Бодрый старичок небольшого роста в дорогом, но неловко сидящем костюме замешкался у турникета в огромном холле здания Академии Наук. Немного посуетившись и покрутив в руках карточку-пропуск, он изобразил на лице комичную гримасу и умоляюще посмотрел на величественного секьюрити, восседавшего за стойкой.

– Димочка… Простите старика! Опять я не могу войти… Да что же это такое? Извините, ради бога…

– Минутку, Леонид Савельевич! Сейчас… Дайте пожалуйста Вашу карту! – секьюрити изобразил вежливую улыбку и подошел вплотную к непутевому посетителю. – У Вас пропуск размагнитился наверное, но не волнуйтесь, сейчас восстановим. Присядьте здесь пока.

В ту же секунду турникет смилостивился и мигнул зеленым.

– Ох, спасибо, Димочка! Видите, не размагнитился! Это у меня руки стариковские, кривые, простите еще раз! – старичок выхватил шустро из рук секьюрити свой пропуск, ловко проскользнул мимо слегка обалдевшего охранника в открывшийся проход и, продолжая что-то бормотать на ходу, заспешил к лифту.

Названный Димочкой несколько секунд растерянно глядел старику вслед, потом потер виски, развернулся и пошел на свое место.

Меж тем рассеянный старичок, пару раз споткнувшись на ступеньках, опять что-то забормотал, похлопал себя по карманам, сокрушенно вздохнул и повернул от лифтов к вывеске «Кафетерий 24 часа».

В пустом зале с синей подсветкой, изображавшей падающие струи водопада, за стойкой сиротливо скучала дородная буфетчица в белоснежном фартуке и кокетливой шапочке, каким-то чудом висевшей на шикарной прическе.

– Добрый вечер, Ириша! Ох, чучело я старое, а еще академик… Забыл леденцы свои опять, воду забыл, бутерброды… А сегодня эксперимент важный, график горит, лаборанты ждут… Выручайте, дорогая, вся надежда мировой науки только на Вас! – снова затараторил старичок.

– Нет проблем! – проворковала низким приятным голосом буфетчица, демонстрируя максимальное радушие. – Для Вас всегда держим… Вот, прошу! Ваш референт оплатил на месяц вперед, только я Вам ничего не говорила.

На стойке появились две пачки каких-то диетических конфет, бутылка воды и термопакет с бутербродами.

– Ох, спасибо, ох выручили! – рассеянный академик засиял радостной улыбкой, подхватил двумя руками свое приобретение и заторопился обратно к лифту.

Пока кабина бесшумно летела на самый верх Цитадели Науки, он долго и тщательно разворачивал обертку своих непонятных леденцов, внимательно изучая надписи по бокам бледно-зеленого фантика, затем засунул в рот сразу несколько штук и замурлыкал под нос какую-то веселую песенку.

Если бы кто-то взялся отслеживать хаотичные метания упомянутого господина посредством системы видеонаблюдения, то увидел бы только пожилого ученого, человека слегка «не от мира сего», страдающего к тому же излишней эмоциональностью с явно выраженной стариковской велеречивой болтливостью.

Однако, пройдя тройной входной тамбур своей лаборатории и переодевшись в белый халат, суетливой старичок вдруг радикально поменял манеру поведения. Вот только увидеть его здесь уже никто не мог из посторонних, а персонал явно к такой смене образов привык.

– Докладывайте детали! – отрывисто бросил этот новый человек, только что виртуозно изображавший чудаковатое светило отечественной науки. – Я изучил донесение из клиники, там только общие слова. Подтверждена категория «А»? Как? Чем? Основания?

– Сканеры зафиксировали присутствие сущности, параметры которой были установлены пострадавшим оператором до уничтожения оборудования. Оператор после прошлого инцидента был помещен в отдельную палату, находился под действием седативных препаратов, дополнительно применена фиксация запястий и голеней. Неожиданно, без видимых причин, впал в коматозное состояние. Начальник дежурной смены отдал приказ на перевод сканирующих систем в режим концентрированного воздействия по выявленным характеристикам. Действовал по инструкции…

– И?

– Остановка сердца у оператора через четыре минуты после включения режима подавления. Повторное сканирование результата не дало, применяли волновое глушение на максимальном режиме как крайнюю меру, результативность не подтверждена. Оценка аналитического центра – это осознанное и спланированное вторжение, с целью воспрепятствовать дальнейшим исследованиям ментального фона оператора. Оценка базируется на вероятностной модели, согласно которой действовали согласовано две разные сущности, причем параметры второй нетипичны и существующим оборудованием она надежно выявлена быть не может.

– Какими вопросами занимался оператор до первого инцидента? Подробно!

Референт явно не знал что ответить. Академик лишь приподнял удивленно брови – даже этого жеста неудовольствия хватило, чтобы внешне невозмутимый, солидный и уверенный в себе сорокалетний мужчина покрылся испариной и заговорил торопливо, почти задыхаясь:

– В нарушение установленных правил старший группы Розарин не вел контрольной записи и пропустил очередной доклад, сославшись на особые обстоятельства оперативного характера. Второй номер Звездарев пропал. Скорее всего, сбежал сразу после госпитализации Розарина. Им также были похищены все рабочие материалы и комплект экранирующего снаряжения. Пока установить направление работы их группы непосредственно перед инцидентом не удалось, но анализ перемещений и опрос по месту формальной легализации операторов позволяет утверждать, что имеется вероятная связь с недавно открытым военно-спортивным клубом «Мальчиш-Кибальчиш». По линии собственной безопасности там как раз проверялась коррупционная составляющая. Фигурировал некто полковник Зорин, справка на него у Вас в файле, пакетная передача по протоколу 7…

– Довольно! – голос Академика заставил референта проглотить последние слова и отшатнуться назад. Словно резкий порыв холодного ветра внезапно ворвался через форточку в теплую комнату.

– Вызывайте клининговую компанию. Они сами разберутся. Угрозы этой базе я не вижу пока. Все контрольные точки мною лично проверены, никакого внешнего наблюдения или чужого присутствия. Работайте спокойно, без паники. Все прежние задания в силе.

Академик прервал свой строгий монолог и задумался. Затем решительно встал, стукнул кулаком по открытой ладони, издав при этом резкий, неприятный звук, напоминающий крик какой-то хищной птицы. Бледность на лице референта стала заменяться синюшным оттенком, но старик внезапно сменил гнев на милость и сказал обычным своим голосом:

– А мне машину, будьте любезны, охрану представительскую и Лосеву передать вызов на срочный разговор. Буду у него через два часа. Пора с коллегой обсудить перспективы развития научной мысли.

Глава 8. Профессор Лосев

– Лосева, ищите, понимаешь, – бурчал себе под нос недовольно Миша. – А какого Лосева? Забыл сказать? Их, может, человек десять таких. Или даже сто.

– Он профессор же… – неуверенно подсказал Кибальчиш.

– Да у них там каждый второй теперь профессор! – зло ответил Миша. – Балаган сплошной. Зорина надо попросить справки навести, но это только во сне, больше к нему соваться так нельзя, он под наблюдением наверняка.

– А ты папу своего спроси, вдруг он знает, – снова попытался подбросить идею Кибальчиш.

– Да затихорился папашка, – сокрушенно пожал плечами Миша. – Не выходит на связь. Я даже волноваться стал, не случилось ли чего…

…Академик Леонид Савельевич Савельев, известный в ныне уже очень отдаленные времена под псевдонимом (точнее кличкой) Мозгоклюй, ехал на важную и очень неприятную встречу. Ему было о чем подумать.

Визави, во-первых, был опасен. Несломленный и по-прежнему непонятный Лосев. Во-вторых, этот самый Лосев знал академика как облупленного. Никакие фокусы со сменой имиджа не помогут. В-третьих, разговор будет коротким и из пары фраз надо будет вытянуть максимум смысла.

– Приехали, Леонид Савельевич! – сидящий рядом с водителем охранник решился таки прервать размышления академика. – Ресторан «У дороги». Ребята тут уже, если желаете, можем выходить, все чисто.

– Пошли! – совсем не интеллигентно буркнул Савельев и быстрым движением распахнул дверь, одновременно ставя ногу на асфальт. – Не мельтеши! Тут останься. В зал никому не заходить, рвань разную не пускать, разворачивайте и вон отсюда. Придумай что-нибудь. Но без шума. Запись с камер не забудь стереть. Хотя бы с тех, что в зале.

Академик, оказывается, умел, несмотря на возраст, двигаться стремительно и грациозно. Охрана ему, видимо, особенно не была нужна, просто страховала от мелких досадных неприятностей, отвлекающих от главной задачи.

Зал ресторана был практически пуст. В дальнем углу лицом к входу сидел один единственный посетитель – очень высокий мужчина средних лет с бритой наголо головой и неким подобием канадской бородки, из-под которой виднелись безобразные шрамы – вся нижняя часть лица его была заметно изуродована и предпринятые косметические меры замаскировать данный факт никак не могли.

– Привет, Савелич! – мужчина изобразил улыбку, от чего стал похож на киношного монстра. – Присаживайся, побазарим. Молодость вспомнишь.

Академик недовольно поморщился, но ответил вежливо и демонстративно нейтрально:

– Лосев, не паясничайте, очень Вас прошу. Я к Вам по делу, причем по архиважному. Давайте быстро все обсудим и пойдем каждый своей дорогой. Вы специально такое место для встречи выбрали?

– Ага! – Тот, кого назвали Лосевым, и не думал менять манеру разговора. – Хотел тебе приятное сделать, Мозгоклюй. Ты же любил с братвой на стрелки ездить? Нервишки подстегнуть, способности свои проверить, да и платили поди за твои фокусы неплохо… А тут смотри какая атмосфера! Прям один в один.

Савельев нахмурился, недовольно оглядевшись по сторонам. В глаза бросились две официантки и бармен, испуганно жавшиеся к стене в дальнем от Лосева конце зала.

– Что, уже успели поскандалить, Лосев? Зачем девушек напугали?

– Гопота виновата. Сами нарвались. Веришь, нет? Просто тихо посидеть хотел, тебя подождать. Так прицепились! Что-то не то в мире происходит. Эволюция сбой дала. Меня, Савелич, цыгане за сто шагов обходят. Карманники как от кипятка шарахаются. Урки с перстнями глаза прячут и шмыг в сторону. А гопники всякие, школота удалая, прут просто как на кассу. Знаешь, мышки такие есть, соберутся толпой и с утеса в воду прыгают. Вот и эти, видимо, так же. Официантки только что убираться закончили, тут такой цирк был, ты зря пропустил. Ментов не вызывали, не боись. Я за все заплатил, персонал доволен, только нервничает немного.

Академик Савельев глубоко вздохнул и закатил глаза, показывая, как утомлен выходками собеседника.

– Ладно, Лосев. Давайте к делу. ЧП у нас. Надо, чтобы Вы сейчас мне лично подтвердили свою непричастность. Процедура предусмотрена нашим соглашением. Кончайте кривляться. Шутки кончились.

– Тогда подробней! – Лосев, наконец, перестал валять дурака и спрятал свою ужасающую улыбку. – Извольте строго по ранее оговоренным правилам!

Затем он вынул из внутреннего кармана какой-то явно старинный жезл, весь почерневший от времени, взял один конец его левой рукой, а правую приложил к сердцу. Второй конец точно также сжал академик. Некоторое время они сидели молча, пристально смотря в глаза друг другу.

– Нападение на оператора. Подтверждено, ошибки нет. Пришли потом добить уже в больницу, второй номер сбежал или был похищен. Оператор мертв. Имеете ли Вы, Лосев, к данному происшествию или к сущности, его вызвавшей, какое-либо отношение?

– Некорректно вопрос поставлен – отрезал Лосев.

– Хорошо! Принимали ли Вы лично участие в нападении?

– Нет!

– Известны ли Вам, по какому объекту работал погибший оператор?

– Нет!

Лосев поднял руку, показывая, что разговор закончен.

– Все, Савельев, не забывайтесь. Три вопроса. Первый – Ваш косяк, на два я ответил.

Они еще некоторое время продолжали сидеть молча, все также держа таинственный предмет за два противоположных конца.

– Удовлетворены? – на этот раз сухо и без прежнего приблатненного диалекта поинтересовался Лосев.

– Вполне! Благодарю за содействие. С Вашего позволения откланяюсь.

В машине академик открыл небольшой кейс и вынул оттуда мобильный телефон.

– Алло! Это Савельев. Хотел бы посоветоваться по теме конференции. Я тут недалеко, минут тридцать. Могу сейчас подъехать? Спасибо!

Машина академика продолжила движение в сторону области, свернув через пару десятков километров с трассы в направлении коттеджного поселка. На КПП охранник только мельком взглянул на номер и тут же поднял шлагбаум – Савельева здесь явно хорошо знали.

Еще через полчаса молчаливый дворецкий уважительно провел Савельева на огороженную площадку для барбекю. Тут уже гуляли по полной программе. Характерные, хорошо поставленные голоса, вычурные манеры, вызывающие наряды – явно собралась на загородный пикник артистическая тусовка в возрасте сильно за 40. Культурная элита находилась еще в самом начале подъема настроения, так что пока все выглядело вполне благопристойно.

– Леонид Савельевич! Батенька! Как я рад Вас видеть! Как вовремя! – Навстречу академику устремился невысокий пухленький господин с блестящей от пота лысиной, видимо, хозяин праздника.

Савельев вновь включил свой повседневный режим «старичок-чудачок», широко расставил руки и шагнул на встречу, не забыв тут же споткнуться о бордюр.

– Друзья, друзья! Минутку внимания! – Не унимался радушный хозяин. – Это же сам академик Савельев! Тот самый! Помните? Тот самый, что соединил строгие законы физики с духовными ценностями, первый, можно сказать, истинно научный медиум. Потрясающий прорыв! Умопомрачительный просто!

– О, как интересно, как интересно! – дамы в дорогущих костюмах «для пикника» и их солидные спутники в дизайнерских пиджаках и свитерах разом развернулись лицом к Савельеву.

Академик продемонстрировал полный комплект своих фирменных чудачеств – как-то неловко хмыкнул, помахал в воздухе рукой, попытался подвинуть к себе стул, а затем и вовсе изобразил поклон в стиле дирижера симфонического оркестра.

Вся эта клоунада продолжалась еще минут пятнадцать, затем интерес к светилу науки постепенно угас, публика потянулась к столу, где уже источали умопомрачительные ароматы жаренные колбаски и несколько видов шашлыка.

– Прошу! Угощайтесь! А я на минутку, пардон, провожу академика в свою библиотеку, у него профессиональный интерес, научный. Пять минут, друзья! – веселый толстячок, взял Савельева под руку и потянул в сторону стоящего чуть в стороне трехэтажного особняка.

– Дмитрий Дмитриевич, про ЧП в больнице Вам доложили? – Савельев заговорил, как только шумная толпа гостей отдалилась на достаточное расстояние.

– В курсе! – толстяк тоже умел, оказывается, говорить лаконично, без выкрутасов и превосходных степеней.

– Лосев не при делах, я только что с ним встречался. Провели ритуал по Договору, он не врет. Но есть один скользкий момент.

Собеседник лишь приподнял одну бровь, показывая интерес и приглашая рассказывать дальше. Савельев огляделся по сторонам и продолжил:

– Вы же знаете, ритуал Договора предложил сам Лосев. Он верит в это проклятье, испытал на себе. Значит, точно не рискнет нарушить. Условия записаны максимально просто и однозначно: Лосев не вмешивается в наши дела, мы не причиняем вреда ему и названным им близким людям. Он тогда еще собаку в договор вписал.

– Это важная деталь? – уточнил толстяк. – Я, знаете ли, немного занят. Будьте добры, сразу к сути.

– Есть только два варианта, более менее логично объясняющие происходящее. Либо это некий неконтролируемый нами кластер в дебрях спецслужб действует, либо Лосев успел запустить какой-то деструктивный процесс ДО заключения Договора. И теперь этот процесс развивается уже без его участия и контроля. Короче, есть третья сила и она атакует.

– Савельев, разбирайтесь сами. Что Вы как маленький? Может быть, Вас еще пожалеть и успокоить? Я могу. Но Вы уверены, что именно этого хотите? – Толстяк открыл входную дверь в особняк и жестом пригласил академика идти дальше самостоятельно. – Библиотека на третьем этаже. Справа от холла. Охрана предупреждена. Ваш фолиант лежит на столе, там записочка еще. А сейчас извините, у меня гости. Всего доброго.

Глава 9. Просто Маша

Детский патриотический клуб «Мальчиш-Кибальчиш» пока функционировал весьма условно. В здании шел ремонт, более-менее была готова одна единственная комната, где за большим письменным столом (подарок спонсора) сидел новоиспеченный директор, неделю как выписавшийся из больницы.

Директором, как и предполагалось, стал тот самый племянник Зорина, которого Кибальчиш и Миша столь радикально выводили из комы. Зорин Станислав Олегович. Сестра полковника в браке фамилию менять отказалась, но согласилась записать ребенка по мужу. После развода родителей Стас, получая паспорт, сменил фамилию и снова стал Зориным, чем несказанно обрадовал мать.

С дядей у Зорина-младшего отношения как-то не сложились. Первая же серьезная подростковая драка закончилась для парня отсидкой в обезьяннике местного ОВД, откуда его за руку вытащил лично сам начальник, предварительно уточнив полушепотом:

– Александр Петрович Зорин тебе кем приходится? Дядя родной?

Потом был страшный и отвратительный скандал. Мамаша виновника драки зычным голосом на все ОВД проклинала коррупцию и кумовство, кричала, что «ее мальчик» ни в чем не виноват, а «менты своих покрывают», грозилась писать в газеты и на телевидение, жаловаться лично Президенту…

А в чем, собственно, был виноват Стас? В том, что дядя его занимал в Системе существенный и значимый пост? Что Зорин-старший служил когда-то вместе с нынешним начальником местного ОВД в пресловутой «горячей точке»? Что дядя тогда всех спас, организовав оборону блокпоста? Нет, Стас тут был совершенно не виноват. Но в школе к нему мгновенно прилепилась позорная кличка «стукач». Постарался тот самый задира и его мамаша.

Неожиданно «добавила перца» и собственная горячо любимая мама. Срывающимся на крик голосом (чего она себе обычно не позволяла даже в самых конфликтных ситуациях), мама выдала, выслушав рассказ сына, такое, что бедный Стас не мог забыть потом очень долго:

– Никогда! Никогда, слышишь, не смей прикрываться именем своего дяди и его погонами! Это мерзко! Это недостойно культурного и образованного человека! Твой дядя держиморда! Отъевшийся на взятках держиморда! Он позор нашей фамилии! Твой дед был известным музыкантом, виртуозом-баянистом! Бабушка – заслуженный работник образования! Я всю жизнь учу детей прекрасному! А он…

Тут мама сорвалась на какой-то утробный вой и убежала к себе в комнату.

Надо ли объяснять, что бедный парень тут же отправился на разборки с дядей? По несчастливому стечению обстоятельств Зорин-старший как раз только что пережил очень неприятные приключения. Тот самый эпизод с пистолетом у виска, давшим осечку, произошел именно тогда. Не дослушав сбивчивый монолог племянника, он захлопнул дверь перед его носом, прошипев «да идите вы оба…».

Больше они не разговаривали. Мать Стаса сухо поздравляла брата с днем рождения по телефону, Зорин-старший традиционно присылал на 8 марта ей большую коробку конфет и цветы с курьером. Племянника он просто не замечал. Игнорировал. Тому тоже были веские причины.

Зорин давно разучился обижаться. Казалось, это чувство навсегда уступило место расчету и пониманию целесообразности. Но паренек умудрился найти больное место и ткнуть в него со всей своей подростковой непримиримостью. Даже горло перехватило от обиды. Такое не забывается. Зорин продолжал незаметно оберегать сестру и ее отпрыска от разных житейских коллизий, но общение решительно свел до минимума.

Стас, как и все молодые люди, быстро менялся. Через пару лет он уже забыл тот самый роковой разговор, зато демонстративный игнор со стороны единственного близкого родственника мужского пола истолковал по-своему. Парень считал, что дядя его записал в слабаки, презирает за образ жизни, за любовь к музыке… Именно эти переживания подтолкнули молодого человека к мысли создать группу, занимавшуюся расследованиями всяких безобразий и публикующую свои материалы в Интернете. Стас поступил на юрфак, регулярно посещал спортзал, занимался боксом – он пытался жить правильно и честно, помня про «добро с кулаками».

Постепенно канал Стаса набирал подписчиков, вместе с известностью пришли и проблемы. Стас откровенно купался в лучах своей славы. Опять портила триумф мама – вместо восторга в ее глазах плескалась тревога и боль. Понять ее Стас не мог. Он был уверен, что неуязвим. Все свои акции группа тщательно готовила, надежно прикрываясь буквой закона так, чтобы для недоброжелателей было себе дороже связываться с самодеятельными разоблачителями. Простая истина про старуху и проруху в эту модель мира совершенно не вписывалась. А зря. Предстояло получить от жизни жестокий урок.

Пребывание в коме радикально изменило характер Стаса. Молодой человек стал неразговорчивым, задумчивым, приобрел привычку засиживаться на работе до глубокой ночи и беседовать тихо сам с собой. С дядей удалось помириться как-то совсем без долгих душещипательных разговоров. Просто взглянули друг другу в глаза и крепко обнялись.

Предложение Зорина-старшего возглавить клуб он принял сразу и безоговорочно. С несвойственной возрасту рассудительностью настоял на небольшой корректировке названия – убрали слова «военно-спортивный».

– Дядя Саша, но ты то должен понимать… С таким названием мы долго не протянем. Запишут в экстремисты, скажут, что боевиков готовим.

Зорин лишь пожал плечами. Не хотелось подрезать крылья резко поумневшему и повзрослевшему племяннику и объяснять, что записать в экстремисты могут при желании за тележный скрип и даже за вывеску «Зайчик-Попрыгайчик».

Ремонт меж тем шел не то чтоб ударными темпами, но все же шел. Взглянув на вещи философски, Управа записала новый клуб в свои достижения и выделила какое-то финансирование, немного подкинули деньжат знакомые бизнесмены, да и не верящие до конца в свое счастье жители соседних многоэтажек активно помогли приводить территорию в порядок на общественных началах, постепенно забывая о кошмарном периоде функционирования полукриминальной ночлежки на этом месте.

Собственно, деятельность клуба пока этим самым ремонтом и ограничивалась. Сама по себе переделка нелегальной общаги в детский центр являлась сложной и рискованной задачей. Одних комиссий, проверяющих санитарное состояние, было аж целых три штуки. Странное дело, пока здесь процветал маленький кусочек самобытного Востока, вопросы санитарии чиновников не сильно волновали.

Однако, уже имелся солидный список желающих вступить в клуб (бесплатно же) и даже прошло пробное занятие, которое по просьбе полковника Зорина провел ветеран МВД, в прошлом эксперт-криминалист.

Как раз сегодня Стас Зорин засиделся на работе до позднего вечера, составляя очередной план, подписывая текущие бумаги, проверяя сметы – обычная рутина руководителя, так не соответствовавшая его в прошлом беспокойному характеру.

И тут в дверь постучали.

– Войдите! – молодой человек закрыл папку с документами и чуть отодвинулся от стола, чтобы можно было быстро встать в случае необходимости.

Страх остался где-то в тех непонятных пространствах, где блуждал его дух, пока тело лежало на больничной койке. Серый человек… Его звали Миша. Он как-то легко и понятно объяснил, что бояться глупо. Еще глупее маскировать свой страх демонстративно рискованными выходками. Вот только слова те забылись, как только замелькали перед глазами удивленные лица врачей и резанул по ушам радостно-тревожный крик медсестры: «Приходит в сознание!»

Слова забылись, но осталось понимание. Теперь молодой человек знал, что роковым может стать каждый шаг, каждый ерундовый, на первый взгляд, выбор может открыть дверь в Вечность. Переживать и бояться бессмысленно. Надо просто быть внимательным к мелочам, потому что может то совсем не мелочи, а главная в жизни развилка, определяющая всю дальнейшую дорогу. Вот как этот поздний визит, например.

В дверь вошла девушка лет двадцати пяти. Брючный костюм, короткая стрижка, спортивная фигура. Вполне может быть опасна, расслабляться нельзя. Еще чуть отъехав на стуле назад от стола и уперев ногу в пол, молодой человек изобразил вежливую улыбку и одновременно обозначил вопрос, мол Вы дверью часом не ошиблись?

– Петровская! – девушка решительно шагнула вперед, положив на стол визитную карточку. – Это моя фамилия. Вы директор?

– Зорин Станислав, можно просто Стас. Да, я директор. Но клуб уже не работает. Или еще не работает. Все вопросы готов обсудить завтра.

– Я художник! – девушка обошла стол и остановилась прямо перед Стасом, перекрывая возможный путь к отходу. Теперь на крайний случай оставалось только окно за спиной, но к такой экстремальной акробатике недавно покинувший больничную койку Стас был явно не готов.

– Пожалуйста, отойдите вон к тем стульям! – доброжелательно и спокойно сказал Стас, как будто разговаривал со своими новыми подопечными. – Не надо здесь стоять. Мне так неловко. Присядьте, поговорим, раз пришли.

– Я смотрю, жизнь у вас тут веселая! – девушка криво усмехнулась, но все же отошла в дальний конец комнаты и села на один из стульев. – Не волнуйтесь, я Вас не убивать пришла. Вывеску хочу нарисовать. С Кибальчишем. Я его во сне видела. Верите? Я так все свои картину рисую. Сначала увижу во сне, потом вспомню и нарисую. Вы разве про меня не слышали? В газетах писали, в Интернете полно инфы, выставка была у меня недавно.

– Спасибо, но мы пока не можем оплатить услуги художника, тем более художника известного. Ремонт, знаете ли… Итак еле концы с концами сводим.

– Бесплатно нарисую! Если пообещаете, что будет висеть так, как я вижу. Без всяких корректировок.

– Ну, спасибо… Давайте попробуем… Конечно!

– Тогда до свидания, Стас. Я не обиделась, что Вы во мне угрозу увидели, не напрягайтесь. Даже приятно. Как комплимент зачту. Папа всегда хотел видеть меня крутой девчонкой. Я на границе росла, там особенные люди живут. Привыкла, знаете ли, замечать детали. И шрам Ваш на голове совсем свежий заметила. Берегите себя!

– О чем задумался, Кибальчиш? – Миша толкнул друга локтем, стараясь отвлечь от тягостных мыслей. Кибальчиш чем-то бы явно расстроен.

– Да свиток этот пропал, который твой папа дал нам. Я когда опять… ну того… потом смотрю, а карман пустой. Там же много еще фамилий и лиц было кроме Зорина. Я только одну запомнил – Мария Петровская. Пытался тут к ней в сон зайти, так не получилось – как ветром сдуло.

– Не расстраивайся! Я тоже успел кое-что подглядеть, пока про Зорина читал. Да, Мария. Лучше просто Маша. Художник и КМС по пулевой стрельбе. Такая вот странная барышня. Не любит, значит, когда ей в сон названные гости лезут? Ты ей что-нибудь успел объяснить?

– Да не особо… Сказал, мол помощь нужна, пора буржуинам урок преподать, а то им денег мало уже, они людям в мозг намылились залезть, в баранов их превратить послушных. Все. Потом как понесло меня… И опять тут очутился. Вот и весь разговор.

– Ладно, вдвоем попробуем. Я с этими сновидцами привык разбираться, будет слушать как миленькая, не волнуйся. Договоримся! Будет кого к Лосеву этому послать парламентером. Зорин то поди под колпаком. Ему сейчас лучше тихо себя вести.

Они еще немного посидели на скамейке, поговорили о разных мелочах, а потом Миша театральным жестом сбросил свой серый плащ и под ним оказалась кожаная куртка, крест-накрест перетянутая ремнями портупеи. Место шляпы заняла фуражка с красной звездой, а из-под скамейки были вынуты высокие кавалерийские сапоги, в которые Миша заправил брюки.

– Ну как? А? У папашки моего книжка такая была в детстве – «Дядя Гриша комиссар». А я буду дядя Миша комиссар. Пошли коней седлать и в путь!

Кони, само собой, нашлись в дальнем конце амбара, где клубился вечный туман. Белый для Миши и вороной для Кибальчиша. Рядом на деревянной изгороди весели седла, сбруя и два синих потника с маленькими красными звездами, вышитыми на углах.

– Мы красные кавалеристы трам-трам-трам… – замурлыкал себе под нос Миша, ловко забрасывая на спину коню потник. – Седла драгунские… Ну, да ладно, сойдет! Давай, Кибальчиш, седлай своего! Умеешь?

Маша никак не могла заснуть. Никакие психотехники сегодня почему-то не помогали, ныли виски, болела спина, в ухе противно стучал молоточек пульса. Пришлось таки пойти на крайние меры и выпить снотворное. Так засыпать девушка очень не любила. Во-первых, вредно, привыкание и все такое. Во-вторых, сон какой-то тяжелый, никаких тебе полетов над землей, чудесных замков и удивительных пейзажей. Но сегодня было все по-другому. Пейзаж вроде был, только какой-то странный и унылый.

Вот она стоит среди высокой пожухлой травы. До горизонта одна трава. Ни леса, ни гор. Степь? Прерия? Ага, похоже на то… Вон и копыта стучат. Сейчас Гойко Митич пожалует с ряженными индейцами…

Два всадника появились из-за спины, хотя Маша крутилась на месте, пытаясь угадать направление, откуда слышался стук копыт. Только на индейцев, даже киношных, они не походили совершенно. Красные кавалеристы, классика истерна, он же «красный вестерн», как называли одно время советские боевики про Гражданскую войну.

– «Неуловимые мстители» что ли, – лениво подумала Маша. – Ночь старого кино сегодня… Ну, посмотрим.

Комиссар в кожанке на белом коне красиво гарцевал неподалеку, а второй всадник, осадив вороного, тут же спрыгнул на землю. Совсем мальчик еще… Буденовка такая смешная, здоровенная… Размер 62, наверное… И почему-то рыжего оттенка. Или красного? Или это закат такие краски добавляет?

Понаблюдать и порассуждать, однако, в этот раз не получилось. Оба всадника, оказывается, Машу прекрасно видели и явно что-то собирались ей сказать. Такие сны она категорически не одобряла.

– Нет, ребята, так дело не пойдет! Я художник, я люблю созерцать. Вы мне пейзаж портите. Давайте скачите мимо, труба зовет. И потом… Товарищ комиссар, где вы такие шаровары нашли? Брюки со стрелками в сапоги… Под сапоги галифе носят. Вот колхоз…

Поднялся сильный ветер, трава пригнулась к земле, а мальчишка в буденовке вцепился в гриву коня, что-то крича своему товарищу – слов было не разобрать.

Комиссар же лишь ухмыльнулся. Ветер как будто обтекал его с двух сторон – даже сухие стебли степной растительности под ногами белого коня не шевелилась. Затем он вынул из большой деревянной кобуры маузер и дважды выстрелил в землю в паре шагов от того места, где стояла Маша. Фонтанчики пыли взметнулись поверх примятой травы вполне реалистично, какой-то мелкий камушек больно ударил по щеке.

От неожиданности Маша отшатнулась назад, ветер тут же утих.