка то ли с джемом, то ли с вареньем, то ли еще с чем-то у Вас была, а куда она в результате делась и кто вымыл кружку, сказать не могут. Скорее всего, банку изъяли в общей суматохе, когда Вас собирались перевозить в палату интенсивной терапии. Вы теперь в отдельном боксе находитесь, все позади. Реанимация не потребовалась, никто Вас не травил насмерть. Но очень похоже на воздействие сильных психотропных веществ.

Новые друзья и старые враги

В кабинет начальства всегда надо заходить с пониманием Неизбежности. Неизбежности как рока, а не как свойства какой-то конкретной ситуации. Алексей Дмитриевич Лукин, тот самый, кого среди ночи разбудил бдительный пенсионер и сосед Зорина по палате Вяземцев, данный факт успел усвоить очень хорошо. Это давало ему внутреннее спокойствие, которое, в свою очередь, определяло уверенность в себе. Общение с начальством всегда чревато, даже если тебя вроде бы хвалят и даже награждают. Чего же тогда волноваться? Чему быть, тому не миновать.

Именно с готовностью встретить очередные неприятности, которые для честного человека неизбежны, равно как и ранняя седина, Лукин задал сидевшей в приемной суровой даме средних лет (текущее начальство категорически дистанцировалось от разного рода сексуальных скандалов и демонстрировало постоянно крепкие моральные устои каждому встречному) традиционный в таких случаях вопрос:

– У себя?

Ответ опытному человеку многое позволяет понять. Точнее не сам ответ, а его форма, оттенки и намеки. Как назло, мымра в приемной имела лицо профессионального игрока в покер – никаких признаков эмоций, а глаза ее скрывали очки-хамелеоны.

– Вас ждут, – ответила она ровным голосом без всякого выражения, не поднимая головы от бумаг.

– Похоже, дело труба, – подумал Лукин, но вслух ничего, само собой, не сказал.

В кабинете начальства, справа от старорежимного стола для заседаний, сидели скромно у стены два невзрачных хмыря с характерными среднестатистическими физиономиями сотрудников наружки. Появление Лукина они полностью проигнорировали, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Лукин, – грозно нахмурившись, обратился к вошедшему хозяин кабинета, – Вам что, нечем заняться? Что за самодеятельность Вы себе позволяете? Вам законы не писаны?

Выдав это стандартное вступление для воспитательной беседы, начальство неожиданно замолчало, затравленно косясь на сидящих у стены.

– Кажется, попал! – мысленно сказал сам себе Лукин, уловив очевидную несуразицу в происходящем и вопиющее нарушение привычных процедур. Начальство в таком сумрачном состоянии сознания он наблюдал впервые. Вряд ли его могли загнать в столь явный ступор два опера в невысоких чинах. Значит перед их визитом был звонок откуда-то с заоблачных высот.

Сидящий у стенки решил, видимо, что пора переходить к основой части спектакля. Поднявшись со стула он вежливо спросил у сомлевшего начальства разрешения прочитать «несколько документов вслух», взял с соседнего стула затертую папку с какой-то нелепой наклейкой и забубнил без всякого выражения себе под нос. Второй продолжал пялиться в окно, все так же не обращая на Лукина ни малейшего внимания.

Из прочитанного следовало, что майор Лукин, по неизвестным и непонятным пока причинам приказал двум своим подчиненным, грубо нарушив порядок допуска в ведомственное лечебное учреждение, без каких-либо законных оснований, оказать психологическое давление на медицинских работников, дежуривших в ночную смену в отделении неврологии, с целью получения от них признательных показаний о попытке якобы отравления пенсионера Зорина. Меж тем никакой угрозы жизни для указанного пенсионера не имелось, не имелось даже легкого пищевого отравления, а имелись признаки самовольного употребления Зориным неустановленных пока веществ, оказывающих сильное седативное воздействие. Имеются три заявления от медицинских работников и два от возмущенных такой бесцеремонностью пациентов.

Дело принимало крайне неприятный оборот. Судя по всему, уже подключилась Собственная безопасность и начальство получило откуда-то сверху столь радикальный втык, что приняло сразу решение Лукина «слить» без всякой пощады и учета прошлых заслуг. В такой ситуации умнее всего просто молчать и коротко отвечать только на прямо поставленные вопросы, игнорируя всякие наводящие и прочие мудреные конструкции. Ну, подвел под монастырь учитель и наставник, чтоб его…

Пялившийся в окно и молчавший до сей поры второй опер неожиданно посмотрел на Лукина вполне доброжелательно и, не спрашивая уже разрешения у начальника даже для виду, включился в беседу.

– Мы тут тоже не по своей воле, как Вы догадываетесь. С бывшим полковником Зориным все очень непросто. Заговор отравителей маловероятен, но его племянник руководит неким военно-спортивным клубом, который очень напоминает формирующееся пока экстремистское сообщество несовершеннолетних. При этом Зорин активно помогал этой организации на стадии регистрации, помогал получить помещение – все с использованием служебного положения, само собой. Вы, Лукин, самым нелепым и наглым образом вмешались в нашу разработку, которая ведется совместно с… Тут невзрачный человек многозначительно изобразил кивок куда-то вправо-вверх. Теперь есть только два пути – либо Вы нам помогаете в рамках тех действий, которые уже успели наворотить, либо мы публично-показательно даем делу ход, так сказать, со всеми вытекающими. Лица, возможно связанные с Зориным, должны получить разумные ответы на вопросы о причинах Ваших ночных безобразий. И успокоиться. Как видите, я с Вами предельно откровенен, мы же профессионалы.

Волшебная фраза! Она разом превращает позорные и болезненные обстоятельства нахождения в противоестественной позиции в нечто привычно-понятное с оттенком дружеского взаимопонимания. Ухватившееся за спасительную соломинку остатков самоуважения сознание торопливо сообщает своему носителю, что все в целом не плохо, хотя его используют и имеют самым непотребным образом, зато уважают как профессионала, а от профессионального риска временного нахождения в позе пьющего оленя в нашем деле никто не застрахован… Ну, и все в этом духе.

Майор Лукин в такого рода самогипнозе не нуждался, он уже успел оценить ситуацию и принять решение: раз дорогой учитель безответственно подставил его под раздачу в столь тяжкой, судя по всему, комбинации статей, то с этой минуты все моральные обязательства аннулируются, как утратившие значение и действует принцип «каждый за себя». Теперь надо это быстро и доходчиво продемонстрировать вот этим двум гаерам, чтоб у них не возникла идея надавить посильнее.

Слово «гаер» всплыло в сознании, видимо, на фоне недавно прочитанного романа Булгакова «Мастер и Маргарита», что-то в нем было лично для Лукина притягательное и в последнее время он мысленно (или даже полушепотом) называл всех несимпатичных и раздражающих персонажей гаерами.

Впрочем, двое невзрачных оперов, судя по всему, его намерения уловили, вежливо испросили разрешения у начальства продолжить беседу с Лукиным в другом месте и с неестественно доброжелательными улыбками изобразили приглашающие жесты в сторону выхода.

Когда Лукин с кривой ухмылкой, заложив руки за спину, протискивался между ними в дверной проем, один из безопасников незаметно больно ткнул его кулаком в бок и шепнул на ухо:

– Сам ты гаер, Лукин! Давай, шевели булками, хватит выпендриваться!

В коридоре второй добавил примирительно:

– Не ссы, майор, сделай как просим и забудь эту гнилую историю навсегда. Потом сам себе скажешь, что померещилось и ничего не было. Глядишь, до пенсии и доживешь. Нет у нас времени с тобой политесы разводить, пойми правильно. Не твоя это игра, не твоя лига, не твой уровень.

Меж тем в отделении неврологии, где все еще прозябал Зорин, состоялся не менее интересный и странный разговор.

– А пошли, Саша, прогуляемся немного! – сосед по палате небрежно толкнул Зорина локтем в бок и заговорщицки подмигнул. – Что-то ты совсем без Наташки раскис. Да не печалься так. Ты мужчина видный, найдем тебе подходящего медработника, их тут много.

Второй сосед презрительно фыркнул и отвернулся к стене, третьего увезли куда-то на обследование еще утром.

Другой на месте Зорина, наверное, обиделся бы или даже огрызнулся резким словом, мол не ваше дело, сидите кроссворд свой разгадывайте. Вот только отставной полковник таких нервных реакций себе позволить сейчас не мог. Слишком тревожно и внимательно смотрел Вяземцев ему прямо в глаза, пока губы кривились в фривольной усмешке. Это ведь он поднял тревогу ночью, кому-то позвонил, этот кто-то напугал до икоты врача, Зорину поставили капельницу, сделали промывание – вроде помогло. Дедок явно не прост, раз сумел отличить тяжелое забытие одурманенного неизвестным препаратом человека от здорового крепкого сна, не поленился и не побоялся поднять тревогу, это ведь далеко не каждому по силам в его возрасте. И сейчас он явно хочет сказать нечто такое, что нельзя доверить чужим ушам. Зорин намек понял, молча встал и вышел в коридор.

Они прошлись до столовой и обратно, попили водички из кулера и неспешно обсудили события прошедшей ночи в юмористическом ключе. Мимо провезли пустую каталку два санитара. Сосед подхватил Зорина под руку и потащил следом. Санитары завезли свой больничный транспорт в служебный лифт, следом втиснулись и двое больных изобразив на лице просительно-виноватые улыбки. Медработники только выругались в полголоса и отвернулись к стене.

– Кончали бы вы, мужики, бухать, ей богу, а то так и загнетесь здесь! Нашли место… Тут вам не рюмочная! – проворчал один из них на прощание, выгружая каталку в подземном этаже.

Зорин и Вяземцев сноровисто юркнули за ближайший поворот и спрятались за кучу зеленых ящиков, сложенных у стены. Судя по характерным признакам и следам, данное убежище использовалось именно как тайный пункт приема горячительных напитков уже многими.

– Ну, давай, Саша, колись, что ты за человек! – сурово глядя в переносицу Зорину, одними губами прошелестел Анатолий Иванович. – Я из-за тебя, похоже, своего ученика подставил, а у него семья, двое детей, мать-старуха и льготная ипотека. Мне надо понимать, что происходит. Не валяй дурака, мы с тобой оба понимаем, что тебя травили специально, что Наташка принесла банку и свалила в отпуск не просто так, что ее, скорее всего, заставили, а вот кто и почему – знаешь только ты.

– Я Вам очень благодарен, Анатолий Иванович! Все, что смогу, всегда сделаю – и для Вас и для Вашего ученика. Но Вы что-то путаете. Наташу просто моя бывшая жена выследила и поговорила с ней о бесперспективности ожидания наследства. Она не первый раз такой фокус проворачивает. Вот девушка и раскисла. Не надо усложнять и фантазировать. Может эта дура что-то там и подмешала в варенье – к колдунье какой-нибудь за последние деньги ходила, не знаю. Я не в претензии. Хорошо, что не слабительное. Убивать она меня не собиралась явно, так что никаких заявлений не будет.

– Саша, кончай валять дурака! – сердито прошипел старик. – Лукин, мой ученик, отличный парень, он среди ночи своих ребят поднял, поверил мне, лишних вопросов не задавал. А вчера говорил по телефону, как с чужим. Это значит, он под запись говорил, Саша. Он меня предупредил так. Это что здесь за «17 мгновений весны», вашу так и разтак, а? Что за тайны мадридского двора? Что за шпионские страсти?

Зорин вдруг понял, что надо рисковать. Интуиция просто кричала, что вот этот взъерошенный старичок с пронзительными стальными глазами и есть его потенциальный союзник, упускать такой шанс непростительно глупо. Не подстава это и не хорошо рассчитанный психологический ход по вхождению в доверие. Хотя, какая разница? Рано или поздно карты все равно придется открыть.

– Я не шпион, – устало ответил Зорин, присев на пустой ящик. Я, скорее, подпольщик. И меня, видимо, вычислили и взяли под наблюдение, чтобы установить связи. Тут такие дела, Анатолий Иванович, делаются за шторками… Ни один фантаст не придумает. Вы все равно сейчас мне не поверите. В это невозможно поверить. Надо сначала на личном опыте убедиться.

– Ну, так убеди меня. Что ты загадками говоришь? Сказку еще мне расскажи о военной тайне.

Зорин неожиданно широко и радостно улыбнулся.

– А почему именно ее?

– Да хрен ее знает, просто вспомнилось. Так ты будешь по делу говорить или нет?

– Буду. Но завтра утром. Не сейчас. Поверьте просто на слово пока.

– Ладно, поверю. Один раз поверю. Так и быть.

Больше они не разговаривали, просто поднялись по лестнице на свой этаж, проигнорировав возмущенный окрик какого-то пузатого руководителя среднего звена:

– А вы что, тут, простите, вообще делаете?! Я сообщу вашему начальству! Что за безобразие!

После обеда Зорина вызвали к завотделением, долго выспрашивали по поводу самостоятельно принимаемых без назначения врача лекарств, потом заставили подписать какую-то бумагу с перечислением обязательных медицинских исследований и анализов, которые он должен пройти и сдать в ближайшее время в амбулаторном режиме, и пообещали выписать прямо завтра.

Поговорить с проницательным соседом так и не удалось до отбоя, к вечеру в палате объявился опять тот самый третий, которого увезли утром. Он страшно ругал отечественную медицину в целом и того, кто проводил колоноскопию персонально. Пришлось всем выслушивать его эмоциональный рассказ о перенесенных страданиях – процедуру после нескольких неудачных попыток вынуждены были проводить под наркозом, от которого пациент никак не мог прийти в себя несколько часов.

Заснул Зорин на удивление легко и быстро. Все складывалось очень даже удачно. Миша с Кибальчишем явно в деле, Вяземцеву во сне все разъяснят, там это гораздо проще, бытовая логика не мешает. Намек про военную тайну был просто очевиден – именно так называлась старая советская книга про Мальчиша-Кибальчиша, которую когда-то написал Аркадий Гайдар – «Сказка о военной тайне. о Мальчише-Кибальчише и его твердом слове». Явно Миша давал знак из своего потустороннего тумана, его стиль.

Впрочем, никаких ярких сновидений в этот раз у самого Зорина не было. Просто сознание выключилось и все. А потом подбросило с кровати острое чувство приближающейся беды. Пробуждение оказалось тяжелым, словно с похмелья, координация движений нарушилась, кружилась голова, он вынужден был опять опуститься на кровать, а по палате уже суетливо бегали люди в белых халатах, остро запахло лекарствами, резануло слух зловещее «срочно в реанимацию!»

Однако, было уже поздно. Широко открытые мертвые глаза Вяземцева безразлично смотрели в белый больничный потолок и было ясно, что никакая реанимация тут уже не поможет.

– Умер во сне! – печальным шепотом сообщил Зорину вчерашний узник проктологов. – Никто и не заметил даже… Я в туалет встал, темно еще было, телефоном себе, значит, подсветил, вижу, а он в потолок вот так вот смотрит и рука на полу… Сразу все понял, сестру растолкал… Но уже поздно.